- Это мой дедушка. Бедный дедушка Франческино.
На всякий случай Оттавио скрывает своё имя. Его план - подсыпать снотворное в ужин всем шестерым, что сидят в мансарде под крышей. Ибо тот, кто спит, рыбу не ловит и уж тем более не твердит без конца "Ламберто, Ламберто, Ламберто..."
Оттавио рассуждает так: "Заставим их замолчать и посмотрим, что получится. Если всё обстоит, как мне кажется, и я угадал, то у дяди Ламберто по меньшей мере начнётся воспаление лёгких. А потом... Потом всё пойдёт своим чередом".
И он продолжает свои размышления, этот молодой мыслитель: "Если бы не Дельфина, я просто отравил бы их всех и сослался бы на плохую пищу. Но эта девушка мне очень даже нравится. Слишком хороша, чтобы умирать такой молодой. Я даже готов жениться на ней. Но пока отложим мечты о свадьбе, попробуем для начала обеспечить себя наследством".
Так в его голове один план соединяется с другим.
Со снотворным в кармане Оттавио возвращается на берег, садится в моторную лодку и не спеша направляется к острову.
Он едет медленно, и вскоре его обгоняет лодка, полная голландских туристов, которые торопятся на остров посмотреть знаменитую базилику святого Джулио. Их везёт лодочник Дуилио, которого все, желая показать своё знание античной мифологии, зовут Хароном.
Туристы, смеясь, что-то кричат Оттавио по-голландски. Он ничего не понимает. Они плывут дальше, но затем их лодка, едва причалив к острову, тут же, словно обжёгшись, сворачивает обратно. Харон гребёт как никогда быстро. Поравнявшись с Оттавио, он что-то кричит ему.
- Что вы сказали?
- На остров не высадиться, - объясняет Харон. - Там вооружённые бандиты.
- Какие бандиты?
- Плывите, если хотите познакомиться с ними. Только не говорите, что это я вас предупредил.
На пути к острову Оттавио встречает и небольшую флотилию. В первой лодке сидят шесть монахинь, шесть бедных юных монахинь. Во второй, третьей и четвёртой - знатные господа со своими семьями. В пятой - какой-то пожилой господин, одинокий, как собака. И всё это люди, которые обычно подолгу живут на острове, - монахини круглый год, другие всё лето.
- Что случилось?
- Возвращайтесь! Бандиты не позволят вам высадиться! Нас, как видите, они выгнали!
Среди беженцев нет дяди Ламберто, нет Ансельмо, нет никого из тех шестерых...
"Я всё-таки взгляну, что там происходит", - решает Оттавио и направляет свою лодку к причалу.
У берега его встречает человек в маске и с автоматом.
- Добро пожаловать, синьор, - говорит он. - Вас-то мы и ждём. Причальте лодку. Спасибо. С сегодняшнего дня регаты отменяются.
- А в чём дело? - интересуется Оттавио. - Началась война?
- Остров оккупирован, синьор. Но вы можете высадиться, потому что вы член семьи. Другие инструкции получите позднее.
Оттавио повинуется.
Можно ли спорить с автоматом?
5
Издали остров Сан-Джулио похож на модель, сделанную чьими-то искусными руками или собранную из детского конструктора. Метр за метром, век за веком, поколение за поколением люди, жившие тут, старались придать ему своеобразный, неповторимый облик.
Если говорить о природе, о зелени, то от неё тут почти ничего не осталось, разве что небольшие садики кое-где возле вилл. Нет здесь ни диких скал, ни утёсов. Видны лишь камни, кирпичи, витражи, колонны, крыши. Всё это плотно сомкнуто, крепко сжато и прочно сцеплено, как детали в игрушечной головоломке.
В вечернем сумраке краски и контрасты исчезают, очертания строений размываются, и остров становится похож на огромный чёрный монолит на страже мрачной воды.
Кое-где из невидимых окон падает луч света, похожий на швартов, брошенный, чтобы придержать остров у озера.
А там, на берегу, в городке Орта, люди наблюдают за этими огоньками.
- Это светятся окна виллы барона Ламберто.
- Конечно, ведь только он и остался там.
Известие о том, что остров Сан-Джулио захвачен вооружёнными бандитами, сразу же собрало на берегу множество людей.
Тут и жители самой Орты, вышедшие на древние улочки городка из своих пышных особняков и вилл, утопающих в садах, и жители горных селений, спустившиеся на берег, и туристы, оставившие свой ужин на столах в гостинице.
Здесь нет только беженцев с острова. Они предпочли забраться в постели, чтобы прийти в себя от испуга.
В центре всеобщего внимания голландские туристы и лодочник Дуилио - они первыми забили тревогу. Но голландские туристы говорят по-своему, и их никто не понимает, так что отвечать на вопросы приходится Харону.
- Какие они? Как выглядят?
- Кто?
- Да эти бандиты.
- Они в масках.
- В чёрных?
- В чёрных, синих... Кто их разберёт? Я больше смотрел на оружие.
- У них ружья или автоматы?
- И ружья, и автоматы, и револьверы. И ещё я видел, как двое устанавливали небольшую пушку.
- А откуда ты знаешь, что это пушка?
- Что я, не отличу пушку от горшка, в котором варят кукурузную кашу?
- А от бутылки красного отличишь?
Дуилио отворачивается от этого нахала и отвечает двум более любезным синьорам, которые интересуются:
- А много их там?
- Много.
- Ну сколько приблизительно?
- Больше двадцати и меньше тридцати.
- Говорят по-итальянски?
- Конечно. Иначе как бы я понял, что нельзя высаживаться на остров и следует грести обратно. По-итальянски говорят, разумеется.
- А хорошо?
- Я не учитель, чтобы ставить оценки.
- Молодец, Харон! Хорошо сказано - оценки бандитам!
- Так двойка или пятёрка?
- Что ты от него требуешь! Теперь даже учителя в школе не ставят оценок!
- А с каким акцентом они говорили?
- Не знаю, с миланским, а может, с английским, сицилийским, немецким...
- С бандитским! - подсказывает какой-то остряк.
Дуилио уже двадцать раз повторил, как всё произошло. Слушатели в свою очередь столько же раз повторили его рассказ тем, кто ещё не слышал. Но ведь постоянно подходят новые любопытные, которые тоже хотят всё узнать из первых рук, чтобы потом в свою очередь рассказать тем, кто ничего не знает.
Голландцы продолжают что-то громко обсуждать на своём языке, и вокруг них тоже толпится народ.
Кто-то спрашивает толстого голландца, которого другие называют профессором:
- Do you speak English?[Д1] [1]
Профессор расплывается в счастливой улыбке и переходит на английский. Однако спросивший пугается и убегает.
Другие голландцы пытаются заговорить с окружающими по-немецки или по-французски, и в толпе находятся люди, которые работали во Франции или Германии и понимают эти языки. Так что контакт устанавливается, и туристы на седьмом небе от счастья.
- Один из них отдавал приказания шёпотом, - рассказывает Дуилио.
И все вокруг тут же повторяют эти слова тем, кто не расслышал: "Кто-то отдавал приказания шёпотом".
Эта подробность кажется очень важной. Может быть, главарь? А может, и нет. Есть о чём поспорить.
Какая-то синьора вдруг круто меняет тему разговора:
- Хотела бы я знать, зачем они заняли остров Сан-Джулио?
Поначалу слышны только неопределённые возгласы:
- Н-да...
- Чего захотела!
- Пойди угадай!
- Хорошо бы, конечно...
Затем начинаются догадки:
- По мне, так это всё реклама.
- А чего?
- Откуда я знаю! Зубной пасты или пасхального кулича...
- При чём здесь кулич! Сейчас лето.
- При том, что телевидение рекламирует мороженое и зимой.
- Реклама - двигатель торговли!
- Может, теперь и острова продаются?
- Не иначе как наш мэр что-нибудь затеял!
- Я тут ни при чём! - возмущается мэр, услышав такое. - Подобные клоунады меня не касаются.
- Так это, по-вашему, клоунада? Где вы видели клоунов с пушками?
- Не надо преувеличивать! Пушки...
- Харон видел!
- Харон сказал - маленькая пушка.
- Значит, это реклама бисквитных пушек с кремом.
- Я считаю, - заявляет высокая элегантная синьора, которую все слушают с большим интересом, потому что у неё необыкновенно красивые глаза, - это просто какая-то причуда барона Ламберто, чтобы ограничить посещение острова туристами.
- А что? Вполне возможно, ему мешает стук деревянных башмаков.
- Может, его беспокоит запах голландского сыра?
Все смеются.
- Извините, синьора, барону Ламберто девяносто четыре года, и у него бог весть сколько болезней. Он такой тугоухий, что не услышит и пушечной канонады. И потом, если уж быть справедливым, никто никогда не слышал про какие-нибудь причуды.
- Какой молодец!
- И его мажордом - тот, что с зонтом, - тоже!
- Два молодца! Только уж чересчур он любит всё засекречивать. Все эти невидимые слуги, которых они привезли...
- Да, их по меньшей мере шесть человек, и никто ни разу не видел, чтобы они покидали виллу.
- Говорят, они всё время сидят в мансарде под крышей.
- Смотрите, там и сейчас горит свет.
Все поворачиваются и смотрят в сторону острова.
- Если говорить о бандитах, - замечает какой-то миланец, остановившийся в лучшей гостинице городка, - то я слышал недавно разговор о какой-то группе художников-абстракционистов из Оменьи, Вербании и Домодоссолы, которые выступили с заявлением протеста против цветных открыток, требуя их уничтожения и угрожая перейти к действиям.
- То есть? Возьмут приступом киоски, где они продаются, что ли?
- Разведут на площади костёр и станут сжигать открытки?
- Синьор хочет сказать, что они могли занять остров, чтобы шантажировать всю страну: или будут уничтожены все цветные открытки на полуострове и на всех близлежащих островах или...
- Ну и чем же они могут угрожать?
- Взорвать Сан-Джулио.
- Бо!
- Всё это враньё. Я знаю многих абстракционистов. Все прекрасные отцы семейства. А один даже дедушка.
- А я знаю одного художника-абстракциониста, так это мать семейства и в то же время тётушка, потому что у неё есть замужняя сестра с двумя детьми.
- Я не настаиваю, - бормочет миланец. - Я говорю только то, что слышал.
- Где?
- В поезде.
- Оно и видно! В поездах люди только и делают что болтают всякую чепуху. Ведь никто не может проверить, правду говоришь или врёшь. Я однажды ехал с одним типом, который уверял, будто его похищали марсиане.
- Кстати, не исключено, что это НЛО - неопознанный летающий объект.
- То есть?
- Летающая тарелка. Космическая. Приземляется где угодно. Может, опустились и на остров Сан-Джулио?
- В таком случае Харон должен бы видеть маленьких зелёных человечков с рогами.
Кто-то из подошедших позднее слышит только обрывок фразы и передаёт другому, только что подоспевшему:
- Говорят, на острове сидят какие-то зелёные человечки с рогами.
- Тогда здесь опасно оставаться.
- Я тоже так думаю. Пойдём лучше пить пиво.
Но тут что-то останавливает их. Какое-то волнение проносится по толпе. Оказывается, от острова отделилась светящаяся точка и движется по направлению к Орте.
- Кто-то едет сюда!
- Марсианин?
Те, у кого есть бинокли, стараются хоть что-нибудь рассмотреть в темноте, чтобы первыми сообщить, кто же это пересекает невидимую границу между тайной и материком.
- Он слишком глубоко опускает вёсла.
- Ему, очевидно, дьявольски трудно.
- На руке у него зонт.
- Так это же синьор Ансельмо!
- Что я вам говорил? Это всё причуды барона! Теперь он шлёт сюда своего мажордома и будет диктовать условия.
Какой-то парень, словно обращаясь к гребцу, кричит, шутливо подсказывая ему ритм:
- Раз-два! Раз-два!
- Да ты что! - восклицает специалист по олимпийским регатам. - Разве не видишь - это же одиночка! Рулевого на одиночке не бывает.
Синьор Ансельмо - а это именно он, кроме зонта у него есть и другой опознавательный знак - совершенно седая голова, - тяжело дыша, причаливает к пристани.
- Где... Где... мэр?
- Что я вам говорил? Это всё мэр виноват!
- Я здесь! Кто меня звал?
Синьор Ансельмо откашливается и поправляет зонт на руке. Наступает торжественный момент. Все шикают друг на друга, чтобы прекратились разговоры, но тише не становится.
- Синьор мэр, - говорит Ансельмо, доставая из кармана бумагу, - мне поручено передать вам следующее послание. Первое, - читает он, - остров Сан-Джулио захвачен вооружённой бандой "Двадцать четыре Л".
- Как вы сказали - "М"?
- Нет, он сказал "Н".
- "Л", как первая буква имени Ламберто, - уточняет Ансельмо. - Можно продолжать?
- Прошу вас, - говорит мэр Орты. - А вы все (к толпе) не перебивайте больше, чёрт возьми!
- Второе. Мэру Орты поручено созвать в течение суток генеральных директоров двадцати четырёх банков, принадлежащих барону Ламберто. Вот их телефоны, синьор мэр...
- А кто оплатит все эти междугородные и международные звонки? Смотрите... Цюрих, Гонконг, Сингапур... Да я разорюсь!
- Третье, - продолжает Ансельмо, отирая платком лоб. - Лодочнику Дуилио поручено каждый день в восемь утра привозить на остров продукты. Где Дуилио?
- Я тут!
- Вот тебе перечень необходимого. А в конверте деньги на расходы. Сдачи не надо.
- А если меня нет тут?
- Четвёртое, - продолжает Ансельмо, не отвечая на вопрос. - Если эти распоряжения не будут выполнены, город Орта подвергнут обстрелу с острова.
Никто не нарушает наступившую тишину.
Дело принимает нешуточный оборот.
- Пятое. Запрещается подходить к острову на лодках или вплавь, под водой или по воздуху. Подпись - "Двадцать четыре Л".
Ансельмо закончил. Он откланивается, торопливо бормочет: "До свидания", разворачивает лодку и направляется обратно к острову. Слышны удары вёсел по воде. Слишком глубоко он их погружает, как уже заметил кто-то.
Теперь, однако, ни у кого нет желания обсуждать происходящее. Слышны только перешёптывания, смущённое покашливание, вздохи.
Мэр бросается в мэрию и хватается за телефон. Он звонит президенту, потом министру внутренних дел и своей жене, которая отдыхает на море в Виареджо.
Затем, вздохнув, заказывает разговоры по телефонам, список которых передал Ансельмо.
Любопытным, которые продолжают наблюдать за островом, теперь кажется, будто он стал меньше и темнее. Свет, видневшийся кое-где, погас, и кажется, будто остров, словно приготовившись к долгой осаде, порвал все контакты с материком.
- Идемте-ка спать, - предлагает кто-то.
- Да уж, пора.
6
Бандиты пробрались на остров разными путями - небольшими группами, переодетые. Одни взяли лодку напрокат в Паттенаско. Другие, в спортивной форме, притворились, будто приехали на прогулку из Домодоссолы. Третьи ещё до зари захватили в Оменье парусную лодку главного врача больницы.
А в Пелле кто-то видел двух весёлых и симпатичных монахов, которые переправились на остров на моторке и, уплатив хозяину лодки, благословили его. Тот ещё пошутил:
- А вот святой Джулио обошёлся в своё время без моторки. Он расстелил на воде свой плащ, встал на него и переплыл озеро без паруса и мотора.
- Мы не настолько святые, - ответили монахи. - И потом, как видишь, у нас нет плащей - не сезон.
На острове бандиты сначала собрались в старинной церкви, а потом поставили часовых с автоматами на берегу, на колокольне, и трое направились к вилле барона Ламберто.
Они постучали в дверь, и Ансельмо открыл им.
- У вас что там, дождь в доме идёт? - спрашивают его.
- Нет, а что?
- Мы видим, у тебя зонт...
- Я очень люблю его. Это память о моём бедном папе, он родом из Джиньезе и всю жизнь делал зонты.
- Умница, чтишь отца и мать. А теперь запри дверь, давай сюда ключ и зови барона.
- Как доложить о вас?
- Как хочешь - вот это пистолет, а это автомат. Ну, живо!
Ансельмо повиновался и поспешил к хозяину, который тренировался с "грушей". Тот обрадовался:
- Посмотри, Ансельмо, ты только посмотри, какой удар! Прямой штосс! А теперь я покажу тебе двойной... И полюбуйся, как ухожу от удара. Обрати внимание, как работают ноги. Завтра сгоняешь в Милан - дам тебе адрес одного спортивного клуба - найдёшь там стоящего боксёра, который возьмётся тренировать меня. Надо, наверное, среднего веса, как ты считаешь? Или, может, лучше тяжёлого? Предложи ему вдвое больше, чем запросит, но смотри, чтоб не слишком.
- Синьор барон, позвольте сказать вам...
- Слушаю, Ансельмо... Да что это с тобой? Отчего так дрожит твой зонт?
- Там внизу какие-то господа, синьор барон...
- Гони прочь, я никого не приглашал!
- Нельзя, синьор барон. Они вооружены.
- Вооружены... А как выглядят?
- Не знаю, синьор барон. Они в масках.
- В масках? Тут какая-то ошибка. Карнавал давно закончился.
- Если синьор барон пожелает укрыться в мансарде под крышей или в подвале, скажу этим господам, что вас пока нет, пусть придут завтра.
- Нет, Ансельмо, так не годится. Ты слишком стар, чтобы рисковать. Я сейчас спущусь. А ты предложи им пока апельсиновый сок, настой ромашки - что захотят.
Ансельмо вернулся к бандитам:
- Синьор барон сейчас придёт.
- Отлично. Именно это он и должен сделать.
Барон сменил спортивный костюм на джинсы и шёлковую голубую рубашку и вышел к своим гостям с широкой приветливой улыбкой.
- Здравствуйте, господа. Чем могу быть полезен?
Главарь подал знак, и двое бандитов отправились осматривать виллу.
- Синьор барон, - сказал главарь, - вы наш пленник.
- Что-то не припоминаю, чтобы я объявлял кому-нибудь войну, - ответил барон, - и не помню, чтобы проигрывал какое-нибудь сражение.
- Ваш ответ, - сказал главарь, - говорит о том, что вы человек отважный. Это приятно. Терпеть не могу иметь дело с теми, кто, едва завидев оружие, тут же кладет в штаны от страха. Но это нисколько не меняет сути. При всём вашем мужестве вы всё равно наш пленник.
- Чей, с вашего позволения? Не хотите же вы, чтобы я сдавался первому встречному! Представьтесь, представьте мне ваших друзей, а дальше видно будет.
- Вы, - ответил главарь, - пленник "Двадцати четырёх Л".
- Как вы сказали - "М"?
- Нет, "Л", синьор барон. "Л", как в слове "Ламберто".
- Какое совпадение! Это же моё имя!
- И наше тоже, синьор барон. Нас двадцать четыре человека, и всех нас зовут Ламберто.
- Очень приятно, - улыбнулся барон. - Больше того - в двадцать четыре раза приятнее. Не думал, что моё имя встречается так часто. Я знал ещё только троих Ламберто - одного в Милане, второго в Венеции и третьего в Константинополе, он, однако, оказался родом из Форли, а в Турцию приехал по делам. Торговал мармеладом. Помню, я спросил у него на улице, который час. И знаете, что он ответил? "Самое время пить пиво! Идёмте?" Так мы и познакомились. Кстати, о пиве. Ансельмо, ты ещё ничего не предложил этим господам?