И мама достала из бумажного красивого цветного пакета розовую аппетитную кость, сделанную из какого-то заменителя. - Она даже пахнет мясной костью, - добавила мама с таким выражением, будто и сама с удовольствием ее погрызла бы. - Приобретено в специальном собачьем магазине, - добавила она с гордостью.
Дженни понюхала искусственное изделие и потом не без опаски взяла его в пасть и зажала в зубах.
- А где спасибо? - спросила мама у Дженни.
- Это для нее еще очень трудное слово, - сказала Женя.
- Как и для еще некоторых, - вставила бабушка из кухни. Она как всегда все слышала.
- Собаке грызть такие кости полезно для укрепления зубов, - объяснила на всякий случай мама.
- Да ей твоя искусственная кость - на один зуб, - сказала бабушка. И была права - уже к вечеру кость была сгрызена в прах.
- А теперь, - торжественно объявила Женя, - Дженни покажет, чему она научилась за неделю. Во-первых, она уже почти начала говорить. Скажем, когда она лает вот так - тяв, - изобразила Женя, как могла, - то это она просится гулять. А когда так - гав-гав, это она хочет, чтобы ей дали поесть. Но это не все. Она знает команды. Сидеть!
И Дженни села по приказу хозяйки, а по команде дай лапу протянула лапу. Отчего-то левую.
- Замечательно, она у нас левша, как я, - сказала мама. - А команду голос она тоже уже знает?
- Дженни, голос! - крикнула Женя очень строгим голосом.
Дженни подняла голову, тоскливо взглянула на хозяйку и начала тихо подвывать.
- Это халтура, - сказала строгая Женя. - Голос! Ав, ав, - показала она Дженни, что той надо сделать.
- Ав, - негромко сказала Дженни.
- Громче, Дженни. Как если бы здесь были воры.
- Р-р-р-ав! - громко гавкнула Дженни и тут же получила корочку ароматного черного хлеба, который очень любила. Чему Женя всегда удивлялась - сама она предпочитала длинные французские батоны из нежной белой муки.
- Браво, - захлопала в ладоши мама, - теперь нам с ней ничего не страшно.
- У собаки - драматическое сопрано, - сказал дедушка.
Ему бы только посеяться над маленькими.
- Никакое не драматическое, - сказала Женя, вступаясь за свою собаку.
- У нее меццо-сопрано, - сказала мама примирительно.
- А теперь всем мыть руки, - скомандовала бабушка из кухни. - И садиться за стол.
И она внесла на веранду дымящуюся супницу с борщом.
- И рюмочку не грех выпить, - сказал дедушка, доставая из холодильника запотевший графинчик. - После трудов праведных…
После обеда Женю сегодня по поводу субботы не отправили спать, как было положено в будни.
Спать ушел к себе наверх дедушка. Прикорнула на кушетке под лестницей мама, а бабушка попросила Женю помочь ей вытирать на кухне тарелки.
- И как же ты собираешься учить собаку разговаривать? - спросила бабушка, лукаво глядя на внучку.
- Ну, ты же учишь меня английскому языку. А я буду учить Дженни русскому. Хотя, наверное, ее и английскому языку тоже можно научить. Она же английского происхождения.
- А ты не боишься, что у собаки для таких занятий не подходит речевой аппарат?
- Ах, как с тобой скучно, бабушка. Все у нее предусмотрено. Правда, Дженни?
И Дженни сказала:
- Ав.
- Вот видишь! Еще как предусмотрено.
- Да, хорошая артикуляция, - согласилась бабушка. - Но ты не отвлекайся, а вытирай насухо.
Кино и крыжовник
Еще одно событие, потрясшее поселок Нарядный, случилось в самых первых числах августа: на улице Гагарина, прямо напротив Жениного дома, у соседского забора снимали телевизионное кино.
Скорее всего, снимали какую-нибудь очередную серию про всяческие страсти, разгорающиеся в течение дачного сезона. Когда у отпускников и молодежи на каникулах к вечеру, после прополки и полива, оказывается много свободного времени: тогда приходит пора преферанса, петард, костров, прослушивания громкой музыки, шашлыков по субботам, танцев и мечтаний. В эту пору зачастую и завязываются самые нежные дружбы, некоторые из которых длятся потом всю жизнь. Почитайте на досуге анонсы телесериалов в программе передач. Там так и сказано: Петя рассказал Маше, что влюбился в Лиду, тогда как Сережа узнал о том, что его родная бабушка оставила ему в наследство старый дом. Так что нет ничего странного, что молодые телевизионщики решили правдиво и со вкусом отразить эту сторону жизни нашего населения дачного ее периода. И уж тем более ничего удивительного нет в том, что в качестве натуры они выбрали именно этот поселок и именно эту улицу, на которой жили Женя и Дженни. Ведь как уже было сказано, это была очень нарядная улица.
Дело было, как ни странно, под вечер, то есть съемки происходили на закате, в режиме, как говорят в кино. На их улицу въехал большой автобус с надписью крупными красивыми буквами на боку Российское телевидение. Тонваген, называется это не специальном телевизионном языке. Ведь вы знаете, конечно, что люди разных профессий говорят на разных специальных языках, и даже дети говорят на своем. Потому, быть может, что хотят, чтобы взрослые, когда подслушивают, не всегда понимали их секретные детские разговоры.
Едва подъехал этот самый автобус, из него посыпались молодые люди в шортах, майках и кроссовках. Одни из них были в бейсболках, другие в панамах, а один гражданин постарше, появился последним в шляпе, сандалиях и с мегафоном в руке. И зеваки, которых сразу же собралась небольшая толпа, дружно решили, что этот самый господин и есть здесь самый главный режиссер.
Но оказалось, это было не совсем так - это был помощник режиссера. А сам режиссер приехал отдельно и чуть позже на машине типа внедорожник явно заграничного производства. Чему тоже не приходится удивляться. Все, кто хоть раз смотрел наше телевидение в его художественной ипостаси, могут догадаться, в каких сложных условиях пересеченной местности приходиться подчас работать мастерам камеры и голубого экрана.
Молодые люди очень организованно и слаженно, будто были тимуровцы, потащили из сопровождавшей автобуса осветительные приборы и принялись их расставлять напротив зеленого досчатого забора. Тут же откуда-то взялась и камера, которую поставили на смешную маленькую тележку, такую маленькую, что на ней едва уместился толстый человек, усевшийся на табурет, чтобы в камеру глядеть. А когда подъехал внедорожник и из него вылез режиссер, за ним появилась и очень миловидная молодая женщина в белой изящно сидевшей у нее на голове панаме и в белых же брючках, кончавшихся чуть ниже колен, совсем как у молодой пенсионерки с соседнего участка. И ни один из обывателей дачного поселка, которых, как сказано, здесь сразу же скопилось множество, не позволил себе усомниться, что это - героиня фильма. Точнее исполнительница ее, героини, главной роли.
Первыми, конечно же, сбежались мальчишки с окрестных дач, но держались они сдержанно, можно сказать дисциплинировано, понимая, наверное, важность происходящего: еще бы, наверняка ни один из них еще вчера и мечтать не мог вот так, запросто побывать на съемочной площадке, где снимают взаправдашнее кино. И, разумеется, здесь же были Женя и Дженни, ведь дело происходило буквально напротив их калитки.
До этого дня Женя, конечно же, мечтала о будущем. Как всякий маленький человек она не могла не задумываться о своей будущей взрослой профессии. Тем более, что взрослые, будто сговорившись, любят задавать детям один и тот же стандартный вопрос: кем ты хочешь стать? Или чуть иначе: кем ты будешь, когда вырастешь? На самом же деле не то, что маленькому человеку без жизненного опыта, на такое трудно ответить. Сами взрослые подчас не знают, кем они уже стали.
Так вот, Женя в пять лет мечтала стать дворником. Когда она это объявила, мама схватилась за голову. А бабушка спросила строго:
- Это еще почему?
- А я тогда буду вставать первая, - объяснила Женя, - и первая находить все-все, что люди за день на улице потеряли.
И дедушка, помнится, заметил, что это вполне разумное и по-своему практическое намерение.
Но уже в шесть лет Женя передумала становиться дворником, потому что ее еще в пять отдали на фигурное катание. Но к удивлению взрослых, Женя не мечтала стать фигуристкой-чемпионкой, но объявила, что будет хозяйкой школы фигурного катания, чтобы этих самых чемпионов готовить. Согласитесь, это тоже не самое стандартное детское желание. Но этот августовский вечер чуть было не изменил ее планы, потому что Женя стала подумывать, не пойти ли ей в артистки кино. Впрочем, через час съемок она была уже не так уверена в правильности своего выбора. Потому что усомнилась, такая ли это приятная работа.
Дело в том, что Женя, очень внимательная девочка, обратила внимание, что съемка кино оказалось делом довольно занудным и требующим много терпения. А значит, не слишком привлекательным. Телевизионщики снимали такую сцену. К забору дачи подъезжала машина, та самая, на которой приехали на съемку режиссер и артистка. Из нее выскакивала героиня и, не оглядываясь, бежала к калитке. За ней выскакивал молодой человек с криком ну, погоди, Вера, гнался на героиней - совсем как волк за зайцем. Но девушка успевала заскочить в калитку и захлопнуть ее, а молодой человек с досады ударял по калитке кулаком. И это все.
И эту чушь, ни одного даже поцелуя, снимали раз пять, что Женю страшно удивило. Потому что раз за разом повторялось совершенно одно и то же: героине, у которой от жаркого света на лице расползался грим, заново пудрили нос, потом опять зажигали нестерпимо яркий свет, какая-то девушка хлопала перед носом камеры дощечкой с хлопушкой. И с криком эпизод двадцать восьмой, дубль второй или дубль третий. Опять подъезжала машина, опять из нее выскакивала героиня и бежала сломя голову к забору. А когда один раз героиня споткнулась, то режиссер страшным голосом закричал:
- Брак! Брак!
Наконец, наверное, все замучились, и режиссер объявил стоп, снято, перерыв пять минут. И сам уселся за камеру - что-то смотреть. А толомстый оператор слез со своей тележки, присел на пенек и достал из сумки завернутый в фольгу большой двойной бутерброд и намеревался его есть. И тут случился конфуз: Дженни подошла к нему и стала передними лапами оператору на колени.
- Это еще кто? - удивился оператор.
- Дженни, фу! - закричала Женя. - Как тебе не стыдно!
- Ты хочешь моего гамбургера? - спросил оператор. И сказал Жене: - Не волнуйся, девочка, у меня у самого есть собака.
- Какая ты невоспитанная, - сказала Женя.
Но оператор уже отломил кусочек вкусной котлеты, который Дженни тут же и проглотила.
- Миша, - представился оператор. - А твою собаку, девочка, как зовут?
- Ее зовут Дженни, - отвечала Женя. - А меня Женя.
- А меня Миша, - повторил оператор и дал Дженни еще кусочек.
И с чувством легкой обиды Женя подумала, что так бывает очень часто: на нее саму, как правило, посторонние люди обращают много меньше внимания, чем на ее собаку. И то сказать: Женя самая обыкновенная маленькая девочка, а Дженни умный шоколадный лабрадор с редкой красоты ореховыми глазами.
Но не успела Женя это подумать, как Дженни выкинула еще один фокус. Она взяла оператора Мишу за руку и потянула за собой.
- Куда ты меня ведешь? - поинтересовался оператор, но покорно поднялся с пенька и пошел за Дженни.
Она повела его в открытую калитку их дома, а там свернула направо, к кустам крыжовника у забора. Потом Дженни подвела оператора к кусту, подняла морду и сорвала ягоду. Так вот кто обобрал весь крыжовник, догадалась Женя, ведь бабушка подумала на нее.
- Господи, теперь мне на варенье не хватит, - взывала бабушка.
И Жене приходилось оправдываться и божиться, что она ничего не обрывала, и вообще крыжовник терпеть не может: он кислый и колется.
- Как вы думаете, Женя, ваша собака приглашает меня угоститься?
- Ну, конечно, - ответила Женя, - вы ведь ее угощали. Она очень воспитанная, - добавила Женя, хотя еще минуту назад совсем так не думала. Но кто ж будет возражать, когда дело идет о похвале своей любимой собаки.
- Чудеса, - сказал оператор и отщипнул ягоду. - Ну, перерыв окончился, мне пора. Увидимся!
И Женя подумала, что с помощью Дженни можно завести много-много хороших новых друзей.
Прятки и опята
Наше северное лето, как известно, проходит быстро. Пролетит - не успеешь оглянуться. Уже в начале августа ветер нет-нет да сорвет с осины пожелтелый лист. Потом темнеет листва на березах. И в саду начинает остро пахнуть, будто солеными огурцами, в которые бабушка кладет смородиновые листья, созревшая смородина. Краснеет крыжовник, вянут и падают на землю недобранные ягоды малины. И однажды Женя, которая вышла пройтись с Дженни по участку, увидела в небе стаю птиц, которые летели на юг.
Птицы летели стройно и уверенно в глубоком небе. Двигались они медленно, так казалось с земли. Будто по вате тихо плывущих бело-серых облаков рассыпали пригоршню семечек И это зрелище было, отчего-то, таким грустным, что хотелось улететь вместе с ними.
Рыжий и Дженни теперь, будто чувствуя, что скоро придется расставаться, то и дело ходили друг к другу в гости. И даже играли в прятки. Кот прятался в кустах, а Дженни его искала. А когда Дженни спала после обеда - совсем как дедушка - кот приходил, крадучись, пробирался на веранду и громко звал подругу: мя-я-я-у. Дженни тут же просыпалась, зевала, отряхивалась так сильно, что уши разлетались во все стороны и громко хлопали, и они опять принимались играть.
К ним часто пыталась присоединиться и Женя, но куда там, догнать их она, конечно, не могла. Они так и шмыгали туда-сюда по всему участку, причем кот бежал, низко прижимаясь к земле, а Дженни догоняла его большими смешными неуклюжими прыжками. Вот только что они были здесь, но не успеешь оглянуться - они уже на другом конце.
И вот как-то Женя, пытаясь поспеть за ними, когда кот и собака унеслись на другой конец, добежала до бревен. И остановилась пораженная. Все бревна были усыпаны грибами, и некоторые грибы были развесистые как уши слоненка. Так подумала Женя, потому что хорошо помнила картинки из книжки со сказкой Киплинга. А ведь еще пару дней назад никаких грибов здесь не было, Женя твердо помнила. И Женя побежала к бабушке.
- Бабушка, бабушка! - кричала она.
- Боже, что ж ты так вопишь, - откликнулась бабушка.
- Там грибов чертова туча! - Этому выражению Женя научилась у мамы, которая таким образом отзывалась о комарах.
- Твоей матери школа - научила ребенка ругаться.
Но тут же забыла про свои нотации, потому что весть о грибах ее, видно, заинтересовала.
- Значит, - сказала она, - опята пошли. А ведь в прошлом году не было. Раньше-то, в прежние годы, мы их здесь ведрами собирали. Что ж, значит, грибной нынче год.
- Опятный, - уточнила Жена.
- Ладно, вот тебе корзинка, пойти и набери опят, пожарю к обеду. Но аккуратно рви, не кроши шляпки.
И Женя, получив корзинку, радостно припрыгивая от такого интересного задания, позвала Дженни:
- Иди псюда.
- Почему псюда? - спросила бабушка. - Что такое псюда?
- Ах, это для краткости, мы же торопимся, - объяснила Женя, - ведь иначе пришлось бы говорить иди сюда, пса. А псюда - короче.
- Хорошо, отправляйтесь, - сказала бабушка и отвернулась, скрывая улыбку.
Женя и Дженни вместе забрались в самую сырую тень. Опята стелились по земле, огромные, как лопухи.
- Смотри, Дженни, у них такие же развесистые уши, как у тебя.
Опята сладко пахли, и когда Женя оторвала первый гриб, сладкий запах так и окутал ее.
Женя рвала и рвала опята, но любопытная Дженни тыкалась носом ей под руку.
- Ах, Дженни, ты же мне только мешаешь. А нет, чтобы помочь…
Уже через пять минут корзинка наполнилась до краев. А опят под кустами меньше не стало. Женя отнесла собранные грибы бабушке, и они ссыпали добычу в большую миску.
- Я еще пойду, - сказала Женя, потому что ей очень понравилось самостоятельно собирать грибы и обеспечивать тем самым семью пищей. Она уже придумала, как дед будет хвалить ее и ею гордиться. А мама скажет, будто с завистью:
- Ну, надо же.
Последняя похвала была бы особенно приятна - мама редко хвалила Женю. Но теперь другое дело. Еще бы: они с Дженни сами нашли грибы. И сами собрали. Как здесь не загордиться. Это каждый грибник понимает… И Женя принесла еще две полных корзинки опят, так что пришлось пересыпать их из миски в большой таз.
- Там еще много, - говорила Женя, запыхавшись.
Дженни сидела рядом, высунув розовый язык. Но Женя знала уже, ей объяснил дед, когда-то ходивший на охоту, что собаки высовывают язык не от того, что устали. Таким образом она охлаждаются. Ну, как люди, когда они обмахиваются веером. Или за неимением веера - газетой.
- Идем, Дженни, на грибную охоту, - сказала Женя, - что ты уселась. Про грибную охоту она тоже знала от дедушки. - Ты же теперь охотничья собака по грибам.
- Нет, все, хватит, - сказала бабушка. - Я и с этими-то не знаю что делать. Это ж на три сковородки. У меня и масла столько нет.
- Дадим им грибов с собой в дорогу, - тут же придумала Женя. Им это деду и маме. - А еще пошлем гостинец с дачи Нине Николаевне и Марте, - добавила она.
И бабушка так посмотрела на внучку, что Женя поняла - она тоже ею гордится.
Звездопад
До отъезда в город оставалось всего несколько дней, потому что август кончался. И мама в Москве приготовила новые разноцветные фломастеры. Ведь теперь Женя стала взрослой, и грызть фломастеры не пришло бы ей в голову: так она поступала с фломастерами, когда была не такой взрослой. Но, скажем прямо, маленькой.
Женя так долго хотела повзрослеть. Потому что у взрослых совсем другая жизнь. Ведь когда она повзрослеет, никто не будет ее днем укладывать спать. И дедушка, и мама после обеда укладываются спать сами, по доброй воле, они, наверное, сильно устают. А Женя - ни капельки. Отчего ей уставать. Она станет взрослой, днем после школы будет делать уроки с бабушкой, а потом сама гулять с Дженни во дворе. И этого ей тогда уж никто не запретит. Потому что она поставит вопрос ребром: или я взрослая и хожу в школу, или я не хожу в школу, и тогда гуляйте с собакой сами.
Так Жене представлялась ее будущее.
Но теперь, когда до школы оставалось всего ничего, ей отчего-то стало грустно. Она почувствовала, хоть и не сумела бы этого высказать, насколько беззаботной была ее жизнь - уроки английского и фигурного катания не в счет. А главное, главное, она же не расставалась с Дженни ни на минуту с того момента, как Дженни появилась у них в доме. А теперь, теперь придется не видеться по полдня. Ведь с собаками в школу не пускают. Это сколько же часов Дженни будет без нее. Женя попыталась подсчитать, сколько часов укладываются в половину дня, но у нее не получилось. Что ж, вздохнула Женя, хотя бы для этого нужно идти в школу: там научат, как подсчитывать часы…