Как-то вечером Женя вышла на крыльцо под вечер, когда уже стемнело, ведь дни в августе становятся все короче. И ахнула. С черного, как бархат старой маминой юбки, августовского неба то в одном месте, то в другом падали звезды.
- Бабушка, бабушка, смотри, смотри!
Бабушка вышла на крыльцо, посмотрела на падающие звезды, проводила одну глазами и сказала:
- Что ж, как увидишь, что звездочка падает, загадай желание.
- А ты уж загадала?
- Ах, - сказала бабушка, - все мои желания уже давно сбылись. А у тебя жизнь впереди.
Бабушка часто говорила внучке, что у нее впереди жизнь. Довольно странное выражение, согласитесь. Что значит - впереди? А сейчас, когда Женя теплым августовским вечером стоит на крыльце и смотрит на падающие звезды - это что, разве не жизнь?
- Загадала! - воскликнула Женя.
- Ну, вот и хорошо, - сказала бабушка.
- А тебе разве не интересно, что я загадала? - спросила Женя, огорчившись, что ее бабушка такая не любопытная. Что это с ней сегодня? Ведь бабушка всегда все хочет знать: и не болит ли у внучки живот, и почему она и не спит, и вообще…
- Желания лучше держать при себе, - грустно отвечала бабушка, - потому что так они лучше сбываются…
- А я скажу, - настаивала Женя, - потому что ты мне родная бабушка, а родным бабушкам сказать можно.
- Ну, хорошо, что же ты загадала?
- Я загадала, - сказала Женя мечтательно, - что я уже закончила первый класс. На отлично. И что мы с мамой и Дженни едем, наконец, к теплому морю.
- Ну, что ж, это хорошее желание. Вот только ты непоседа. И будешь ли ты учиться на одни пятерки. Ведь пятерку надо заслужить и по поведению тоже. Иначе остальные успехи не считаются.
И бабушка с сомнением покачала головой.
Фу, как нечестно, подумала Женя. Как это не считаются. Скажем, если девочка знает все-все на пять, а потом, скажем, залезла на забор, то уж и не считаются. Странные порядки у них там в этой самой школе. Это как если бы дедушка весь месяц работал, а потом выпил бы бутылку коньяка, то ему что же - не надо давать зарплату? Но все это Женя подумала про себя. А вслух сказала:
- Ох, - сказала Женя, - как вы мне надоели с этим вашим хорошо учиться. Да я буду учиться не то что на одни пятерки, но на шестерки. И даже на семерки. Только бы нас с Дженни взяли на море. Правда, Дженни, мы будем с тобой учиться…
- Ав, - сказала Дженни.
- И вообще - тебе пора собираться в постель, - сказала бабушка. - Посмотри свою программу Спокойной ночи и - марш в кровать.
- Бабушка, - сказала Женя очень серьезно, настолько, как только могла, - сколько раз тебе мама говорила, что не надо ребенка заставлять есть. Так вот, то же самое относится и ко сну. Можно я подсмотрю еще хоть одну звездочку. Потому что я еще не все желания загадала.
- Ну, что с тобой делать, - вздохнула бабушка. - Но только одну.
И она ушла в дом.
- Дженни, - сказала Женя, - смотри внимательно. И как увидишь падающую звездочку, загадывай желание.
Дженни лизнула хозяйку в щеку.
- Ох, какая ты у меня глупышка. Смотри не на меня, а на небо. Вот, вот, видишь, еще одна упала.
И Дженни действительно посмотрела на небо.
- Ну что, загадала? Тогда скажи мне по секрету - какое желание? Или нет, не говори, а то не сбудется.
И они еще долго сидели на крыльце под августовским небом, девочка и собака, и смотрели, как падают звезды. И, честно сказать, ни у одной из них не было никаких особых желаний. У них было одно желание - как можно дольше, нет - всегда, быть вместе. И любить друг друга.
Прощай, дача
Нет ничего грустнее, чем уезжать с дачи поздним августом.
Вещи покидают свои места, к которым за долгое лето они так привыкли. Скажем, сковорода, так уютно висевшая на кухне на гвозде вниз головой, исчезла со стены, и гвоздь осиротел. Исчез мамин плед с кушетки под лестницей. Опустела тумбочка из-под телевизора. Неуютной казалась и веранда с голым круглым столом. И голая лампочка без абажура, который заперли в чулан. Только на подоконнике оставался забытый подсвечник с оплывшей свечой. Да ненужное теперь средство от комаров в фиолетовом пластмассовом флаконе. Да расчерченный лист бумаги, на который капнул свечной воск - пулька от преферанса, в который так уютно вечерами играли здесь взрослые.
Пока грузили вещи в машину, Женя еще и еще раз обошла комнаты - бабушка велела взглянуть, не забыла ли она чего. На тумбочке у бабушкиной кровати оставались несколько пузырьков от лекарств, Женя проверила - все почти пустые. В комнате у мамы были кое-как запихнутые в шкаф летние дачные вещи. Да сломанный пластмассовый гребень, который мама забыла, наверное, выбросить. Нет, ничего нужного Женя в доме не нашла. Дача осиротела.
Она вышла на крыльцо, огляделась. Висит большой навесной замок на сарае, в котором на зиму заточен мамин велосипед. Опустела площадка перед домом, откуда исчез красивый надувной бассейн с веселыми дельфинами на боках. И, кажется, осиротел сад. С кустов все ягоды были собраны, и кусты смородины и кусты крыжовника, казалось, тоже грустили. На большой старой яблоне уже не было яблок, и те, что не пошли в компот, покрывали землю под ней, и у этой падалицы были коричневые бока. Падали, кружась, мелкие листочки со старой березы - с той, на которой еще недавно сидел белый попугай.
Что ж, Женя вздохнула и накинула за спину рюкзак, в который были собраны ее вещи. И взяла пакет с двумя мисками Дженни. Вот уж кто совсем не грустит. Дженни весело скакала, мешая грузить вещи, носилась от машины к Жене и обратно, вовсю размахивая хвостом. Быть может, она думала, что ее хозяева сейчас играют в какую-то веселую игру? Наверное, не понимает, что уж не носиться ей за рыжим котом до следующего лета. А до лета еще осень, потом зима, потом хлипкая городская весна с холодными лужами на бульваре и с бурыми, с каждым днем оседающими сугробами. Целая вечность.
Пришел дедушка. Он деловито стал надевать на окна щиты из досок, извлеченные из сарая и приготовленные им у каждого окна.
- Что, школьница, - сказал дед очень бодро, - соскучилась, наверное, по дому?
Потом он нагнулся к Дженни, которая вертелась у него под ногами, в веселом ожидании, когда ее позовут садиться в машину. Потрепал ее за ухо и сказал:
- Что ж, пойдем сегодня с тобой на бульвар. Если, конечно, ты будешь себя прилично вести.
И вдруг, как это случается не только с маленькими девочками, но и с девочками взрослыми, настроение у Жени как по волшебству переменилось. Женя вспомнила, что дома, в Москве, ждет ее новенький сине-желтый ранец со всякими отделениями и кармашками, и тетрадки со смешными обложками, и учебники с яркими красивыми картинками. И трамваи с их веселым городским громыханием, и Дженнины собачьи друзья на бульваре, и Наташка. Они хоть и ссорятся иногда, но прошлым летом, когда Женя вернулась с дачи, а Наташку привезли из Крыма, они мигом забыли все ссоры и долго-долго играли - до самого сна.
Но главное, главное в Москве ее ждет красивое новое коричневое платье с белым вышитым отложным воротником, которое она еще ни разу не померила. Ведь совсем скоро, всего-то через три дня, она пойдет в школу.
Женя мигом перестала чувствовать себя так, будто она сирота. Сирота, как оставленная дача. Не то, чтобы Женя очень хотела идти в школу. Нет, ей, конечно, было и любопытно, и немного страшновато. Но, как сказано, ее беспокоило, как же теперь по полдня будет оставаться без нее Дженни. Ведь с тех пор, как Дженни щенком появилась в доме, они не расставались ни на миг. Ни на секундочку.
- Ну, вот, - сказал несколько запыхавшийся дедушка, - все, девочки, пойдемте в машину. А то ваша мама уже ругается, что мы долго раскачиваемся.
- А мы и не раскачиваемся. Правда, Дженни. - Женя обернулась к дому и помахала ему рукой. - Прощай, домишко. Не грусти, мы еще приедем. И будем гостить у тебя все следующее лето…
И вот, когда все уселись, и машина уже выехала из ворот, и дед их запирал на большой замок, Женя крикнула:
- Подожди, подожди, мама. Смотри, смотри.
На их заборе неподвижно сидел Рыжий и смотрел на них грустными глазами.
- Это он пришел нас проводить, - сказала бабушка.
- Рыжий, - крикнула тогда Женя, - Дженни любит тебя. И она еще вернется, не грусти, Рыжий. Милый, милый кот.
Дедушка сел на переднее сидение рядом с мамой. И они тронулись, А Женя и Дженни смотрели сквозь заднее стекло, пока и сама дача, и забор не остались за поворотом. А с ними и весь дачный поселок Нарядный.
Митинг
- Ах, бабушка, не нужен мне этот белый бант. Я не кукла. И вообще, банты носят одни пудели.
Так говорила Женя, стоя перед большим зеркалом в прихожей. На ней было коричневое платье с отложным кружевным белым воротником. И коричневые лаковые туфельки с острыми мысками и с золочеными пряжками.
- Господь с тобой, - сказала бабушка. - Где это, скажи на милость, ты видела пуделя с бантом?
- Как это где? Бант носит пудель Артемон, - объяснила Женя, вырываясь из бабушкиных рук. - Ну, приятель Мальвины. В которую еще влюбился Буратино.
- А вот и цветы! - крикнул дедушка с порога, едва войдя в квартиру. Его уже с самого утра послали к метро в цветочную палатку. - Вполне, мне кажется, пристойный букет.
День был такой необычный, что бабушка даже забыла попросить дедушку по пути за цветами захватить еще и молока и хлеба.
- Розы - это хорошо. Это правильно, не гвоздики же дарить. Но почему чайные? - спросила бабушка, критически разглядывая букет. - И к тому же, почему их здесь восемь? Четные букеты приносят только на похороны.
- Вот пройдоха, - вздохнул дед, - эта продавщица. Она меня надула. Я просил девять, но не проверил, когда она заворачивала. И один цветок она стащила.
- Притырила, - поправила деда Женя.
- Зажала, - вставила мама.
- Что ж, будешь дарить семь, - сказала бабушка. - Одну давай сюда. Я поставлю ее в вазу на свой столик.
- А чайные - это тоже красиво, - сказал дедушка не вполне уверенно.
- Ах, надуть тебя, папа, нетрудно, - заметила мама, которая не могла проводить дочь в школу сама, потому что как на зло на этот день у нее с самого утра было назначено важное совещание в офисе. - А что чайные, это даже неплохо. Не алые же дарить: было бы похоже, мама, что твой муж уже влюбился в учительницу твоей внучки.
- Да я его на рынок боюсь посылать, обязательно его обжулят, - проворчала бабушка. Ей не нравились шутки в адрес ее мужа и его возможной влюбленности в кого-нибудь другого, кроме нее. Пусть даже и в учительницу. И она прикрикнула на Женю:
- Да не вертись ты, стой спокойно.
- Я все равно его по дороге сниму, - упрямилась Женя. - Быть может, когда ты ходила в эту, как его… в гимназию, банты и были в моде. Но сегодня это вовсе не модно. Самостоятельная современная девочка не может носить бант. Ни под каким видом. Мальчишки засмеют.
Все это она произнесла с самым важным видом, чувствуя свою значительность: еще бы, все семья и весь вчерашний вечер, и сегодня с раннего утра крутилась вокруг нее.
- Ты что же, полагаешь, я родилась до революции? - буркнула бабушка, сдавшись и откалывая бант. - А я, между прочим, даже не застала раздельного обучения.
- Это как? - спросила Женя.
- Когда-то давно, после войны, мальчики и девочки обучались в школе раздельно. Каждые в своей.
- Это еще зачем? - удивилась Женя. - Тогда уж и дворы надо было бы делать отдельными. И катки.
- У моей дочери вообще плохо с чувством времени, - сказала мама невпопад. Что было неверно. У Жени с чувством времени все было как раз хорошо. А вот у мамы - неважно, и она вечно куда-нибудь опаздывала.
- Я хотела сказать, - поняла свою оплошность мама, - с чувством исторического времени.
- Ах, перестаньте молоть ерунду! - нервно воскликнула бабушка. - Кстати, Света, ты опаздываешь.
- Бегу, бегу. - И мама чмокнула Женю по очереди в обе щеки. - Держись молодцом, угу?
И она выскочила из квартиры.
На самом деле проблема была не в банте, конечно, и уж точно не в чувстве истории. Просто-напросто вся семья ужасно волновалась. Тряслись руки у бабушки, обмирала со страха мама, и даже дедушка беспокоился, хотя его трудно было чем-нибудь взволновать. Чувствуя общее волнение, волновалась и Дженни: она вилась возле Жени, заглядывая в глаза, потом то на секундочку приседала, а то принималась тихо поскуливать. И все потому, что страшно волновалась сама ее хозяйка.
Действительно, Женя этой ночью никак не могла заснуть, хотя обычно после бурного дня засыпала, что называется, без задних ног. Без задних лап, как говорила Женя. И сейчас ее бросало то в жар, то в холод. У нее дрожали губы, даже в зеркало было заметно, - как если бы она готовилась заплакать. И ладошки были мокрые. Шутка ли - идти в первый раз в первый класс, сами бы попробовали.
- Все, время! - сказал дед решительно. - Давай, внучка, лапу. То есть, давай руку. И пошли.
Еще накануне было решено, что первого сентября поведет в школу Женю именно дедушка. На то было несколько резонов. Во-первых, бабушка слишком волновалась и могла сделать что-нибудь не так. Во-вторых, мама в этот день оказалась очень занята.
- Ты всегда занята, когда речь идет о твоем ребенке, - говорила в таких случаях бабушка. Но на сей раз не добавила, как обычно: -Вот я умру, будешь сама воспитывать свою дочь.
А последнее и главное: дедушка Жени был высокий, очень представительный и обаятельный мужчина, кассирши и продавщицы в продуктовых магазинах на него засматривались и переставали обсчитывать и обвешивать. Ну, ненадолго, конечно. Так что вручить цветы учительнице должен был, конечно же, он.
Разумеется, Женя пыталась уговорить взрослых, что совершенно необходимо, чтобы в школу ее провожала и Дженни. Но вся семья на этот раз проявила в этом вопросе такое твердое единодушие, что Женя не стала настаивать и отступила. Что ж, она и сама понимала, что идти впервые в школу - дело серьезное и ответственное, не маленькая.
Школа была совсем близко, за углом, даже улицу не надо переходить. Пятиэтажное серое кирпичное здание глядело не слишком приветливо. Даже, можно сказать, мрачновато и казенно. Перед ним был чахлый сквер без единой лавочки, а посреди сквера стоял неизвестный памятник с ружьем, весь в облупленной серебряной краске.
Зато на крыльце школы царил праздник. Там выстроились в ряд несколько учителей первых классов с директором посередине. Директор был в коричневом костюме, в розовой рубашке, в синем в полоску галстуке и серой шляпе. Как раз когда Женя с дедушкой подошли, директор говорил речь. Они встали с краю толпы мам, пап и их детей, сверстников Жени, будущих ее однокашников, и тоже стали старательно слушать. Поодаль стояла группка учеников постарше, но это был не их праздник, и потому они слушали невнимательно и шушукались. А, может быть, они все это уже слышали.
Директор говорил долго. Что-то про стезю жизни, на которую вы сегодня вступаете, и еще про ответственность и прилежание. И Жене сразу же захотелось обратно домой. К Дженни и бабушке. Возможно, она была не очень готова уже сегодня ступить на эту самую стезю, хотя и не понимала: стезя - это что такое. Но то, что это было нечто малообещающее и не сулящее ничего хорошего, это она поняла сразу.
Наконец, директор закончил и стал по очереди представлять учителей. Было заранее известно, что Женя будет учиться в 1Б, и учителем ее оказался очень молодой человек чем-то похожий на хозяина Афонии, но без усов. На нем были джинсы и открытая рубашка под пиджаком в веселую мелкую клетку. И сразу стало ясно, что эта школа - демократическая, свободная, Женя это не то чтобы поняла, скорее почувствовала, и ей стало чуть легче. А дедушка, глядя на Жениного учителя, сказал:
- Что ж, цветы придется отнести обратно бабушке.
Но потом подумал и пытливо поглядел на Женю.
- Вот что, внучка. Ты у меня смелая и самостоятельная. Поэтому ты вручишь букет своему учителю сама. Дай мне свой ранец, я пока подержу. А ты держи букет.
Учитель как раз приближался к ним, высоко держа табличку с надписью 1Б. И громко звал своих будущих учеников собраться возле него. И Женя, обмирая от страха, на дрожащих ногах подошла к учителю и от волнения очень громко сказала, почти прокричала:
- Это вам, товарищ господин учитель!
Тот сначала несколько удивился, но потом весело рассмеялся.
- Спасибо. Красивый букет. А как тебя зовут, девочка?
- Женя, - сказала Женя.
- А полное имя?
- Евгения, - прошептала Женя, краснея от страха и растерянности.
- А меня - Константин Сергеевич. Ну, становись Евгения, поближе. Итак, - громко сказал он, - товарищи родители, или, как говорит Евгения, господа. Сегодня по случаю нашего общего праздника у нас будет только два ознакомительных урока. Закончатся они через полтора часа. И вас попрошу подойти к этому времени и разобрать детей. А теперь ученики 1Б, подойдите ближе. И я посчитаю вас по головам.
Он посчитал. Оказалось - все на месте согласно списку, ровно двадцать четыре человека.
- За мной, в класс, - скомандовал Константин Сергеевич.
И дедушка едва успел вернуть Жене ее ранец. И шепнуть:
- Я здесь буду ждать, на бульваре в кафе. - И неуверенно добавил. - Газету почитаю.
Что ж, подумала сердобольная Женя, которая очень любила дедушку, он тоже переволновался. Можно понять, пусть выпьет свои сто граммов коньяка.
Волнуясь и труся, то и дело оглядываясь на дедушку, Женя надела свой ранец на плечи. С одной стороны, она чувствовала, что вот сейчас, в эту самую минуту, она прощается с таким милым и беззаботным своим детством. Но с другой стороны было хоть и страшно, но весело и любопытно начинать новую жизнь. С такими смешанными чувствами Женя влилась в свой будущий коллектив.
Как мы провели лето
В назначенное время дедушка встретил Женю, которая бросилась к нему с воплем:
- Дед, дед, я им все рассказала про Дженни!
- Как, разве вы не учились?
- Конечно, учились. Мы учились устному рассказу и как правильно говорить. Но все говорят не очень правильно, особенно Вампир.
- Какой вампир? Ты, знаешь ли, лучше так не шути. Тоже выдумала. Не пугай бабушку.
- Да я не выдумала и не шучу. Ну, меня с ним посадили. Потому что Константин Сергеевич сказал, чтобы девочки садились с мальчиками. Но мальчиков не всем досталось. А мне достался Вампир.
- Да что же это такое творится в современной школе! - поразился дедушка. Он так удивился, будто никогда не учился в школе и не имел дела с вампирами.
- Ну, Константин Сергеевич сказал, чтобы все, кто сидит за одной партой, познакомились друг с дружкой. И я сказала ему, что я - Женя. А он сказал: а я - Вампир. Видишь, какие красные губы? Это я крови насосался.
- Ну, даже и не знаю, - растерянно пробормотал дедушка.
- Это у него такое имя в блоге, - пояснила Женя.
- В чем в чем?
- Ну, в Интернете, в живом журнале. Имечко, конечно, еще то. Фильмов, наверное, насмотрелся про вампиров и прочую нечисть. А красные губы у него - от маминой губной помады. Я его мигом раскусила. Приклеила ему на губы промокашку - так и есть, губная помада. Но если все-таки будет кровь пить, я сама мигом его прихлопну, - сказала Женя беззаботно. - Как… как комара.