Вовка ещё немного помахал помазком, потом оглянулся по сторонам, зашвырнул банку и помазок в кусты и припустился к дому. На этот раз он бежал, наверное, не хуже первого школьного бегуна, и его уже больше не соблазняли ни колхозный горох, ни репа, ни кукуруза. В дом он влетел запыхавшийся и распаренный, как после доброй бани, и с ходу сообщил отцу, что Горелов от путёвки отказывается.
- Как то есть отказывается? - переспросил Кузьма Сёменович, поднимаясь из-за стола. Он, как и Вовка, тоже был потный и красный - только что отбился от очередного натиска жены из-за неудачного разговора с городом по телефону.
- А вот так, - пояснил Вовка. - Не едет. Он уже имел путёвку в прошлом году. Пусть, говорит, других посылают…
- Ах какой благородный мальчик! - похвалила Серафима Ивановна и, сняв со стены полотенце, принялась вытирать взмокшую от пота Вовкину голову.
А сама почему-то цепко уставилась в растерянное лицо мужа.
- Погоди, погоди! - взмолился Кузьма Семёнович. - Как это "других"? Путёвка же персональная, именная… - Он достал из конверта путёвку. - Вот она… чёрным по белому написано: "Владимиру Александровичу Горелову".
- Сказано - не едет, - с досадой повторил Вовка. - Он же, Горелов, такой… Отрубил - и точка. И другие ребята не могут. Запарка у них, работы полно.
- Значит, "погорела" путёвка, - вздохнул Кузьма Сёменович. - Придётся, видно, обратно отсылать.
- Зачем же обратно? Путёвку ещё спасти можно, - ласково заговорила Серафима Ивановна. - Один Владимир отказался, так другой есть. Перепиши её на нашего Вовочку - и делу конец.
Вовка невольно ухмыльнулся - до чего же мать здорово угадывает его мысли!
- Да тут и переписывать нечего, - продолжала Серафима Ивановна, заглянув в путёвку. - Одно лишь отчество исправить да фамилию.
- Что? Подчистками заниматься? - опешил Кузьма Сёменович. - Ну нет…
- Так "горит" же путёвка, ни за что пропадает… Ну что ты за человек, Кузьма Семёнович, - ни себе, ни людям. Для родного сына и такой малости не можешь сделать.
- Да пойми ты!.. Это же финансовый документ… В бухгалтерию попадёт. А там знаете какие доки… Любую шершавинку на путёвке заметят. Ну и выставят зараз нашего Вовку как миленького. Да ещё в школу напишут…
Пожевав губами, Серафима Ивановна не нашлась что возразить.
Прижавшись лбом к стене, Вовка захныкал, и на этот раз, кажется, без дураков. Всё, видно, пропало. И зачем он только старался все эти недели: "проявлял активность", готовился к встрече с морем, сегодня вот бегал к Вовке Горелову…
Кузьма Семёнович тяжело вздохнул - будь неладен тот час, когда он пообещал сыну эту злосчастную путёвку, - и направился к двери.
Но Серафима Ивановна задержала его:
- Слушай, отец… А может, ничего и подправлять не надо? Пусть наш Вовочка едет как Вовка Горелов.
- Чего-чего? - не понял Кузьма Семёнович.
Серафима Ивановна принялась объяснять ему как маленькому. Их сын берёт путёвку Вовки Горелова и завтра же выезжает в лагерь. Так будет спокойнее. Вовка ещё несовершеннолетний, паспорта не имеет, и никому в голову не придёт, что он живёт под чужой фамилией. А для верности отец напишет сыну справку, что тот действительно Владимир Александрович Горелов, и заверит школьной печатью.
- Вовочка, ты можешь один месяц называться Гореловым? - обратилась она к сыну.
- А мне хоть Гореловым, хоть Погореловым… только бы поехать, - буркнул Вовка, по достоинству оценив ловкий ход матери и догадавшись, что ей нужна его поддержка. И он захныкал сильнее.
Кузьма Семёнович сокрушённо схватился за голову.
- Опять вы из меня масло жмёте! - закричал он и, взяв со стола путёвку, сунул её сыну в руку. - Ладно, поезжай, коли так… Горелов-Погорелов.
- Ну вот, конец - делу венец, - оживилась Серафима Ивановна. - Тогда все за работу.
И начался страдный вечер.
Отец отправился в школу оформлять справку, Вовка собирал рыболовные снасти, укладывал в рюкзак вещи, мать гладила бельё, потом принялась печь сыну подорожники - пироги, ватрушки, коржики.
В десятом часу Вовку отправили спать, а утром разбудили чуть свет, с первыми петухами - надо было спешить к поезду.
Вовка хотел было попрощаться с дружком Петькой, но мать сказала, что тот ещё спит, да к тому же лучше ему и не знать, куда уехал Вовка.
- Пусть считает, что ты к дедушке уехал, на Волгу.
На станцию поехали всей семьёй. Отец сам правил школьной лошадью, запряжённой в лёгкую таратайку, а мать всю дорогу наставляла Вовку, как ему лучше отдыхать в лагере.
Побольше, конечно, спать, в дальние походы ходить не обязательно, в столовой без стеснения просить добавки, купаться в меру, от берега далеко не заплывать, загорать постепенно и, чтоб не обжечься на солнце, смазывать тело ореховым маслом.
- Главное, не забывай, что ты теперь Горелов… Владимир Александрович. А если забудешься, назовёшь себя Ерошиным, скажи, что это у тебя кличка такая: Ерошин-Взъерошин.
- Ага! Так и скажу, - заулыбался Вовка. Ему даже нравилась новая фамилия и отчество. Владимир Горелов. Это не какой-нибудь Ерошин. Да ещё и Александрович…
На станции отец купил Вовке плацкартный билет, а когда подошёл поезд, мать сразу же завела знакомство с проводницей вагона. Вовка был представлен ей как знаменитый юннат, которому из области пришла именная путёвка, и он должен точно к сроку попасть в лагерь.
- А по каким он делам отличился: по огурцам или там по кроликам? - поинтересовалась проводница.
- Ну что вы… это мелочи. Наш Вовочка по особым заданиям от учёных работает…
Проводница прониклась к Вовке величайшим уважением, а когда Серафима Ивановна вложила ей в руку ещё и хрустящую бумажку, она заявила, что присмотрит за ним, как за родным сыном.
3
К концу второго дня Вовка сошёл на чистенькой станции маленького южного городка. Человек он был опытный, наторевший в поездках в пионерлагеря и знал, что всё пойдёт своим чередом: его встретят, усадят в автобус и привезут куда надо. Так оно и получилось.
На перроне Вовка сразу же заметил пионервожатую. Она стояла на каком-то ящике и звонко выкрикивала:
- Кто в пионерлагерь "Чайка" - ко мне!
Человек двадцать пионеров, сошедших с поезда, собрались около вожатой. С деловым видом пристроился к ним и Вовка.
Вожатая была плотненькая, курносая и такая загорелая, что казалась вылепленной из шоколада.
"Вот это напляжилась! - с завистью подумал Вовка. - Наверное, ореховым маслом натиралась".
Поезд вскоре ушёл, шоколадная вожатая несколько раз пригласила едущих в "Чайку" собраться около неё и потом повёл, а ребят к автобусу.
Вовка поспешил занять переднее место.
Вырвавшись из города, автобус вскоре запетлял между зелёными холмами, поросшими какими-то неизвестными Вовке деревьями и кустарниками, пополз вверх, потом, минут через сорок, опять побежал вниз, и перед ребятами открылось что-то необозримо слепящее, многоцветное, сливающееся с небом.
- Море! - с нескрываемым изумлением произнёс Вовкин сосед, большеголовый, стриженый мальчишка с облупленным носом.
- Ну и что, - хмыкнул Вовка. - Затем и едем… Сегодня же купаться будем… Заплывчик сделаем.
- Нет… с первого дня не пускают, - вздохнул сосед.
Наконец холмы сошли на нет, открылась плоская равнина, и накатанная до блеска асфальтовая дорога побежала мимо садов, бахчей, виноградников. Замелькали алые помидоры, полосатые шары арбузов, сизые грозди винограда.
"Вот это лафа, раздолье… Не чета нашему гороху", - подумал Вовка, по достоинству оценив дары южной земли.
Пионерский лагерь возник неожиданно за поворотом дороги, развернувшись зеленью молодых посадок, весёлыми, нарядными, как картинки из детской книжки, коттеджами и дачами и рядами выбеленных солнцем брезентовых палаток. Над лагерем нависли лесистые горы.
Автобус проскочил арку с надписью "Добро пожаловать!" и остановился у конторы.
Начался обычный приём вновь прибывших.
Шоколадная вожатая по очереди брала путёвки у ребят и записывала в толстую тетрадь их фамилии, возраст, откуда они прибыли, говорила, в каком отряде они теперь будут числиться и где будут жить - в палатке или в коттедже.
Вовка на всякий случай влез в очередь одним из первых - главное, не прозевать и получить жильё поближе к морю.
Взяв у Вовки путёвку, вожатая внимательно прочла её, а потом очень пристально посмотрела на самого Вовку.
- Так ты Вова Горелов… из перегудовской школы?
- Горелов… Из перегудовской, - не очень уверенно подтвердил Вовка, слегка настораживаясь, и тут же поспешил добавить: - А ещё у меня кличка есть - Ерошин-Взъерошин.
- Кличка здесь ни при чём, - сказала вожатая и, подозвав худощавого белобрысого парня в больших роговых очках и белой панаме, тоже, видно, вожатого, показала ему Вовкину путёвку.
- Очень хорошо, - обрадовался парень и протянул Вовке руку. - Будем знакомы. Я ваш вожатый, меня зовут Миша… Это ж просто здорово, что ты приехал. - И он кивнул девушке: - Пиши его ко мне… В пятый отряд.
- А пятый это где? - спросил Вовка. - От моря близко?
- Не совсем. У моря у нас морской отряд - там живут яхтсмены, пловцы, юные моряки. А наш юннатский отряд подальше, около опытного участка.
- Нет, мне бы морской, - настаивал Вовка, с недоверием поглядывая на очкастого тощего вожатого - с таким, пожалуй, не поплаваешь и не порыбачишь.
- Но ты же юннат, мичуринец, - убеждал Миша. - Мы недавно с ребятами о твоих опытах в журнале читали…
Вовка прикусил язык. То, что об опытах Вовки Горелова писали в журнале, было для него полной неожиданностью. Хотя, кажется, он что-то вспоминает. Весной к ним в школу приезжала какая-то бойкая девушка из города, ходила за Гореловым по пятам, о чём-то подолгу с ним беседовала… Но про статью Вовка ничего не знал.
- Ребятам твои опыты очень понравились. И они будут рады с тобой познакомиться, - продолжал Миша.
- Ладно, - нехотя согласился Вовка. - В пятый так в пятый. Только я плавать хочу… И рыбу ловить.
- Всё будет, - пообещал Миша. - Мы ещё морской на соревнование вызовем.
После регистрации Вовка побывал на осмотре у врача, потом помылся под душем, облачился в полотняные трусики, голубую рубашку, белую панаму и стал похож на сотни других пионеров, приехавших в "Чайку".
На другое утро на отрядной линейке вожатый Миша объявил ребятам, кто из юннатов приехал к ним в лагерь отдыхать.
Он назвал несколько имён юных животноводов, чабанов, птицеводов, растениеводов, трактористов, ирригаторов и сообщил, чем каждый из них прославил себя в родном колхозе, поселке или городе.
- К нам также прибыл Вова Горелов из перегудовской школы, - под конец сказал Миша.
- Это какой Горелов? - оживились ребята.
- Тот самый, что плодовые деревья хорошо прививает?
- Хозяин "школьного лесничества"?
- Он самый, - подтвердил Миша. - Ведь так, Вова? Покажись ребятам, пожалуйста…
Вова вдруг почувствовал, что ноги его стали какими-то ватными, непослушными. Вот уж не думал он, что его тёзка Горелов такая известная фигура.
Он с трудом вышел из строя и опустил голову. А Миша между тем говорил, что у юннатов ещё будет время познакомиться, расспросить друг друга о работе, завязать хорошую дружбу.
После линейки к Вовке подошли двое пионеров, мальчик и девочка, оба крепкие, смуглые, темноволосые, с чёрными, как спелая смородина, глазами. Перебивая друг Друга, они о чём-то быстро и горячо заговорили.
Вовка растерянно замотал головой - по-иностранному, мол, не понимаю.
На выручку подоспела девочка-переводчица. Она сказала, что их друзья, болгарские пионеры Василь и Марийка, уже слышали о Вове Горелове и сейчас очень рады лично познакомиться с замечательным советским юннатом. У них в Болгарии тоже много лесов, и пионеры по примеру советских ребят начинают заводить свои "школьные лесничества".
Мальчик и девочка согласно закивали головами и, радушно улыбаясь, стали пожимать "другарю" Вовке вспотевшую руку.
- Не понимаю по-иностранному, - упрямо бубнил Вовка, озираясь по сторонам, где уже столпилось десятка два пионеров.
- Так я ж тебе ясно перевожу… Чего ж тут не понять? - удивилась переводчица и ещё раз повторила слова Василя и Марийки.
Вовка спохватился и тоже стал радушно улыбаться и пожимать болгарским пионерам руки.
- Гут, гут! Очень хорошо! Ол райт! Спасибо! - невпопад забормотал он.
Кругом захохотали.
Потом появился лагерный фотограф и пожелал снять всех пионеров вместе. Он заставил Вовку взять под руки болгарских мальчика и девочку и встать с ними в центре группы. Но Вовка заявил, что он очень плохо получается на карточке, и пристроился во втором ряду. А когда фотограф скомандовал: "Внимание! Снимаю!" - он отклонился в сторону и спрятал голову за плечо какого-то рослого мальчишки.
Фотограф переснял ещё раз, но Вовка повторил тот же маневр и остался в полной уверенности, что лицо его на фотографии не получится.
- Скромность - вещь, конечно, похвальная, - сказал ему Миша, - но зачем же чураться товарищей? А потом, тебе и самому приятно получить карточку - увезёшь домой память о лагере, о друзьях.
- Я потом снимусь… на прощанье, - пообещал Вовка.
А ещё вожатый сказал, что через два дня в лагере зажжется пионерский костёр и на нём выступят юннаты с рассказами о своих делах.
- Надо, Вова, и тебе рассказать о "школьном лесничестве". Ребятам будет очень интересно.
Вовка смешался и метнул на вожатого растерянный взгляд. Выступать на костре? Но он же толком ничего не знает, что там в лесу делали Горелов и его приятели. Да к тому же он приехал в лагерь не за тем, чтобы произносить речи, - он хочет отдыхать, купаться, загорать на солнце.
- Ты что, робеешь? - спросил Миша.
- Не умею я этого самого… выступать там, докладывать, - признался Вовка. - Волнуюсь очень… И заикаться начинаю.
- Ничего, ничего, - успокоил Миша. - Ребята все свои, с полуслова поймут. Так что ты подготовься, обдумай всё по порядку.
И он повёл пионеров на опытный юннатский участок, расположенный на узком участке земли у самого подножия гор.
Проходя мимо делянок и грядок с различными посадками и посевами, Миша пояснял, где какие заложены опыты, и спрашивал ребят, кто из них на какой делянке хочет поработать. Такой уж у них заведён порядок в лагере - весной первая смена отдыхающих заложила опыты, а остальные смены их продолжают.
Вовка выбрал делянку с арбузами и дынями. Как-никак, а он всё же что-то делал у себя в школе в "Сладком" звене. Правда, арбузы здесь были не чета перегудовским - крупные, тяжёлые, звонкие, а от солнечно-жёлтых дынь, казалось, уже сейчас исходил соблазнительный аромат.
Вожатый рассказал ребятам, какие сорта арбузов и дынь выращиваются на делянке, чем их удобряли, подкармливали, как обрабатывали землю.
- К концу месяца будем снимать урожай и определять вкусовые качества наших дынь и арбузов, - сообщил Миша. - А сейчас не мешало бы провести ещё одну прополку. А ну, по коням! В атаку…
Ребята разобрали тяпки и разбрелись по делянке. Вовка отошёл на дальний конец участка. Ох уж эти сорняки, нужны они ему как прошлогодний снег! Из головы у него не выходили слова вожатого: "Так что подготовься, обдумай всё по порядку…"
А как готовиться? Если бы Вовка знал, что в лагере так заинтересуются опытами Горелова, он бы хоть расспросил о них перегудовских ребят, захватил бы какие-нибудь записи, дневники.
- Почему ты одни верхушки срубаешь? Разве так можно? - услышал Вовка голос вожатого. - Сорняки надо с корнем уничтожать, насмерть. Такое уж первое правило у юннатов.
Миша встал рядом с Вовкой, глубоко вонзил в землю тяпку, потом нагнулся и, нащупав рукой подрубленный корень сорняка, вырвал его из грядки.
- Вот так, в таком духе…
Вовка с мрачным видом принялся корчевать сорняки "насмерть".
Вскоре к нему подошёл стриженый большеголовый мальчишка с облупленным носом, тот самый, с которым Вовка ехал вчера рядом в автобусе.
- Слышь, а я и не знал, что ты Вова Горелов, - заговорил он, с любопытством оглядывая его. - Давай тогда знакомиться. Я Шурка Нефёдов. Мы ведь с тобой соседи…
- По палате, что ли?
- Не только… Ты ведь из перегудовской школы, а я из киреевской. Это хоть и в другом районе, но близко. Слыхал про нашу, школу?
- Ага, - наугад ответил Вовка.
- А ты письмо получил?
- Письмо? - удивился Вовка.
- Да понимаешь… Прочитали мы статью о тебе в журнале.
Вовка насторожился. Опять эта статья!.. И о чём в ней только говорится?
- Какая статья? Где? - вырвалось у него.
- А ты что, не знаешь?.. В "Юном натуралисте" напечатана… Как ты с ребятами дикие яблони культивируешь.
- А-а, - спохватился Вовка. - Была такая… помню.
- Ну вот, - продолжал Шурка. - Мы тоже попробовали прививки делать, а у нас ничего не получилось.
- А вы бы читали лучше, - буркнул Вовка. - Там всё расписано.
- Пять раз читали, - признался Шурка. - Только очень мало там написано, как эти самые прививки проводить. В журнале ещё и фотография была напечатана - ты с ребятами чего-то около дикой яблони делаешь. Но тоже ничего не поймёшь. Вот мы письмо тебе и послали. Ты что, не получил его?
- Не было никакого письма, - сухо ответил Вовка, чувствуя, как внутри у него всё замирает. Значит, в журнале напечатана не только статья, но и фотография Вовки Горелова. Этого ещё недоставало!
Ведь достаточно Шурке всмотреться сейчас в Вовкино лицо, и он сразу догадается, что перед ним совсем не Горелов…
Вовка низко склонился над грядкой и вновь принялся за прополку. Он делал это с таким усердием, как будто полоть сорняки было самым излюбленным его занятием, - засовывал пальцы в землю, нащупывал корневища, с треском вырывал их из грядки. Потом Вовка даже присел на корточки и повернулся к Шурке спиной, чтобы только тот не видел его лица.
Что же теперь всё-таки делать? В первую очередь надо отвязаться от этого Шурки, убежать с участка и наедине всё обдумать.
Но как убежать?
- Ты бы рассказал мне поподробнее об этих прививках, - попросил Шурка.
- Ладно, потом. - Вовка дёрнул плечом и вдруг выругался: - А-а, чёрт!..
- Ты что? - спросил Шурка.
- Гвоздь тут в земле… палец поранил. - Вовка замахал рукой, потом быстро замотал носовым платком большой палец левой руки.
- Ты смотри, гвоздь-то ржавый, наверно, - посочувствовал Шурка. - Сходи-ка в медпункт.
- И то схожу, - согласился Вовка и, не оглядываясь, направился в лагерную санчасть.
Но за первыми кустами он остановился и, размотав платок, осмотрел палец. Царапина была пустяковая.
Вымыв у водопроводной колонки руки, Вовка приложил к пальцу лист подорожника и побежал, но не в санчасть, а в летнюю читальню.
Там он попросил журнал "Юный натуралист".
- Какой номер? - спросила библиотекарша.
- Давайте все…