- Не покрывать - помочь Алёше надо, а не гнать от себя! - горячо заспорила Саня. - Он же нам товарищ или нет?
- Помочь? - переспросил Ваня. - Это как же?
Саня растерянно пожала плечами:
- Ну, я не знаю… надо что-нибудь придумать.
- А я знаю, - подняла руку Людмилка. - Надо поймать тридцать тысяч сусликов, вот и всё.
- Чего-чего? - изумился Ваня. - Уж не ты ли их поймаешь?
- Нет, я их боюсь! Они кусаются… - чистосердечно призналась Людмилка.
- А боишься, так и молчи! - оборвал её Ваня.
- А правда, ребята, - сказала Саня. - Давайте уничтожим тридцать тысяч! И колхозу поможем, и Алёшу выручим.
- Да ты что, смеёшься? - вышел из себя Ваня. - Ловить-то кто будет? Людмилка или Федя?
- А что Федя? - подал голос уязвлённый Федя Четвериков, широколицый, добродушный подросток. - Федя, если хочешь знать…
- …выдумает что-нибудь, да? Знаем мы твои изобретения! Видели! И вообще я тебе слова не давал, - перебил его Ваня.
- А мне твоего слова и не надо, - обиженно надулся Федя.
- Мишку можно попросить помочь! - не очень уверенно предложила Саня.
- Уж твой Мишка поможет!.. Срывщик он и заводила! - с досадой махнул рукой Ваня и обернулся к окну - с улицы доносились возмущённые крики и ругань. - Вот, полюбуйтесь, опять драка!
- Где? Что? - встревожилась Саня и бросилась к двери.
За ней устремились другие пионеры.
- Объявляю сбор закрытым! - крикнул им вслед Ваня и сокрушённо покачал головой. - Слушали и ничего не постановили… Ну никакой дисциплины!..
"Гроза сусликов"
Но Ваня, оказывается, ошибся - никакой драки на улице не было.
Когда Саня и ребята подбежали к футболистам, они застали такую сцену.
Перед Мишкой Чистовым стоял толстый, неуклюжий Стёпа Соломин и, вытирая рукавом распаренное, багровое лицо, смущённо объяснял, что он совсем не виноват: целился по воротам, а мяч почему-то изменил направление и улетел в огород к тётке Спиридонихе.
Мишка, одетый как заправский футболист - в трусах, в чёрных гетрах и в огромных поношенных отцовских башмаках, - не выпуская изо рта судейского свистка, пренебрежительно процедил:
- Эх ты, Солома! Не умеешь играть - сиди на печке… А сейчас - марш за мячом!
- Так, Мишка же!.. - взмолился Стёпа. - Знаешь, какая там собака…
- Меня это не касается! - Мишка сделал угрожающий жест. - А ну! Считаю до трёх. Ра-аз…
Стёпа, прихрамывая на ушибленную ногу, нерешительно направился к огороду и заглянул через изгородь. И сразу же из глубины огорода послышался хриплый лай, и среди вишневых деревьев мелькнула здоровенная, с доброго телёнка, собака. Стёпа отскочил от изгороди и растерянно посмотрел на ребят. Оставалось только одно: пойти к тётке Спиридонихе и попросить, чтобы она вынесла из огорода мяч.
Но этого Стёпа сделать не мог: только позавчера футболисты разбили у неё стекло и старуха объявила мальчишкам непримиримую войну.
- Два-а? - скомандовал Мишка.
Сане стало жалко Стёпу, и она сердито посмотрела на брата:
- Подумаешь, хозяин какой! Купил мяч и распоряжается всеми!
- Это вы, Александра Егоровна? - прищурив глаза, насмешливо спросил Мишка. - Ну, как там у вас? Всё заседаете?.. - И он опять обернулся к Стёпе: - Два с половиной…
Саня хотела ещё что-то возразить брату, но, видя, что это бесполезно, сказала только:
- Не слушай его, Стёпа! - и побежала к дому Спиридонихи. Зачем, она и сама не знала, но ей очень хотелось хоть немного проучить Мишку.
К счастью, старухи Спиридонихи дома не было. Саня вызвала из избы её внучонка Васю и уговорила его принести из огорода футбольный мяч. Вася охотно это сделал.
Чувствуя на себе благодарный взгляд Стёпы, Саня не без торжества бросила тугой жёлтый мяч мальчишкам. Те оживились и заняли свои места, чтобы продолжать игру.
Но Мишка ловко на лету перехватил мяч и принялся его расшнуровывать.
- Хватит, побуцали. Опять загоните в огород, а доставать нет вас, - сказал он и выпустил из камеры воздух.
"Ну и жадюга ты!" - чуть было не сказала Саня, но вовремя спохватилась. Она сегодня решила по-серьёзному поговорить с Мишкой.
Уже не первый раз пытается она это сделать, и всё напрасно.
Ещё не так давно Мишка был мальчишка как мальчишка: шустрый, немного озорной, драчливый, но, в общем, хороший товарищ. Но с некоторых пор его как будто подменили.
А началось это с того, что в начале лета, когда школьников распустили на каникулы, Мишка поссорился с Ваней Сорокиным. Ваня сказал, что пионерам надо жить дружно, составить план работы, почаще собираться вместе, проводить беседы, аккуратно вести дневник и читать коллективно газеты. Мишка озорно рассмеялся, назвал Ваню писарем и канцеляристом и сказал, что подарит ему бутылку чернил и два кило бумаги для протоколов и постановлений. Он предложил ребятам без всякого плана ходить ловить рыбу, водить в ночное лошадей, пасти телят, уничтожать в поле сусликов.
Ваня ответил, что Мишка всегда спешит, "зарывается", а надо, чтобы всё делалось по плану и организованно. Мишка махнул на Ваню рукой и занялся ловлей сусликов.
Дело это ему очень понравилось, особенно после того, когда он, сдав на заготовительный пункт первую сотню сусличьих шкурок, получил сахар, мануфактуру, деньги.
Целыми днями Мишка пропадал в поле, ставил силки, капканы и возвращался домой, обвешанный, как боевыми, трофеями, сусличьими шкурками.
Лицо его загорело, обветрилось, нос облупился. Колхозники почтительно называли Мишку "защитником урожая", "грозой сусликов". Юный охотник почувствовал себя важной фигурой, к ребятам стал относиться снисходительно, считая, что они занимаются сущими пустяками.
Мишка приобрёл в сельмаге патефон с пластинками, проигрыватель, футбольный мяч, сделал подарки матери и отцу…
Карманы у Мишки постоянно были набиты леденцами, семечками, кедровыми орешками, которыми он щедро одаривал своих приятелей. Вот и сейчас группа ребят покорно следовала за Мишкой, упрашивая его дать им футбольный мяч хоть на полчасика.
Мишка отмалчивался.
Саня догнала брата и пошла с ним рядом:
- Мне надо поговорить с тобой…
- Поговори, - снисходительно усмехнулся Мишка.
- Ты пионер или нет? - строго спросила Саня.
- Ну, пионер… Если вы там ещё не исключили меня.
- А тебе я сестра родная или нет?
- Ну, сестра… Куда ж от тебя денешься?
- А товарищей ты выручить можешь?
- Ты к чему это подъезжаешь? - насторожился Мишка.
Саня рассказала о том, что произошло сегодня на пионерском сборе.
- Тю! - присвистнул Мишка. - Тридцать тысяч! Да вы что, белены объелись? Это же немыслимое дело!
- Почему же немыслимое? - принялась убеждать Саня. - Мы теперь всем отрядом на сусликов выйдем. А ты у нас за старшего будешь. Ты же гроза сусликов… У тебя и капканы есть, и силки.
- Ну нет, спасибочко! - насмешливо поклонился Мишка. - Я старайся, а другие, вроде Окунькова, делегатами на слёт едут, врут там почём зря, подарки получают! "Мы да мы, мы пахали…"
- Могли бы и тебя на слёт послать… Но ты же ни на один сбор не ходишь…
- И нечего мне с вами делать! - решительно отказался Мишка. - Нахвастали там на слёте, сели в лужу - сами и выбирайтесь. А у меня дело на ходу, налаженное. Ваши суслики ещё в норах сидят, а мои - вот они… - Он хлопнул себя по карману, как будто там лежал кошелёк с деньгами. - Заработочек имею!..
- Эх, ты! - с презрением сказала Саня. - Единоличник!..
- Кто? Я? - опешил было Мишка, но потом, ухмыльнувшись, подозвал шедших за ним ребят, оделил их семечками и с таинственным видом шепнул: - После третьего крика совы тигры выйдут на тропу войны против бизонов! Онтяноп?
- Онтяноп, Акшим! - ответил за всех Стёпа Соломин.
Мишка с победоносным видом взглянул на сестру.
- Видала? Организованность. Дисциплиночка - с полуслова всё понимают. Не то что у вас с Ваней - слушали, заседали, от скуки задремали… Пошли, ребята! - кивнул он приятелям, направляясь к дому.
"Онтяноп, онтяноп"… - задумчиво шептала про себя Саня, оставшись одна. - Что бы это могло значить - онтяноп? А что значит акшим?
Эти загадочные слова делали её родного брата, хорошо знакомого ей мальчишку, немного чужим и таинственным. "Онтяноп, акшим, килсус", - с недоумением снова и снова повторяла Саня. Ей казалось, что если она разгадает тайный смысл непонятных слов, то ей станут понятными и все охотничьи секреты брата. Но Саня, сколько ни думала, никак не могла догадаться, из какого иностранного языка Мишка взял эти словечки. И только на другой день она сообразила, что таинственные слова становятся самыми обыкновенными русскими, если их читать в обратную сторону, справа налево.
Соль и спички
Убежав со сбора, Алёша долго бродил один, скрываясь от ребят. Он с горечью и обидой перебирал в уме все те напасти, которые на него обрушились. И за что?.. Но тут Алёша вспомнил областной слёт юннатов и ужаснулся. Если бы люди знали, какой он хвастун и задавака! Мало того, что он сболтнул про тридцать тысяч сусликов, он ещё ни словом не обмолвился на слёте ни про Мишку Чистова, ни про Саню, которая лучше всех ухаживала за поросятами, ни про Димку, который вытащил из болота завязнувшего жеребёнка.
Да что хвастовство! Алёша даже был - страшно подумать! - вором. Кто однажды стащил у Феди Четверикова резную можжевёловую палку? Он, Алёша. А кто в другой раз взял из куриного гнезда четыре ещё тёплых яйца и променял их на кедровые орешки? Опять он, Окуньков. А кто… Да мало ли какие проступки мог совершить за свою жизнь человек, которому в этом году уже стукнет двенадцать лет! И вот сейчас все они, как назло, вспоминаются… Уже давно улеглась пыль, поднятая стадом, всё ярче, как начищенный наждаком, блестел вылезший из-за тучки молодой серебряный месяц. Над крышами притихшего села заструились сизые дымки. Они сливались в широкую фиолетовую струю, медленно сползавшую в низину, к реке, из-за которой доносилась протяжная, в два голоса песня. Накрыв реку, дым перебрался на другой берег и потянулся к яркому огоньку костра, блестевшему в дальней роще за рекой.
Алёша вернулся домой поздно. В тёмных сенях он налетел на кадушку и зашиб коленку.
- Так тебе и надо! - злорадно зашептал Алёша. - Не ври, хвастун… не ври!
Не прикоснувшись к приготовленной для него еде, он быстро разделся и юркнул в постель. Вскоре пришла и Евдокия Павловна.
Она уже кое-что слышала о неприятностях, которые постигли её сына, и сейчас, глядя на Алёшу, тяжело вздохнула. "Когда же наконец Алёша образумится, когда перестанет выдумывать? - подумала она с досадой и тревогой. - Растёт, как лопух в огороде. Вот и спать лёг не поевши". Но тут Евдокия Павловна заметила, что освещённый месяцем конец одеяла, под которым лежали Алёшины ноги, изредка вздрагивает.
Присев на край Алёшиной кровати, мать осторожно провела ладонью по взъерошенным волосам сына.
Веки, а затем и губы Алёши начали вздрагивать, в уголках закрытых глаз набежали слёзы. Алёша повернулся к матери спиной.
Евдокия Павловна поправила подушку и, тихонько вздохнув, сказала:
- Вот, значит, какие дела-то, сынок.
Спина Алёши судорожно вздрогнула. Прерывистым от накипающих слёз голосом он с трудом выдавил из себя:
- Нам из обкома письмо пришло… насчёт сусликов…
- …которые ещё бегают в поле… - закончила мать. - Интересно! А ещё что?
- Меня… из пионеров… выгонять будут…
- Вот оно как оборачивается, - покачала головой Евдокия Павловна.
Алёша приподнялся на локте, заглянул матери в глаза:
- А правда, маленький я был такой невыдержанный… ну, прямо сказать, хвастун?
- Это случалось! - усмехнулась мать. - Бывало, поймаешь какого-нибудь жучка плохонького, а сам кричишь: "Десять жуков, десять жуков!.." Любил прихвастнуть.
- А вором я был? - с отчаянной решимостью спросил Алёша.
- Что с тобой, Алёша? У нас семья не такая…
- А вот был вором, был! - повысил голос Алецш. - Я знаешь что сделал? Знаешь?.. Эх! Ничего ты не знаешь!.. - И он безнадёжно махнул рукой. - Убегу я…
- Далеко ли? - спросила мать.
- Куда глаза глядят.
- Где можно хвастать? Что-то я про такие места не слыхала. - Евдокия Павловна отошла от Алёшиной кровати, завела будильник. - Спи-ка лучше. Утро вечера мудренее.
Алёша отвернулся к стене.
Проснулся он чуть свет, когда заря только ещё разгоралась над горизонтом. Осторожно, чтобы не разбудить мать, Алёша оделся, отрезал полбуханки хлеба, взял соли, выловил из кадушки десяток огурцов, достал из печурки коробок спичек и всё это уложил в мешочек. Потом забрался на стул и потянулся к висящему на стене дробовику.
- Ружьё не трогай! - раздался спокойный голос матери.
Алёша от неожиданности чуть не - свалился со стула. Потом он схватил мешочек и направился к двери.
- Ухожу.
- Иди, иди, прогуляйся, - чуть приметно усмехнулась Евдокия Павловна. - Щи в сенях будут.
Алёша потоптался у двери, ожидая, что ещё скажет ему мать. Но Евдокия Павловна молчала, и Алёша вышел за дверь.
Утро вступало в свои права. Донёсся звук пастушеского рожка, зафыркал мотор грузовика, кукарекнул петух, запели птицы. Одна из них насвистывала совсем близко. Потом за окном раздался шёпот:
- Алёша! Алёша! Вставай… Ты ещё спишь?
Евдокия Павловна поднялась с кровати и распахнула створки рамы. За окном, прижимаясь к стене, стояла Саня Чистова.
- А-а, птица ранняя! Зачем тебе Алёша ни свет ни заря? - спросила Евдокия Павловна.
- У нас с ним одно дело есть… - шёпотом сообщила Саня. - Очень важное.
- Наверно, рыбу ловить?
- Ага… То есть нет… Что вы, тётя Дуня! Это потом.
- Понятно. А раньше вы червяков накопаете?
- Конечно… То есть нет, тётя Дуня!
- Что же вы, удочки без червяков забрасываете?
- Ну да… То есть нет… - совсем запуталась Саня. - Тётя Дуня, разбудите Алёшу…
- Нет Алёши.
- Как - нет? - Удивлённая Саня заглянула в окно - кровать Алёши была пуста. - Куда же он ушёл?
- А вот это уж мне неизвестно. - Евдокия Павловна пристально посмотрела на девочку. - Что у вас вчера на сборе-то приключилось?
- Да так… ничего особенного, - уклончиво ответила Саня и тут же проговорилась: - А всё равно мы не позволим Алёшу из пионеров исключить… Не дадим, вот и всё… И надолго он ушёл, тётя Дуня?
- Опять не знаю… Может, и надолго, - многозначительно сказала Евдокия Павловна. - Забрал хлеб, соль, спички…
- Соль, спички!.. - испуганно вскрикнула Саня. - Ой, тётя Дуня! А может, он… Да что же вы молчали до сих пор!
И девочка побежала по деревне, чтобы сообщить ребятам об исчезновении Алёши Окунькова.
Спасательная экспедиция
Вскоре Саня подняла на ноги Федю, Димку, Ваню и еще нескольких пионеров. Ребята долго гадали, куда мог уйти Алёша: то ли к тётке в соседнюю деревню, то ли к приятелю, который жил с отцом в совхозе.
Ваня Сорокин сказал, что с Алёшей ничего не случится и он сейчас где-нибудь в тихой заводи преспокойно удит рыбу. Саня обозвала Сорокина бесчувственным человеком.
Федя Четвериков, узнав, что Алёша забрал из дому соль и спички, резонно заявил, что Окуньков будет теперь жить в лесу, как отшельник, и ни за что не вернётся домой. Он бы и сам поступил точно так же, если бы с ним случилась такая беда.
Димка Ухваткин предложил организовать спасательную экспедицию.
Это предложение было немедленно принято, и ребята разбежались по домам, чтобы подготовиться к поискам Алёши. Не прошло и получаса, как они снова собрались в полной боевой готовности: Федя Четвериков надел тельняшку и притащил фонарь "летучая мышь", пламя которого, как известно, не гаснет при самой сильной буре. Ваня Сорокин явился в тяжёлых футбольных бутсах, в широкополой шляпе, с алюминиевой фляжкой на одном боку и полевой сумкой на другом. Но основательнее всех подготовился к экспедиции дружок Алёши - Димка Ухваткин. Он подпоясался толстым офицерским ремнём, к которому прикрепил верёвку и компас. На груди у него болтался полевой бинокль, вызвавший у Вани зависть, а глаза он прикрыл большими, похожими на маску шофёрскими очками. Тарзан, которого Димка с трудом удерживал на верёвке, испуганный необычным видом своего хозяина, так отчаянно тявкал и рвался с поводка, что Димка вынужден был снять очки. Наконец, когда наступила тишина, Ваня, внимательно изучив окрестность с помощью Димкиного бинокля, объявил:
- Значит, так, сперва мы пойдём вон туда! - И он вытянул руку по направлению к роще.
- На юго-юго-запад, - уточнил Димка, взглянув на компас.
- Точно! - подтвердил Ваня. И только было он собрался подать команду "смирно!", как к нему подбежала запыхавшаяся Людмилка с берестяной кошёлкой в руках.
- Ладно же, ладно! - хныкала она. - Сами ушли, а меня не взяли!
- Чего тебе? - спросил, нахмурившись, Ваня.
- Я тоже хочу на юго-юго-запад.
- А кошёлка зачем? - строго спросил Ваня.
- А это, если грибы по дороге попадутся.
- Грибы… - поморщился Ваня. - Вот народ! Ладно уж, становись, только смотри у меня - на хныкать… Слушай команду! Равняйсь!..
Наконец, после того как Ваня прокричал "смирно!", "налево!", "шагом марш!", ребята пустились на поиски пропавшего Алёши…
Побродив часа три по лесу и вдоволь накричавшись и нааукавшись, спасательная экспедиция вышла в открытое поле. Ребята, разморённые жарой, шли вразброд. Даже Тарзан со своим свёрнутым крендельком хвостом уже больше не тявкал. Он семенил рядом с Димкой, высунув язык, и изредка фыркал от пыли, которую поднимали ребята. Но тяжелее всех приходилось Ване, обутому в тяжёлые бутсы. И когда отряд поднялся на пригорок, Ваня скомандовал "отдыхать!" и опустился на землю.
- Ребята, кто хочет мои ботинки поносить? - предложил он, тяжело отдуваясь.
Желающих не оказалось.
Димка поднёс к глазам бинокль. Сквозь окуляры он увидел широкое поле густой пшеницы. По другую сторону дороги тянулась кочковатая, заросшая мелким кустарником и чахлой травой пустошь.
- Ну, что там? - нетерпеливо спросила Саня.
- Ничего не вижу. Одни суслики… - ответил Димка. - Смотрите, как они хлеб грызут.
Бинокль стал переходить из рук в руки. В окулярах бинокля было видно, как несколько сусликов острыми зубами перегрызали стебли пшеницы. Стебли клонились вниз, падали на землю; суслики грызли колосья или утаскивали их в норы.