Мэгги бросила взгляд на часы.
- Встретимся в три часа.
- В вашем офисе?
- Я собираюсь кое с кем на ланч в Ист-Сайде. Так что лучше встретиться у меня дома. Четыреста двадцать пять по Восточной Шестьдесят третьей улице. Там нам никто не помешает. Побеседуем в саду.
- На улице льет как из ведра.
- Увидимся в три, мистер Грэнвилл.
- Для вас Карл.
- А я думала, тебя зовут Грэнни.
- Некоторые, - признался он. Конечно, только самые близкие, те, кому он позволяет…
Черт, а откуда ей это известно?
- Я всегда готовлю домашние задания, - произнесла Мэгги, словно читая его мысли. Она уже не смотрела на Карла, ее взгляд блуждал по заполненной людьми комнате, без устали ища что-то. Затем она опустила глаза вниз, на покоящееся в гробу восковое тело. - А ведь ее смерть - конец целой эпохи, не так ли?
Казалось, Мэгги с удовольствием отметила этот факт. Она вновь взглянула на Карла.
"Не разочаруй меня, Карл, терпеть не могу, когда меня разочаровывают".
Шел дождь, и Аманда Мейз предложила Карлу подбросить его до дома.
Она водила все ту же старую, проржавевшую, полуразвалившуюся "субару" с кузовом "универсал", которую умудрилась нелегально припарковать в том месте, где разрешалось оставлять только автокатафалки. В салоне машины, как обычно, было полно смятых стаканчиков из-под кофе "Старбакс", куча разных пальто, свитеров и туфель, блокнотов и папок. Что ж, любовью к порядку Аманда никогда не отличалась. Карл стоял у обочины, и струи воды стекали по его спине, пока девушка открывала машину и перекладывала всю дребедень, которая валялась на переднем сиденье, на заднее, такое же захламленное, чтобы освободить место.
Когда он наконец забрался внутрь, из-за тесноты колени длинных ног оказались почти прижаты к подбородку. После того как Аманда предложила его подвезти, она не проронила ни слова, и Карл понял, что именно ему придется быть взрослым и цивилизованным.
- И когда же ты собираешься в…
- В Вашингтон? Прямо сейчас. Мы расследуем одно дельце в местном школьном совете округа Колумбия. Я руковожу командой и не хочу, чтобы без меня там напортачили. И вообще, мне ведь незачем здесь оставаться, правда? - подчеркнула она язвительно.
- Аманда, мы могли бы, по крайней мере…
- Остаться друзьями? Конечно, Карл, могли бы.
Она постоянно его перебивала, никогда не давая закончить фразу. Их разговоры всегда велись отрывисто и быстро, иногда на повышенных тонах, и очень редко бывали спокойными. У Аманды и мозги так работали - на повышенной скорости.
- Ну ладно, ты хочешь…
- Чашку кофе? Нет, спасибо. На сегодня с меня хватит дружбы.
"Субару" никак не хотела заводиться. Мотор чихал и захлебывался. Когда наконец машина тронулась с места, он начал стучать, часто и громко.
- Ты что, собираешься ехать на этой тарахтелке до Вашингтона?
- Она в полном порядке, Карл. - В тот день, когда они расстались, Аманда перестала называть его Грэнни. - Она так стучит последние семь тысяч миль.
- Но…
- Ничего страшного. Так что заткнись, ладно?
Аманда вдавила педаль в пол, чтобы доказать свою правоту. Карл закрыл глаза, отчаянно вцепившись в сиденье и вспоминая.
Вспоминая о них.
Они встретились на вечеринке по поводу выхода в свет книги общего друга. И после этого были неразлучны восемнадцать месяцев, две недели и четыре дня. Аманда любила группу "Велвет андеграунд", баскетбольную команду "Нью-Йорк никс" и холодную пиццу на завтрак. Ее тело было приятно округлым в одних, нужных, местах и на зависть упругим и подтянутым в других. А еще она обладала копной непокорных волос медного цвета, которые торчали во все стороны, озорными зелеными глазами, россыпью веснушек и самым прелестным ртом, который только доводилось целовать Карлу.
Он вспоминал ночи, проведенные вместе. Как они занимались любовью, затем беседовали до рассвета и снова занимались любовью. А потом еще и еще.
Вспоминал, как он чувствовал себя рядом с ней - влюбленным и восторженным, веселым и неуверенным, но всегда живущим полной жизнью. Аманда была чрезвычайно отзывчивой, страстной и своенравной. Характером она обладала прескверным, и ладить с ней было непросто. Настырная, несговорчивая и упрямая. Зато Аманда отличалась поразительным интеллектом, и сейчас, сидя рядом с ней, Карл с долей сожаления понял, что ее мнение до сих пор для него очень важно.
В памяти Грэнвилла всплыло их расставание.
Оно было ужасно.
Больше всего Аманде хотелось, чтобы он стал реалистом. Таким, как она. Несколько лет Аманда работала внештатной журналисткой, месяцами обретаясь в убогой однокомнатной квартире, и наконец поняла, что ей нужно больше всего на свете. Настоящая жизнь. Хорошая работа. Уютный дом. Обязательства. Карл Грэнвилл. Она подыскала хорошую должность - заместителя редактора отдела городских новостей газеты "Вашингтон джорнэл". Округ Колумбия подходил ей как нельзя лучше, ведь Аманда обожала политику. В отличие от Карла, чьей страстью были цифры. Например, 30,1 очка и 22,9 подбора, которые в среднем набирал за одну игру величайший баскетболист Уилт Чемберлен. Или 325 - результат Дика Гроута за 1960 год, когда он в последнем бейсбольном матче сезона вырвал титул лучшего отбивающего Национальной лиги у Норма Ларкера. Впрочем, и для Карла в Вашингтоне нашлась приличная работа. Да что говорить, отличная работа! "Вашингтон джорнэл" искала человека, который смог бы рассказывать о спорте как об одной из форм поп-культуры, а не только сообщать результаты состязаний. Очерки. Обзорные статьи. Быть может, даже собственная колонка. Но Карл отказался. Эта должность отнимала бы у него все время, а он не хотел бросать свою книгу. И Нью-Йорк он не хотел оставлять, так что разъяренной Аманде пришлось уехать одной. Она не поняла его. Да и вряд ли смогла бы. Ей тогда исполнилось тридцать, а ему - двадцать семь, но из-за разницы в психологическом развитии полов это означало, что она опережала его лет на девять-двенадцать. Карл понимал, что теряет нечто особенное, но ничего не мог с собой поделать.
Он просто был не готов к реальной жизни.
Это случилось почти год назад. А теперь они мчались по мокрым от дождя улицам Нью-Йорка в ее машине и не знали, что сказать друг другу. Аманда направилась вверх по Медисон-авеню к Девяносто шестой улице и на всей скорости пронеслась по пересекающей Центральный парк Девяносто седьмой. Карл жил на Сто третьей улице, между Бродвеем и Амстердам-авеню в одном из немногих в Верхнем Вест-Сайде многоквартирных домов, которым чудом удалось избежать реконструкции. В этом районе было полно грязных и убогих съемных квартир, а также безработных латиноамериканцев, которые день-деньской сидели на ступеньках, потягивая из банок пиво, купленное в магазинчике за углом.
- И с каких это пор вы с Мэгги Петерсон не разлей вода? - спросила Аманда.
- Она прочитала мою книгу. И ей понравилось.
Карл ждал, что Аманда порадуется за него. Может, даже придет в восторг. Но она осталась равнодушной. Словно пропустила его слова мимо ушей.
- Интересно, правда ли то, что о ней болтают? - произнесла Аманда.
- Не думаю. - Карл бросил взгляд на девушку. Он не выносил, когда она пыталась вот так его подловить. - Ну хорошо, и что же такое говорят?
- Когда она была редактором "Дейли миррор" в Чикаго, то разрушила брак ведущего журналиста этого издания.
- Что, у нее был с ним роман?
- У нее был роман и с ним, и с его женой.
- Не может быть.
- Может, уж ты поверь.
- Ей просто хочется пообщаться, - возразил Карл, стараясь говорить как можно небрежнее.
- Ей много чего хочется. Включая собственное ток-шоу на телеканале "Апекс". И наверняка она его получит, учитывая, что они с Огмоном очень близки.
Лорд Линдсей Огмон, урожденный британец, а ныне миллиардер-затворник, единолично построил империю "Апекс" по кирпичику - теле- и киностудия, газеты в Лондоне, Нью-Йорке, Чикаго и Сиднее, журналы во многих странах мира, книгоиздательства в Нью-Йорке и Лондоне, международные кабельные телеканалы. Линдсей Огмон создал мощную и обширную сеть, а Мэгги Петерсон была его самой крупной и прожорливой акулой. Потрясающим сотрудником. Шикарной женщиной. "Дейли миррор" медленно угасала до того, как она ее возглавила, и за полгода Мэгги удалось поднять тираж на двадцать пять процентов. Затем она взялась еще за два журнала Огмона, которые не приносили прибыли, и вскоре они стали самыми популярными. А теперь Мэгги сделала успешным принадлежащее Линдсею издательство.
- Она нигде не остается надолго, - добавила Аманда. - Ей не нравится руководить одним и тем же коллективом год за годом. Мэгги любит производить сенсации.
Карл кивнул, размышляя над тем, какого рода сенсацию Мэгги задумала для него.
- Ты встречаешься с кем-нибудь? - спросил он сквозь тарахтение мотора.
- С Томом Крузом, - ответила Аманда. - У нас большое и светлое чувство. Только никому ни слова. Не хотим, чтобы Николь узнала. К тому же когда-то я поклялась, что ни за что на свете не свяжусь с женатым мужиком.
Девушка вытащила сигарету и закурила, наполнив салон машины табачным дымом.
Карл открыл окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и дождь брызнул ему в лицо.
- Когда ты снова начала курить?
- Догадайся, - бросила она резко. Слишком резко, поняла Аманда и добавила уже мягче: - А ты?
- И не думал. Отвратительная привычка. Вредно для легких.
- Я имела в виду…
- Знаю. Нет, ни с кем. Голодающие художники в наши дни не пользуются популярностью.
- Голодающие художники никогда не пользовались популярностью.
- Ну-ну, рассказывай, - сказал Карл, ухмыльнувшись.
- Нет уж, - отозвалась Аманда, - этот номер не пройдет, даже не пытайся.
- Ты это о чем? Что не пройдет?
- Грэнвилловская улыбка. На мне сейчас непробиваемая броня, так что не трать зря силы.
- Послушай, Аманда…
Карл взял девушку за руку. Аманда отдернула руку и прошептала:
- Пожалуйста, не надо. Не надо говорить, как тебе неловко и что ты не знаешь, что сейчас чувствуешь. Потому что я знаю, что ты чувствуешь. Облегчение и свободу.
После этих слов Карл замолчал. Аманда тоже.
- Наверное, еще не время, - сказал наконец Карл. - Еще слишком больно. Может… может, стоит попытаться в следующем году.
- Я не против, если ты не возражаешь, - храбро ответила Аманда.
- Договорились, - произнес Карл, гася ее сигарету.
Улица, на которой жил Грэнвилл, была пустынна. Дождь загнал всех праздношатающихся под крышу. Аманда со скрежетом притормозила перед видавшим виды домом из коричневого песчаника, где Карл жил с тех пор, как переехал в Нью-Йорк. Он снимал крохотную однокомнатную квартирку на четвертом этаже, в которой было жарко летом, холодно зимой и шумно в любое время года. Мыши и тараканы не возражали, Карл тоже, а вот Аманда это убожество терпеть не могла. Обычно они встречались в ее квартире с центральным отоплением, горячей водой и прочими роскошествами.
Очень привлекательная молодая блондинка пыталась протащить через переднюю дверь огромное кресло. Правда, безрезультатно. И красотку, и ее ношу поливал дождь. Футболка и джинсы девушки промокли насквозь.
- Новая соседка? - осведомилась Аманда, вопросительно подняв бровь.
- Ага, сверху, - подтвердил Грэнвилл, кивая. - Переехала на прошлой неделе.
- Нет, не носит, - произнесла Аманда.
- Что не носит?
- Бюстгальтер. Ты ведь это подумал, не так ли?
Карл повернулся и пристально посмотрел на нее.
- Наверное, ты удивишься, но я не всегда думаю то, что, по твоему мнению, я должен думать.
Взгляд Аманды блуждал по лицу Карла, словно она старалась его лучше запомнить.
- Ты абсолютно прав, - мрачно проговорила девушка. - Меня бы это удивило.
- Осторожно, там рытвина, - предостерег Карл бывшую подругу, вылезая из машины.
Яма была прямо посреди дороги, широкая и глубокая, больше похожая на кратер. И конечно же, Аманда въехала в нее на всей скорости. Наверняка потеряла бы колпак, будь на автомобиле хоть один. Карл смотрел, как ее "субару" пересекает Бродвей, а потом удаляется вниз по улице, и на душе у него скребли кошки. Ему было грустно и одиноко. Карл решительно отбросил печальные мысли и направился к входной двери. Путь преградили кресло и очень мокрая блондинка.
- Вы что, собираетесь самостоятельно затащить эту штуковину на пятый этаж? - осведомился Карл у новой соседки.
- Конечно, - ответила та.
У девушки был мягкий, приятный голос и самые завораживающие огромные голубые глаза из всех, которые только доводилось видеть Карлу. Шелковистые белокурые волосы блестели от влаги. Губы блондинка накрасила ярко-розовой помадой, а ногти - такого же цвета лаком. Она была довольно высокой - около метра восьмидесяти в ботинках "Док Мартен" с металлическими носами.
- Я нашла это кресло за углом. Представляете, кто-то его выкинул!
Кресло было обтянуто зеленым винилом и выглядело просто огромным. И безобразным.
- Не могу представить, что его кто-то вначале купил, - заметил Карл.
- А мне нравится. Особенно потому, что у меня нет кресла и оно мне пригодится. Только вот в чертову дверь никак не пролезет!
Красотка с досадой прикусила соблазнительную нижнюю губу.
Карл стоял и думал, что давным-давно не встречался с женщиной, которая покрывает ногти ярко-розовым лаком. Впрочем, если подумать, он вообще никогда не ходил на свидания с такими женщинами. Аманда не красила ногти и к тому же обкусывала их до крови.
- Обязательно пролезет, - заверил Грэнвилл девушку. - Нужно только его повернуть.
Он нагнулся и ухватил зеленого монстра за бок, стараясь при этом не глядеть на крупные розовые соски блондинки, которые дерзко торчали прямо перед его носом.
- Спасибо, вы очень добры.
- Ничего особенного, - пробормотал Карл. - Соседи всегда помогают друг другу. Удерживая таким образом этот жестокий, грязный город от окончательного распада. Кроме того, если я не помогу, то не попаду внутрь и останусь мокнуть под дождем.
Они вдвоем повернули кресло, с трудом протащили его через вестибюль и поставили у лестницы. Оно оказалось тяжеленным, и двигать его было очень неудобно.
- Между прочим, я тот самый Грэнвилл, чья кнопка домофона как раз под вашей. Имя Карл прилагается к фамилии. А что прилагается к Клонингер?
- Тонни. С двумя "эн".
- Рад познакомиться, Тонни с двумя "эн". Вы недавно в этом городе?
- На днях переехала из Пенсильвании. Я актриса. Господи, так смешно звучит, словно я хвастаюсь. Я хочу стать актрисой. В основном подрабатываю манекенщицей и все такое. Еще я учусь. А вы? Тоже работаете моделью?
- Продолжайте говорить со мной в таком духе, и я лягу на коврик у вашей двери и останусь там навсегда.
- Кстати, вот что мне еще нужно - коврик у двери, - ответила девушка, улыбаясь Карлу.
У нее была чудесная улыбка, и Грэнвилл почувствовал, что по нижней части тела растекается приятное тепло, а ноги стали как желе. Карл глубоко вздохнул, оценивая в уме высоту и ширину лестницы и кресла, и прикинул, как транспортировать мебель дальше.
- Ладно, я потащу, а вы - толкайте. На счет "три". Готовы?
- Готова. Я уже говорила, что это очень мило с вашей стороны?
- Да, но можете повторять еще и еще.
Он тянул, она толкала, и каким-то образом молодые люди ухитрились приволочь огромную, безобразную и неуклюжую штуковину на площадку второго этажа, где им пришлось передохнуть. Оставалось всего три пролета.
- А можно задать вам личный вопрос? - произнесла девушка, тяжело дыша. - Каждое утро я слышу из вашей квартиры странные звуки - "бум-бум-бум". Что вы делаете?
- Бьюсь головой о стену. Я - писатель.
Она прыснула, и ее смех оказался столь же очаровательным, как улыбка. Звонким и искренним.
- Мне еще не приходилось жить над писателем. Наверное, нужно привыкать.
- О, вам понравится. На самом деле, скоро будете удивляться, как это обходились без меня раньше.
Блондинка бросила на него игривый взгляд.
- А серьезно, что вы делаете?
- Это боксерская груша. В ней килограммов тридцать, не меньше. Я занимаюсь каждое утро. - Он опять ухватился за свою сторону кресла и продолжил: - Никогда не знаешь, что может случиться.
Когда они наконец добрались до четвертого этажа, поясница Карла ныла от напряжения.
- Я ощущаю себя непривычно великодушным. Почему бы вам не оставить это кресло здесь, у меня? Вы бы могли навещать его, когда захотите.
- Еще один лестничный пролет, Чарльз.
- Карл.
Девушка жила в такой же студии, как у него, только потолок нависал еще ниже, и из-за этого комнатка казалась совсем убогой. Пожиток у нее было немного - кровать, комод, телевизор и кактус, который, похоже, давно погиб. Правда, Карл не знал, как должны выглядеть живые и здоровые кактусы. Часть вещей соседка еще не успела распаковать, и они лежали в коробках. Молодые люди затащили кресло в пустой угол, перед телевизором.
- Самое меньшее, что я могу для вас сделать, это предложить пива, - с благодарностью сказала Тонни.
- Самое меньшее, что я могу сделать, это принять ваше предложение, - ответил Карл, ожидая, что девушка направится к холодильнику. Но она даже не шелохнулась.
- Вообще-то у меня нет пива, - призналась она.
- Ваши предложения всегда такие необоснованные?
- Отнюдь нет. Знаете "Сан хаус"?
- Бар, где играют блюз на Девятой авеню?
Девушка кивнула.
- Я работаю там официанткой по вечерам, с восьми до двух. Загляните туда, и я угощу вас пивом. Договорились?
- Не знаю. Мне нужно подумать, - ответил Карл. Он посмотрел на потрясающую красотку, которая стояла перед ним. Затем представил рассерженную бывшую подругу, как та на своей машине-развалюхе переезжает через выбоину на дороге. - Все, я подумал, - произнес он. - Договорились, Тонни с двумя "эн".
2
Двухмоторная "сессна" коснулась колесами шасси взлетной полосы № 31 международного аэропорта Нашвилла, столицы штата Теннесси, точно по расписанию, минута в минуту. По-видимому, никто этого не заметил. Во всяком случае, точно не диспетчер наземного движения, который не обращал внимания на приземлившийся самолет минут тринадцать, пока пилот не вызвал его второй раз, возмутившись:
- Это "сессна-ноябрь-шестьдесят-гольф-чарли". Сколько раз нужно просить соединить меня со службой по регулированию воздушного движения "Меркьюри"?
- Извини, Чарли, - ответил оператор. - Сумасшедший день сегодня. Ни минуты продыху. Совсем про тебя забыл.
И уж конечно, ничего не заметил оператор "Меркьюри", которому понадобилось семь с половиной минут после того, как "сессна" получила разрешение вырулить на стоянку, чтобы сообщить, на какую стоянку двигаться.
Несомненно, остался равнодушен к прилету самолета и болезненно худой сотрудник наземных служб аэропорта, из-за которого летчику пришлось ждать еще четыре минуты, чтобы заказать по девяносто пять литров авиационного топлива на каждый бак.
Казалось, происходящее было до лампочки всем, кроме пилота "сессны" и ее единственного пассажира, Г. Гаррисона Вагнера, который в этот раз путешествовал под именем Лоренса Энгла.