Сэм услышала щелчок, когда он сдавил эту жестянку, и, внезапно ощутив чувство вины, прикусила губу. Семейное счастье. Вся семья вместе. В ее детстве такого никогда не было. Одна из немногих действительно важных вещей, которые вы можете дать своему ребенку. Она вытащила из стенного шкафа несколько газет и протянула, улыбаясь, Ричарду.
– Подложи снизу.
Он мельком глянул на газеты:
– Я их уже читал.
– Ричард, – сказала она укоризненно.
– Посмотри, мамочка! – Ники показывал сверкающее ружейное ложе.
– Просто замечательно, тигренок. А теперь тебе пора в ванную.
– Папочка говорит, что завтра мы сможем поохотиться, потому что у меня день рождения.
– Если будет время. Завтра у тебя довольно занятый день.
Лицо Ники сникло, и он повернулся к отцу:
– У нас ведь будет время, папочка, правда?
Ричард улыбнулся:
– Ну конечно будет. Давай-ка поцелуемся на ночь.
Сэм наблюдала, как мальчик крепко обнял отца, обвив руками его шею – простая, всеобъемлющая, простодушная любовь ребенка. Он любит отца без памяти. Она тоже любила Ричарда без памяти. Любила, обожала, гордилась им. Целых девять лет. Пока не…
– Мамочка, а ты мне расскажешь сказку, которую рассказывала вчера? Ну, как человек убил дракона, а тот дракон снова ожил, а?
– Ты что же, снова хочешь эту сказку?
– Расскажи ее снова. Да-да! Пожалуйста!
Человек убил дракона и жил себе вечно и счастливо. Жил себе вечно и счастливо после этого. Самая большая выдумка детства.
– Иди-ка и напусти ванну, тигренок, а мама сейчас придет.
Ники умчался стрелой.
– Он очень выматывается, – сказала Сэм.
– Спокойной ночи, тигренок. – Ричард опустил стволы дробовика вниз и снова налил себе в бокал виски, точно свою норму – на уровень четырех пальцев. Он поднес рюмку к крану и добавил немного воды. – Ты выглядишь замечательно, таракашка, – произнес он с нежностью. – Как вот этот джемпер на тебе.
Она на мгновение опустила глаза, вспоминая, что там на ней надето.
– Спасибо.
– Я… – Он поколебался, опустил руку в карман и вытащил оттуда небольшой пакетик. – Я… – он покраснел, – вот… принес тебе небольшой подарочек.
– Мне?
Он протянул ей маленький прямоугольный сверточек в шикарной подарочной обертке из фольги, но весь помятый и неуклюже заклеенный липкой лентой, которую ей пришлось долго отдирать ногтем. Внутри оказалась легонькая, довольно потертая кожаная коробочка. Сэм неуверенно посмотрела на Ричарда, он кивнул ей. Она приподняла крышку и увидела часы "ролекс", старого образца, в тонком прямоугольном корпусе с двумя циферблатами.
– Это… м-м-м… оригинальные… старинные, тридцатые годы. Я подумал… вся эта твоя чепуха с ретро… будет гармонировать с образом…
– Очень необычно, – сказала она, вынимая часы из коробочки. – Очень в струю. Это… великолепно. – Она поцеловала его. – Они восхитительны.
Сэм сняла свои часы, положила их на стол и пристегнула ремешок к "ролексу".
– Тебе придется заводить их.
– Да. Забавно, два циферблата… выходит, можно будет узнавать время в различных частях света, да? Это для ранних денежных воротил, да?
– Один для часовой стрелки, а другой – для минутной.
Она улыбнулась:
– А-а-а.
– Они повысят доверие улицы к тебе.
– Повысят.
– Нравятся они тебе?
– Да. Они великолепны… они…
Он сел обратно за стол. Его глаза увлажнились. Он заплакал.
– Извини меня, таракашка. Я запутался. Я… Я… в самом деле… – Он слегка склонил голову и в отчаянии обхватил ее руками. – Я люблю тебя, ты же знаешь, я по-настоящему люблю тебя. И не хочу терять.
Она подошла к нему, обняла и какое-то мгновение крепко держала, словно баюкала, смаргивая собственные слезы от нахлынувшей печали. Печали от того, что произошло и что он испытывал… И оттого, что даже теперь, в ее руках, он ей казался каким-то чужим. Она погладила его по лицу.
– Изумительные часы. Они, должно быть, стоят целое состояние.
– Мне хотелось подарить тебе что-нибудь совсем особенное.
– Ты в последнее время тратишь уйму денег.
Он фыркнул.
– Да все нормально. Мы провернули несколько неплохих сделок. Андреас считает, что у нас будет все отлично до тех пор, пока ничего не случится на японском рынке.
– А такое возможно?
Он отстранился от нее и сделал большой глоток виски. Сэм внимательно посмотрела на него, и ей почудился слабый отблеск беспокойства в его лице.
– Существует такая угроза? – осторожно повторила она.
Он снова фыркнул.
– Нет.
Но она почувствовала, что в его обычной уверенности чего-то недостает.
– А давно ты имеешь дело с Андреасом?
Он пожал плечами:
– Примерно восемь или девять месяцев.
– Он, кажется, помог тебе заработать кучу денег.
– Да, он хороший малый, – подтвердил Ричард, слегка покраснев.
– Ты ему доверяешь?
– Он абсолютно честен.
– В самом деле?
Он кивнул.
– А он не авантюрист?
– Нет… он… – Ричард поколебался. – Он действительно… ну… очень осторожен. Он же директор банка. Весьма серьезное учреждение. – Он неуклюже поскреб себя по затылку. – А почему ты…
– Я просто подумала, что он немного странный, только и всего.
– Ну, многие швейцарцы несколько флегматичны.
– А как прошла охота? – спросила она.
– Трофеи отличные. – Ему словно полегчало оттого, что она сменила тему разговора. – Сто восемьдесят фазанов! Как в былые времена. Думаю, придется сооружать подходящую кладовку для дичи.
Сэм принялась осторожно взад-вперед крутить винтики своих часов. Она сообразила, что уже многие годы не заводила вручную часы.
– Ты уже позаботилась о представлении, ну, о "Панче и Джуди", таракашечка, а?
– Да.
– И во сколько оно начнется?
– В три. Тебе надо отладить проектор сегодня. А то завтра будет некогда, ведь тебе придется еще ехать за своей матерью.
– Старая коза. – Он сделал еще один большой глоток виски. – Пора бы ей уже прекратить выставлять себя напоказ.
– Вот и Ники в один прекрасный день скажет так про нас с тобой.
– Да уж наверняка скажет.
– И это тебя не беспокоит?
Он пожал плечами:
– Нет.
Она снова поцеловала его в щеку.
– Ну, я пойду и расскажу Ники сказку.
Сэм вышла из комнаты, закрыла за собой дверь, высморкалась и вытерла слезы. Медленно поднялась по лестнице, возвращаясь в мыслях к сказочке про человека, который убил дракона, а дракон взял да и ожил, только на этот раз превратился в двух драконов, и человек убил их обоих, а потом они превратились уже в четверых драконов, но он и их тоже убил. Вот так взял и убил, навсегда.
12
– Уби-уби, джуби-джуби! Ну и кто же здесь гадкая девочка?
Сэм внимательно рассматривала ширму, украшенную гирляндами пакетиков с леденцами. Панч, с огромным крючковатым носом, вертелся туда-сюда в остроконечной шапочке, постукивая полицейской дубинкой по крохотной сцене, пронзительно вереща при этом:
– Гадкая, гадкая, гадкая, гадкая. Кто же здесь гадкая девочка, а?
Кто-то из детей крикнул:
– Мама Ники, вот кто!
Панч важно раскачивался всем туловищем вверх-вниз, повторяя самому себе:
– Хм, мама Ники гадкая, вот как? Мама Ники гадкая, правда? Ну, сейчас мы разберемся, разберемся, да?
– Да! – завопил хор голосов.
– Уби-уби, джуби-джуби, так кто же у нас гадкая девочка?
Он еще немного повертелся и вдруг пристально посмотрел прямо на Сэм, наклоняясь вперед и сгибая и разгибая в ее сторону указательный палец. Очень длинный палец, несоразмерный величине куклы. Сэм почувствовала, как в ней нарастает тревога.
– Уби-уби, джуби-джуби, – повторял он снова и снова, сгибая и разгибая свой ужасный палец, наклоняясь все ближе и ближе к ней. Детишки внезапно притихли, ощущая, что происходит что-то необычное. – Я думаю, ее следует наказать. Вы согласны, ребятишки?
– Да!
Панч стоял прямо и снова постукивал по сцене своей дубинкой.
– Кто же это придумал, что она летела на каком-то самолете? – Он так и закудахтал от смеха.
Сэм стало больно от гнева и изумления.
– Гадкая! Гадкая! Гадкая!
Дубинка опустилась вниз. Бах-бах-бах. Еще сильнее, на этот раз с настоящей угрозой.
– Так кого нам придется наказать?
– Маму Ники! – проорал хор.
Прекратите. Немедленно прекратите. Да уберите же его оттуда! Он с ума сошел.
– Мы можем поколотить ее дубинкой! – заверещал он, а потом нырнул вниз и скрылся из вида. – Или мы можем…
Он появился снова.
Но теперь на нем был черный капюшон с узкими прорезями. Сэм хотела было попятиться назад, попыталась оттолкнуться на ковре, но застряла в чем-то твердом, нет, в мягком… "Диван", – сообразила она.
Она видела его губы, улыбающиеся в прорези капюшона. Но вот он моргнул, и его левое глазное яблоко вылетело наружу, ударилось об пол и покатилось по ковру, потом по голым доскам пола, подпрыгивая, дребезжа все громче, и катилось все дальше, грохоча теперь, словно пушечное ядро.
Детишки просто визжали от смеха.
Панч приподнял что-то сверкнувшее металлическим блеском над краем сцены. Она вздрогнула. Дробовик.
Он быстро вскинул ружье и прицелился.
– Нет! – закричала она что было сил.
Она увидела струю пламени, вылетевшую из дула, и ощутила острый ожог на щеке.
Пламя погасло, и на мгновение ее накрыла темнота, липкая, густая чернота, которая давила ей на глаза, на уши, набивалась в рот. И вот над ней появился ряд красных цифр, она зажмурилась от их яркого света.
0415.
Темнота понемногу окрашивалась красным, кровоточащим светом, словно пронизывающим ее. Она услышала рядом с собой громкий храп, булькающие звуки, перемежающиеся всхрапами, и вдруг голос Ричарда произнес:
– Морская вода…
Она почувствовала прохладный ветерок. "Сон, – подумала она. – Просто сон".
0416.
Свет излучали эти часы, он словно капал из них, как капли крови в ванну. Она снова услышала голос Ричарда:
– Что это было-то, черт подери?
Она услышала, как его рука скользит по постели, потом что-то вдруг громко звякнуло, потом раздался всплеск пролитой воды и опять голос Ричарда: "Дерьмо". Раздался щелчок, и зажегся свет, на мгновение ослепивший ее.
– О господи, – сказал он.
Ричард пристально смотрел вверх, на потолок. По нему во всех направлениях разбегались темные, как вены на руке старухи, трещины.
Будто стекло, пробитое пулей. Сэм задрожала. Прямо над ее головой отвалился небольшой, но увесистый кусок штукатурки. Ее щека чертовски болела. Она осторожно прикоснулась к лицу и почувствовала пальцами твердую штукатурную крошку.
Ричард в испуге выпрыгнул из постели:
– Этот чертов дом оседает. Лучше убраться отсюда.
Он с усилием натянул свой халат, она также выбралась из постели и тоже накинула халат. Потолок, казалось, двигался, дышал, проседал и трещал еще сильнее, когда она смотрела на него. Теперь он походил на яичную скорлупу – словно уронили яйцо, сваренное вкрутую, и вся скорлупа потрескалась.
– Все из-за воды, которая просочилась внутрь после этого проклятого урагана, – сказал Ричард, когда она вышла за ним в коридор. – В сопроводительной к договору указано, что крыша протекла и чердак над нашей спальней отсырел. Когда включили отопление, он стал просыхать и стропила искривились.
Они пробежали по коридору и проверили комнату Ники, а потом комнату Хэлен. Входили, щелкали выключателями и говорили: "Все в порядке, все в порядке", потом снова щелкали выключателями и закрывали двери.
– А в их комнатах безопасно, Ричард?
– Ну, там все нормально. Больше всего крыша продырявлена над нашей комнатой… у нас там, наверное, хуже всего.
В комнатах для гостей потолки пока целы. Они принесли в гостиную простыни, одеяла и устроили себе импровизированные постели на двух диванах. Ричард растопил как следует камин, добавив побольше поленьев, а она, уютно устроившись на диване, прислушивалась, как успокаивается ее сердце. Сэм смотрела на скачущие языки пламени, которые медленно спадали и затухали. За окном начинался рассвет.
13
Под ногами поскрипывал иней, ледяной воздух обжигал лицо и руки. Сэм тщетно растирала их, стараясь согреться. В небе над холмами Даунса низко висело солнце, бледное и анемичное, будто его забыли там на всю ночь. Понизу тихо катила свои темно-коричневые воды река, молчаливая, как страх, таящийся в ней самой.
Сэм осторожно коснулась ранки на щеке, потом посмотрела на свой палец, отметина уже почти исчезла. Послышался приглушенный хлопок, словно взорвался бумажный пакет, потом еще один. Она повернулась и увидела Ники, мчавшегося изо всех сил через лужайку к небольшому серому шару из пуха, который катался по земле. Ники хлопал в ладоши.
– Он еще живой, папочка! Он еще живой!
Она увидела, как сын нервно тычет рукой вперед, потом назад. Понаблюдала, как Ричард с ружьем, зажатым под мышкой, широко перешагивает через этот шар. Уже приучает Ники стрелять. Пообещал ему ружье, когда ему исполнится девять лет. Ружье. Чтобы убивать живых тварей. Охота. Да разве мир когда-нибудь изменится, если детей будут учить следовать первобытным инстинктам? Разве не глупо стараться не обращать на это внимание, делать вид, что, мол, этих инстинктов больше не существует? Выбор. Когда воспитываешь ребенка, постоянно приходится делать выбор. Сколько существует решений, которые могут изменить детей или же навсегда повлиять на их жизнь? У кого, черт побери, право принимать их?
Она мельком посмотрела на свой "ролекс". Пять минут второго.
– Ричард, – крикнула она, – пора немного перекусить.
Она вздохнула. Несколько мгновений ее передышки закончились. Пять минут, которые ей удалось урвать для себя в разгар их приготовлений к охоте. Остаток дня пройдет в сплошной суматохе. Она зевнула. Спина болела, но не очень. На диване спалось вполне нормально. А если бы поспать еще часочков двенадцать, то было бы совсем нормально.
"Уби-уби, джуби-джуби".
Странная дразнилка эхом отдавалась в ее голове, а палец Панча все указывал на нее, сгибался и разгибался… "Уби-уби, джуби-джуби". Эта дразнилка, казалось, зависла в воздухе рядом с нею, но потом исчезла.
Ведь проклятый потолок мог обвалиться целиком. "Может, из-за него приснился вчерашний сон? – предположила она. – В тот момент, когда шлепнулась эта штукатурка?.. Так возникают сны? Они что же, длятся какие-то доли секунды?"
– Мамочка! Мы застрелили голубя.
– Неплохо, дорогой. – Она взглянула мельком на разбросанную по полу кухни оберточную бумагу, автомобильчик с дистанционным управлением, уже с отломанным углом. Велосипед с моторчиком валялся в саду. – Тебе разонравился твой велосипед?
Его глазки засветились.
– Нет!
– Тогда зачем ты его бросил в саду? Трава-то мокрая.
– Да я собираюсь снова покататься на нем вечером. Я покатаюсь.
– Нельзя оставлять его мокрым.
– Я его вытру, обещаю.
– Не вытрешь.
– Вытру. Обещаю, что вытру.
– Обещания – вещь серьезная, тигренок. Никогда не давай обещаний, которых не можешь сдержать. Хорошо?
Ники отвернулся.
– Да, – проговорил он чуть слышно.
– Ричард! – крикнула она. – Иди скорей, ленч готов!
Ей было слышно, как он разговаривает по телефону.
– Да! – прокричал он. – Одну секундочку.
Она запустила черпачок в кастрюлю с тушеным мясом и положила небольшую порцию на тарелку Ники. Вошел Ричард.
– С кем это ты разговаривал?
– А, с Андреасом. Там всего-то… – Он взял со стола бутылку вина, которую Сэм уже откупорила. – Тебе налить вина, мамочка?
Ричард склонился с бутылкой над своей матерью. Сэм внимательно посмотрела на тощее, морщинистое лицо свекрови. Слишком густой макияж и слишком черные волосы, уложенные в элегантную прическу. Свекровь всегда хорошо одевалась, в дорогие наряды, которые теперь выглядели слегка потрепанными – не потому, что она не могла позволить себе купить новые, а потому, что она попросту не отдавала себе в этом отчета. Сэм всегда казалось странным, что он называет ее мамочкой. Интересно, а будет ли Ники по-прежнему называть ее мамочкой, когда она станет такой же старой?
– Вина, мамочка? Немного вина? – повторил Ричард погромче.
– Лучше кофе, – наконец ответила свекровь. – Ты его варишь в кофеварке?
– Сначала ленч, – сказал Ричард более настойчиво, чем обычно.
Мать наконец повернулась к нему:
– Твой отец, полагаю, выпьет немного вина. Он опаздывает.
Она открыла свою сумочку и порылась в ней, медленно, осторожно, как собака, соскребающая землю с припрятанной кости. Вытащила из сумки пудреницу, открыла ее со щелчком и принялась изучать свои губы. Потом извлекла губную помаду и повернула тюбик.
Сэм с Ричардом переглянулись. Его отец вот уже восемь лет как умер.
– Ты хочешь немного тушеного мяса, мамочка?
– Я думаю, дорогой, выкурю сначала сигаретку.
– А мы собираемся сначала поесть, Джоан, – сказала Сэм вежливо, но твердо.
Свекровь нахмурилась, озадаченная.
– Ты поблагодарил бабушку за ее подарок? – спросила Сэм сына.
Ники посмотрел на нее несчастным взглядом:
– Да я получил какие-то носовые платки.
– Носовые платки – чрезвычайно удобная вещь, – поспешила вставить Хэлен.
– Бабушка, – сообщил Ники, поворачиваясь к ней, – а мы застрелили голубя.
Она провела языком по губам, потом бережно убрала губную помаду обратно в сумочку и вытащила из нее пачку сигарет.
– Мамочка, мы же еще едим, – напомнил Ричард раздраженно.
– А когда же его день рождения? – поинтересовалась она. – Уже скоро, не так ли?
– Сегодня, – сказала Сэм. – Сегодня.
Свекровь опять нахмурилась и посмотрела на свои часы.
– Обычно он уже приходит к этому времени. – Она подняла взгляд на Ричарда. – Наверное, задержался на какой-нибудь встрече.
– Я уверена, что он не стал бы возражать, если вы начнете без него, – предположила Сэм. – Почему бы вам не съесть немного тушеного мяса?
– Голуби такие противные. Папочка собирается подарить мне ружье, когда мне… м-м-м… когда мне будет девять.
– Убери локти со стола, тигренок. – Сэм повернулась к Ричарду: – Может, нам надо позвонить этому человеку с "Панчем и Джуди"? Он уже должен был быть здесь. Говорил, что будет здесь к часу.
– Ждешь не дождешься своего званого вечера, Ники? – спросила Хэлен.
– Угу, – ответил он задумчиво. – Да.
Послышался шум автомобиля. Сэм выглянула в окно.
Небольшой старенький "форд" подъезжал к дому.
– Слава богу, – обрадовалась она и поспешила выйти из комнаты, словно опасалась, что гость может передумать и уехать прочь.
Невзрачный маленький человечек в дешевом костюме и легком макинтоше стоял с извиняющимся видом на ступеньках у входной лестницы с двумя огромными чемоданами.