Внезапно через стену, смежную с кабинетом Джона, донесся пронзительный женский крик. Опять миссис Неттл чем-то недовольна. Мадлен неоднократно во время сеансов взаимного контроля говорила, что Норе Неттл необходимо пролечиться у психиатра, а не у психотерапевта. Но Джон упрямо стоял на своем. Добрый старина Джон - внимательный и квалифицированный терапевт. Он был слишком мягок для подобной работы. Они встретились в институте Бата, когда проходили психотерапевтическую практику. Мадлен только что приехала в Великобританию, это было вскоре после смерти Форреста. Они с Джоном с самого начала почувствовали взаимную симпатию. А то, что она была родом из Ки-Уэста, оказалось отличной рекомендацией для этого весельчака. Казалось, самой судьбой им было предначертано начать совместное дело. В течение трех лет дела шли просто великолепно. Мадлен объясняла это тем, что ей трудно было бы найти коллегу, партнера и друга лучше Джона.
Зазвонил телефон. Должна была прийти новая пациентка, какая-то залетная пташка, записавшаяся в пятницу. Мадлен сняла трубку.
- Спасибо, Сильвия. Пусть войдет.
- Нет-нет, подождите, - сказала Сильвия приглушенным голосом. - Она как раз входит в приемную. Вам звонит мать.
- Моя мать? - Мама очень редко звонила ей, а на работу - лишь однажды. - Ладно. Соединяй. Мама, ке паса? - обеспокоенно поинтересовалась Мадлен. - С тобой все в порядке?
Из-за сильного кубинского акцента голос Росарии звучал по телефону отрывисто, с придыханием.
- Поезжай домой, ми иха, поезжай домой и запри двери.
Мадлен раздумывала, затевать нудный спор или же просто ответить "хорошо, поеду". Она терпеть не могла, когда ее выводили из равновесия перед приходом пациента.
- Хорошо, мама, поеду, если ты считаешь это необходимым.
- Со мной в ночи говорил Педроте, велел мне бросить ракушки каури, чтобы получить откровение свыше.
- Да?
- Я бросила, и откровение было однозначным. Сегодня для тебя день полон опасностей, ми иха. Ты слышишь, что я говорю? Незнакомый человек… незнакомец хочет ворваться в твою жизнь, он… - Ее голос затих, послышался резкий щелчок. Похоже, кто-то вырвал трубку из рук матери и положил на рычаг. Она явно вошла в сестринскую и самовольно сделала звонок.
Мадлен мгновение стояла как вкопанная, с трубкой в руке. Мама так внятно говорила… Это хороший знак, да? Она стряхнула оцепенение и нажала кнопку селекторной связи, велев Сильвии впустить пациентку.
Она быстро оглядела кабинет: салфетки (они должны быть на всех сеансах, но на первом особенно), стулья на месте, записи спрятаны. Она откинула со лба выбившуюся прядь и быстрым движением нанесла блеск на губы.
Раздался стук.
- Здравствуйте! - поздоровалась Мадлен, открывая дверь. - Вы, должно быть, Рэчел Локлир.
Она пожала посетительнице руку. Ответное рукопожатие - самый первый ключик к состоянию пациента, его прошлому и типу личности - было коротким и безвольным. Как у человека, не привыкшего пожимать руки. Возможно, из-за социального положения, и уж наверняка - из-за воспитания.
- Меня зовут Мадлен Фрэнк.
- Знаю.
- Пожалуйста, присаживайтесь.
Она сделала приглашающий жест, указывая на стул напротив своего стола.
Мадлен молча ждала, предпочитая дать пациентке возможность самой начать сеанс, не торопя се вопросами и не предпринимая попыток как-то успокоить. На вид женщине было года тридцать три. Немного грубоватая на вид, с суровым выражением лица и бегающими глазами. Едва заметные шрамы от подростковых угрей, выразительный контур сломанного носа… Несмотря на это, даже на слегка недружелюбную манеру поведения, она была на удивление привлекательна, можно сказать, красива. У нее было необычное лицо, в форме сердечка, с широкими скулами, и длинная, изящная шея. Волосы - густые, роскошного темно-рыжего цвета - доходили до лопаток. Самой яркой чертой ее были глаза: изумительные, светло-карие, раскосые и глубоко посаженные, они придавали лицу хитрое, как у лисы, выражение. Женщина была слишком худой; узкие черные кожаные джинсы, заправленные в поношенные ковбойские сапоги, обтягивали ее длинные ноги.
- По правде говоря, я не хотела сюда приходить, - заявила она после мучительно долгой паузы, - и у вас нет скидок для таких ранних пташек.
- Да, терапия - вещь дорогая, - заметила Мадлен нейтральным тоном. - Вы здесь вопреки своему желанию. Как такое возможно?
Посетительница взглянула на потолок.
- Знакомый работник социальной сферы настаивал на том, чтобы я попробовала терапию.
Мадлен решила никак не комментировать услышанное, но Рэчел Локлир вызывающе посмотрела ей в глаза, явно ожидая реакции на то, что пациент находится у врача по принуждению. За стеной продолжала вопить Нора Неттл. Мадлен мысленно выругалась.
- Она сказала, что я псих, что мне следует посетить психиатра и проверить голову.
"Я уверена, что социальный работник тебе именно так и сказала", - подумала Мадлен, внимательно слушая вошедшую, но никак не реагируя на весь этот вздор.
После еще одной минуты молчания Рэчел сказала:
- Думаю, теперь я могу себе позволить визит к врачу. Недавно умер мой отец. Он оставил мне двадцать восемь тысяч фунтов. И дом.
- Соболезную, - заметила Мадлен и отметила для себя, что, по-видимому, сама пациентка нисколько не переживает по этому поводу.
Рэчел Локлир выглядела безучастной.
- Правда?
И снова продолжительное молчание. Было очевидно, что Рэчел - заядлая курильщица: этот беглый взгляд на сумочку, эти нервные движения рук, лежащих на коленях.
- Может, расскажете мне о своих чувствах в связи со смертью отца? - попросила Мадлен, когда молчание явно затянулось.
- Я здесь не для того, чтобы говорить об отце, - отрезала Рэчел.
"Ладно, оставим отца в покое, - подумала Мадлен, пытаясь унять растущее раздражение, - Дадим ей время, она сама откроется".
- Все дело в моем бывшем приятеле, отце моего ребенка. Теперь у меня и у Саши из-за него неприятности. - Балансируя на краешке стула, Рэчел придвинулась ближе, вероятно, вспомнив, что этот визит стоит ей немалых денег. - Я раньше несколько лет жила в Лондоне, но я порвала с ним, с этим парнем, а когда отец умер и оставил мне дом, снова вернулась сюда. Но я, как бы сказать… пристрастилась к нему. Так говорилось в книге, я уже не помню ее названия. Как бы твердо я ни решил а держаться подальше, стоит ему появиться - и все, я уже с ним в постели. Прямо сердце разрывается! - Она гневно пожала плечами, как будто в таком порядке вещей была виновата не она, а кто-то другой.
- Что вас в нем так притягивает?
Рэчел откинулась назад и скрестила длинные ноги.
- Он очень красив, если вы об этом. Украинец, высокий черноволосый красавец. - Она впервые усмехнулась, обнажив ряд крепких ровных зубов, немного пожелтевших от табака.
- Что-нибудь еще?
- Черт возьми, ничего! Он грубый, непредсказуемый, ненадежный, жадный, жестокий, считает всех женщин дерьмом.
- Понятно, - сказала Мадлен, немного растерявшись. - Другими словами, очаровательный мужчина.
Рэчел разглядывала ее с холодной беспристрастностью.
- Он совсем еще мальчишкой воевал в Афганистане. По его рассказам, он со своими товарищами издевался там над людьми, так что понятно, почему он стал таким.
Мадлен попыталась представить себе то, о чем говорила Рэчел. Она вспомнила, что когда-то читала о жестокости советских солдат в этой бедной, раздираемой войной стране.
- Ему нужен Саша, - продолжала Рэчел. - Он считает, что если родители расходятся, то сын должен остаться с отцом. Саше только семь, и я до смерти боюсь, что он выкрадет мальчика и заберет его в Украину, Польшу ил и Венгрию. У его отца повсюду связи и родственники. А с братом у них совместный бизнес. Так что он действительно может сделать так, что я никогда больше не увижу своего мальчика. Зная его образ жизни, я уверена, что он оставит Сашу в глухой деревне на попечении одной из своих теток.
Мадлен чуть не поморщилась от апатичного тона, с которым сообщалась эта ошеломляющая новость.
- Какая же причина перевешивает, что вы не можете вычеркнуть его из своей жизни? Непреодолимое сексуальное влечение, о котором вы рассказывали, или петля, которую он набросил вам на шею?
Рэчел мгновение размышляла.
- И то и другое. Когда дело касается секса, я становлюсь одной из тех чокнутых женщин, которые тащатся от жестокости. Похоже, я именно из таких. Он десятки раз меня избивал. А сразу после этого мы заваливаемся в постель, и прямо окна запотевают. У меня в жизни было немало мужчин, но так со мной никто не обращался. После этого меня от самой себя мутит.
Мадлен изо всех сил попыталась скрыть, насколько ее заинтриговало услышанное. И не из-за самого признания, а потому что это были первые слова Рэчел, которые она, казалось, произнесла искренне. Она выглядела больной. По-видимому, чтобы отвлечься и вернуть самообладание, Рэчел вытянула руки на коленях и стала их рассматривать. У нее были длинные пальцы и короткие ногти без маникюра. Спустя мгновение она откинулась назад и расчесала пальцами копну волос, обнажив рубцеватые, изуродованные ушные раковины. Заметив взгляд, который бросила Мадлен на ее мочки, она быстро прикрыла уши волосами.
Глядя в окно, возможно, чтобы избежать взгляда Мадлен, она продолжала·.
- Он не знает, что отец умер и оставил мне дом… и деньги. Он нигде не жил, кроме Лондона, и совершенно не знает Бата. Я скрывала от него правду, пока завещание не вступило в силу и мы с Сашей не смогли сюда переехать.
Повисло долгое молчание. Временами Рэчел напряженно смотрела на Мадлен, а потом с раздражением отводила взгляд в сторону.
- Вы меня ни о чем не спросите? - наконец сказала она.
- Если не возражаете, я бы предпочла, чтобы вы сами выбирали то, чем хотите поделиться.
- Поделиться! - фыркнула Рэчел. - Мы разговариваем, а не делимся тайнами.
"Она права, - подумала Мадлен. - Нелепое выражение".
- И забудьте о чувствах и тому подобном дерьме, - продолжала Рэчел. - Я хочу знать, что мне делать дальше.
Мадлен попыталась скрыть улыбку. С этой дамочкой, несомненно, стоит подбирать выражения.
- Ладно, Рэчел, в этом-то и вся соль. Как вы представляете свою жизнь, скажем, через год?
Рэчел снова пристально посмотрела на нее, потом, как будто смутившись, опустила взгляд на руки.
- Ну-у… Знаете, сложившаяся ситуация, этот дом и деньги… Это, возможно, станет началом для меня и Саши. Я приехала туда, где попытаюсь взяться за ум. Мне кажется, я смогла бы дать своему мальчику нормальное воспитание теперь, когда у нас есть собственный дом. - Она подняла глаза и посмотрела прямо на Мадлен. - Через год я буду сидеть в уютном домике, где сорву со стен красные бархатистые обои и соберу новую мебель из магазина "ИКЕА", и буду ждать из школы чистенького и аккуратного сынишку, размахивающего ранцем. А потом мы затянем песню. И наша собака вместе с нами!
- Похоже на совершенно нормальную мечту здорового человека.
Зря она это сказала.
- Здорового! Перестаньте относиться ко мне снисходительно. Я уже и так сошла со своего чертового ума. Не знаю, как вести нормальную жизнь. Я хочу знать лишь одно: чем вы можете мне помочь?
Она выглядела взбешенной, и Мадлен на мгновение растерялась, не зная, что ответить. Она давно привыкла к приступам гнева. Он был частым явлением на сеансах, но чтобы на первом - большая редкость. Подобное проявление чувств было крайне необычным и, несомненно, интересным.
- Для начала, полагаю, я оставлю без внимания вашу злость.
- Бросьте говорить ерунду! - взорвалась Рэчел. - Все, что мне нужно, - знать, как вести себя с этим парнем, отцом моего сына. - Она откинулась назад и глубоко вздохнула. - Послушайте, извините меня. Я становлюсь сама не своя, когда не могу покурить. Я уже на грани срыва из-за сложившейся ситуации. Я чувствую, что скоро объявится мой бывший. Он, насколько я знаю, никогда не был в Бате, но если он решит нас найти… Я хочу быть к этому готовой. Не спасовать перед ним, как я обычно поступаю. В то же время я боюсь, что он заберет Сашу и сбежит. Он говорит, что так и сделает, если мы от него скроемся. Он имеет в виду, если мы не будем жить в Лондоне, и желательно вместе с ним.
Мадлен кивнула, наконец осознав всю чудовищность угрозы для этой женщины и ее сына. Несмотря на профессионализм, она не привыкла к таким сбивающим с толку и пугающим ситуациям. Должно быть, Рэчел почувствовала ее замешательство.
- Как вы считаете, я зря к вам пришла? - уже тише спросила она. - Чем вы можете мне помочь?
- Пока не знаю, - призналась Мадлен. - Здесь две проблемы: ваши ответные чувства к этому мужчине и порожденное ими чувство беззащитности, а также вполне реальная угроза, что вашего сына похитят. Над первой проблемой мы можем поработать, но вторая, похоже, дело полиции. Вы кому-нибудь рассказывали, что вас шантажируют?
- Вы шутите? - презрительно спросила Рэчел. - Могу себе представить, в каком мире вы живете! Поверьте, имея дело с такими людьми, как он, не стоит обращаться в полицию.
- У него есть имя?
Снова презрительный взгляд в ответ.
- Зачем вам?
- Мы же не можем называть его "мистер X"!
- Почему бы и нет? Может, Рудольф? Как Рудольфа Нуриева, танцора. Все говорят, что он очень на него похож, разве что повыше и покрепче, не то что эти жеманные педики. Он настоящий мужчина.
- Настоящий мужчина? - Мадлен вопросительно вздернула брови.
Рэчел ничего не ответила, лишь одарила ее угрюмым взглядом.
Мадлен растерялась. Она не знала, в каком направлении двигаться, а пациентка не давала никакой подсказки.
- Может, расскажете немного о себе? - предложила она, чтобы оттянуть время. - Например, как долго вы знакомы с Рудольфом?
- Рудольфом? Будем называть вещи своими гребаными именами. Его зовут Антон.
- Отлично! Давно вы знакомы с Антоном?
Рэчел принялась считать, загибая пальцы.
- Лет десять. То встречались, то расставались. - Она мгновение помедлила, потом посмотрела на Мадлен. - Кстати, а вы сами откуда? Что у вас за акцент?
- Американский, - нехотя призналась Мадлен.
- Американский? - нахмурилась Рэчел. - Что вас привело в Бат?
- Обстоятельства, - уклончиво ответила Мадлен. - Я наполовину англичанка.
- А - кивнула Рейчел, - наполовину англичанка… И на какую половину?
- Рэчел! - улыбнулась Мадлен. - Какая разница? Мы говорим о вас.
И снова хмурый взгляд.
- Что еще вам необходимо знать?
Мадлен подалась вперед и посмотрела ей в глаза.
- Послушайте… На тот случай, если вы волнуетесь, сеансы - дело абсолютно конфиденциальное. Вы рассказывали об отношениях с Антоном, о его угрозах забрать Сашу, о том, что не можете обратиться в полицию. Для меня все это звучит по меньшей мере пугающе.
- Пугающе?
Мадлен еле удержалась от того, чтобы в отчаянии не покачать головой.
- Может, расскажете, что вы об этом думаете?
- Я могу покурить?
- Здесь? Боюсь, что нет.
- Только несколько затяжек в форточку?
- Нет. Окно приоткрывается всего на пару сантиметров.
Рэчел гневно поигрывала желваками, руки безостановочно двигались на коленях, как будто сжимая сигарету, которой у нее не было. Мадлен была поражена: настоящая заядлая курильщица. Или это просто способ избежать разговора о ее страхах? Вероятно, она не была готова к подобному разговору.
- Рэчел, сколько вам лет?
- Зачем это вам?
- Просто интересуюсь, - пожала плечами Мадлен.
- Разумеется! Какая я дура! Вам же платят за то, чтобы вы интересовались. Мне тридцать три.
Сеанс так и продолжался - в словесных перепалках, временами доходящих до резкостей. Чем больше Мадлен пыталась понять эту женщину и причину, которая привела ее сюда, тем старательнее пациентка уходила от ответа или реагировала на обоснованный вопрос саркастичными, резкими словами, будто защищаясь. Создавалось впечатление, что она провоцирует Мадлен на то, чтобы та выкинула ее из своего кабинета.
Время истекало, но, за исключением крох биографической информации, они, казалось, не сдвинулись с места. Мадлен сообщила, что осталось пять минут, и, когда никаких предложений от Рэчел не последовало, сказала:
- Вернемся к заданному ранее вопросу: смогу ли я вам чем-то помочь? Если вы хотите продолжить терапию, мы должны взглянуть на то, что имеем. Антона мы изменить не можем, как не можем ничего поделать и с его угрозами, но мы явно сможем разобраться в причинах, по которым вы продолжаете к нему возвращаться, прекрасно отдавая себе отчет в том, насколько это губительно для вас самой. Мы можем разобраться в этом пристрастии, и, несмотря на ваши объяснения, я бы хотела понять, что на самом деле удерживает вас от обращения в полицию. По крайней мере там вам могли бы дать дельный совет. И кто знает, возможно, судебный запрет заставит его призадуматься.
- Ни за что! - Рэчел покачала головой.
Мадлен была уверена, что она в первый и последний раз видит Рэчел Локлир. Совершенно очевидно, что терапия не оправдала ее ожиданий, поэтому она больше не придет. Казалось, в дальнейших экивоках не было смысла. Но Рэчел и тут удивила ее.
- На следующей неделе в это же время? - спросила она, не поднимая глаз.
- Да, это было бы отлично.
- Я постараюсь быть повежливее, - сказала Рэчел, и в ее голосе звучало искреннее отчаяние. - Что мне еще остается? Мои родители умерли, в Бате я никого не знаю, мне даже поговорить не с кем. По правде говоря, я не доверяю людям. И никогда не доверяла.
Она смерила Мадлен злым взглядом.
- Не вмешивайте сюда полицию! Это не выход. Я должна разобраться в себе ради Саши. Я не хочу, чтобы он закончил так, как его отец или как я. Я хочу, чтобы у моего сына была нормальная, счастливая жизнь. Это единственное, что имеет для меня значение. Остальное - ерунда. Вы можете это понять?
Мадлен внезапно испытала тягостное уныние и не сразу нашлась, что ответить. Слова Рэчел задели ее за живое. Если бы она действительно этого захотела, насколько могла бы измениться ее жизнь! Она ощутила приступ сострадания к этой женщине и восхищение ее стремлением. Психотерапия - роскошь для привилегированных, и Мадлен редко приходилось встречаться с людьми, подобными Рэчел. Может, только в тюрьме. Если бы время позволяло, она бы разобралась в ее мотивации, попыталась заставить признать, что ей необходимо уйти от Антона, что дело не только в сыне, а и в ней самой. Но пока Саша - главная причина. Если бы не. мальчик, Рэчел Локлир явно сюда бы не пришла.
Мадлен достала ежедневник, и они договорились о сеансе на будущей неделе. Рэчел довольно крепко пожала ее руку, как будто хватаясь за соломинку надежды, что эта женщина, этот терапевт, поможет уберечь ее маленького сына от жестокости жизни.
После непрекращающегося ливня и необычно холодных выходных сегодня впервые пахнуло весной.