- Мы все были как побитые. Кроме Дэниела. Такие слабости ниже его достоинства. Поэтому он просто спрятался в свою книжку и лишь иногда вылезал с какими-нибудь долбаными изречениями из древнеисландского насчет оружия, которое должно оставаться крепким во времена испытаний. Но я точно знаю, что и он не спал всю неделю - когда бы я ни проснулся, у него всегда горел свет. А остальные… Знаешь, мы тоже не спали. У всех случались кошмары. Как в плохом фарсе: только начинаешь засыпать, как кто-нибудь обязательно просыпается с криком, и тогда никто больше не спит. Чувство времени совершенно расстроилось: я, например, не всегда знал, какой сейчас день недели. И есть не мог - воротило от одного запаха пищи. А Эбби только и делала, что пекла. Говорила, мол, должна что-то делать… Господи, куда ни глянь - везде липкие шоколадные кексы да мясные пироги. Мы с Эбби постоянно ругались. Однажды она швырнула в меня вилкой. Я, признаюсь, не просыхал, пил так, что даже не чувствовал запаха алкоголя, а вот Дэниел, разумеется, не мог не выступить с поучениями. Кончилось тем, что мы начали раздавать эту шоколадную херню студентам в группах. А мясные пироги, если тебе интересно, до сих пор в морозилке. Никто из нас в ближайшее время к ним не прикоснется.
Потрясены, сказал Фрэнк. Но чтобы так… О таком уровне истерии никто не говорил. Раф, начав, не мог остановиться. Слова вылетали сами по себе, непроизвольно, хотя и с натугой, будто рвота.
- А Джастин… Господи. Если подумать, ему пришлось хуже всех. Он постоянно трясся. По-настоящему. Один оборзевший первокурсник даже спросил, не паркинсонизм ли у него. Вроде бы ерунда, но на самом деле штука до крайности нервирующая. Как ни посмотришь, постоянно дергается. Тут уж ни у кого нервы не выдержат. И еще он постоянно все ронял, а когда ронял, у остальных чуть удар не случался. Мы с Эбби орали на него, а он начинал хлюпать носом, как будто это могло чему-то помочь. Эбби хотела, чтобы он сходил в студенческую поликлинику, взял рецепт на валиум или что-то подобное, но Дэниел поднял ее на смех. Заявил, мол, Джастину надо научиться справляться с ситуацией. Справляться! Полная чушь! Никто из нас ни с чем не справлялся. Эбби ходила во сне. Однажды в четыре утра она отправилась набрать себе ванну и там уснула. Если бы Дэниел не нашел ее, она бы захлебнулась!
- Какой ужас! - Собственный голос, высокий и надтреснутый, показался мне чужим. Каждое слово собеседника било меня точно лошадь копытом. Мы обговаривали этот вопрос с Фрэнком, обсуждали с Сэмом, но до настоящего момента я не слишком вникала в то, что, собственно, я со всеми ними собираюсь сделать. - Господи, Раф, я ведь не знала…
Он хмуро посмотрел на меня.
- А полиция? - Он приложился к стакану и поморщился, словно проглотил что-то горькое. - Тебе приходилось иметь дело с полицейскими?
- В таком качестве - нет, - выдохнула я.
- Ну так вот, страху они на нас нагнали. Это были не новички, не какие-то ребята в форме, а настоящие шпики. Лица каменные, глаза пустые - ни черта не понять, о чем они думают. Мариновали нас часами и чуть ли не каждый день. Притом самый невинный вопрос - например: "В котором часу вы обычно ложитесь спать?" - звучал как ловушка, будто они только и ждали повода заковать тебя в наручники. Это невыносимо: постоянное напряжение, постоянное ожидание подвоха. Выматывало жутко, а ведь мы и без того были вымотаны. Тот парень, что привез тебя, Мэки, он хуже всех. Вроде как улыбается тебе, сочувствует, а в душе ненавидит.
- Со мной он держался довольно-таки мило. Даже покупал шоколадное печенье.
- Еще бы. Не сомневаюсь, он тебя покорил. А здесь ошивался и днем и ночью. Устраивал настоящие допросы с пристрастием, докапывался до мельчайших деталей да еще и комментарии отпускал стервозные насчет того, как, мол, некоторые устроились. Полная чушь. Если у нас есть дом и мы ходим в колледж, это еще ничего не значит… Злобы в нем столько, что на десятерых хватило бы. Будь его право, всех посадил бы под замок. У Джастина прямо истерика начиналась, когда он его видел. Бедняга уже был морально готов к тому, что нас всех вот-вот арестуют. Дэниел убеждал его, что волноваться не о чем, что надо собраться, но вообще-то от самого Дэниела тоже помощи кот наплакал - он ведь думал…
Раф не договорил, нахмурился, уставился в сад.
- Если бы ты не выкарабкалась, мы бы точно друг друга поубивали.
Указательным пальцем я на мгновение прикоснулась к его запястью.
- Я вам сочувствую. Честное слово. Не знаю даже, что еще сказать.
- Ага, сочувствуешь, - сказал Раф, но злость уже ушла и голос прозвучал просто очень услало. - Верю.
- Так что там думал Дэниел? - немного погодя поинтересовалась я.
- Меня не спрашивай. Я вообще пришел к выводу, что лучше ничего не знать.
- Нет, ты сказал, что Дэниел посоветовал Джастину взять себя в руки, но помощи от него было мало, потому что он что-то думал. Что думал?
Раф покачал стакан, наблюдая, как прыгают, стучась о стенки, кубики льда. Отвечать он, ясное дело, не собирался, но игра в молчанку - старый полицейский трюк, и я по этой части виртуоз. В общем, я подперла подбородок кулачком и просто смотрела на Рафа. Ждала. В окне гостиной у него за спиной Эбби указала на что-то в книге, и Дэниел рассмеялся - звук прошел через стекло, слабый, но отчетливый.
- Однажды поздно вечером… - заговорил наконец Раф. На меня он по-прежнему не смотрел. Лунный свет посеребрил его профиль, придав сходство со стертой старинной монетой. - Через пару дней после… Должно быть, в субботу… не знаю. Я вышел сюда и сидел на качелях… слушал дождь… думал, поможет уснуть. Не помогло. Было слышно, как сова убила кого-то… наверное, мышь. Писк был… жуткий.
Он замолчал, и я подумала, уж не кончилось ли все на этом.
- Совам тоже надо что-то есть.
Он косо взглянул на меня - без всякого выражения.
- А потом - не знаю, который уже был час, начало светать - я услышал твой голос. Из-за дождя. Он прозвучал так ясно, как будто ты была там, рядом. - Раф повернулся и указал на мое темное окно. - Ты сказала: "Раф, я иду домой. Подожди меня". Ничего необычного. Никаких странностей. Голос прозвучал совершенно естественно, как обычно, даже немного суховато, будто ты спешила. Как в тот раз, когда ты позвонила мне из-за забытых ключей. Помнишь?
- Помню.
Прохладный ветерок шевельнул волосы, и я невольно поежилась. Не знаю, верю ли я в призраков, но в этой истории было что-то другое - как будто по ребрам полоснули холодным лезвием. Увы, прошло уже больше недели и переживать по поводу того, какую боль я причиняю, было слишком поздно.
- "Я иду домой. Подожди меня", - повторил Раф, всматриваясь в пустой стакан, и я только сейчас поняла, что он, похоже, изрядно набрался.
- И что ты сделал?
Он покачал головой и, криво усмехнувшись, продекламировал из "Герцогини Амальфи":
- Эхо, с тобой говорить я не стану - ты ведь мертво.
По саду, встряхнув листья и осторожно пригладив плющ, прошуршал порыв ветра. Трава в лунном свете казалась мягкой и белесой, как туман, - протяни руку, и проткнешь насквозь. Я снова поежилась.
- Почему? Разве это не означало, что я пошла на поправку?
- Нет. Не значило. Я был абсолютно уверен, что в ту самую секунду ты умерла. Можешь смеяться, если хочешь, но вот в таком состоянии мы все были. Весь следующий день я только и ждал, что вот-вот приедет Мэки, весь из себя серьезный и сочувствующий, и сообщит, что, мол, врачи сделали все возможное и так далее. Когда он появился в понедельник, такой улыбающийся, и объявил, что ты пришла в сознание, я даже не сразу поверил.
- Так вот что думал Дэниел. - Не знаю, как я это поняла, но сомнений не было. - Он думал, что я умерла.
Раф, помолчав, вздохнул:
- Да. Именно так он и думал. С самого начала. Считал, что ты живой до больницы не доехала.
С Дэнни держи ухо востро, предупреждал Фрэнк. Либо молчун Дэниел сообразительнее, чем я о нем думала - наш с ним обмен репликами перед прогулкой уже вселил в меня тревогу, - либо у него имелись свои причины полагать, что Лекси не вернется.
- Почему? - Я притворилась обиженной. - Я не размазня какая-нибудь. Меня так просто не возьмешь - тут одной царапины мало.
Я почувствовала, как Раф вздрогнул.
- Бог его знает. У него даже была такая завернутая теория, что, мол, легавые объявили тебя живой, чтобы морочить людям головы. Деталей не помню, потому что толком не слушал, да и он не все говорил, скрытничал. Ты ведь знаешь Дэниела.
Не знаю почему, но я решила, что сейчас самое время сменить тему.
- Ага, теория заговора. Давай-ка сделаем ему шлем из фольги - на случай если копы попытаются поймать его мозговые волны.
Я застала Рафа врасплох - он фыркнул и коротко рассмеялся.
- У парня точно паранойя. Помнишь, как мы нашли противогаз? Как он посмотрел на него глубокомысленно и изрек: "Интересно, насколько эта штука эффективна против птичьего гриппа?"
Я тоже захихикала.
- С противогазом и в шлеме из фольги вид у него будет еще тот. Он даже сможет ходить так в колледж.
- А если еще костюм химзащиты…
- Эбби может наделать узоров дырочками….
Ничего особенно смешного в этом не было, но мы тряслись от смеха как пара подвыпивших подростков.
- Господи, - пробормотал Раф, вытирая слезы. - Знаешь, мне это напоминает жуткие пьесы в стиле Ионеско, что обычно пишут третьекурсники: повсюду кучи мясных пирогов, Джастин их постоянно роняет, в углу рыгаю я, в ванне спит Эбби. Спит в пижаме, как какая-нибудь постмодернистская Офелия. Дэниел появляется, чтобы сообщить, что о нас думал Чосер, и исчезает. Твой друг, офицер Крупке, каждые десять минут встает у двери и спрашивает, какого цвета "М&М" тебе больше по вкусу.
Он выдохнул - получилось похоже то ли на нервный смешок, то ли на дрожащий всхлип. Потом, не глядя в мою сторону, поднял руку и взъерошил мне волосы.
- Мы скучали по тебе, глупышка, - грубовато сказал он. - И не хотели тебя терять.
- Ну я же здесь. И никуда не собираюсь от вас уходить.
Я произнесла это легко, почти беззаботно, но в темном саду слова будто обрели собственную жизнь, встрепенулись, порхнули над травой и исчезли за деревьями. Раф медленно повернулся ко мне; свет из окна мешал рассмотреть выражение его лица, и только в глазах отражался тусклым белесым мерцанием лунный свет.
- Не собираешься? - спросил он.
- Нет, мне здесь нравится.
Силуэт слегка шевельнулся - Раф кивнул:
- Хорошо.
В следующее мгновение - к полнейшему моему изумлению - он поднял руку и провел пальцами по моей щеке. Лунный свет выхватил краешек улыбки.
Одно из окон гостиной распахнулось, и из него высунулась голова Джастина.
- Над чем вы там смеетесь?
Рука Рафа упала.
- Ни над чем, - дуэтом откликнулись мы.
- Будете сидеть на холоде, простудите уши. Давайте-ка сюда - посмотрите, что мы тут нашли.
Как оказалось, старый фотоальбом. В нем было представлено семейство Марч, предки Дэниела, начиная с 1860-х годов. Дамы в жутких давящих корсетах, мужчины в котелках, все с застывшими печальными лицами. Я втиснулась на диван рядом с Дэниелом и в какой-то момент даже испугалась, как бы он не почувствовал микрофон и батарейки, но потом вспомнила - они на другом боку. Раф уселся на подлокотник с другой стороны от меня, а Джастин скрылся в кухне и принес высокие стаканы с глинтвейном, заботливо обернув их толстой мягкой салфеткой, чтобы мы не обожгли пальцы.
- Тебе надо беречься, - предупредил он меня. - Бегаешь по улице в такую холодину…
- Посмотрите, в чем они ходили, - сказала Эбби. Альбом был в потертом перелете из коричневой кожи и в раскрытом виде едва помещался на ее и Дэниела коленях. Фотографии, державшиеся в маленьких бумажных уголках, потемнели по краям. - Хочу такую вот шляпку. Я прямо-таки влюбилась в нее.
Шляпка, о которой шла речь, скорее напоминала архитектурное сооружение и красовалась на голове крупной дамы с мощным бюстом и рыбьим взглядом.
- А это, случайно, не абажур из столовой? - спросила я. - Я его сниму для тебя, если пообещаешь, что наденешь завтра в колледж.
- Господи. - Джастин взобрался на второй подлокотник и заглянул в альбом через плечо Эбби. - Они тут все словно горем убитые. Это что, депрессия? Ты, Дэниел, совершенно на них не похож.
- И слава Богу. - Раф подул на глинтвейн и положил свободную руку мне на плечо - похоже, простил за те страдания, которые я - или Лекси - им причинила. - Никогда таких пучеглазых не встречал. Может, у них проблемы со щитовидкой, отсюда и депрессия.
- Вообще-то и пучеглазие, и хмурое выражение лиц - характерная особенность всех фотографий того периода, - пояснил Дэниел. - Возможно, все дело в долгой экспозиции. Фотокамеры той эпохи…
Раф вцепился в мое плечо, изображая приступ нарколепсии, Джастин шумно зевнул, а мы с Эбби заткнули уши и запели.
- Ладно-ладно, - улыбнулся Дэниел. Впервые оказавшись так близко, я ощущала исходящие от него запахи кедра и чистой шерсти. - Я всего лишь защищаю своих предков. Так или иначе, но хотя бы на одного из них я похож. Где же он… а, вот этот.
Судя по одежде, снимок был сделан лет сто назад. Молодой человек на фотографии выглядел моложе Дэниела - лет двадцать, не больше - и стоял на ступеньках Уайтторн-Хауса. Кстати, сам дом также выглядел гораздо моложе и свежее. По стенам еще не вился плющ, дверь и перила сияли новой краской, каменные ступени, без единой щербинки, блестели чистотой. Сходство, несомненно, присутствовало - у юноши на снимке такая же квадратная челюсть, твердый рот и широкий лоб, хотя на вид он был поплотнее из-за зачесанных назад темных волос. Однако на перила он опирался с ленивой грацией охотника, чего абсолютно не было у Дэниела, а в широко посаженных глазах ощущалось что-то тревожное, неспокойное и опасное.
- Ух ты! - воскликнула я. Пронесенное через столетие сходство будоражило; не будь у меня Лекси, я, наверное, позавидовала бы Дэниелу. - Вы с ним прямо как близнецы.
- Только этот не очень-то смахивает на счастливчика, - добавила Эбби.
- Посмотрите на дом, - негромко заметил Джастин. - Разве он не прекрасен?
- Точно. - Дэниел улыбнулся. - Прекрасен.
Эбби подцепила ногтем фотографию и вытащила из уголков. На обратной стороне кто-то оставил авторучкой с бледными чернилами надпись: "Уильям, май 1914".
- Перед Первой мировой войной, - прошептала я. - Может, он погиб там.
- Вообще-то, - пробормотал Дэниел, забирая у Эбби снимок и внимательно его рассматривая, - не погиб. Если это тот самый Уильям - хотя, может быть, и не он, в нашей семье имена часто повторялись, - то я о нем слышал. Отец и тети частенько его вспоминали, когда я был маленьким. Если не ошибаюсь, он мой двоюродный прадед. Уильям считался в семье… не то чтобы паршивой овцой… скорее он наш семейный скелет в шкафу.
- Сходство вполне очевидное, - заметил Раф и тут же ойкнул - Эбби шлепнула его по руке.
- Он воевал, - продолжал Дэниел, - но вернулся домой, хотя и с каким-то недомоганием. В детали никто не вдавался, хотя, по-моему, недомогание было скорее психологического свойства, нежели физического. Был какой-то скандал - подробностей не помню, все быстро замяли, - и его отправили в санаторий, как в те времена называли психбольницы.
- Может, у него был бурный роман с Уилфредом Оуэном, - вмешался Джастин. - В траншеях.
Раф демонстративно вздохнул.
- Насколько я могу судить, речь скорее шла о попытке самоубийства, - сказал Дэниел. - Выйдя из лечебницы, он эмигрировал и дожил до весьма преклонного возраста - умер уже на моей памяти. Впрочем, он не из тех, кого хочется вспоминать. И ты права, Эбби, счастливчиком я бы его не назвал.
Дэниел сунул фотографию на место и, прежде чем перевернуть страницу, нежно провел по ней ладонью.
Глинтвейн был горячий, сладкий и пахучий - кусочки лимона Джастин нашпиговал гвоздикой. Дэниел листал страницы, и передо мной мелькали усы размером с кошку, женщины в кружевах, гуляющие по цветущему саду ("Господи, вот какой он на самом деле", - выдохнула Эбби), длинные фалды фраков и обвисшие плечи. Кое-кто из мужчин напоминал сложением Дэниела и Уильяма - высокие и плотные, - но большинство были низкорослые, щуплые, словно составленные из углов и прямых линий, выдвинутых подбородков, длинных носов и острых локтей.
- Какая прелесть, - сказала я. - Где вы его нашли?
Внезапная тишина.
"Ох, - подумала я. - Ох-ох. Это надо же так проколоться, именно сейчас, когда я только-только начала входить в роль…"
- Это ты его нашла. - Джастин опустил стакан на колено. - Наверху. В свободной комнате. Неужели не…
Предложение осталось незаконченным. Никто не продолжил.
"Никогда, - наставлял Фрэнк, - что бы ни случилось, никогда не иди на попятную. Облажалась, вали все на кому, предменструальный синдром, полнолуние - все, что угодно: главное, стой на своем".
- Нет. Если б видела раньше, вспомнила бы.
Все смотрели на меня. Глаза Дэниела были рядом - напряженные, пристальные, огромные за стеклами очков. Я знала, что побледнела, и он наверняка это заметил.
Считал, что ты живой до больницы не доехала. У него даже была такая завернутая теория, что, мол, легавые объявили тебя живой, чтобы морочить людям головы.
- Ты его нашла, Лекси, - негромко сказала Эбби, наклоняясь, чтобы видеть меня. - Вы с Джастином рылись в хламе после обеда, и ты откопала альбом. Это было в тот вечер…
Она невнятно махнула рукой и бросила торопливый взгляд на Дэниела.
- Да, за несколько часов до инцидента, - сказал он. Странная дрожь пробежала по его телу, что-то вроде непроизвольной и подавленной волевым усилием судороги. Впрочем, не исключено, что мне показалось, поскольку в данный момент я прилагала все усилия к тому, чтобы скрыть нахлынувшее облегчение. - Не удивительно, что ты не помнишь.
- Ладно, - добавил Раф чуточку громче, чем требовала ситуация, - проехали.
- Черт знает что. - Я покачала головой. - Чувствую себя полной идиоткой. Ладно бы какие-то гадости вылетели из головы, а то теперь буду гадать, что еще забыла. А если я купила выигрышный лотерейный билет и куда-то его убрала?
- Ш-ш-ш! - Дэниел улыбался мне своей невероятной улыбкой. - Не бери в голову. Мы и сами совершенно забыли про альбом. Только сегодня вспомнили. И впервые заглянули. - Он взял мою руку и бережно разогнул пальцы - я даже не заметила, как сжала их в кулак. - Как хорошо, что ты его нашла. История у дома такая, что на всю деревню хватит. Не хотелось бы, чтобы она затерялась. Посмотри - вишневые деревья, только что посаженные.
- А полюбуйтесь на этого красавца. - Эбби указала на мужчину в полном охотничьем снаряжении, сидящего на поджаром гнедом скакуне на фоне парадных ворот. - Вот кого бы точно удар хватил, узнай он, что в конюшне машины стоят.
Голос ее звучал совершенно естественно, без пауз, легко и спокойно, но в обращенных к Дэниелу глазах металось беспокойство.
- Если не ошибаюсь, - заметил Дэниел, - это и есть наш благодетель. - Он вынул и перевернул карточку. - Да. "Саймон верхом на Гордом, ноябрь 1949". Ему тогда было двадцать с небольшим.
Дядюшка Саймон представлял главную ветвь семейного древа - малорослый, жилистый, с хищным носом и жестким взглядом.
- Еще один несчастный. Жена умерла молодой, и он так и не оправился после ее смерти. Тогда и запил. Джастин прав: радостей в жизни им выпало не много.