Перед нами лежала обыкновенная, даже неуютная, окруженная со всех сторон непроходимыми топями поляна, и на ней трепетали листьями редкие кустики осин, да в дальнем краю, чуть тронутые первым румянцем, виднелись гроздья костяники.
Мы щупали трухлявые древесные пни, которые еще недавно горели перед нами в темноте чудесными огоньками. Забывая ночные страхи, хлюпали по болотной топи, тоже погасившей на рассвете язычки пламени. И уже ничто не напоминало нам призрачно-красивых факелов леса.
Илино озеро
Осиновые светящиеся в темноте гнилушки, набитые по нашим карманам, - с Гулливой поляны. Очищенная белая тросточка в руках у Леньки Зинцова - с Гулливой поляны. Гроздья синей костяники на сатиновой рубашке Павки Ду-дочкина и над козырьком моей кепки, новая дудочка-жалейка у Бори - все с Гулливой поляны.
Понабрали мы себе разных вещичек и знаков из сказочного уголка Ярополческого бора. Живет в них воспоминание о чудесном ночном походе с таинственными приключениями, а мальчишкам на деревне будет у нас по возвращении вещественное доказательство о существовании удивительной поляны.
Для Надежды Григорьевны приготовил я особый подарок - нарисовал в тетради куст гулливополянской калины.
Не так важно само изображение, как значительно то, где был сделан рисунок. Выводил я веточки и листья с натуры, лежа на животе на Гулливой поляне. Не беда, что гроздья калины не подрумянены, а вместо зеленых листьев намечены лишь черные обводы. Вернемся в деревню - и доделаю я рисунок цветными карандашами.
Гордимся и бережем мы гулливополянские "сокровища". Один дедушка никакими памятками похода не отметил: как уходил от сторожки с суковатой палкой в руках да маленьким топориком за поясом, с тем и возвращается.
Этот день посвятил дед Савел хождению с нами по даль-. ним лесным урочищам.
По-настоящему попробовали мы и земляники, и первые грибы-колосники собирали с увлечением, наполняя ими фуражки и пересыпая затем в Борину рубаху с перевязанными рукавами и воротом.
Толстоногие боровики еще медлят из земли пробиваться, раньше положенного срока на люди показываться. Эти важные, с чувством достоинства своего времени ждут, чтобы в торжественный час солидным начальником перед меньшей хлопотливой братией явиться. А маслята, опята, сыроежки- те всегда торопятся: первыми ворохнули опавшую хвою, выглянули на свет. Ваньки, дуньки, свинухи, чернухи - не в счет. По Заречью они и за гриб не почитаются, а вроде сорняка в огороде. Их ожидает та же участь, что и кичливого, наряднейшего из всех грибов - ядовитого мухомора: сковыриваем и растаптываем ногами, чтобы место даром не занимали, деловым грибам его освободили.
Сыроежки так себе - серединка на половинке: как на безрыбье рак - рыба, так на безгрибье и сыроежка - жаркое. А тоже модницы: красные, зеленые и другие, приятные глазу шляпы во всю ширину развернули, разместились парочками и тройками.
Мало других грибов попадается, тогда и сыроежкам находится место в фуражке. Берем для счета и те, что парами, и те, что в одиночку на отскочке стоят, нарядно вырядившись.
Маслятам почтение особое. Вот неприхотливый, компанейский народ! Где заметил одного - шарь поблизости: обязательно целая ватага сидит.
Хорошо берутся на нож маслята. Острие через корешок не чутко, будто через сливочное масло проходит.
Весело их брать, да грустно драть. Ох, как наскучило нам снимать со шляп "компанейских ребят" масляные околыши! А задумали грибной суп варить - так надо.
Привал устроили мы на луговине возле незнакомого озера. Чудесное озеро! А луговина по берегу и того краше. Поверх густой травы вся она усеяна голубыми цветами колокольчиков, мохнатой желтой дремой, ярко-красными лютиками. Поднимали из травы зарыжелые головы в белых венках вездесущие ромашки.
Трудно было подыскать лучшее место для отдыха. Тут мы и пристроились.
Молча выбрал дедушка круговину для костра. Так же молча и неторопливо вытесал рогульчатые сошки. Ленька с Павкой тем временем сучья собирали и подтаскивали, а Боре с Костей Беленьким, да я к ним на придачу - досталось маслят чистить, модные шляпы сыроежек лепестками снимать.
На противоположном берегу озера, широко раскинув могучие ветви над самой водой, шумел одиноко старый вяз, и густая листва трепетала на ветру, изменяясь в окраске от ярко-зеленой до серебристой.
- Свежить начинает, - не обращаясь ни к кому в отдельности и для всех говорил дедушка. - Видно, новый месяц дождичком обмоет.
У старого лесника были насчет погоды свои, никем не писанные, но верные приметы. И теперь нарождения нового месяца дедушка ожидал как перемены погоды, дождей на смену длительному засушью.
- Пора, давно пора промочить ее, матушку, как следует, - уверенно, будто у него на руках было расписание погоды, говорил лесник, загоняя колышки в сухую твердую землю. И все поторапливал нас. - Попроворнее, попроворнее, соколики, ножичками шаркайте. Пошире полоски со шляп снимайте.
Скоро над озером запылал костер.
В высоком небе проплывали легкие кучевые облака. Свежий ветер, налетая порывами, гнал по озеру мелкую водяную рябь, на поляне пригибал волнами цветы и травы.
Птица иволга вылетела с ближней опушки, с протяжным криком "акружилась над водой. Печаль и тревога слышались в крике птицы.
Пока варились грибы, и рассказал нам дедушка, почему, заслышав ветер, становится такой беспокойный тихая и печальная иволга: залетает вдруг торопливо, заголосит в тревоге.
- В старые годы, - повел он речь, - озера этого и в помине не было. Стояла тогда на поляне одинокая избушка в три окна: на восток, на юг и на запад. Жили в ней в добром ладу и здоровье для брата-охотника - Иван да Герасим - со своей младшей сестрой Илей. Была девушка скромна да красива, умна да дельна - другой такой по всей округе поискать.
Утром, чуть свет, братья поднимутся, студеной водой умоются и в лес на промысел отправляются. Накормит, напоит их девушка, за порог проводит, удачливой охоты пожелает. Постоит, поглядит им вслед, пока братья в лесу не скроются, тогда и за свои дела принимается: в доме приберет, под окнами разметет, шитьем или рукодельем займется.
Крепко любили братья свою младшую сестру, души в ней не чаяли.
А еще больше любил ее молодой кузнец Никита Сирота.
Никто не умел быстрее Никиты сошники точить, никто не умел лучше его надежные мечи ковать, на работе голосисто задушевные песни петь.
Был Никита верным другом и первым гостем в дому у братьев, делил с ними невзгоды и радость. По душе было ему тихий Илин голос слышать, застенчивую улыбку смотреть.
Так жили они, беды не ведая, пока не появился в лесу старый злой колдун. Стал он черным вороном с железным клювом над лесом летать, на беззащитных нападать, мор и болезни в народе сеять.
Приуныли веселые, притихли слабые и робкие. Весь Ярополческий бор запечалился. Помрачнели, суровей стали и братья Илины: все чаще недобрым взглядом посматривают они в тот край, где завел колдун свое логово. Но нет на сердце у них ни страха, ни робости. И Никита мечи кует - песни поет. Только стали песни суровее да тревожнее, а дружба братьев с Никитой Сиротой еще теснее. Крепит и радует ее любовь Илина.
Не может терпеть дружбы сильных и смелых людей коварный и злой колдун. И замыслил он разбить дружбу, посеять тоску и раздор между родными братьями и Никитой Сиротой.
Раз сидит Иля в своем домике, распахнула окно навстречу солнышку, поясок плетет, сама песни поет, поджидает из лесу братьев-охотников.
Вдруг слышит она: зашумел, закачался дремучий бор, тревожно зазвенели за окном цветы-колокольчики.
Глянула Иля в окно восточное - колдун летит, по верхушкам сосен тучей стелется. Накрепко окно она захлопнула, изнутри дубовым ставнем заставила, закрепила запорами железными.
Подбежала она к окну южному, а колдун уже приближается. И нет рядом с Илей ее братьев и защитников, не дозваться на помощь Никиту Сироту. Торопливо окно она захлопнула, заложила ставнями дубовыми.
Не успела подбежать к окну западному, как влетел в него злой колдун.
Закружил Илю черный вихрь, подхватил ее и унес за трясучие болота в колдовской дворец, где ни солнца нет, ни радости, а в подземельях колдуна стонут пленники.
Возвратились братья с охоты, видят - нет сестры. Ни голоса ее не слышно, ни обеденный стол не накрыт.
Глянули они в раскрытое окно и увидели, как из мрачной тучи на западе мелькнул белый Илин шарф - памятный подарок отца меньшой и любимой дочери. Поняли они тогда, что случилось с любимой родной сестрой. Взялись братья думу думать, как сестру от колдуна вызволить, от ненавистного ворога народ избавить.
Посмотрел на младшего старший брат Иван и говорит ему:
- Не сумел я отцовского завета выполнить, не сумел родную сестру сберечь - мне и выручать ее.
Потом глянул он на тяжелый кистень, что висел на ремне между двух окон, и вспомнил прощальный наказ родительский:
"Береги, старший брат, брата меньшого, береги родную сестру, береги добрым делом память родительскую, а пуще того береги славу родной земли: для нас всех она - родная мать. Будь удачлив в работе и не ведай страха перед врагом в бою. Не бери ты оружие до времени, а возьми его только в грозный час".
Вот и наступил он, тяжелый и грозный час.
Снял Иван со стены кистень родительский, попрощался со своим младшим братом и пошел выручать родную сестру из чужой неволи. Держит он путь через леса и поля, переплывает реки и озера - идет прямо в царство злого ворона, где и днем стоит ночная тьма, где не видно солнца красного, лишь мерцают во мгле звезды тусклые.
Долго шел Иван, пока не добрался до большой поляны. За поляной болота лежат непроходимые, прикрытые сверху обман-травой. За болотами этими виднеется вдали колдовское проклятое логово: ни прохода к нему, ни проезда нет.
Только хотел Иван на обманную траву ступить, под которой гибельная трясина кроется, как зазвенели тревожно цветы-колокольчики: "Не шагай туда, добрый молодец! Притаилась на болоте гибель неминучая!"
"Берегись, богатырь, колдун летит!" - тихим голосом шелестят ему ромашки белолистые. Деревья густыми ветвями укрыть богатыря стараются.
Но не слушает старший Илин брат о чем звенят цветы, не знает, от какой беды остерегают его деревья высокие. Кипит в груди его ненависть великая, хочет он в открытом бою поразить врага лютого.
Завидел Иван в туче злого ворона - взмахнул отцовским кистенем тяжелым. Увернулся колдун, взвился под облака, окутал ясный день непроглядной тьмой.
Ударил богатырь наугад сквозь тучу мрачную - царапнул по крылу злобного ворона. Посыпались из облака на землю перья черные. И на том месте, где упали они, выросли кусты косматые - волчье лыко с ягодами ядовитыми.
Упал на тряское болото кистень богатыря и рассыпался. Из осколков его холмики, словно кучи муравьиные, повы-росли, к колдовскому логову узкой цепкой протянулися.
Лютой дрожью задрожал колдун, те опоры по болоту увидевши. Каркнул он заклинание зловещее, и превратился Иван в лесного лося с рогами широкими.
Долго ждал Герасим брата старшего - не дождался, сам в дорогу собираться стал. Снял он со стены отцовский тяжелый меч, надел кольчугу железную и пустился в путь, на выручку сестры и брата.
Проходил он через луга цветистые, переплывал реки и озера, миновал дремучий лес - и увидел перед собой поляну широкую. Лежат за той поляной болота непроходимые, обман-травой поверх прикрытые. Далеко за болотами проступает из мрака колдовское проклятое логово: ни прохода к нему, ни проезда нет.
Только смотрит богатырь: грядой легли по болоту малые холмики. То старший брат Иван проложил кистенем тропинку через топь. Ведет она к черному жилищу колдуна.
Перебежал по холмикам богатырь болото первое, видит: ходит по лужайке могучий лось с рогами тяжелыми, широкими, зорко и понятливо смотрит на Герасима, будто хочет что-то сказать ему.
Угадал в нем богатырь брата кровного. Обнял его за шею Герасим крепче крепкого.
А лось перед братом шею клонит, на спину богатыря сажает, недобрым взглядом глядит на колдовское проклятое логово.
Помчал он Герасима по болотной гати, бьет обман-траву широкими копытами, только зыбь позади него колышется.
Долетел до высокой стены каменной. За стеной мраморной дворец стоит, а железные ворота закрыты наглухо.
Хочет Герасим через каменную стену перебраться, а кругом тьма висит непроглядная. Поднимают ядовитые головы из болота, шипят злобно гады ползучие.
"Берегись, богатырь, колдун летит!" - зазвенели цветы-колокольчики.
"Укройся под нашими ветвями в густой тени", - ветровым голосом зашумели сосны.
Но не слышит Герасим малые цветы и травы, не понимает ветрового голоса вековых деревьев. Только видит он: вьется, выбиваясь сквозь железную решетку, белый Илин шарф - родителя прощальный подарочек. Стоны пленников из подвалов колдуна до ушей доносятся.
Гневно рубит Герасим запоры железные, во все стороны огневые искры сыплются, меч богатыря сверкает молнией.
Тут метнулась в небо туча черная. Налетел колдун на Герасима.
Размахнулся, ударил богатырь мечом - пробил ворону грудь железную, достал его черной крови. Упали из-под облаков на землю три капли грязные, и пошла от них расти ворожейная, с удушьем, одолень-трава.
Каркнул ворон заклинание зловещее - и остался стоять Герасим в ярком огненном сиянии, пламенным мечом из мрака на колдовской замок указывая.
Ждал не дождался братьев Никита Сирота. Сам решил идти друзьям на выручку, вызволять из жестокого полона любовь свою.
Жарким пламенем раскалил Никита кузнечный горн. Девять дней, девять ночей, не зная устали, ковал он меч-кладенец на месть врагу.
Налетал колдун бурей с вихорем погасить огонь - опалил себе крылья черные. Силился троеклятым заклинанием превратить кузнеца в недвижный камень, да слепит глаза пламя нестерпимое, не видать Никиты в том пламени.
Отковал, огнем и гневом закалил меч Никита Сирота. Окунул его в воды Клязьмы - родной реки, и засверкал булат ярче солнышка.
Умылся кузнец речной водой - и силы у него сразу удвоились. Посмотрел на осиротелый Илин дом - гнев в груди его усилился. Глянул на села, злодеем опустошенные, - сама рука к мечу богатырскому потянулась.
Взял он с поляны перед домом братьев-охотников дрему-цветок, чтобы в тихий час добрый отдых знать. Еще взял с собой колокольчик-цветок, чтоб будил его при опасности. Еще взял Никита цветок верности - незабудку простую голубенькую, драгоценную память Илину - и пустился в путь.
Долго шел Никита лесными тропами. Баюкал его, усталого, дрема-цветок. Колокольчик лесной его сон стерег. Ветви зелени распускались над ним непроглядным куполом. Незабудка-цветок встречал его пробуждение, напоминал тихим шелестом о вечной верности, любви и дружбе.
Подбирались к Никите гады ползучие - их рубил кузнец. Встречались в колдовских лесах птицы пленные - на свободу их отпускал богатырь. И пошла о нем добрая молва на все четыре стороны.
Слышит колдун по деревням и селам, по лесам и полям отважному кузнецу одобрение. Не дает ему покоя злоба лютая. Ищет он богатыря бесстрашного, измышляет, как погубить его.
Вышел Никита на широкое болото, обман-травой прикрытое. Виднеется вдали колдовское проклятое логово. Малые холмики по болоту путь к нему указывают. Ярким пламенем горит над мрачной стеной меч Герасима.
Отдохнул Никита перед боем под сосенкой, убаюканный цветком-дремою. Разбудили его цветы-колокольчики: "Берегись, богатырь, колдун летит!"
Встал Никита под деревом в полный рост, распушились над ним ветви зеленые. Черной тучей мимо пролетел колдун.
Завел тут Никита песню вполголоса. Подхватили ее люди по деревням, птицы по лесам, полевые цветы и луговые травы. Зеленые сосны в лад богатырю вторят. И полетела вольная песня из края в край. Где конец, где начало ей не может отыскать колдун.
А богатырь тем временем по холмикам пробежал болото первое. Встретил его могучий лось с рогами тяжелыми, широкими. Посадил он Никиту на спину, птицей понес его по зыбкой трясине, рвет широкими копытами обман-траву, только зыбкая топь позади него от бега колышется.
Домчал он кузнеца до высокой каменной стены. Прорезая тьму, жгучей молнией сияет меч Герасима, огневые искры от него во все стороны сыплются.
Оперся богатырь на широкие лосиные рога, поднялся на стену каменную и увидел сквозь железную решетку белый Илин шарф, услышал из глухих подвалов призывные голоса колдуновых пленников.
Сбивает он мечом запоры тяжелые, выпускает на свободу невольников. Добрался до оконца темницы Илиной, ударил по решетке со всего маха - и рассыпалась от богатырского удара витая сталь.
Услыхал ворон громовые удары богатырские - летит назад. А Никита Сирота уже на свободу Илю выпустил. Мчит их лось обратно через болото зыбучее, несет верного друга и любимую сестру в родимый край. Развевается по ветру белый Илин шарф.
Опустил их лось на поляне родного бора. А колдун уже над ним вьется, черным вороном под облаком кружит, метит в богатыря железным клювом. Налетел стремглав.
Выхватил Никита меч-кладенец, на лету перехватил колдовской удар, пробил ворону грудь железную, насквозь пронизал сердце злобное.
От того удара земля дрогнула, вековые деревья закачалися. Поднялся над бором жгучий вихрь и унес в высокое небо белый Илин шарф.
Страшным криком закричал смертельно раненный злодей, и упало на землю из железных когтей кольцо заколдованное. В том кольце таились колдовские чары.
Покатилось оно по траве, и там, где опрокинулось, образовался бездонный провал, глубокое лесное озеро.
Упал на землю ворон и превратился в сухое обгорелое дерево, перебитое жаркой молнией.
В тот же миг спали колдовские чары с Ивана и Герасима. Снова встали они перед сестрой и другом неразлучными братьями-охотниками.
Разрушили бури, заметали пески колдовской дворец. Облегли его бурьяны непроходимые, заволокли туманы непроглядные. Лишь всполохи беспокойно вспыхивают с той стороны по ночам - то блестит над гиблым местом меч Герасима.
Легкий Илин шарф ясной дорожкой распластался в высоком небе - висит, не падает, весь покрылся мелкими звездами. И называют его люди - Млечный Путь.
Полюбили Никита с Илею сидеть летним вечером над тихим озером, встречать и провожать розовые зори, смотреть на распластавшийся по небу легкий звездный шарф. И цвела рядом с ними по берегу убаюкивающая дрема с голубыми незабудками, перезванивались в тишине говорливые колокольчики.
Под разговор цветов и замечтали однажды кузнец с Илею: "Навсегда бы остаться над этим озером".
Как замечтали, так оно и сделалось. Встал Никита Сирота на берегу высоким вязом, а красавица Иля превратилась в птицу иволгу.
Тихо в лесу - и она спокойна, чуть слышно подает любимому из уютного гнезда печальный и нежный голос. Но лишь надвинутся тучи - и снова видится ей приближение злого колдуна. Вылетает она навстречу ветру, беспокойно кружит над озером, касаясь легким крылом кудрей любимого. Кричит тревожно.
По крику иволги угадывают люди приближение бури, ветровой погоды с дождями. А над этим озером и иволга необычная, и само озеро названо Илиным.
Вот какие дела происходили в далекую старину, соколики…