Умолк дед Савел. Над костром пыхтел и вздрагивал походный котелок. Облака над лесом ускоряли бег, и птица иволга все кружилась над озером, то взмывая кверху, то стремительно бросаясь вниз.
Тревожным голосом верная подруга предупреждала любимого о новой грозе.
Снова "Королева"
В сторону думы об играх и забавах, об уженье рыбы и занимательных лесных походах. Даже дневниковые записи в тетрадях прекратились. Не до того было, когда в тихом бору одно за другим разыгрались события, поднявшие на ноги не только ближних лесников и их семьи, но и окрестные селения.
Сторожка дедушки Савела и дом с петухами были в центре этих событий. И нам, временным жителям Яро-полческого бора, пришлось быть в них не посторонними наблюдателями, а первыми и активными участниками.
Наша компания, еще не сознавая того и лишь позднее разобравшись в происшедшем, первой способствовала быстрому приближению и крутому развороту событий.
И пусть в завершение нам пришлось оставить на время и насиженный шалаш под елью, и опечаленного старого лесника, и нашего нового друга - Борю, все же рядом с грустью жила в душе радость, что и мы не сробели, не растерялись в трудную минуту.
Большие перемены произошли в нашей лесной жизни за два дня, которые совершенно не обозначены в тетрадях. Но я должен рассказать и об этих днях, и о вечере накануне событий, нарушивших тихую жизнь бора и заставивших нас сменить уютную и гостеприимную дедушкину сторожку на новую лесную квартиру.
…Беспредельно счастливые, что побывали на Гулливой поляне, услышали над Илиным озером новую сказку, угостились вволю первыми грибами и ягодами, бодро и весело возвращались мы на родное гнездовье.
Одно было жалко: что не ходил с нами, не испытывал всего этого Василий Петрович. Скучал, наверно, одиноко в дедушкиной сторожке.
И придумали мы на радостях "угостить" его самодеятельным концертом.
Есть у нас губная гармошка, у Павки Дудочкина крикливый манок в кармане. Боря свою тростниковую жалейку на три лада Косте Беленькому передал, для меня из лесного дягеля басовитую дудку сделал, а себе сорвал березовый листочек по дороге - поднес к губам:
- Начинаем!
И грянул на подходе к сторожке разноголосый духовой оркестр: "Выходи, Василий Петрович, любоваться новоявленными музыкантами!"
А посреди поляны, глядим, гривастый вихревой конек Пегашка на длинной привязи скачет. Заслышал нашу музыку- на дыбы поднимается: вот-вот на воздух взовьется.
Как для такого случая не постараться! Поднажали мы на свои дудки и свиристелки, на полную мощность грянули.
Взвился Пегашка. Веревка, на которой он был привязан, лопнула. Припустился перепуганный Пегашка вскачь от нашего оркестра.
- Что вы наделали! Убежит… Ловите скорее! - кричит Василий Петрович из окошка.
И, побросав свои инструменты, все "музыканты" кинулись вдогон за вихревым коньком.
Хорошо еще, что оборвавшаяся веревка коню бежать мешала, - под копыта попадала, а то не видать бы нам больше Пегашки как своих ушей.
После его поимки на большой концерт мы уже не отваживались, лишь тихонько попискивали на гармошке и на дудочках, собравшись возле сторожевого гнезда. И Пегашка, снова привязанный гулять на травке, постепенно привыкал к этим звукам.
Скоро мы про него и совсем позабыли. Заинтересовало другое: в ответ на тоненькие переливы Ленькиной гармошки из глубины леса долетел не то волчий, не то собачий заливистый вой.
Это не был голос Бурана. Собака Туманова была у нас на виду и ходила по пятам за своим хозяином.
Из глубины леса давал о себе знать какой-то другой зверь.
- Интересно, почему собаки воют, когда музыка играет? Поют они или сердятся? - рассуждал Костя Беленький.
- Поют, - коротко и резонно заявил Ленька Зинцов. - Люди под гармошку поют, и собаки привыкли.
- А почему в деревне их гонят от гармошки, палками бросают, а они отбегут и все равно воют? Какая тут песня! - высказал сомнение Павка Дудочкин.
- На задор поют, чтобы палками не бросали. Ты тоже, чуть затронь, на кулаки лезешь. Не верно, что ли?!
Павка спорить после этого перестал, но насчет собачьих песен с Зинцовым все-таки не согласился. А Костя Беленький сказал:
- Сердятся собаки или от удовольствия под музыку поют - нам все равно. А вот чья собака в лесу воет, если только это собака, и как она сюда попала, узнать интересно.
- Должно быть, Пищулина, объездчика, - высказывает мнение Боря.
- Так! - насмешливым девчоночьим голосом соглашается кто-то в ответ на догадку.
Костя Беленький с упреком смотрит на нас, пытаясь угадать, кто это мог сказать, и недовольно пожимает узкими плечами. Боря разглаживает ладошкой моховой купырь под ногами и делает вид, что ничего не слышал.
- Только дом Пищулина далеко, - прикидывает он в раздумье. - Отсюда, пожалуй, собаку не услышишь.
- Дурак! - на манер попугая звякает все тот же язвительный голос, и крепкая еловая шишка ударяет Борю в затылок.
- Это еще что такое?! - вскидывается на Леньку Костя Беленький, уверенный, что никто, кроме Зинцова, подобной выходки допустить не может да и не посмеет так вести себя с новым товарищем.
Но Ленька спокойно сидит как ни в чем не бывало. Он удивленно разводит руками: знать, мол, ничего не знаю!
- Ладно! Увидим! - И старший не прекращая разговора, начинает внимательно наблюдать за Ленькой.
- Чего ты еще хотел сказать, Боря? - участливо спрашивает он.
- Узнать бы у дедушки с инженером - может быть, какое-нибудь дело есть, - стараясь не замечать общей неловкости, говорит сын лесника.
- Так!
И Костя не успел заметить, дрогнули у Зинцова губы или не дрогнули, он или кто другой это дурачится.
Все совещаются о чем-то тихонько между собой, - засматривая в сторону сторожки, говорит Боря. - Разве пойти послушать?
- Дурак! - И новая шишка стучит сыну лесника в затылок.
- Нинка! - Боря быстро вскакивает и озирается по сторонам.
- Так!
- Королева! - во всю мочь кричит Ленька. - Вон она где!.. На сосну, ребята! - воинственно призывает он, указывая на склонившуюся из сторожевого гнезда девчонку - ту самую, что бросила когда-то Павке "пятак на синяк" и указала нам просеку к дедушкиной сторожке.
- Доставай ее!.. Снимай на землю! - подлетает Зинцов к веревке, свесившейся вдоль ствола дерева.
- Попробуй достань! - предупредительно и вызывающе дерзко отвечает девчонка.
Одной рукой она дергает веревку кверху, а другой, почти не целясь, мечет шишку и ставит чувствительную точку на голове Зинцова.
- А-ай, а-ай, какая я нехорошая! Бескозырку помяла! - сожалеет она, качая головой.
- Обходи кругом!.. Атакуй! - крутится под деревом Ленька.
Но "атака" принесла только новые вмятины на бескозырке и пятна на Ленькиной гимнастерке. Испытали, как звякают по голове еловые шишки, и другие "атакующие". А "осажденная" пообещала сучьями из сторожевого гнезда постучать по нашим спинам, если кто попытается к ней добраться.
- Понятно?!
- Ясно! - лучше других понимает Боря. - Зачем туда забралась?
- А я тут давно живу. За сказочниками наблюдаю, лодырям записки пишу - работать заставляю. Ну… и еще кое-что делаю.
- Ты записку в шалаш подсунула?! - кричит Ленька.
- Где лодырем тебя величают?.. Я!.. Собственноручно стенку распотрошила. Не заделали еще?..
- Ас мамой дома кто остался? - вспомнил Боря.
- С мамой?.. Она тебя дожидается. Знает, что ты послушненький - явишься. А у меня здесь дело есть.
- Какое дело?
- Настоящее. Только не вам его знать.
- А зачем шишками кидалась? - спрашивает Боря.
- Ты что, только опомнился?!. За глупости в затылок стукала.
Тонкими загорелыми руками она ухватывается за верхний сучок и клонит голову вниз.
- Слушай… Что это собака Пищулина воет, я сказала: "так". Правильно?
- Ну и что?
- Не торопи, и до шишек дело дойдет. А когда ты сказал, что ее отсюда не услышишь, я по-другому ответила. Помнишь как?.. Если забыл - могу повторить, - и она пощупала рукой заготовленные в сторожевом гнезде еловые шишки. - Это я напомнила, что собака не пень, по всему лесу может бегать. А Пищулин ее теперь и ночью и днем с цепи спускает. Это я точно знаю… Понятно?!
- Ну!..
- Не нукай, не на лошади едешь! Затвердил одно и то же… Про вторую шишку хочешь узнать? Она пристукнула, чтобы ты к деду с Василием Петровичем без зова не ходил. Непрошеный - не гость. Все ясно? - закончила Нинка, насмешливо глядя на брата.
- Ладно, слезай, - потирая кепку, согласился Боря. Тут же о землю стукнулись связанные стебельками трав кожаные полсапожки. За ними полетели выбившаяся из косы лента с узелками, желтый сачок для ловли бабочек, который мы видели еще на рыдване дяди Федора, когда ехали от ручья до Кокушкина.
- Точно, королева, - шепнул мне Ленька. Девчонка скользнула из сторожевого гнезда вниз по веревке и встала перед Борей, похожая на него как две капли воды, только плечи под серым платьицем острее - торчат уголками - да растрепанные волосы по плечам путаются.
Нина, оказывается, с утра успела обежать три поруби и две поляны. Наговорилась с лесным инженером, передала ему наловленных жуков и бабочек, получила какое-то "секретное и особо важное" задание и по просьбе Туманова взялась за его выполнение. Слова "по просьбе" она особо выделила, дала понять: "По просьбе сделаю, по приказу - никогда!"
Леньке понравилось, что "королева" сторожевое гнездо похвалила.
- Прочно сделано, - сказала она. - Теперь я в него каждый раз забираюсь, когда сюда прихожу. Меня не видно, а я все вижу.
Разговорившись, Нина для всех нас понятнее и проще стала. Теперь мы и имя знаем, и брат ее вместе с нами, и все-таки есть в ней что-то необычное, немножко "королевское". Мы слушаем разговор сестры с братом, а сами не вмешиваемся.
- Пять часов на сосне просидела - есть хочу-у! - изображает девчонка на лице страдание и энергично трясет головой на вытянутой тонкой шее.
Она ставит Борю в известность, что домой сегодня не пойдет, а на сторожке деда Савела останется, потому что инженер Туманов что-то важное задумал.
- Не ловчие пояски на деревья плести. Не то! Он сегодня даже моих бабочек, которых для коллекции просил, в кармане измял. Все краски с крылышек облетели… Нет, не то!
Нина придвигается ближе к брату и шепчет ему:
- Понимаешь, он не жучков, не гусениц - г он совсем других вредителей в лесу нашел. Понимаешь?!
- Выдумывай? - недоверчиво смотрит на сестру Боря.
- Это кто, я выдумываю?! Сестра негодующе смотрит на брата.
- Вот увидишь! Сам увидишь, куда завтра утром пойдем!
Не дала Боре и слова выговорить в ответ - заспешила:
- К Туманову побегу.
- А почему тебя королевой зовут? - осмелев и загораживая путь, подступил ближе к девчонке Ленька.
Она отскочила проворно и, укрывшись за стволом сосны, так занесла сачок, будто Ленькина голова - большая бабочка и по ней следует прихлопнуть как следует.
- А тебе любопытно? - спросила она.
- Конечно, - стараясь не замечать сачка, миролюбиво сказал Ленька.
- Ах, какой ты тихонький, - насмешливо пропела Нина. И, резко меняя тон, сказала: - Ошибку в фамилии сделала! Вот и "королева"! Ошибку!.. Понимаешь?!
Она глянула на Леньку вызывающе и, выпрямившись во весь свой невеликий рост, победительницей проследовала мимо него.
- Ко-ро-лё-ва! Не "е", а "ё" надо было написать, точки поставить. Понимаешь - "ё"?
И, закинув растрепанные волосы за плечи, Нина Королева припустилась к дедушкиной сторожке.
Дом с петухами
Напрасно гордилась девчонка, забывшая поставить в своей фамилии точки над "е", посвящением в тайны инженера Туманова. Напрасно она прыгала и ликовала вечером, закидывая камушки в наш огород насчет завтрашнего утра, о котором ей все известно, а нам, - ничего.
Ох, эти девчонки! Уж лучше помалкивала бы! А то без нужды болтает, а станешь спрашивать - убегает. Битых три часа пытались мы правдами и неправдами выведать у нее секрет, с разных сторон подходы делали: не проговорится ли?
Куда там! Что ни заговори с ней - в ответ одно и то же:
- Не скажу, не скажу. Вот убейте - не скажу.
И все поодаль держится, бежать вострится. Чуть кто шагнет в ее сторону - сейчас же к лесу подается.
- Ну и пусть не говорит, - отмахнулся Ленька Зинцов. - Не надо! Без нее узнаем.
А получилось так, что "королева" с вечера поторжест-вовала, а наутро и приумолкла. Зато мы приободрились.
Пусть она знала, куда предстоит дорога, а мы не знали. Зато мы пошли, а она только вслед нам поглядела.
- Домой, домой надо, Нина, показаться, - посоветовал ей дедушка голосом, не допускающим возражения. - А то оба с братом убежали и родных забыли. Отец, наверно, разыскивает вас по всему лесу… Давай-ка припускайся по самому быстрому, чтобы одна нога здесь, другая - дома.
Только Нинка ни быстро, ни медленно не побежала. Метнула на Борю самыми рассердитыми глазами, губу прикусила и пошла потихоньку, нога за ногу. И хоть бы слово вымолвила. Как воды в рот набрала.
Я уже совсем решил, что она злая. А Нинка с дороги обернулась и язык нам показала. Какая же это злая! Никакая она не злая, а очень даже хорошая. Но ничего не поделаешь: если дедушка домой вернуться заставил - надо подчиняться.
"Королева" шагает тихонечко, а мы Пегашку в повозку запрягаем, помогаем Туманову с дедушкой деревянные круги от сторожки подкатывать да укладывать. Задорно работаем: чувствуем - необычное дело готовится.
Леньке Зинцову все хочется Бориса опередить.
- Берегись - на сапоги наеду!
Дедушка упарился, едва успевает нам нужные круги отбирать. А подшутить не забывает. Василий Петрович "кругом - бегом!" командует, а дед Савел, ему подмаргивая, старую пословицу вспоминает: "Кому на час, а мы и днем повернем". А сам потинки со лба тыльной стороной ладони отмахивает. Буран, положив голову на лапы, из-под тесовой стенки крыльца за нашей беготней наблюдает.
- Руки береги! - громко предостерегает Туманов, когда мы вдвоем с Зинцовым с маху закидываем круги на повозку.
- Беленький-Чернов, - сдваивает он фамилию старшего, - рубашкой к пиленому не прикладывайся. Прилипнет - не отдерешь. Будешь деревянный круг, как медаль, на груди носить.
- Павел, забирайся на повозку - построим их в ряды! - покрикивает лесной инженер. - Пять… десять… пятнадцать… двадцать, - подсчитывает Василий Петрович, укладывая на повозке круги рядами. - Хватит, а то тяжело будет - Пегашка обидится, - останавливает он конвейер, катящийся от сторожки к повозке.
- Добавим главные, - говорит дедушка, выбирая из оставшихся возле стенки кругов еще пару.
- А-а!.. При свидетелях порубанные. Давай их наверх… Прикрывый рогожкой… Савелий Григорьич, назначай сопровождающих! У дедушки заранее все продумано. Нам, четверым, дается задание налегке идти просекой, пока не встретится дом с железными петухами на крыше. Боре дед Савел вручает вожжи.
- Туда же будем путь держать. Только в объезд, по дороге отправимся. Веселее Пегашку подгоняй - нам их опередить надо, - растолковывает дедушка Боре, кивая в нашу сторону. - А ты как, Петрович, не проводишь нас? До конца бы уж…
- Белояр ждет, Савелий Григорьич! Боюсь, работа хромать начнет. И без того два дня на участке не появлялся.
- Конечно, дело - оно не ждет, - соглашается дедушка. - Упустишь - и не наверстаешь.
- Ничего!.. Максимыч - мужик надежный, работу знает. Два дня и за двоих подюжит. А дальше, сам понимаешь…
- Как не понять, - задумываясь, говорит дедушка. - Ладно, может, обойдемся как-нибудь.
И сожалеет:
- Все бы хорошо, да взрослых нам недостает.
- Бабку Васену попрошу, - кося глазом в нашу сторону, обещает Туманов, - поворожит, может, кто и подойдет к сроку.
Дед Савел, похоже, и этой шуткой доволен.
- Хорошо бы! Никак нам не обойтись без взрослых. Форма требует.
Мы слушаем и не понимаем, о чем речь. А инженер, протирая пучком травы клейкие от сосновых кругов ладони, серьезно подтверждает:
- Будут взрослые… Должны быть… Ну, счастливо вам!
- Буран! - подзывает он притихшую в тени под крыльцом собаку. - Домой!
И вся наша группа рассыпается. Туманов с Бураном направляются в одну сторону. Дедушка с Борей, забравшись на повозку, разворачивают Пегашку в другую. А мы вчетвером идем вокруг озера, направляясь к указанной просеке. Оглядываемся.
"Королева", добравшись до опушки, идет-нейдет: шарит желтым сачком по кустикам, равнодушно на макушки сосен засматривает.
- Нам завидует, - говорит Ленька.
И мы начинаем гадать, что будем делать возле дома с петухами.
Предположений сотня, а точно ничего не известно. Сходимся лишь на одном, что дедушкино письмо Василию Петровичу прямое отношение к сегодняшним нашим делам имеет.
"Почему так долго раздумывал дед Савел? Почему спрашивал он совета лесного инженера, прежде чем к дому с петухами отправиться?"
Обо всем, что пока не дано нам знать, ведем мы в дороге нескончаемые разговоры.
- Обгоняют, - заслышав в стороне стук колес и посвист Бори, сказал Костя Беленький. - Прибавим шагу.
И мы нисколько не отстали бы от повозки, если бы неожиданно не появилась на нашем пути собака. Рыжая, огромная, она неожиданно выскочила из леса и встала на пути посреди просеки. Шерсть взъерошена, зубы ощерены: вот-вот набросится.
И знаем мы, что бежать от собаки никак нельзя. Если перед глазами рычит да к прыжку нацеливается, то стоит только пятки показать, как она на спину сядет.
Оробели, но не отступили. Ленька Зинцов до хворостины дотянулся - вооружился на случай нападения, а в наступление идти все-таки не решается.
Переждали, пока собаке надоест зубы скалить. Сама нам дорогу уступила, с просеки в сторону метнулась. Только скоро пришлось с ней снова встретиться.
Стороной обошли мы дальнее озеро, которое впервые увидели из сторожевого гнезда.
Снова взяли направление вдоль просеки. Прибавили шагу и через несколько минут разглядели впереди чуть отодвинувшийся с просеки большой новый дом. Чем ближе подходим, тем больше будто он становится. Приостановившись, мы внимательно рассматриваем его.
- Эх, хоромина! - восхищается Ленька.
На высокой железной кровле, выкрашенной зеленой краской, два красных жестяных петуха с распущенными веером хвостами. Смотрят с крутого конька в разные стороны, будто за прохожими день и ночь неусыпно наблюдение ведут. Высоченные гребни на головах волнами вырезаны, тонкие, в острых перьях шеи вперед вытянуты - вот-вот закричат, предупреждая хозяев: "Ки-ри-ку-ку! Идут! Идут!"
В стороне от дома другая просторная постройка поставлена: тоже новая и тоже под железом. Рядом с ней третья - пониже - острием кровли виднеется.
Огромный двор вокруг обнесен плотным тесовым забором. Высокие ворота с калиткой по боку закрыты наглухо. И думается почему-то, что за такими глухими стенами живут, наверно, разбойники. Поэтому даже нарядные и пышные петухи на кровле кажутся зловещими.
К деревьям неподалеку от забора в разных местах лошади привязаны: гладкие, раскормленные - самые разбойничьи. Храпят, позвякивают подковами, будто только и ждут сигнала: "Пошел грабить!"