Как и с Сэди, Поллианна совершенно не чувствовала своей заслуги и перевела разговор на Джеми.
- Джеми - моя радость, - сердечно ответила миссис Кэрью. - Я люблю его, как родного. Он не стал бы мне ближе, если и оказался бы сыном моей дорогой сестры.
- Вы всё-таки не думаете, что это он?
- Я не знаю. Иногда мне кажется, что это он, потом я опять сомневаюсь. Вот он сам в это верит. Одно бесспорно - с какой-то стороны ему досталась аристократическая кровь. Джеми не просто уличный бродяга. Посмотри на его способности, на его манеры!
- Да, конечно, - кивнула Поллианна. - До тех пор пока вы его так любите, не важно, настоящий он Джеми или нет.
Миссис Кэрью смутилась. В глазах её опять мелькнула щемящая тоска.
- Да, это правда, - наконец вздохнула она. - Но скажи, если он не наш Джеми, где же Джеми Кент? Как он живёт? Счастлив ли он? Любит ли его кто-нибудь? Когда я об этом думаю, Поллианна, я просто теряю разум. Я бы отдала всё на свете, только бы подтвердилось, что он - мой племянник.
Поллианна вспоминала этот разговор, особенно после разговоров с Джеми. Он был так уверен!
- Понимаешь, я это чувствую, - однажды сказал он. - Я уверен, что я Джеми Кент. Мне кажется, я так свыкся с этой мыслью, что не перенесу, если вдруг окажется иначе. Миссис Кэрью столько для меня сделала! Только представить после всего этого, что я просто чужой…
- Она любит тебя, Джеми!
- Я знаю, что любит, и от этого мне было бы ещё больнее. Ведь это бы ранило её. Она хочет, чтобы я был настоящим Джеми. Если бы только я мог хоть что-нибудь сделать, чтобы она гордилась мной! Если бы я мог зарабатывать на жизнь, как настоящий мужчина! Но куда я дену вот это? - в голосе его появилась горечь, и он мучительно положил руки на свои костыли.
Поллианна была поражена и расстроена. Со времён их детства она впервые услышала, как Джеми говорит о своём недостатке. Она беспомощно озиралась вокруг, чтобы найти другую тему. Но прежде чем она успела о чём-то подумать, лицо у Джеми изменилось.
- Это всё ерунда, не обращай внимания! - весело воскликнул он. - По сравнению с игрой это просто ересь! Я даже очень рад, что у меня есть костыли. Они намного приятнее, чем коляска.
- А твои Листочки радостей? Ты это продолжаешь? - спросила Поллианна слегка дрожащим голосом.
- Ну конечно! У меня теперь целая библиотека, - ответил он. - Все книжечки - в тёмно-красных кожаных переплётах, кроме первой. Первая - та самая, маленькая, старенькая, которую мне подарил Джерри.
- Джерри! Я всё время хотела спросить тебя о нём, - воскликнула Поллианна. - Где он теперь?
- В Бостоне, и речь его стала ещё выразительнее, только иногда он должен её придерживать. Джерри всё ещё занимается газетными делами, только теперь он не продаёт, а собирает новости. Он репортёр. У меня появилась возможность помогать ему и маменьке. Представляешь, как я был рад? Маменька теперь в санатории, лечит ревматизм.
- Ей лучше?
- Намного! Она скоро вернётся, а потом пойдёт работать уборщицей. Джерри опять пошёл в школу, чтобы наверстать упущенное. Он позволил мне помочь ему, но только это в долг. Он очень щепетильный.
- Ну конечно, - кивнула Поллианна. - Он хочет быть независимым, я понимаю. Я бы тоже так поступила. Неприятно быть в долгу, который не можешь выплатить, ты же знаешь. Поэтому я так хочу помочь тёте Полли после всего, что она для меня сделала.
- Ты же помогаешь ей этим летом.
Поллианна удивлённо подняла брови.
- Да, я пустила летних квартирантов, и я им прислуживаю, правда? - спросила она. - Я уверена, что ни у одной хозяйки нет такой ответственности! Ты бы слышал, что говорила тётя, пока вас ещё не было, - и она тихо засмеялась.
- Что же она говорила?
Поллианна решительно тряхнула головой.
- Я не могу тебе сказать, это секрет. - Она помолчала, потом вздохнула, и лицо её опять стало задумчивым. - Но это не будет продолжаться вечно. Всё кончится. Гости уедут. А мне придётся, наверное, что-нибудь писать. Я уже думала об этом, я буду писать рассказы.
Джеми повернулся как от толчка.
- Что ты будешь делать?!
- Сочинять истории. Здесь ничего удивительного нет! Многие люди этим занимаются. Я знала двух девушек в Германии, которые писали для журналов.
- А ты когда-нибудь пробовала? - опять спросил Джеми всё с тем же странным выражением.
- Н-нет, ещё нет, - призналась Поллианна. А потом, как будто оправдываясь, добавила: - Я тебе говорила, что сейчас я занимаюсь квартирантами. Не могу же я делать всё сразу!
- Ну конечно!
Она посмотрела на него доверчивым, примирительным взором.
- Ты думаешь, я не сумею писать?
- Я так не сказал.
- Нет, но у тебя такой вид. Почему бы мне не суметь? Это же не пение, тут не нужен хороший голос. Это даже не инструмент, на котором сперва учатся играть.
- Я думаю, это немножко похоже на инструмент, - тихо сказал Джеми и отвёл глаза в сторону.
- Ну, что ты! Перо, бумага совсем непохоже на пианино или на скрипку.
На некоторое время водворилась тишина. Затем Джеми сказал тихим, неуверенным голосом, глядя в сторону:
- Инструмент, на котором ты собираешься играть, Поллианна, - огромное сердце мира. Для меня он лучше рояля, лучше скрипки. От твоего прикосновения люди будут смеяться или плакать.
Поллианна судорожно вздохнула, на глаза её навернулись слёзы.
- Ох, Джеми, как прекрасно ты всё представляешь!.. Я никогда не думала об этом. Но это так, правда? Хорошо быть писателем! А может быть, у меня ничего не получится? Я много читала, и мне кажется, что я смогу написать что-то хорошее. Я ведь люблю рассказывать. Я всегда повторяю то, что ты рассказывал, и смеюсь и плачу.
Джеми резко повернулся.
- Смеёшься и плачешь, Поллианна? Правда?
- Ну конечно! Всегда так было, даже тогда, в парке. Никто не рассказывает, как ты. Тебе бы писать, а не мне. Ой, Джеми, правда, почему ты не пишешь? У тебя получится, я знаю!
Ответа не было. Джеми явно не слышал - может быть, потому что как раз в этот момент его отвлёк бурундук, пробегавший через кусты.
Замечательные прогулки бывали у неё не только с Джеми, миссис Кэрью или Сэди. Часто она гуляла с Джимми или с Джоном Пендлтоном.
Теперь она не сомневалась в том, что никогда не знала Джона. С тех пор как они выехали за город, старая угрюмость покинула его живое лицо. Он занимался греблей, плавал, рыбачил и бродил с не меньшим пылом, чем Джимми, и почти с такой же энергией. Вечером же, когда все размещались вокруг костра, он не уступал Джеми, описывая свои заграничные путешествия.
А самым лучшим, по мнению Поллианны, было время, когда Джон Пендлтон, оставшись с ней наедине, рассказывал, какой была её мать, и как он её любил в те далёкие дни. Эти разговоры приносили большую радость, но и удивляли; никогда раньше он не говорил с такой свободой о девушке, которую так сильно и безнадёжно любил. Возможно, он и сам этому удивлялся, потому что однажды сказал Поллианне:
- Удивительно, почему я с тобой говорю об этом?
- Я так рада! - промолвила она.
- Вот уж никогда не думал, что буду об этом говорить! Может быть, дело в том, что ты очень похожа на неё? Она была такой, когда я её знал. Да, ты очень похожа на свою мать, моя дорогая.
- Правда? А я думала, что мама была красивой! - воскликнула Поллианна с неподдельным удивлением.
Джон Пендлтон насмешливо улыбнулся:
- Да, красивой она была.
Поллианна удивилась ещё больше.
- Тогда я вообще не могу понять, как же я на неё похожа?
Собеседник её от души расхохотался.
- Поллианна, да ты… Нет-нет, ничего. Ты бедная, страшненькая уродина.
Поллианна покраснела и с искренним укором посмотрела в его весёлые глаза.
- Пожалуйста, мистер Пендлтон, не смотрите так на меня и не шутите этим. Я бы очень хотела быть красивой, хотя, может быть, это и звучит глупо. Кроме того, есть зеркало, оно не обманывает.
- Тогда я посоветовал бы тебе посмотреться в него, когда ты разговариваешь, - нравоучительно заметил Джон.
Поллианна широко раскрыла глаза.
- То же самое мне и Джимми сказал! - воскликнула она.
- В самом деле? Вот проказник! - ворчливым тоном проговорил Джон Пендлтон. Затем, с присущей ему одному манерой внезапно меняться, тихо сказал: - У тебе мамины глаза и улыбка, Поллианна. Для меня ты просто красавица.
Глаза у неё наполнились горячими слезами. Она молчала.
Как бы ни радовали Поллианну такие разговоры, они не походили на беседы с Джимми. Ни ей, ни ему не было нужды говорить. С Джимми она всегда чувствовала себя уверенно и уютно, а уж обмениваются ли они словами, не имело для них значения. Ей не нужно было ни напрягаться, ни волноваться, ни сочувствовать - Джимми был таким большим и сильным. Он не горевал о потерянном племяннике, не плакался об утрате безмятежного детства. Он не должен был передвигаться на костылях, на которые тяжело смотреть и даже о них думать. С ним можно было чувствовать себя радостно, счастливо, свободно. Словом, в его присутствии она просто отдыхала…
ПРИВЯЗАН К ДВУМ ПАЛКАМ
Случилось это в последний день загородной жизни, и Поллианна об этом жалела - прежде ни одно облачко не бросило свою безжалостную тень на их путешествие. Она беспомощно вздыхала и бормотала:
- Ах, если бы мы вернулись домой ещё позавчера, тогда бы этого не было.
Но "позавчера" они домой не уехали, потому-то всё это произошло, и вот каким образом.
Рано утром они отправились в двухмильный поход к речке.
- Перед отъездом мы ещё нажарим рыбы, - сказал Джимми. Остальные с радостью согласились.
Поэтому, завернув бутерброды и прихватив с собой удочки, они отправились пораньше. Смеясь и подшучивая друг над другом, все шли по узенькой тропинке через лес.
Впереди шёл Джимми, он лучше всех знал дорогу.
Сначала Поллианна следовала за ним, но постепенно отстала и пошла вместе с Джеми, который был последним. Ей показалось, что на лице его появилось выражение, которое появлялось только тогда, когда он пытался сделать что-то, превышающее его силы. Знала она и то, что больнее всего его обидит, если заметит его слабость. Наконец, она знала, что от неё он скорее примет помощь, чем от кого бы то ни было другого, когда на пути попадётся бревно или большой камень. Поэтому при первой же возможности она постаралась незаметно, шаг за шагом, отстать, пока не поравнялась с ним. Лицо его озарилось улыбкой, в глазах появилась уверенность, и они перебрались через ветку, преграждавшую им дорогу. Конечно, Поллианна попросила "помочь ей, а то она не перешагнёт".
Когда лес закончился, путь их пролегал вдоль длинной каменной ограды, за которой простирались зелёные пастбища, залитые ярким солнцем, а вдали виднелись живописные домики фермеров. На одном из таких пастбищ Поллианна вдруг увидела золотистые шары золотарника, мимо которых просто не могла пройти.
- Джеми, подожди! Я сейчас сорву их, - живо крикнула она. - Получится чудесный букет для обеденного стола! - и, проворно вскарабкавшись на ограду, она спрыгнула по другую сторону.
Золотарник был волшебный. За одним кустиком, она увидела другой, за ним - ещё один, подальше, и каждый был красивее, чем тот, который она сорвала. В алом свитере на зелёном ковре густой травы, с букетом ярко-жёлтых цветов, Поллианна выглядела очень привлекательно. Она смеялась, перебрасывалась с Джеми репликами - и вдруг, набрав две охапки цветов, услышала страшный рёв разъярённого буйвола, отчаянные вопли Джеми и топот приближающихся копыт.
Что случилось потом, она не могла бы объяснить. Она помнила, что бросила свои цветы и бросилась бежать так, как никогда в жизни, в сторону стены, к Джеми. Она слышала, что позади стучат копыта, всё ближе, ближе и ближе. Смутно, безнадёжно далеко она видела искажённое ужасом лицо, слышала душераздирающий крик. Вдруг откуда-то донёсся другой голос, голос Джимми, уверенный и отважный. Продолжая бежать, она слышала за спиной глухие удары копыт и тяжёлое дыхание. Она споткнулась, чуть не упала, резко качнулась вправо и опять бросилась вперёд. Силы её почти иссякли, но тут, совсем рядом, она услыхала ободряющий голос Джимми, а в следующее мгновение почувствовала, как её ноги оторвались от земли и её прижали к чему-то, колотящемуся с огромной силой. Всё плыло как в кошмарном сне - душераздирающий крик, горячее, тяжёлое дыхание, перестук тяжёлых копыт… Вдруг она почувствовала, что взлетает вверх и, на руках у Джимми, ощутила горячее дыхание зверя, пронёсшегося дальше. Неизвестно как она оказалась по другую сторону забора. Склонившись над ней, стоял Джимми и умолял её сказать хоть что-нибудь, иначе он не поверит, что она жива.
Истерически смеясь и всхлипывая, она вырвалась из его рук и встала на ноги.
- Конечно, жива! Спасибо, Джимми. Я ничего, я… всё в порядке. Ох, как я была рада, рада, рада услышать твой голос! Как ты догадался? - спрашивала она.
- Ерунда! Я просто… - нечленораздельный удушливый крик прервал его слова.
Повернувшись, он увидел Джеми, лежащего ничком недалеко от них.
Поллианна поспешила к нему.
- Джеми! Джеми, что случилось? - закричала она. - Ты упал? Ты ударился?
Ответа не последовало.
- Что такое, старик? Ты ушибся? - тревожно спросил Джимми. - Тебе больно?
Джеми молчал. Затем неожиданно он напрягся и повернулся. Тогда они увидели его лицо и отступили в недоумении.
- Больно? Больно ли мне? - у него перехватило голос, он подавился и протянул с поспешностью руки. - Неужели вы думаете, что не больно это видеть, когда ничего не можешь сделать? Совершенно беспомощный, привязанный к этим двум палкам… Да во всём мире нет такой боли!
- Но… но… Джеми, - робко начала Поллианна.
- Не надо! - срывающимся голосом прервал её он, стараясь встать на ноги. - Я не хотел делать сцену, - и заковылял по узкой тропинке, ведущей к лагерю.
С минуту, в оцепенении, Поллианна и Джимми молча смотрели ему вслед.
- Вот-те на! - выдохнул Джимми и с лёгкой дрожью в голосе добавил: - Да… тяжко ему!
- Я даже не подумала! Благодарила тебя прямо у него на глазах, - всхлипнула Поллианна. - А ладони! Ты не видел их? Они все в крови, он так сжал руки, что ногти вонзились в тело. - Поллианна повернулась и почти вслепую побрела по тропинке.
- Поллианна, куда ты? - крикнул Джимми.
- К Джеми, конечно! Ты думаешь, я его оставлю в таком состоянии? Пойдём, мы должны убедить его, чтобы он вернулся обратно.
Со вздохом, который совершенно не относился к Джеми, он пошёл за ней.
ДЖИММИ ПРОСНУЛСЯ
Внешне все давали понять, что жизнь в лесу просто замечательная, но внутренне…
Иногда Поллианна задумывалась, случилось это только с ней или на самом деле было что-то особое, необъяснимое между всеми? Она-то это чувствовала, и иногда ей казалось, что это чувствовали и другие. Причиной всему, считала она, был тот последний день, когда так неудачно пошли к реке.
Конечно, они с Джимми легко догнали Джеми и, правда, не сразу, убедили его пойти вместе со всеми. Но, несмотря на отчаянные попытки вести себя так, словно ничего не произошло, ни у кого это не получилось. Поллианна, Джеми и Джимми даже перестарались, а остальные, не зная точно, в чём дело, недоуменно поглядывали на них, сознавая, что что-то не так. Словом, ни о каком веселье не могло быть и речи.
Даже запах жареной рыбы не произвёл своего действия, и сразу после еды все направились обратно в лагерь.
Возвратившись домой, Поллианна надеялась, что несчастный эпизод забудется, но не смогла его забыть и не смела требовать этого от других. Глядя на Джеми, она снова видела искажённое лицо и ногти, вонзившиеся в ладони. Дошло до того, что одно его присутствие причиняло ей боль. Полная раскаяния, она безжалостно призналась себе, что больше не может даже говорить с ним, но это не значило, что она с ним не общалась.
Теперь Джимми понимал, что он влюблён в Поллианну, и довольно давно. Конечно, он оцепенел от ужаса, обнаружив себя в таком шатком и бессильном положении. Он сознавал, что даже его излюбленные мосты - легче воздуха по сравнению с этой улыбкой, этими глазами, этими словами; и понял, что самым прекрасным в мире сооружением будет то, которое поможет пересечь пропасть страха и сомнения. Сомневался он в Поллианне, боялся - Джеми.
До самых тех минут на пастбище, он не понимал, как опустел бы мир… без неё. Только после дикого прыжка с Поллианной на руках он понял, как её любит. Когда он крепко прижимал её к себе, а руки её были обвиты вокруг его шеи, он распознал трепет величайшего блаженства. Затем, немного позже, он увидел лицо и руки Джеми… Для него это значило только одно - Джеми тоже любит Поллианну и должен стоять в стороне, беспомощный, "привязанному к двум палкам". Да, так он выразился. Если бы ему самому пришлось стоять в стороне, привязанным к палкам, когда другой спасает его любимую девушку, он бы выглядел точно так же.
Джимми возвращался в лагерь в смятении и страхе. Страх появился тогда, когда он засомневался, не любит ли Поллианна Джеми? А если даже это и так, должен ли он стоять в стороне? Вот тут-то его душа и взбунтовалась. Ну нет, он этого делать не будет! Они ещё посоперничают!
Оставшись наедине со своими мыслями, он страшно покраснел. А справедливо ли соперничать? Прилично ли бороться с Джеми? Джимми вспомнил, как в далёком детстве он вызвал на битву за яблоко незнакомого мальчика, и после первого же удара обнаружил, что у того искалечена рука… Тогда он, конечно, позволил мальчику отвоевать это яблоко. Но теперь он упрямо повторял себе, что случай - совершенно иной. Ведь речь шла не о яблоке. Это счастье его жизни, а может быть - и счастье Поллианны. А вдруг окажется, что она любит не Джеми, а его, Джимми, если он ей хоть разок проявит свои чувства? А он их проявит. Непременно.
Он снова покраснел и сердито нахмурился. Если бы только он мог забыть лицо Джеми, когда тот простонал эти ужасные слова! Если бы… но какая от этого польза? Драться он всё равно не сможет. Он понимал, и тогда, и позже, что ему остаётся обратиться за помощью к Небесному Отцу и ждать… Он получит от Него силу предоставить Джеми полную свободу, и, если заметит, что Поллианна любит его, оставит их, уйдёт из их жизни… Они никогда не узнают, как ему плохо. Он опять вернётся к мостам… но ни один из них, даже ведущий на луну, не заменит одной минуты, проведённой с Поллианной.