- Да, жизнь исчезает, а земля хранит память о ней, о тех, кто когда-то был и кого больше никогда не будет. Что это за память? Многое: обломки камней, черепки, кости, орудия труда и оружие, рисунки, письмена, останки человека. По ним, по этим дорогим для нас памятникам древности, археологи и определяют приметы исчезнувших культур и цивилизаций.
- Просто как фантастика, - задумчиво проговорила Эвка. - Только это - правда! Прямо представить не могу, до чего интересно и необыкновенно.
- Кстати, - произнес Микрофоныч, попеременно поглядывая то на Эвку, то на меня. - Кстати, вы знаете, что означает само слово "археология"?
Эвка покачала головой, а я опять покраснел. Ну, обалдуй, не мог нигде за столько времени узнать, что такое археология. Так тебе и надо - красней! Сейчас Микрофоныч выдаст тебе еще… Однако Микрофоныч даже не сделал укоризненно-болезненного лица, как любил это делать на уроках, а спокойно и просто сказал:
- Археология - это буквально "слово о древности". Впервые это слово употребил еще в четвертом веке до нашей эры великий греческий философ Платон. В его время археология опиралась лишь на письменные источники и повествовала только о личностях правителей, войнах да переворотах. Тысячелетия изменили смысл термина. Сегодня археология - это наука, которая изучает прошлое по вещественным материалам, добытым из земли. Так трудами археологов, например, была воссоздана история многих народов Сибири.
Остановился на секунду, задорно подмигнул нам.
- Вот и мы тоже, быть может, пусть хоть маленькую кроху, но внесем в эту историю. Внесем, Брыскин?
- Внесем!
- А коли так, - сказал Микрофоныч, подымаясь, - коли все основные вопросы решены - пора домой. Нужно готовиться к работе.
Когда мы пришли в село и когда Микрофоныч свернул на свою улицу, я тронул Эвку за плечо. Она обернулась.
- Что?
- Слышь, Эвка… Ты, это самое, не думай, что я хвастун или болтун какой…
Эвка ничего не ответила, а только с любопытством уставилась на меня.
Я заторопился:
- Это я про тот черепок, о котором тебе говорил… Помнишь? Правду я тогда тебе сказал. Был черепок… Только не настоящий. Пацаны подшутили надо мной…
Эвка нахмурилась, однако продолжала выжидательно молчать.
- Подсунули они мне этот черепок… Да и все прочее тоже.
- А что "все прочее?" - живо спросила она.
Я рассказал. И про Никульшихину кринку, и про бересту, и даже, дурак, про синюю дулю.
Эвка слушала не перебивая, только лицо все больше и больше мрачнело, а когда я закончил, неожиданно произнесла:
- Бедный Брыська!..
Я моментально разозлился.
- Знал бы, ничего не рассказывал. А то сразу "бедный!" Никакой я не бедный, просто…
Я не досказал: встретил Эвкин взгляд, теплый и участливый. Мне даже показалось, что она вот-вот протянет руку и погладит меня, как кота.
- И брось смотреть на меня так, - выкрикнул я. - Что я, слабак какой?!
- При чем тут слабак, - ответила Эвка. - Просто ты хороший.
Это меня сразило. Я стоял и молчал, совсем забыл, что еще хотел сказать. А она все-таки протянула ко мне руку, только не погладила, а легко сжала мои пальцы.
- До свидания, Костя. - И вдруг добавила: - И спасибо… За все…
Я совсем оторопел, хотел было узнать: за что? Но она уже вбежала в калитку.
Оказывается, я довел ее до самого дома.
Глава двадцать первая
В гости к строителям
Микрофоныч сообщил: завтра экскурсия на строительство канала. Ее, эту экскурсию, председатель сельсовета Иван Саввич готовил давно, но все как-то не получалось: то у строителей что-то не ладилось и им было не до приема экскурсантов, то у нас машин свободных не было, то шофер вдруг заболел. А тут вдруг все устроилось.
Я сразу бросился к Детенышу, которого не видел уже два дня. Я был все время занят, а он почему-то ни разу не зашел ни ко мне, ни в музей.
Торопился к Юрке, а сам представлял, как он обрадуется: ведь что там ни говори, а таких интересных поездок, как эта, у нас в последний год не было.
Детеныша я нашел в огороде - чинил ограду. Увидел меня улыбающегося, опустил жердочку, положил топор - так и подался ко мне. Я весело хлопнул его по плечу.
- Все, Юрка, едем!
- Куда?
- На экскурсию. К строителям. Завтра. В семь утра. Так что гляди не проспи. Машины - у конторы.
Детеныш сразу сник, медленно нагнулся, поднял топор, взял жердочку.
- Не поеду я…
- Почему?
Детеныш только вздохнул и отвернулся.
- Почему? - повторил я, не зная, что и подумать: Юрка так ждал этой экскурсии, столько разговоров было о ней.
- Как я поеду? Теперь все в меня будут пальцем тыкать, скажут: "Его дядя Максим струсил, в плен фашистам сдался". Первым тот же Петька Суриков завопит, вот, мол, какой он герой, твой дядька Максим. Как я буду? А? Как?
- Дурак! - закричал я. - Во-первых, это еще неизвестно, а, во-вторых, как только вернемся с экскурсии, сразу зайдем к Ивану Саввичу и все выясним, и решим.
Однако сколько я ни уговаривал Детеныша, как ни убеждал его ехать, он наотрез отказался. На другой день я снова забежал к Юрке, авось передумал за ночь. Нет. Даже слушать не стал: махнул рукой и молча пошел в дом.
У колхозной конторы, когда я пришел, уже стояли три грузовика со скамейками, а вокруг пестрела толпа ребят. Говор, смех, толкотня.
Впервые за несколько дней я увидел Игоря и Толяна Рагозина. Они стояли в стороне, насмешливо поглядывали на нас, переговаривались и время от времени разражались хохотом. Я понимал: все это показуха. Им совсем не весело и не смешно. Особенно Толяну. Он хоть и гоготал во все горло, но глядел на шумную суматоху вокруг машин с завистью. Ему, видно, очень хотелось ехать, но он не двигался с места из солидарности с Игорем.
Из сельсовета вышли Иван Саввич и Микрофоныч, вслед за ними торопливо выскочили Эвка и Пашка Клюня. Эвка сразу увидела Игоря. От неожиданности остановилась, будто получила сильный удар в грудь. Однако она тут же, закусив губу, сбежала с крыльца. Игорь что-то торопливо сказал Эвке, наверное, поздоровался. Но она прошла мимо, будто не видела и не слышала его. Точно так она когда-то проходила мимо меня. И я не позавидовал Игорю.
Игорь сделал несколько шагов за Эвкой, позвал:
- Эва, на одно слово…
Она не оглянулась даже, а только ускорила шаг, почти вбежала в круг девчонок и затерялась среди них.
- Ну, что, все в сборе? - громко спросил Микрофоныч, оглядывая ребят.
- Все, все! Поехали!
- Юрки Снопкова нету.
- И Денисова.
- Да вон он!.. Шпарит, как угорелый!
Действительно, через площадь что было духу несся Колька. В одной руке он держал свой альбом, а другой бешено махал нам, чтоб мы вдруг не уехали без него. Пробегая мимо Игоря, он не посмотрел на него, не приостановился, не позвал с собой.
В это время раздалась команда: "По местам!"
Все дружно кинулись к машинам. В какую-нибудь минуту площадка возле конторы опустела, только у крыльца остались две одинокие фигуры в сомбреро. Они уже не ехидничали и не хохотали.
Хлопнули одна за другой дверцы кабин, заработали моторы.
- А вы чего стоите? - раздался участливый голос Лильки Кашиной. - Быстрее к нам! У нас вон сколько свободных мест.
Толян резво обернулся к Игорю: бежим?! Игорь не ожидал приглашения, растерялся:
- Стоит ли…
Ему хотелось ехать, очень хотелось, но, видимо, было неловко: вот если бы его позвали ребята, а не какая-то там Буланка!.. И он стоял, не зная на что решиться.
Между тем первая машина тронулась, за ней вторая, третья.
- Ну?! - заорал Рагозин. - Чего мнешься? Аида!
Игорь еще какое-то мгновенье колебался и вдруг рванулся за нашей, последней машиной. Вслед за ним бросился Рагозин, бухая тяжелыми резиновыми сапогами.
Машины с каждой секундой набирали скорость. Игорь бежал, крепко сжав челюсти. Он далеко оставил Толяна, который махал руками и что-то отчаянно кричал.
- Постучите шоферу! - заволновалась Буланка. - Скорей! Пусть остановится.
Пашка Клюня вскочил, потянулся, чтобы стукнуть по крыше кабины, но Колька Денисов перехватил его руку, бросил коротко и твердо:
- Не смей! - потом добавил негромко: - У них будет полно своих развлечений…
- Каких?
- Разных, - неопределенно ответил Колька.
Игорь не догнал машину, остановился с перекошенным от усталости ртом, бессильно опустил руки. Постоял так, провожая нас взглядом, и побрел назад, навстречу Толяну, который все еще продолжал бежать.
В кузове было горячо и шумно - шел спор. Одни осуждали жестокий поступок Кольки Денисова, но большинство доказывали, что он прав, что так и надо учить всяких эгоистов и самонадеянных пижонов.
Я в споре участия не принимал: о Толяне, тем более об Игоре, голова у меня не болела. Я думал о Детеныше, о том, что сказал он мне вчера. От одной мысли, что дядя Максим мог оказаться трусом, мороз продирал по коже.
Дорога была легкой, укатанной. Она плавно вилась меж неоглядных зеленых хлебов, среди картофельных и свекловичных полей; кое-где мы проносились мимо разлапистой кукурузы.
Солнце уже начинало припекать, но скорость и встречный ветерок холодили лицо, лохматили волосы. Мы ехали уже часа три, а ничего похожего на стройку не было. Степь и степь. Но вот далеко впереди, у горизонта, появилось какое-то возвышение, наподобие удлиненного холмика, только цвет у него был необыкновенный - бело-синий. Вскоре я уже видел, что это никакой не холм, а высокое длинное здание.
- Что это, что? - заспрашивали ребята друг у друга, но никто не знал, а Микрофоныч сидел в первой машине.
- Ой, как романти-и-ично!.. - выдохнула Лилька. - Волшебное видение.
Вскоре мы подъехали и остановились у забетонированного котлована. Он был хоть и не широк, но очень длинный и глубокий. Перегородив его надвое, от берега до берега, и протянулось это здание - главная насосная станция канала.
Первым, кто встретил нас, был мой знакомец Георгий Демьянович. Невысокий, быстрый и шумный.
- Милые мои, рад вашему приезду и с удовольствием побыл бы с вами, но - увы! Дела. Поэтому поручаю вас нашему инженеру Валерию Федоровичу, - он тронул за руку молодого парня с вьющимися волосами. - Валерий Федорович уже старый строитель и сумеет показать и рассказать вам все в лучшем виде, увлекательней, чем я, даю слово.
Инженер смущенно улыбнулся и покачал головой. И сразу понравился мне. Я уже не жалел, что он будет сопровождать нас, а не Георгий Демьянович.
А Георгий Демьянович продолжал:
- Знакомиться со строительством начнем с насосной станции. Отсюда и пойдет обская вода в самую глубь Кулунды.
Потом вы побываете на наших самых горячих точках, а в заключение погостите на вахте, посмотрите, как живут строители, ну и, конечно, отпробуете нашего фирменного блюда - пельменей. Ну как, принимаете такую повестку дня?
- Принимаем! - в один голос гаркнули мы.
Глава двадцать вторая
Знакомая фотография
Насосная станция стояла над степью, как могучая крепость в несколько этажей. Часть этих этажей уходила глубоко под землю, к самому днищу котлована, будущему хранилищу воды. Отсюда насосы погонят воду по каналу в Кулунду.
Мы долго ходили по станции, поднимались по звонким железным лестницам, побывали в машинном зале, посмотрели гигантские насосы, высотой, пожалуй, не меньше, чем в два этажа. Потом пошли всякие мастерские, пульты управления, кабинеты… Наконец мы оказались на самом верху станции. Впереди, и не так уж далеко, сверкала наша знаменитая Обь. На том берегу ее, чуть ли не к самой воде, подступил темно-зеленый лес. По реке плыл катер, тащил за собой две груженые баржи. А позади - степь, неоглядная и удивительно многоцветная, будто раскрашенное кусками полотно… Там, за горизонтом, лежит наше село, безлесое, пыльное, высушенное солнцем и горячими ветрами. И вот туда, к нам, скоро двинет поток прохладной воды.
Инженер Валерий Федорович, между тем, рассказывал, что каждый насос станции, а их тут шесть, будет подавать в канал по восемнадцать тысяч кубометров обской воды в час, а все они в одну секунду - целых двадцать два кубометра. В одну секунду!
- Это будет настоящая река. Ее сила для Кулунды станет просто богатырской. - Валерий Федорович вдруг разволновался. - Давайте, ребята, немного помечтаем. Представьте себе…
Я слушал Валерия Федоровича, смотрел на прямую и широкую трассу канала, которая начиналась тут, у станции, и рассекала степь надвое, и видел не вороха вынутой земли, не скудную травку, что сиротливо желтела вокруг, а пенистый поток воды, густые кроны деревьев, склоненные над полосой канала, а по сторонам высокие травы, хлебные поля, слышал всюду песни невиданных здесь нестепных птиц…
- Ну, а теперь, - донесся до меня голос инженера Валерия Федоровича, - давайте спустимся вниз и проедем вдоль канала.
И вот мы мчались по асфальтовой дороге. Кое-где Валерий Федорович останавливал машины и показывал нам то мосты, переброшенные через канал, то ливнепропуски, проведенные под его дном, то дюнкеры. Дюнкеры - самые сложные и интересные сооружения. Их строят, если на пути канала попадается речка. Тогда строители прорывают под дном речки тоннель, через него пропускают две огромных квадратных трубы, и канал, "поднырнув" под речку, идет дальше.
Солнце уже стало склоняться к закату, когда мы наконец добрались до самой "горячей" точки. Здесь был конец дороги, здесь кончался и канал. Перед нами лежала знакомая степь, безлюдная и горячая. Даже хлебов не было видно. Пустая степь. И только тут бурлила, гремела жизнь: множество машин шаг за шагом вгрызались в твердую толщу земли, вспарывали ее, выворачивали, оставляя после себя прямую, как стрела, трассу канала.
Мы стояли на краю берега и смотрели, как одни машины, в основном бульдозеры, пробивали, углубляли канал, срезая пласт за пластом землю и выталкивая огромные вороха ее наверх, другие выравнивали, прямили, словно по линейке, делали канал таким, каким мы видели его на всем протяжении пути. Днище и берега канала рабочие покрывали прочной полиэтиленовой пленкой, чтобы вода не уходила в грунт.
Пока мы оглядывались, Валерий Федорович и Микрофоныч оживленно разговаривали с высоким немолодым мужчиной в пропыленной кепке и в клетчатой рубашке с короткими рукавами. На смуглом загорелом лице его белели светлые усы. Мужчина несколько раз бросил на нас взгляд, улыбнулся и согласно кивнул Микрофонычу. Потом быстро взошел на свежую насыпь и поднял руку. Машины замерли, шум стих. Из окошек кабин завыглядывали чумазые, запыленные механизаторы.
Мужчина подошел к нам. Валерий Федорович познакомил:
- Алексей Степанович, мастер участка. Алексей Степанович широко улыбнулся:
- Мы тут договорились… Словом, ребятки, кто желает поглядеть, как управляются наши механизаторы, ну и познакомиться с ними поближе, бегите по машинам. Какая кому по душе.
Кто-то из ребят выкрикнул "ура", и все разбежались по участку. Я рванул к бульдозеру, который стоял далеко впереди остальных. Бульдозерист, молодой парень в полосатой тельняшке и берете десантника на чубатой голове, словно поджидал меня, еще издали заулыбался, поблескивая белыми зубами.
- Давай, давай, подлетыш, - крикнул он весело. - Жарь быстрее, работу держишь.
Когда я подбежал, он протянул мне руку и я вмиг очутился в кабине.
Парень оглядел меня карими, приветливыми глазами.
- Ну, что, будем знакомиться, подлетыш?
Я даже немного обиделся.
- Почему "подлетыш"? Я - Костя Брыскин.
- Оттого и подлетыш, что Костя Брыскин. Иначе бы звали Константином… как отчество?
- Петрович.
- Вот, звали бы тогда Константином Петровичем, ясно? Ну не дуйся, не дуйся. Это у меня такое любимое словечко. Подлетыш - молодая птица, которая еще не встала на крыло. Другими словами: еще не может хорошо летать. Ты тоже пока не можешь, верно? На папкиной шее сидишь…
- У меня нет папки, - неожиданно для самого себя сказал я. И расстроился: зачем?
Парень крякнул, промычал что-то, потом торопливо заговорил:
- А меня Вадимом зовут. Я, брат, тоже без отца рос… Ну что, двинули?
Я кивнул.
Бульдозер сразу же взревел, дернулся и стал осторожно пятиться вниз. Вадим, поглядывая назад, выкрикивал:
- Братья-сестры есть? Видал - нету! А у меня два братана да сестренка. Из-за них десятилетку не закончил, в эспетэушку пошел. Чтобы профессию получить. Маме помогать…
- В какую эспетэушку? - не понял я. Вадим укоризненно глянул на меня, но тут же снова обернулся назад.
- СПТУ. Сельское профессионально-техническое училище. Или не слыхал о таких?
- Слыхал.
- А спрашиваешь!.. Училище мелиорации закончил. Бульдозер перестал пятиться и вдруг рванул вперед, начав глухо рычать и подрагивать: видимо, захватил толстый слой земли.
- А что это - мелиорация?
- Ну, даешь, подлетыш!.. Мелиорация - такая отрасль сельского хозяйства… Ну, как тебе объяснить? Словом, задача ее - напоить землю водой. Или поубавить, где ее через край. Понял?
Я отрицательно помотал головой.
- Ну как же!.. - огорчился Вадим. - Вот наш канал для чего? Чтоб привести в нашу степь воду, чтобы полить ее, напоить досыта. Это и есть мелиорация. Всякие водохранилища, оросительные системы - тоже мелиорация. А для чего? Чтобы вся степь живой стала, колосилась хлебами, пахла цветами… Теперь понял?
- Понял.
- Ну и молодец.
Вадим улыбнулся и на какое-то время задумался, потом обернулся, спросил вдруг:
- Вишен хочешь?
Я удивился и чуточку растерялся.
- Хочу. А что, есть?
- Будут. - Вадим широко провел рукой, указывая на степь. - Тут будут. Вокруг, через шесть-семь лет. И яблони, и груши, и сливы… До отвала с тобой наедимся, а?
Я рассмеялся.
- Ха, да через семь лет моего духа здесь не будет, не то что…
- Убежишь?
- Укачу.
- Куда же это?
Я беспечно махнул рукой.
- А хоть куда! Надоела мне жарища да пыль. Ни речки, ни леса. Пусть живут здесь те, кому все это нравится. Вадим бросил на меня искоса быстрый взгляд.
- Вон ты какой…
- Какой? - вздернулся я, почувствовав в его тоне что-то обидное.
Вадим сосредоточенно двигал рычагами, разворачивая бульдозер, выровнял его, произнес, кивнув влево:
- Видишь вон те круглые кустики?
- Перекати-поле, что ли?
- Их. Тоже вот сидят на родной земле, растут, цветут, а сами поджидают случая, чтобы сорваться с корня и катить неизвестно куда. Гонит их ветер иной раз за сотни километров, пока они не застрянут где-нибудь, да так и останутся там, пока не сгниют…
- Я не перекати-поле.
- Понятное дело… Но мысли-то какие: "укачу", "надоело", "пусть другие тут живут"… Чуешь, а?
Я не ответил. Ну и разговор получился! Хоть открывай дверцу и выпрыгивай из кабины.
Вадим, не дождавшись ответа, тоже примолк, переключив все внимание на работу. Машина слушалась его, как живая: она то резво разворачивалась, то отступала, то, опустив нож, устремлялась вперед, гоня перед собой огромный земляной вал. Я засмотрелся на Вадима - так спокойно, ловко и красиво работал он. Даже обида прошла.