Даже когда незнакомец заговорил, Бродка был так далеко в своих мыслях, что не услышал ни слова. И только когда тот приблизился к нему почти вплотную и коснулся его плеча, Бродка наконец обратил на него внимание. На мужчине была черная накидка гробовщика и похожая на цилиндр шапочка.
Откашлявшись, он начал снова:
- Странная смерть, очень странная, хм…
Бродка внимательно поглядел на незнакомца, стоявшего рядом с ним. Его круглое, чисто выбритое розовое лицо казалось почти мальчишеским и явно контрастировало с униформой, которая старила любого, кто в нее облачался. Над правой бровью мужчины Бродка разглядел большое темное родимое пятно. Светлые глаза хитро поблескивали, на низкой шее образовался двойной подбородок.
Поскольку Бродка по-прежнему не реагировал, незнакомец осторожно поинтересовался:
- Вы - родственник, осмелюсь спросить? - Его голос прозвучал как-то лукаво.
Бродка молча кивнул.
Мужчина в черной накидке тоже кивнул, снова откашлялся, прикрыв рот ладонью, и после небольшой паузы произнес:
- Я хотел сказать, что меня это, конечно, не касается, но…
- В таком случае исчезните и оставьте меня в покое! - грубо перебил его Бродка и махнул рукой, словно хотел отогнать незнакомца, как назойливую дворняжку.
Незнакомец нерешительно развернулся и, повесив голову, медленно побрел к низенькому зданию. Неподалеку от колодца Бродка догнал его.
- Подождите! - крикнул он. - Минуточку!
Но теперь человек в черном не пожелал разговаривать с ним. Он продолжал идти, не обращая на Бродку никакого внимания.
- Я хотел извиниться, - сказал Бродка, проведя ладонью по глазам. - Я задумался. Вы что-то говорили о "странной смерти". Что вы имели в виду?
Незнакомец резко остановился. Склонил голову набок и скривился.
- На самом деле меня это действительно не касается. Вы совершенно правы, господин, но…
- Что "но"? - Бродка не спускал с незнакомца глаз.
- Ну, дело в том… Когда гроб опускают в могилу… Простите, что я выражаюсь столь грубо… с годами возникает чувство…
- Какое чувство?
- Видите ли… возникает чувство… каким был тот человек, которого опускают в могилу… Как бы так выразиться… ну, полный он или худощавый, тяжелый или легкий. Но в этом случае не было ни того, ни другого. - Он шумно втянул в себя воздух.
- Что вы имеете в виду?
- Я ведь уже сказал. Это было очень… странно. У меня не было никакого чувства…
Еще немного, и Бродка вцепился бы незнакомцу в глотку. Однако он вовремя опомнился и только презрительно бросил:
- Да вы с ума сошли, мужчина! Что вы плетете?
Незнакомец задумчиво поглядел на Бродку.
- Я почти уверен, мой господин, что гроб был пуст.
Бродка невольно отпрянул. Почувствовал, как кровь прилила к голове, набрал в легкие побольше воздуха и закричал:
- Как вы можете говорить такую чушь? С чего вы это взяли?
Незнакомец пожал плечами и ответил:
- Извините, господин. Не нужно было мне этого говорить. - Он сделал неуклюжее движение, словно хотел поклониться Бродке, а потом направился к невысокому зданию.
По пути к машине Бродка мало думал о том, что сказал ему незнакомец, которого он принял за сумасшедшего. Гораздо больше его заинтересовало море цветов на могиле матери. Кто мог прислать на похороны добрый грузовик венков и охапок цветов? Насколько Бродка помнил, мать всегда жила одна. Конечно, в последние годы они почти не виделись, но сама мысль о том, что ее окружали многочисленные поклонники, была настолько абсурдной, что Бродка не смог сдержать улыбки.
Последующие дни были связаны с посещением чиновников и оплатой счетов. Бродка не смог избежать того, чтобы не побывать в квартире своей матери на Принцрегентштрассе, что вызвало у него огромную неловкость. Швейцар недоверчиво взглянул на Бродку, но все же дал ключ, и теперь, поднимаясь на второй этаж, Александр чувствовал себя непрошеным гостем.
Бродка терпеть не мог такие подъезды, как этот: югендстиль, синий кафель, красные ковровые дорожки. Все это действовало как-то удручающе. Отношения между ним и матерью последние десять лет были скорее натянутыми, чем гармоничными, и за все время он только единожды проведал ее в этой квартире. К сожалению, состоявшийся тогда разговор заставил Бродку больше никогда не навещать мать.
Прежде чем открыть дверь квартиры, он на мгновение остановился - так бывает с человеком, которому предстоит сделать трудный шаг.
На полу в прихожей лежала почта, которую вбросили через щель для писем в двери. Бродка поискал выключатель. Круглая лампа на потолке из голубоватого, словно замерзшего стекла - наверняка очень старая и дорогая, но, на его вкус, отвратительная, - озарила прихожую слабым светом. Пахло нафталином и старыми пыльными шторами, чего Бродка не выносил. Охотнее всего он повернул бы назад.
Когда он поднимал почту с пола, взгляд его упал на дверь напротив. Она была слегка приоткрыта, и ему показалось, что в щель пробивается теплый свет лампы.
- Здесь есть кто-нибудь? - крикнул он и прислушался. Ничего.
Бродка мягко толкнул дверь и стал напряженно и немного испуганно осматриваться в поисках источника света.
На низеньком круглом столике, рядом с удобным диваном, стоявшим у еще одной двери, горела маленькая лампа.
- Здесь есть кто-нибудь? - еще раз громко спросил Бродка и, не дождавшись ответа, подошел к окну, чтобы поднять роллеты.
Дверь, возле которой стоял диван, вела в спальню. Бродка осторожно открыл ее и включил свет. Он не ожидал, что застанет прибранную комнату, но от зрелища, представшего его глазам, у него по спине побежали мурашки. Постель была скомкана. По полу были разбросаны платья и коробочки с лекарствами.
Бродка бросился к окну, распахнул пошире обе створки и глубоко вдохнул. С улицы доносился шум транспорта, на город опускались сумерки. Бродка с отвращением вышел из комнаты.
У двери, ведущей в гостиную, он остановился. Когда же Александр все-таки вошел в нее и окинул взглядом обстановку, ему стало ясно, насколько он отдалился от матери.
Квадратная комната была заставлена антикварной мебелью. Каждый предмет был ценен сам по себе, но из-за нагроможденности комната скорее напоминала склад. Левый угол у окна занимал высокий, до самого потолка стеллаж. Перед ним стоял секретер "Бидермейер" из вишневого дерева, украшенный черными полуколоннами. Между окон Бродка увидел витрину со старыми бокалами; поскольку она была шире, чем стенной промежуток, углы витрины выступали за него.
На противоположной от двери стене висела огромная итальянская картина в стиле барокко: обнаженная богиня Диана на повозке, запряженной лебедями. Под ней - диван "Бидермейер" с розовыми и бирюзовыми полосками, к слову, единственная вещь, понравившаяся Бродке. Слева от него - маленький столик с горящей лампой, справа - изящный сундук, а на нем - ваза с засохшими розами. Перед сундуком - большой круглый стол и два кресла.
Между дверью, которая вела в прихожую, и еще одной, за которой находилась кладовая, стоял комод в стиле барокко с позолоченной оковкой, на нем - всяческий хлам, какие-то вазочки, древняя Библия и две фотографии в серебряных рамках, вызвавшие интерес Бродки.
Он подошел поближе и на мгновение испугался, когда в венецианском зеркале в разукрашенной раме, которое висело над комодом, увидел собственное лицо. Затем он взял одну из фотографий, на которой был запечатлен маленький мальчик, сидевший на руках матери. И пусть Бродка никогда не видел этого фото, он сразу же понял, что ребенок на снимке - это он сам.
Вторая фотография была ему знакома. Со снимка на него смотрела статная пожилая женщина в броском костюме и черной шляпе с широкими загнутыми полями - его мать, какой он ее запомнил.
Равнодушно, без всякой цели Бродка принялся открывать дверцы и выдвигать ящики, словно искал прошлое своей матери, прошлое, которое было ему абсолютно чуждо. Конечно же, у каждого человека есть своя тайная жизнь, стена, за которой он прячется, но жизнь матери казалась ему всегда настолько же загадочной и непостижимой, как работа компьютера.
Александр часто задавался вопросом, откуда у матери были деньги на то, чтобы послать его, еще совсем маленького мальчика, в дорогой интернат. Позже, когда проявился его талант, он стал учиться в техническом институте фотографии. Когда однажды он спросил мать, не слишком ли тяготят ее затраты на его обучение, она ответила, что ему не стоит беспокоиться по этому поводу - именно так она выразилась.
Мать Бродки была женщиной без прошлого - даже в том возрасте, когда прошлое приобретает все большее и большее значение.
Насколько помнил Бродка, мать никогда не обременяла себя постоянной работой. Единственное, что было постоянным в ее жизни, - это курсы лечения, которые она проходила весной и осенью каждого года и к которым относилась со всей серьезностью.
Когда Бродка открыл секретер, его внешняя панель превратилась в письменный стол и оттуда вывалилась куча бумаг: выписки из банковских счетов, акции, квитанции и какие-то справки. Бродка никогда не сомневался в том, что его мать была зажиточной женщиной, но теперь, увидев счета и справки, он понял, что она была богата, а может, даже очень богата.
В одном из маленьких ящичков Бродку ждал сюрприз, наполнивший его ужасом и удивлением: "Вальтер ППК" калибра 7,65 и двадцать патронов к нему.
Осторожно вынув оружие из ящика и так же осторожно переложив его из руки в руку, Бродка внезапно рассмеялся. Его почти трясло от смеха, пока он наконец не откашлялся, заставив себя успокоиться. Он задумчиво прошелся от секретера к двери и обратно. Надо же, его мать с пистолетом в руке!
В этот момент раздался звонок в дверь.
Бродка резко остановился, словно проснувшись.
Открыл двери.
На лестничной площадке стояла пожилая, хорошо одетая женщина со светлыми тонкими волосами, уложенными в высокую прическу.
- Вы, наверное, сын, - произнесла она несколько высокомерно, и при этом ее черные подкрашенные брови чуть поднялись.
- А вы кто?
- Моя фамилия фон Вельтховен. Я… была соседкой вашей матушки. - Она повернулась и кивнула на противоположную дверь.
Бродка хотел протянуть незнакомке руку, но в правой руке у него по-прежнему был пистолет. Переложив оружие в левую руку и спрятав его за спиной, он пригласил женщину в квартиру.
- Я знала, что у Клер было оружие, - заметила госпожа фон Вельтховен и, выдержав небольшую паузу, продолжила: - Хотя, вообще-то, я не очень много о ней знала. Думаю, во всем мире не было человека, который знал бы ее хорошо.
- Вы дружили?
- Дружили? Как вы могли подумать! Клер всегда жила отчужденно, словно отгородившись от мира таинственной стеной. Она называла меня по имени, но мы всегда обращались друг к другу на "вы". Я знала о Клер очень мало. Разве что… что у нее есть сын. - Женщина указала на фотографию в рамке, стоявшую на комоде.
Бродка молчал.
- Думаю, она жила в постоянном страхе, - задумчиво произнесла соседка и огляделась по сторонам, словно что-то искала. - Тяжело свыкнуться с мыслью, что она умерла. - Внезапно госпожа фон Вельтховен посмотрела на Бродку. - Я знаю, ваши отношения с матерью были не самыми лучшими.
Бродка пожал плечами.
- Честно говоря, у моего горя есть границы. Я едва знал свою мать, ибо каждый из нас жил своей собственной жизнью. Она непостижимым образом умудрялась держать меня на расстоянии. - Он помедлил, прежде чем продолжить: - У меня такое ощущение, будто я узнаю ее только сейчас… чем больше ящичков и дверей открываю.
Госпожа фон Вельтховен кивнула. А потом вдруг спросила:
- Вам известно, как умерла ваша мать?
- В бумагах написано "остановка сердца".
- Клер пригласила меня на чашку чая, что случалось довольно редко. Мы сидели здесь, друг против друга. Вдруг она стала хватать ртом воздух и безмолвно обмякла в кресле. Врач пришел всего через десять минут… но было уже слишком поздно. На похоронах была я одна.
- Значит, это вы разыскали меня в Америке?
- Нет, - ответила госпожа Вельтховен, - наверное, это работа чиновников.
- А как объяснить охапки цветов на могиле?
- Я посчитала, что они от вас.
- Вы ошиблись. Когда я узнал о смерти матери, она была уже в земле.
Похоже, слова Бродки смутили гостью. Она нахмурилась.
- Должна сказать, - заметила она после продолжительной паузы, - вашу мать никогда не посещали гости, но на следующий день после ее смерти пришли двое представительных, хорошо одетых мужчин и попросили, чтобы я впустила их в квартиру.
- И что? Вы их впустили?
- Конечно нет, умоляю вас. Хотя они представились и стали утверждать, что являются родственниками покойной, у меня не было никакого права впускать их в квартиру вашей матери. Надеюсь, я поступила правильно. Вы знаете, кто могли быть эти господа?
Бродка пожал плечами.
- Не имею ни малейшего понятия. Могу только поблагодарить вас за то, что вы поступили именно так.
Снова возникла пауза. Оба собеседника оглядывались по сторонам, словно искали ответы на свои вопросы. Когда их взгляды наконец встретились, Бродка, не сумев скрыть смущения, спросил напрямик:
- Что вы имели в виду, когда сказали, что моя мать жила в постоянном страхе?
- Честно говоря, я вряд ли сумею объяснить это. Просто у меня было такое ощущение. Конечно, некоторые женщины по своей природе пугливы, но поведение Клер не укладывалось в привычные рамки и свидетельствовало о другом страхе. Она была крайне впечатлительна, недоверчива, я бы сказала, уклончива… даже по отношению ко мне. А когда я об этом с ней заговаривала, она пряталась в свою раковину и могла бесконечно отмалчиваться, словно желая наказать меня за нескромный вопрос. Но теперь вы должны меня извинить. - Госпожа фон Вельтховен протянула на прощание руку и исчезла.
Прикосновение ее мягкой руки показалось Бродке неприятным. Почему-то у него возникло ощущение, что за внешней жеманностью этой женщины скрывались расчет и лукавство. Но возможно, дело было в необычной атмосфере квартиры.
Здесь было не топлено, и продрогший Бродка вскоре решил, что пора уходить.
На улице ему в лицо ударил влажный ледяной ветер.
Свой "ягуар" Бродка оставил на противоположной стороне улицы, однако, переходя проезжую часть, даже не обратил внимания на оживленный поток машин. Он вынул из кармана ключ, собираясь открыть дверь машины, как вдруг раздался странный звук, заставивший его вздрогнуть. Это было похоже на выстрел, правда, не такой громкий и угрожающий, но уже через какую-то долю секунды Бродка почувствовал сильный удар по правой икре.
Он инстинктивно обернулся и бросил взгляд на другую сторону улицы, где в тот же миг полыхнуло пламя из дула какого-то оружия. Через несколько секунд последовала очередная вспышка. Одна из пуль с металлическим звуком вошла в заднюю дверь автомобиля.
Реакция Бродки была скорее подсознательной. Он открыл дверь со стороны водительского сиденья, упал на него, прижался головой к соседнему сиденью и застыл от охватившего его ужаса.
Сколько он пролежал так, сказать было трудно. И только стук в окно вернул его к действительности.
- Вы ранены? - услышал Александр взволнованный голос со стороны запертой двери.
Бродка поднялся. Снаружи стоял полицейский. Ярко сверкала синяя мигалка патрульной машины.
- Вы ранены? - повторил полицейский, осторожно открывая дверь.
- Нет, нет. Все в порядке, - пробормотал все еще не пришедший в себя Бродка.
- Кто-то стрелял в вас. Вы ранены в ногу, - сказал полицейский, помогая Александру вылезти из машины. Он указал на кровоточащую лодыжку и след от выстрела в задней двери "ягуара": на металлической поверхности осталась вмятина, а в центре ее - пробитая пулей маленькая черная дырочка. Полицейский внимательно смотрел на Бродку.
- Вам очень повезло. Откуда стреляли, господин…
- Бродка, - сказал Александр, чувствуя, что постепенно успокаивается. Он указал на другую сторону улицы. - Выстрелы шли оттуда. Но они предназначались не мне. Наверняка не мне. Кому могло понадобиться стрелять в меня? И прежде всего, по какой причине?
После того как врач "скорой помощи" обработал рану на лодыжке, Бродку доставили в полицейский участок, где его допрашивал комиссар криминальной полиции. Уточняя подробности преступления, он явно сомневался в заверениях Бродки, что тот попал в перестрелку случайно. Комиссар, этот старый лис с седыми вьющимися волосами и темными кустистыми бровями, кисло улыбнулся и сказал, барабаня пальцами по столу:
- Вы фотограф и фоторепортер, господин Бродка. У человека вашей профессии наверняка могут быть враги, разве не так?
- Враги? Возможно. Каждый человек испытывает личную неприязнь к кому бы то ни было и имеет пару-тройку соперников. Но подобное соперничество вряд ли предполагает выяснение отношений с помощью оружия!
- Тут вы, вероятно, правы, - задумчиво произнес комиссар. - Но в случае с этими выстрелами речь не идет о каком-то соперничестве. Я предпочитаю исходить из того, что они предназначались именно вам. Но при этом вас не должны были серьезно ранить или вообще убить. Преступник не был киллером. Он целился в ноги. Он хотел вас предостеречь, возможно, хотел заставить задуматься. Вы знаете, кто так поступает?
- Кто?..
- Мафия.
В первую секунду Бродка испугался, но затем, когда внутреннее напряжение прорвалось, он расхохотался.
- Я думаю, вы переоцениваете мою значимость, господин комиссар. Я не настолько богат, чтобы эти господа заинтересовались мною. Я не торгую героином, кокаином или еще чем-нибудь подобным. Все, что я имею, заработано честным трудом. Так что же этим людям от меня…
- Вы ведь много времени проводите за границей? - перебив его, спросил комиссар.
- Да, конечно. Но разве этого достаточно, чтобы меня преследовала мафия?
- Одного этого, естественно, недостаточно, - ответил комиссар. - Но я вполне допускаю, что вы на своем жизненном пути несколько раз пересекались с этой организацией… случайно или нет. А они, знаете ли, совсем не любят, чтобы кто-то вставал у них на пути.
Бродка долго и внимательно смотрел на комиссара. Он чувствовал недоверие, которое тот выказывал по отношению к нему, и невольно злился. Черт побери, почему этот человек не верит ему? Зачем ему оправдываться, если в него кто-то стрелял?
Загадочные обстоятельства смерти его матери были внезапно забыты, по крайней мере, Бродка был далек от того, чтобы связать их каким-то образом с выстрелами. Он знал, что есть дни, когда кажется, что все жизненные неприятности сваливаются на человека одновременно. И хотя он вовсе не был трусом, эти выстрелы вызвали в нем определенную панику.
Оказавшись дома, Бродка против обыкновения запер за собой дверь. Он пошел в ванную, открыл воду и умылся ледяной водой. Болела перевязанная правая икра; пуля разорвала брючину.
Александр отрешенно прослушал автоответчик. Всякие мелочи. Отвернувшись от аппарата, он хотел уже рухнуть в кресло… Но внезапно обернулся, отмотал пленку автоответчика назад. Грассирующий голос с иностранным акцентом произнес: "Прекратите копаться в жизни вашей матери. Это серьезное предупреждение!"
Бродка снова нажал на "повтор", чтобы еще раз прослушать угрозу.
Впервые за долгое время Александр Бродка по-настоящему испугался.