Повинуясь команде, Иванов увеличил крен до семидесяти градусов и энергично взял ручку управления на себя. Земля встала на дыбы, а перегрузка вдавила в кресло. По радио Иванов вызвал все вертолёты группы:
- Не дайте боевикам уйти в лес!
Но пара Ягудина, завершив атаку, находилась ещё далеко, а вертолёт Иванова только подходил к боевому курсу. Тут ответил Фархеев:
- "Духов" наблюдаю. Атакую.
Иванов не видел вертолёт Фархеева, но надеялся на его опыт:
- Давай, Вадим! Не упусти!
В этот момент машина Иванова, энергично, почти по-истребительному, описав окружность в триста шестьдесят градусов, вышла на боевой курс. Экипаж успел заметить, как последние из боевиков скрываются за деревьями. Иванов резко вывел вертолёт из крена и, уже не имея времени на прицеливание, выпустил по боевикам единственный залп всеми оставшимися ракетами. Шестнадцать ракет с перелётом ушли далеко в лес. Запоздало застучал носовой пулемёт. Но "духи" уже скрылись за деревьями. Быстров разразился многоэтажным матом:
- Полтора десятка "духов" упустили!.. Мать их!..
Неожиданно справа, в опасной близости от борта, оставляя длинные дымные хвосты, красиво рассыпался рой ракет, и через пару секунд взрывы, слабо различимые за деревьями, легли там, где только что укрылись боевики.
- Теперь уже меньше, чем полтора десятка, - воскликнул довольный Иванов. - Видишь, какой ас наш Фархеев!
- Молодец! - радостно произнёс спецназовец.
- "283-й", оценка "отлично"! - похвалил в эфир Иванов.
- Служу Грачёву! - отозвался эфир весёлым голосом Фархеева.
- Приколист! - хмыкнул Быстров.
Пройдя над селом двумя парами на высоте шестисот метров и не видя опасности, группа вертолётов взяла курс на разрушенную ферму, оставляя за собой горящий двор и дом на окраине, и дымящийся у кромки лес.
Выйти на цель было делом несложным. От села шла почти прямая дорога, а в конце неё в небо поднимался высокий столб дыма. Поэтому Иванов даже не смотрел на приборы. Пройдя над горящими развалинами фермы, он, оставив все вертолёты в воздухе, стал заходить на посадку. Задача Фархееву облегчалась: Быстров решил, что разведчики справятся сами.
Мягко посадив вертолёт у дымящихся стен, Иванов передал в эфир:
- За землёй смотреть внимательней!
Четверо спецназовцев в бронежилетах, надев шлемы и приготовив автоматы, неширокой цепью осторожно двинулись к развалинам. Пятого, чеченца, Быстров оставил у пулемёта. Экипаж ждал разведчиков на земле, не выключая двигателей.
- Засеки время, - приказал Иванов Ващенке.
- Уже засёк, - ответил тот.
Присутствие чеченца за спиной нервировало Иванова. Он помнил случай, когда команда афганских солдат, после посадки вертолёта в районе боевых действий, вырезала русский экипаж и ушла к "душманам". Сейчас ситуация складывалась не лучше: в пилотской кабине находились только два лётчика, Мельничук сидел в конце грузовой кабины, словно статуя. Надежды, в случае чего, на Ивана никакой. Если бы чеченец оказался врагом, то перестрелять из пулемёта экипаж ему не составило бы труда. С этими мыслями Иванов расстегнул карман лётной куртки, нащупал пистолет и снял его с предохранителя.
- Пойду, посмотрю, куда в нас попали, - сообщил он Ващенке, поднимаясь с кресла пилота. - А, ты повнимательней тут!
Иванов вышел в грузовую кабину. Чеченец сидел возле открытой двери, направив ствол пулемёта в сторону гор, и внимательно наблюдал за своим сектором. Когда Иванов появился в дверях пилотской кабины, тот бросил на него острый короткий взгляд и снова стал смотреть по направлению ствола. "Этот в спину не выстрелит, - подумал Иванов, - взгляд открытый".
- Всё нормально? - поинтересовался Иванов. Чеченец кивнул.
- Я сейчас обойду вертолёт, посмотрю, куда в нас попали, - сообщил Иванов. Чеченец отстранился от двери, давая лётчику пройти, и произнёс на чистом русском:
- Слышал несколько попаданий. Видел две дырки за топливным баком по обоим бортам. На вылет. - Чеченец показал рукой в сторону двух рваных отверстий в обшивке грузовой кабины. Теперь их увидел и Иванов. Две пули на расстоянии сантиметров сорок друг от друга вошли в левый борт за дополнительным топливным баком, ближе к грузовым створкам на уровне колен, а вышли через правый борт, чуть выше иллюминатора. В метре от выходных отверстий сидел Мельничук, уставившись отсутствующим взглядом в одну точку. Иванов уже стал волноваться, не задело ли борттехника? Но, судя по всему, у Мельничука был просто нервный шок.
- Иван, - позвал Иванов. Но тот не отреагировал.
- Старший лейтенант Мельничук! - перекрывая шум двигателей, заорал во весь голос Иванов прямо в самое ухо борттехнику. - Встать!
Мельничук перевёл испуганный, но уже осмысленный взгляд на Иванова.
- Встать, я сказал! - продолжал орать Иванов и добавил несколько весомых матерных слов. Мельничук вскочил и выпрямился, чуть-чуть не доставая головой до потолка.
- Быстро осмотреть вертолёт! Все попадания зафиксируй в бортовом журнале! Бего-ом!
Мельничук бросился искать бортовой журнал. "Жить будет", - вздохнул Иванов. А в слух произнёс:
- Послал же Бог борттехника!
Ещё одну пробоину при внешнем осмотре Иванов обнаружил в хвостовой балке. Пуля прошла тоже навылет, повредив только дюралевую обшивку.
- В рубашках мы с тобой родились, - сообщил он Ващенке, вернувшись после осмотра в пилотскую кабину. - Три пули в заднюю часть вертолёта и все навылет. Как в пустую бочку.
- Я же говорил, что везёт дуракам и пьяницам! - бодро отреагировал "правак" на полученную информацию.
Иванов не стал рассказывать, как при выходе из вертолёта он вдруг почувствовал непривычную слабость в ногах, а по телу пробежала мелкая нервная дрожь: захотелось упасть и не вставать. Он присел на тёплое колесо машины и подставил лицо под поток горячего воздуха, отбрасываемого вращающимися лопастями несущего винта. От пылающих жаром патрубков работающих двигателей исходил запах несгоревшего керосина. Но Иванов давно привык к этому запаху. Так он просидел несколько минут, не думая ни о чём, стараясь полностью расслабиться.
Увидев ступившего на землю Мельничука, Иванов через силу поднялся и пошёл вместе с ним осматривать вертолёт. Дрожь почти прошла, но слабость в коленях осталась. Иванов ничем не выдал своего состояния. А предательски подрагивающие руки спрятал в карманы.
Он сел в пилотское кресло и подумал: "Что это? Сорвался? Неужели износился? Надо лечить нервы. Ну а что ты хотел? Пора и навоеваться. Скольких ребят уже нет! А ты всё живой. Но ресурсы-то свои уже, по-видимому, выбрал все. Пора на отдых!".
- Командир, топлива - впритык до Моздока, - прервал его мысли доклад Ващенки.
- Сколько уже на земле?
- Двенадцать минут.
Иванов позвал сидящего у пулемёта чеченца и, объяснив ситуацию с топливом, попросил позвать спецназовцев. Чеченец достал свой автомат и, не спеша, отправился в развалины. Иванов, выйдя в эфир, поинтересовался остатком топлива на трёх барражирующих вертолётах. Расчёт показывал, что пару Ягудина надо отпускать немедленно, иначе им придётся идти на запасной аэродром в Грозный. Не дожидаясь Быстрова, Иванов принял решение и отпустил "двадцатьчетвёрки" на базу. Высоко в небе остался одиноко кружить вертолёт Фархеева, а разведчики всё не возвращались.
- Ты их наблюдаешь? - поинтересовался Иванов у Фархеева. - Что они там делают?
- Наблюдаю. Раскапывают что-то.
Решив напомнить о себе, Иванов дал из носового пулемёта две короткие очереди в сторону леса. Через минуту группа разведчиков в полном составе появилась из-за развалин. Они шли осторожно, глядя по сторонам, двое несли какие-то сумки, похожие на рюкзаки. Быстров нёс упакованный, как почтовая посылка, ящик.
- Чего стреляли? - поинтересовался, забравшись в вертолёт, Быстров.
- Слушай, майор, у меня топлива в обрез. Может, тебе в Грозный надо?
- Нет, домой, - ответил Быстров. - Сейчас взлетаем.
- Тогда давайте скорее. - Не дожидаясь, пока разведчики уберут бортовую лестницу, Иванов стал увеличивать мощность двигателей. - Взлетаю! - передал он Фархееву.
- Наблюдаю, - отозвался эфир.
Разведчики, закинув мешки, в которых звякал металл, уже сидели в кабине, и Иванов, не дожидаясь доклада борттехника о готовности к взлёту, прямо с отрыва перевёл вертолёт в разгон скорости. Вертолёт, низко опустив нос, с набором высоты уходил от злополучного места, оставляя за собой горящие и дымящиеся развалины. Пара "восьмёрок" взяла курс на Моздок.
До посадки на аэродроме на месте борттехника сидел Быстров, а Мельничук послушно стоял за его спиной.
- Представляешь, на этой ферме мы насчитали семь трупов. Наверное, были ещё. Но там всё в воронках, - сообщил Быстров Иванову. - Оружия - валом. Жаль, что почти всё сгорело. Зато будем считать, что свою взрывчатку мы сэкономили.
Иванов ничего не ответил.
- Держите подарок! - протянул Быстров три небольшие, но толстые книжки в красивом тёмном переплёте.
- Это что? - удивился Иванов, принимая из рук спецназовца книжки.
- Коран. С переводом. Сделано в Саудовской Аравии.
- Коран? - Иванов раскрыл одну из них. На цветных страницах мелким, но красивым шрифтом, располагался текст: слева на арабском, справа на русском языках.
- Мудрая книга. Вот спасибо! - поблагодарил Иванов. - Одну Фархееву подарю. Он сегодня - герой.
- Держи ещё для Фархеева. - Быстров протянул ещё три книжки. - А те вам.
- Себе бы оставил. Книжка красивая, на полку можно поставить.
- На хрена он мне сдался! Да и вон, их целая упаковка у меня! - Быстров указал на распакованный ящик. - На этой ферме таких книжек больше тысячи штук было. Только хранились вместе с оружием и взрывчаткой. Почти все и сгорели. Один пепел остался.
При подходе к аэродрому предупреждающе замигало красное табло "Остаток топлива 300 литров", и сухой женский голос в наушниках предупредил: "Аварийный остаток топлива". Иванов взглянул на Ващенку, тот махнул рукой и сказал по переговорному устройству:
- Командир, когда ты перестанешь бабам верить? Аэродром уже видно.
Выйдя в эфир, Иванов поинтересовался у Фархеева:
- Твоя "женщина" по остатку топлива что-нибудь говорит?
- Молчит пока, - отозвался Фархеев.
- Она у них воспитанная, - сделал вывод Ващенка. - А мы свою "распустили". В строгости баб держать надо.
Иванову не хотелось поддерживать этот разговор: он просто улыбнулся.
Получив у руководителя полётов разрешение, пара "восьмёрок" приземлилась на базовом аэродроме.
После выключения двигателей на стоянках, к вертолёту Иванова подъехал уже знакомый "ГАЗ-66" в сопровождении командирского "УАЗика".
- Сам шеф прибыл! - сообщил Быстров, увидев плотного военного, вылезшего из "УАЗика". - Пойду доложу, что разнесли "объект" в клочья. Ну, это лучше, чем ничего.
По неспешной походке Быстрова Иванов не заметил, чтобы тот выслуживался перед начальством. Подойдя к "шефу", Быстров не тянулся, не козырял, а просто пожал протянутую руку.
Открыв свой блистер, Иванов ещё посидел в кабине в одиночестве, переживая заново весь полёт. Но появившиеся вскоре специалисты наземных служб оторвали его от раздумий. Не спеша спустившись на нагретые солнцем бетонные плиты вертолётной стоянки, Иванов увидел спецназовца Сергея - инструктора по ножевому бою. Тот рассматривал висевший на пилоне уже пустой универсальный блок для неуправляемых ракет. Иванов подумал, что за день им так и не удалось переброситься даже парой слов.
- Ну, ты как? - спросил Иванов.
- Нормально. Не слабо мы сегодня постреляли! - произнёс Сергей бодро.
- Ты стрелял? - поинтересовался Иванов.
- А кто из пулемёта троих в селе уложил?
- Всего? - решил подначить спецназовца Иванов. - Не маловато ли для снайпера?
- А сам-то, что ж с двух шагов в толпу ракетами не попал? - не зло огрызнулся спецназовец. - Воевать - не языком трепать.
- Ладно, - примирительно улыбнулся Иванов. - Будем считать, что арию на пулемёте ты исполнил качественно и от души.
- Я чуть не исполнил арию выпавшего птенца… от души! - проворчал Сергей. - Ты там рулил бы поаккуратнее. А то я как одну землю перед мордой увидел, так чуть вместе с пулемётом из открытой двери не вывалился. Хорошо, что у вас в дверях перекладина поперёк: за неё зацепился и молился, чтобы выдержала. Ногами в края двери упираюсь, а пошевелиться не могу, - прижало к полу и выдавливает. Такого "удовольствия" на высоте я ещё не получал никогда. Чуть все штаны не обмочил. Истребитель, бля, хренов, помягче нельзя было?
Иванов представил, сколько страха натерпелся спецназовец на высоте шестисот метров у открытой двери:
- А если б ты ещё видел, как до этого мы шли в лоб на пулемёт!
- А я слышал. Слышал мат Быстрова и валялся на полу, как мешок с дерьмом, в ожидании, что нас сейчас продырявят. Ощущеньице ещё то!
- Да, денёк сегодня выдался напряжённый.
- Да уж, лучше на земле стоять. Спокойнее, - серьёзно вздохнул разведчик.
К ним подошёл Быстров.
- Ну, ладно, Саня, с вашим заданием всё. Спасибо за хорошую работу! - Быстров для прощания протянул руку.
- Да не за что. Обращайтесь, - Иванов, улыбнувшись, ответил на дружеское рукопожатие. Быстров, задержав его руку в своей, пристально посмотрел Александру в глаза:
- Я ведь решил, что нам хана, когда ты попёр на этот грёбаный пулемёт. Но ты его всё-таки сделал! Крутой! Это по-нашему.
- Да, какой там крутой! - отмахнулся Иванов. - Во мне "дерьмо закипело", я и забыл, что на борту люди.
- Нет, ты молодец! Всё правильно сделал, - Быстров обнял Иванова за плечи. - Вы все сегодня молодцы! Со своей стороны, буду ходатайствовать о награждении всех!
Тут Быстров заметил возле хвоста вертолёта, в толпе специалистов, рассматривающих дырки от пуль, Мельничука и, понизил голос:
- Почти всех. А по этому трусу - напишу отдельный рапорт.
- Виктор, его поступок марает весь экипаж. С этим я сам разберусь, - пообещал Иванов.
- Как знаешь, - Быстров отпустил руку Иванова и вслед за Сергеем, не оборачиваясь, пошёл к машинам.
Иванов отошёл от вертолёта и сел на траву. Предательская слабость в ногах всё ещё не проходила. К командиру подошёл Ващенка.
- Я тут случайно услышал, о чём вы шептались с Быстровым. Что будешь делать с Мельничуком? - поинтересовался "правак", присаживаясь рядом.
Иванов ещё не решил. Самое простое - доложить обо всём по команде. Но ему не хотелось этого делать. С Мельничуком в одной части они почти два года, и Иванов теперь непосредственный его командир. Что из того, что до командировки в Чечню Иван летал в другом звене? Кого это может интересовать, если теперь Мельничук в звене Иванова и в его экипаже? Значит, не воспитываете подчинённых, товарищ майор. Не готовите их к экстремальным ситуациям. Прав подполковник Гриневский в том, что и моральный, и психологический климат в звене не на высоте. Пусть все остальные - молодцы, но замполиту Косачаному этого единичного случая хватит, чтобы бросить тень на всё звено вместе с его командиром. Значит, надо разбираться на своём уровне.
- Иван, подойди сюда! - позвал Иванов.
Мельничук послушно подбежал, остановился метра за три и остался стоять. Иванов подумал, что в чём, в чём, а в послушании и исполнительности Мельничуку не откажешь. В мирное время лучшего подчинённого и не надо бы.
- Садись. В ногах правды нет.
Мельничук сел напротив, соблюдя дистанцию в два метра, и стал разглядывать землю перед собой.
- Ну, и что ты молчишь? - Иванов выдержал паузу. - По-моему, тебе есть что сказать. Вот мы здесь собрались экипажем, как говорится, чтобы не выносить сор из избы, и хотим тебя послушать, прежде чем докладывать командиру.
- Простите меня, пожалуйста, - пролепетал Мельничук, не поднимая глаз. - Я сильно испугался.
- Смотри мне в глаза! - потребовал Иванов, повышая голос. - Все испугались, Иван! Но никто не прятался за спины других! Мы потому и живы сейчас, что каждый выполнял свою задачу. Страх - он для всех одинаков, но кто-то находит в себе мужество и побеждает его, а кто-то становится трусом и бросает в беде своих товарищей.
- Командир, я сильно испугался, - снова пролепетал Мельничук, глядя на Иванова, как побитая собака. - Простите меня. Больше такого не повторится.
- Ты старше меня по возрасту, Иван Петрович, - продолжал Иванов уже мягче. Он, вообще, старался говорить так, чтобы не услышали работающие на стоянке специалисты, но чтобы Мельничук запомнил этот разговор надолго. - Старше, а вынуждаешь вдалбливать тебе азбучные истины: что от слаженной работы каждого зависит жизнь всего экипажа. От своей пули, Иван Петрович, за спинами других не спрячешься, а трус, как правило, погибает первым. И тянет за собой товарищей. Сегодня ты нас с Андреем очень подвёл. Подставил.
- Простите, командир, - просил Мельничук.
- И как нам теперь вместе летать? - продолжал Иванов. - Нет доверия - нет экипажа.
- Это тебе не в безоружных стрелять! - вставил своё слово до этого молчавший Ващенка. - Не знаю, как командир, а я предлагаю вынести вопрос на суд офицерской чести.
Иван не ответил, вновь уставив взгляд в землю.
- Посоветуй, что нам с тобой делать? - после некоторой паузы произнёс Иванов.
- Александр Николаевич, Андрей, простите меня на первый раз! Больше такого не повторится! - Мельничук смотрел на Иванова и Ващенку умоляющим взглядом. - Простите, пожалуйста.
Иванов вопросительно посмотрел на своего "правака", но тот в ответ только пожал плечами. Решение оставалось за Ивановым.
- На этот раз попробуем тебе поверить, - наконец озвучил он своё решение. - Но в следующий раз, напишу рапорт по команде. А от себя лично - набью морду! Понял, Иван Петрович?
- Я не подведу! - с готовностью заверил Мельничук, преданно глядя Иванову в глаза.
- Посмотрим.
- Теперь ты у командира должник, - ухмыльнулся Ващенка.
- Да я всегда буду для вас… - рассыпался в благодарности Мельничук.
- Иди, занимайся вертолётом, - прервал его заверения Иванов.
- Ты ему поверил? - спросил Ващенка, когда они с Ивановым шли в столовую на обед, оставив Мельничука разбираться с оружейниками.
- Пожалел, - честно признался Иванов.
По дороге к ним присоединился Фархеев.
- Сегодня твой день, Вадим! - Иванов пожал ему руку. - Красиво поработал! Спасибо! Буду ходатайствовать о поощрении.
- С нас компот, - вставил Ващенка.
- Работал, как положено, - скромничал Фархеев, пряча довольную улыбку.
- Молодец! - Иванов хлопнул его по плечу. - А не страшно было на пулемёт лезть?
- Так думать-то некогда было. Я за вами и полез. Вперёд, за командиром!
- И "духов" в лесу точно накрыл! А я промазал.
- Ты, командир, близко перед ними выскочил из виража. Времени прицелиться уже не имел. А у меня этого времени - с запасом, я-то шёл на прямой. Только вот ваш вертолёт закрыл мне цель. Пришлось со скольжением уходить вправо. Честно говоря, крайние ракеты уж очень близко от вас прошли. Я чуть не поседел. Думал, задену вас. Но Бог миловал.