Детство Лермонтова - Толстая Татьяна Никитична 39 стр.


Кондратий Федорович стал письмо жене писать перед смертью, но не дали ему докончить, велели одеваться и повели. Как накинули ему петлю на шею, петля его отказалась держать: он в яму свалился и разбился в кровь. Генерал немец подъехал на коне, посмотрел, а Кондратий Федорович ему сказал:

"И повесить-то у нас не умеют!"

Генерал испужался, говорит своим немцам;

"Вешайте его скорей!"

А Кондратий Федорович ему отвечает:

"Давай свой аксельбант, гадина, дело будет тогда верное!"

Видит генерал, что делать нечего, отдал аксельбант. Тут Рылеева второй раз подняли, а он сказал:

"Хоть я и помираю как злодей, но пусть меня помнит народ! За правое дело гибну!"

Тогда велел немец бить в барабан, чтобы не слышать, что говорит Кондратий Федорович. И все солдаты на месте казни стояли сами как приговоренные, пока со всеми пятерыми покончили. А других мучеников стали палачи терзать: мундиры с них сняли, сабли их сломали, а их самих одели в саваны и погнали под конвоем немцев в Сибирь, чтобы они шли без передыху…

Илья Сергеев отер слезы, катившиеся крупными каплями из его глаз. Мальчик, совершенно потрясенный, молчал, вперив темные, тяжелые глаза в небо, которое низко спускалось над полем.

Вдруг издали раздались голоса Андрея и Дарьи: супруги потеряли из виду Мишу и Илью, не заметили, что они с улицы свернули в поле. Когда все соединились, то лица у Миши и у Ильи были совершенно необычны, но, сколько ни бились Андрей и Дарья, ничего не могли узнать, и оба очень огорчились, что не смогут донести Арсеньевой, какой разговор они пропустили.

Ночью Миша не мог заснуть. Он понимал, что нужно скрывать свои сомнения, не уступить горчайшим истинам и собственной немощности. Надо с самого детства приобрести навык скрывать все, что волнует душу, и не растерять того, что хранилось в ее недрах. Наоборот, надо дать вызреть в немом гневе всему, что ложится на сердце. Надо обладать беспредельной гордостью, чтобы высоко держать голову, имея цепи на руках и на ногах!

Глава VI
Поэма Бестужева-Марлинского. "Куст прелестных роз". Переезд в Москву

На склоне гор, близ вод, прохожий, зрел ли ты
Беседку тайную, где грустные мечты
Сидят задумавшись? Над ними свод акаций:
Там некогда стоял алтарь и муз и граций,
И куст прелестных роз, взлелеянных весной…

М. Ю. Лермонтов. "Цевница"

Москва, Москва!.. люблю тебя как сын,
Как русский, - сильно, пламенно и нежно!
Люблю священный блеск твоих седин
И этот Кремль, зубчатый, безмятежный.
Напрасно думал чуждый властелин
С тобой, столетним русским великаном,
Померяться главою и обманом
Тебя низвергнуть. Тщетно поражал
Тебя пришлец: ты вздрогнул - он упал!
Вселенная замолкла… Величавый,
Один ты жив, наследник нашей славы.

М. Ю. Лермонтов. "Сашка"

В конце лета приехали гостить Раевские - мать и сын. Они собирались в Москву. Миша с удивлением узнал, что Святослав весной оканчивает университет. Известие это поразило Мишу. Сколько лет Святославу: шестнадцать? Семнадцать? В этом году он окончит курс наук и станет взрослым человеком. Подумать только, Святослав Раевский в этом году окончит учение, а он, Михаил Лермантов, которому скоро исполнится двенадцать лет, еще не начинал учиться как следует!

Занятия Миши постоянно прерывались, потому что бабушка очень любила гостей - она принимала у себя соседей, ездила в гости к тем же соседям и к родственникам, и в Пензу, и в Чембар, и в Тамбов, а иногда и дальше.

Книг в Тарханах мало, каждую приходится доставать с трудом; все журналы и альманахи он перечитывал без конца. Бабушка сердилась, когда Миша жаловался на отсутствие книг, даже хотела сжечь стихи Рылеева и "Полярную звезду", но Миша сказал, что они потерялись, а на самом деле спрятал книги так, что никто их отыскать не мог.

В глубокой задумчивости Миша вышел из своей комнаты на балкон.

Как быть? Он должен слушаться, делать все так, как желает бабушка, а она хочет жить в Тарханах, потому что у нее тут хозяйство и дорогие могилы. Но ведь Абрам Филиппович человек честный, впрочем, если даже он обсчитает ее в мелочах или просчитается на несколько рублей в год, то не обеднеет от этого бабушка! А насчет дорогих могил…

Миша вздохнул.

Так пусть же бабушка остается в Тарханах, если выехать нельзя, а его отпустит вместе с отцом. Все равно через четыре года он будет жить у Юрия Петровича. Это обещала бабушка, и отец каждый раз, когда приезжал, говорил, что в завещании указано: бабушка будет воспитывать Мишу до шестнадцати лет, а после он переедет к отцу. Но неужели бабушка будет его держать в деревне до шестнадцати лет? Если ей приятно жить в Тарханах, то он-то не хочет тут оставаться до старости. В шестнадцать лет уже можно окончить университет, как Святослав Раевский.

А нельзя ли так: пусть бабушка отправит его в Москву вместе с мосье Капе, и он устроится у Мещериновых, чтобы учиться с мальчиками; ему будет там очень хорошо. Кстати, ведь Володю Мещеринова подготавливают к поступлению в университетский пансион! А бабушка пусть остается здесь. Ведь остались же родители Пожогины-Отрашкевичи в деревне, а сыновей отправили в кадетский корпус в столицу!

Нет, бабушка его не отпустит! О господи! Неужели он должен сидеть в Тарханах, ожидая, когда ему минет шестнадцать лет и тогда отец возьмет его к себе! А вдруг отец скажет, что у него нет денег везти сына в Москву, чтобы дать ему образование? Тогда придется снова ждать, когда умрет бабушка и оставит ему наследство. А учиться когда же? Сколько ему будет лет, когда наконец он начнет учиться по-настоящему! А тут, в Тарханах, его будут учить такие "педагоги", как грек, который только и думает о собачьих шкурках и постоянно уезжает покупать их и продавать готовые шапки, или же такая "учительница", как Савелова…

Мосье Капе милейший человек, но его познания весьма ограничены; последнее время он уже не на всякий вопрос отвечает Мише, и даже как-то неудобно его спрашивать, потому что он огорчается, что многого не знает. Образованнее всех доктор Ансельм, но он что-то начинает поговаривать о том, чтобы уехать из Тархан. Так тут и останется Михаил Лермантов, окруженный бабушкиными родственниками и соседями. По малолетству своему он должен будет всех слушаться, а в конце концов втянется в эту жизнь и смирится, как смирились многие здесь, чувствуя безвыходность своего положения…

Как же быть? Ведь обидно ничего не делать, в то время как хочется деятельности, когда есть полная возможность жить весело и спокойно, а главное - учиться, читать новые книги, заниматься рисованием, музыкой. А вместо этого изволь сидеть сиднем в Тарханах…

Миша не выдержал и разрыдался.

Тотчас же прибежал Андрей Соколов узнать, что случилось; за ним поспешил мосье Капе и стал допытываться у Миши о причине его слез. Через некоторое время пришла и бабушка. Миша, нарушая свою обычную сдержанность, стал жаловаться, что он вырастет недорослем в Тарханах. Если бы его воспитывал отец, он бы взял его в столицу учиться хотя бы в кадетском корпусе, но ни за что не оставил бы в деревне…

Он рыдал так тяжело, что Арсеньева расчувствовалась и сказала, что, если Мишеньке так хочется жить в столице, она на это согласна, что этот подарок она якобы берегла ему ко дню рождения, но, чтобы не лить напрасных слез, объявляет сейчас: весной они выедут в Москву. Мещериновы заранее снимут им подходящую меблированную квартиру, и там Мишенька вместе с Володей Мещериновым будет готовиться к поступлению в Московский университетский пансион. Бабушка обещала взять в Москве самых лучших учителей, чтобы подготовить Мишу к экзаменам. Денег жалеть не придется - все равно и в Тарханах приходится тратиться.

Буйная радость охватила сердце мальчика. В разговорах с бабушкой он обычно был почтителен и сдержан, но в этот вечер с такой благодарностью обнимал свою старушку, что она проливала слезы умиления, целуя голову своего единственного внука.

Об одном только просила она: учиться как можно лучше и усерднее, чтобы первым учеником сдать экзамены в пансион. Это Миша ей обещал.

Они долго сидели на балконе и любовались, как за округлыми вершинами деревьев, ластившихся своими пышными ветками к перилам балкона, поблескивал при лунном свете пруд, как на небе загорались звезды. Тут Миша сказал в порыве откровенности, что ему кажется, будто звезды беседуют друг с другом. Но бабушка посмеялась: Миша фантазирует. Разве разговор звезды со звездой возможен? А вот почему он жалуется, что она его возит по соседям? Он ведь может брать с собой разные книги и читать их в дороге или в гостях, ведь так делала Мария Михайловна… О, ежели бы она была жива!

Миша твердил свое: ему надоело со своими сверстниками повторять старые уроки, потому что мальчики не поспевают за ним. Лучше всех товарищей казался ему Аким Шан-Гирей, но Аким на несколько лет моложе и с ним не то что соревноваться в учении, но даже и наравне идти невозможно - он только начинал учиться. Он очень высоко ценит себя, к Мише относится доброжелательно, но ставит себя на одну доску с ним.

После долгих и приятных разговоров Миша все-таки заставил бабушку поклясться, что она своему слову не изменит. Она, по-видимому, намеревалась сдержать свое слово, потому что, правда нехотя, вынула из-под рюшей воротника свой крестильный крест и поцеловала его.

Зима началась неплохо. Много времени дети проводили на уроках в классной комнате и старались учиться, не обманывая учителей, потому что через несколько месяцев всем предстояли экзамены - кому в Петербурге, кому в Москве. После того как Миша добился от бабушки обещания отдать его в Московский университетский пансион вместе с Володей Мещериновым, он особенно рьяно стал заниматься.

Мосье Капе хлопотал целые дни: он присутствовал на всех уроках, следил, чтобы мальчики себя хорошо вели в классной комнате, давал уроки разговорного французского языка; от уроков грамматики и словесности он отказался, передав их доктору Ансельму Левису, который изнемогал от обилия вопросов Мишеля.

Доктор Ансельм теперь частенько стал ездить к Мосолову в Чембар, подбирать в его библиотеке книги, необходимые ему, чтобы давать исчерпывающие ответы любознательному ученику. Доктор был человек самолюбивый, и ему хотелось, чтобы ученики признавали его превосходство.

Мосье Капе с интересом выслушивал уроки, которые готовил Мишель, однако часто зевал, ежился от озноба, и глаза его лихорадочно блестели. Он резко исхудал, стал нервным и раздражительным; скрытая болезнь точила его. Доктор Ансельм, выслушав гувернера, определил, что у Капе слабая грудь и, пожалуй, начинается чахотка. Миша жалел Капе, по-прежнему любил его, относился к нему с доверием и охотно проводил с ним целые дни.

Мальчики продолжали танцевать по вечерам, а Миша не бросал занятий музыкой и любил играть на скрипке. Фортепьяно он тоже не оставлял. Музыкальные успехи его удивляли товарищей, которые довольно равнодушно относились к музыке.

Хоть Миша усердно занимался науками и музыкой, он не забрасывал рисования и лепки. Теперь его интересовали сюжеты исторические; не раз он рисовал сцены сражений или такие наброски, как "Отряд древних воинов".

Среди лесистых холмов, за которыми виднелась гора с полотняными палатками, стояли друг перед другом два воина, один из них со щитом, луком и колчаном, другой - в шлеме, с копьем и мечом.

Вдали можно было различить рать древних воинов, а направо - группы всадников с копьями. Все они смотрели на поединок двух бойцов.

Вспоминая свои кавказские впечатления, мальчик сделал акварельный рисунок: горец везет в плен русского воина.

Однажды, вернувшись домой после кулачного боя, он вылепил фигуры кулачных бойцов. Лепка ему нравилась. Он начал делать целые картины из воска с выпуклыми фигурами. Это ему очень удавалось.

Особенно удалась ему лепка из цветного воска - эпизод из жизни Александра Македонского: как его друг и молочный брат Клит спасает жизнь великому полководцу при переходе через Граник.

Образ молодого полководца древнего мира, царя Александра Македонского привлек внимание Мишеля, он постарался сделать картину, которую себе представлял: малоазиатский сатрап Спифридат бросился на Александра и уже занес свою кривую саблю над его головой, но друг Александра Македонского Клит спас ему жизнь тем, что отрубил занесенную руку врага. Эта композиция всем очень понравилась.

Из крашеного воска Миша вылепил охоту на зайца с борзыми, своих бронзовых сеттеров, подаренных ему отцом, - Бронзу и Мальчика. Особенно долго он трудился над сценой, для которой опять-таки избрал сюжет исторический: сражение при Арбеллах. Трудно было изобразить фигуры воинов: некоторые из них сидели на слонах, некоторые ехали на колесницах. Все они были украшены стеклярусом и фольгой.

Миша вылепил множество кукол для своего театра марионеток. Среди них излюбленной фигурой и главным действующим лицом был Беркен - эта кукла исполняла самые главные и фантастические роли. Беркен, в свое время известный автор одноактных пьес и детских рассказов, славился во Франции чувствительными романсами, которые пели в Париже.

Доктор Ансельм Левис и мосье Капе радовались, что Мишель основательно усвоил курс французской литературы, и всячески поощряли представления кукольного театра. Учителя предлагали ставить известные классические пьесы, но Мишель не соглашался и предлагал свой текст. К удивлению этих первых цензоров драматических произведений юного Лермантова, все представления имели успех.

Мальчик долго обдумывал пьесу, прежде чем начинать, но, начав, импровизировал, быстро и решительно подбирая слова.

Сюжет он обычно заимствовал из прочитанных им книг, но давал ему свое освещение и наделял действующих лиц иными характерами, чем в оригинале. Песни, которые исполняли герои его пьес, Миша перед этим долго напевал: он брал за основу какое-либо французское стихотворение, но, постепенно меняя слова, создавал свое произведение.

С этого времени он пристрастился заменять слова автора своими словами, сохраняя мотив песни. Мосье Капе протестовал и предлагал своему воспитаннику списывать без изменения в голубой бархатный альбом стихотворения лучших, по его мнению, французских поэтов.

Обычно мальчик рисовал на листочках и несколько рисунков сделал в альбоме матери своей, но, когда ему исполнилось одиннадцать лет, он получил в подарок альбом - большой, темно-голубого бархата, с золотым обрезом. Это был очень вместительный альбом. Ох, как много в нем страниц! Около двухсот, наверное! На лицевой стороне крышки на бархат был нашит узкий золоченый позумент, который в середине сплетен был французской монограммой "ML".

Буквы были обведены кру́гом, наверху украшенным тремя небольшими цветочками вроде незабудок, сделанных из того же позумента, а на углах вышиты листья, похожие своей формой на листья сирени.

Миша очень обрадовался подарку. Наконец-то у него будет собственный альбом, где он может писать и рисовать все, что пожелает!

Доктор Ансельм имел склонность к модным авторам. Произведения Вальтера Скотта и Байрона Миша читал и перечитывал и с удовольствием переписывал бы их, но книги английских авторов ему приходилось читать в переводах, ведь английского языка он еще не знал. Бабушка обещала взять англичанина-гувернера для занятий, но еще не подыскала, поэтому мосье Ансельм предлагал переписывать по-французски стихи поэта Ламартина, но произведения его не так увлекали мальчика, как поэмы Байрона.

Еще меньше Миша любил стихи французского поэта и драматурга Лагарпа, хотя с интересом прочел его книгу, переведенную на русский язык: "Ликей, или Круг словесности", которую он со вниманием одолел, сердясь на тяжеловесный слог переводных фраз.

Но Миша не любил переписывать стихи - он их знал наизусть! Заглавия - пожалуйста!

Он писал почерком взрослого человека, и не верилось: неужели у двенадцатилетнего мальчика такая твердая рука, такая скорописная закругленность букв?

Альбом начал заполняться французскими стихами, но Мише это не нравилось. Он вырвал первые страницы. Мосье Капе рассердился, сказал об этом бабушке, и она стала уговаривать внука переписывать стихи французских классиков, желая, чтобы Миша знал французский язык так же хорошо, как родной. Но мальчик противился - ему надоела иноземная речь.

После уговоров он написал несколько заглавий стихотворений Лагарпа: "Геро и Леандр", "Эхо и Нарцисс", "Орфей и Эвридика", а мосье Капе пришлось самому это делать и доказывать своему ученику необходимость переписывать французский текст. Миша как будто покорился, начал и остановился… Против неоконченного стихотворения он приписал: "Je n'ai point fini, parce que je n'ai pas pu" ("Я не окончил потому, что не смог"). На этом переписывание французских стихотворений закончилось.

На следующей странице альбома Миша поставил заголовок: "Разные сочинения" - и вскоре переписал "Бахчисарайский фонтан" Пушкина и "Шильонский узник" в переводе Жуковского.

Юный Лермантов стал теперь резко и самостоятельно защищать свои мнения.

По поводу прочитанного он высказывал свои наблюдения и замечания так же, как и об окружающих его лицах и о происходящих событиях. Разговоры его становились недетскими.

Однажды Миша сказал, что в русских народных сказках больше поэзии, чем во всей французской словесности. Этим он очень рассердил своих учителей. Тогда он стал доказывать, что неестественно изучать только одну французскую литературу, что от этого знания получаются односторонние. Скажем, если ребенку давать только одни священные книги, а другие не давать?

Тут все взрослые стали ему возражать и приводить разные примеры, что и так возможно, но Миша утверждал, что от такой жизни томится душа.

Назад Дальше