Темир шёл впереди, порой останавливался, поджидая Кирика. В сумерки они достигли охотничьей избушки. Крыши на ней не было, но толстый потолок из молодых лиственниц мог выдержать метровый слой снега и свирепые бураны. Стены избушки были сложены из массивных брёвен. Дверь висела на крепких петлях. Единственное окно затянуто бычьим пузырём.
- Вот и жильё наше. Сейчас затопим печь, и будет тепло! - весело сказал охотник и, нашарив под нарами дрова, зажёг огонь.
Мальчик с любопытством осмотрел внутренность избы, где он должен был провести неизвестно сколько времени, и довольный результатом осмотра сбросил с себя котомку.
- Ну, брат, Зотников тебя здесь не найдёт, а Чугунный тем более! Живи спокойно. Изба надёжная, дверь крепкая. Оставляю тебе пищу, порох и дробь, а для веселья - Мойнока. Ложись спать, - улыбнулся Темир.
Кирик долго ворочался на нарах и уснул не скоро. Оставаться одному в тайге ему не хотелось. Признаться в этом Темиру он не смел и только утром, за чаем, осторожно сказал:
- Помнишь, я говорил тебе, что у меня в Тюдрале есть друг Янька. Хорошо, если бы ты привёл его сюда!
- А он пойдёт?
- Пойдёт! Только скажи, что, мол, Кирик зовёт.
- Вот и хорошо! - довольный Темир поставил чашку на нары. - Но в Тюдрале Янек много. Чей он?
- Сын бывшего работника Зотникова. Отца зовут Прокопием, а мать - Степанидой.
- А где сейчас его отец?
- На войне.
- Хорошо, мальчик будет здесь, - кивнул головой охотник.
- А Степаниде скажи, что я её часто вспоминаю, - Кирик поднял просветлевшие глаза на охотника. - Она нас с Янькой одинаково любит.
Через два дня охотник ушёл. Стояла оттепель. Днём солнце высоко поднималось над Ярголом, бросая косые лучи в ущелье. Со склонов начал сползать рыхлый снег, обнажая выступы, покрытые каменной таволожкой и побуревшей травой. Проводив Темира, Кирик вернулся с Мойноком в избушку, растопил в котелке снег и вскипятил чай. Накормив собаку, улёгся спать.
Далеко над горами плыла луна, проливая бледный свет на кедровый лес, растущий внизу, и на засыпанную снегом избушку. Ни звука. Лишь иногда свалится снег с ветви, и чудесным фейерверком рассыплются искристые снежинки.
В избушке тепло и сумрачно. Медленно догорают угли, и трепетный свет огня отражается на закоптелых стенах, точно отблеск далёкого северного сияния. В углу на нарах спит Кирик. Он дышит ровно и глубоко. Возле дверей, свернувшись в клубок, чутко дремлет Мойнок…
Спрятавшись за облака, луна исчезла. В ущелье стало темно. Казалось, всё уснуло, только филин неслышно летал в поисках добычи. Вскоре его зоркие глаза заметили зверя. Филин покружился над ним и, услыхав предостерегающее рычание, скрылся в кедраче. Ночной гость - рысь остановилась на опушке леса и насторожила уши. Предутренний морозный воздух был по-прежнему чист и лёгок. Повертев круглой, как у кошки, головой, рысь стала приближаться к избушке. Здесь она когда-то находила остатки мяса и костей. Остановившись метрах в пяти от жилья, рысь обнаружила следы и вздыбила шерсть. Следы вели к жилью. Инстинкт предосторожности заставил её залечь в снег. В избушке было по-прежнему тихо. На востоке показалась бледная полоска света и, постепенно расширяясь, охватывала небосклон. Начало светать. Голодная рысь приблизилась к избушке и вспрыгнула на крышу. Мойнок зарычал, заскрёб острыми когтями дверь. Рысь притаилась. Кирик проснулся и стал прислушиваться. Мойнок рвался из жилья, заливаясь неистовым лаем. Кирик сообразил, что рядом был кто-то чужой, но выйти из избы и выпустить Мойнока он не решался. Если это враг, то в избушку он не попадёт: прочные стены и дверь, висящая на крепких петлях, служили верной защитой. Зарядив ружьё крупнокалиберной пулей, мальчик стал выжидать. Мойнок метнулся на нары и, задрав морду вверх, яростно залаял.
"На крыше кто-то есть. А что, если выпустить собаку?"
Кирик поспешно оделся и, держа ружьё наготове, подошёл к дверям. Мойнок, виляя хвостом, выжидательно смотрел на молодого хозяина. Когда тот распахнул дверь, собака перемахнула через порог и, обежав вокруг избы, остановилась перед зверем.
Свесив голову, рысь не спускала злобных глаз с Мойнока, а тот, поднявшись на задние лапы, заливался переливчатым лаем.
Рысь подобрала под себя лапы, готовясь к прыжку. Кирик прицелился и спустил курок. Гулкое эхо прокатилось по ущелью и замерло в горах. Когда рассеялся дым, мальчик увидел, что Мойнок с ожесточением треплет в зубах мёртвую рысь, оттаскивая её всё дальше от избы. Услышав голос хозяина, собака вильнула хвостом и бросила добычу.
Кирик долго рассматривал опасного зверя, его тёмно-рыжую шерсть, короткий, точно обрубленный, хвост и длинные кисточки ушей.
Как-то, взяв с собой ружьё и котелок и рассовав по карманам несколько кусков копчёного сыра, Кирик направился с Мойноком вверх по ущелью. У границы леса мальчик набрёл на куропаток и увлёкся охотой.
Птицы кружили небольшими стайками. Завидев мальчика с собакой, они падали в снег. Их белое оперение сливалось со снежным покровом, и, только вспугнутые Мойноком, они вновь поднимались в воздух, заманивая маленького охотника всё дальше и дальше - на белки.
К вечеру Кирик убил несколько птиц и, ловко лавируя на лыжах между камнями, возвращался домой. Когда он проходил самое узкое место ущелья, где гладкие отвесные скалы сжимали русло реки, неожиданно впереди раздался оглушительный грохот. Испуганный Кирик увидел, как снежная лавина сползла с горы и закрыла ущелье. Теперь оставался только один путь: через мёртвые, покрытые вечным снегом горы.
Ночь застала мальчика у костра под выступом большого камня. Вода и ветер образовали здесь углубление, похожее на небольшую пещеру, где было тепло и сухо. Уставший за день Кирик прислонился к стене и незаметно уснул. Мойнок улёгся возле выхода, оберегая хозяина.
Настало утро, но солнца ещё не было, только на вершинах сверкали снега.
Кирик вылез из-под укрытия и направился к месту обвала. Снег и камни сплошной стеной перегородили ущелье, и мальчик с грустью повернул обратно. Он миновал пещеру, где провёл ночь, и пошёл вверх по течению Яргола. В одном месте крутизна скал казалась меньше, и Кирик попытался выбраться из ущелья.
Цепляясь за кусты каменной таволожки, чтобы не свалиться в Яргол, он осторожно стал подниматься выше и выше. Из расщелины, которая виднелась метрах в трёх, над головой свисал могучий корень кедра. Он как бы протягивал мальчику свои длинные отростки. Но как ухватиться за них? Из расщелины, видимо, глубокой осенью вытекала почвенная вода. За зиму она застыла огромными сосульками, которые преграждали путь. "Надо, чтобы выбрался отсюда хотя бы Мойнок. Если он найдет Темира, я буду спасён", - подумал Кирик. Подняв Мойнока, мальчик резким движением подбросил его на ближайший выступ. Собака легко перепрыгнула на камень и стала карабкаться вверх.
Вскоре послышался её радостный лай, возвещавший о том, что Мойнок находится на просторе тайги. Кирик, прижавшись к обрыву, посмотрел вниз. Обвал спрятал от него знакомые места, где была избушка.
Кирик решил спускаться, но сверху посыпалась мелкая галька и мокрый снег. Подняв голову, он увидел, что Мойнок ползёт вслед за ним.
- Нельзя! Иди домой!
Мойнок заскулил.
- Домой!
Пёс неохотно поднялся вверх и, следя за движениями хозяина, улёгся на краю обрыва.
Спустившись, Кирик побрёл на белки. Подъем становился всё труднее. Ущелье постепенно расширялось, но зато было сплошь покрыто толстым слоем льда. Лыжи были уже не нужны: чем выше поднимался мальчик, тем сильнее тянули они вниз. Отвязав ремни, мальчик взял лыжи под мышку.
Он внимательно оглядывал голые скалы в поисках выхода, но гладкие, точно обтёсанные, стены гнали его дальше на ледник. И вдруг он увидел впереди себя Мойнока.
Пёс полз на брюхе, виляя виновато хвостом, и, поравнявшись с Кириком, опрокинулся на спину, задрав лапы вверх.
Кирик обрадовался собаке и, присев на корточки, погладил её по голове.
"Если Мойнок спустился в ущелье, значит где-то есть выход", - мелькнуло у него в голове. Поднявшись на ноги, он подал голос:
- Мойнок!
Собака вскочила.
- Домой!
Пёс метнулся в сторону и вильнул хвостом.
- Пошли домой! - Кирик сделал шаг вперёд.
Мойнок, скользя по льду, повёл своего хозяина влево от основного русла.
Между двумя скалами чёрной лентой протянулась вверх узкая полоска мелкой россыпи камней. Видимо, Мойнок и спустился по ней. Так и есть. Пёс уверенно стал подниматься вверх, оглядываясь на хозяина. Вскоре мальчик выбрался из ущелья и увидел темневший внизу кедрач.
Усталости как не бывало. Став на лыжи, Кирик поспешно заскользил к лесу и в сумерках достиг избушки. Не раздеваясь, он повалился на нары и уснул.
Проснулся Кирик от настойчивого стука в дверь и радостного повизгивания Мойнока.
Мальчик быстро поднялся и открыл дверь.
Перед ним стояли Темир и улыбающийся Янька.
Глава седьмая
Прошла весна 1916 года. Наступал месяц малой жары - июнь. Кирик и Янька жили в избушке Яргольского ущелья. Изредка их навещал Темир с Мойноком, и каждый его приход был для ребят настоящим праздником. Однажды Темир пришёл особенно радостный:
- На фронте солдаты не хотят воевать за царя. А у нас тоже новости! Теньгинский волостной старшина Сапок устраивает на днях конские состязания, заезд на пятнадцать вёрст. Соберутся лучшие борцы и наездники Алтая. Ждут из Бийска исправника. Сапок объявил народу, что первый наездник получит всё, что попросит; второй - двух лошадей и десять овец; третий - лошадь и корову. Большой будет праздник!.. Я готовлю Буланого, - добавил Темир после минутного молчания.
Кирик знал небольшого сухопарого коня Темира с развитой грудью, тонкими жилистыми ногами и чёлкой, доходившей до тёмных, агатовых глаз.
Сдерживая охватившее его волнение, Кирик спросил:
- А кто поедет на Буланом?
- Ты, Кирик. Ведь, если Буланый придёт первым и этот проклятый Сапок сдержит свое слово, ты будешь свободен от Зотникова.
Мальчики с радостным криком бросились к Темиру и повисли на нём, пытаясь свалить охотника на пол. Темир со смехом отбивался от расшалившихся ребят. Когда порыв радости прошёл, Кирик спросил с тревогой:
- А если Буланый отстанет, тогда как?
- И тогда, Кирик, не всё еще пропало, - усмехнулся Темир. - Не горюй! - успокаивающе добавил он, видя, что мальчик опустил голову. - На Буланого я надеюсь. Вот только одного боюсь: бай Аргымай, отец Сапока, привёл, говорят, какого-то чужеземного коня. Народ рассказывает, что такого коня на Алтае ещё не было… Однако я пойду, - охотник поднялся.
- Темир, можно нам с Кириком сходить в Тюдралу, маму повидать? - спросил Янька.
- Сходите, только на глаза Зотникову и Чугунному не попадитесь.
Свистнув Мойнока, Темир лёгким, упругим шагом направился к лесу.
Кирик вздохнул.
- Может, Буланый вынесет, - прошептал он с надеждой.
На следующий день ребята отправились в Тюдралу. Обрадованная Степанида достала где-то муки и угостила их пирогами с рыбой.
Ребята погостили у неё три дня и собрались в обратный путь.
- Возвращайтесь скорее! В огороде у меня скоро огурцы поспеют! - крикнула она им вслед.
- Ладно, - пообещал Янька.
Степанида села к окну и задумалась. Отпускать Яньку ей не хотелось, но жалость к Кирику взяла верх. Женщина поникла головой.
"Если не отпустить Яньку, что станет с Кириком? В Тюдрале ему жить нельзя, в Мендур-Соконе тоже. У Зотникова хуже каторги. Когда же всё это кончится? Где выход?" - Не найдя ответа на свои мысли, Степанида вышла из избы и долго смотрела на дорогу, по которой ушли ребята.
Пройдя километров пять от села, Кирик и Янька свернули с дороги и стали подниматься вверх по ущелью Яргола. Место здесь было глухое и пользовалось недоброй славой.
Тропинка вилась по гребню горы и круто спускалась в небольшую ложбину. Взглянув вниз, ребята увидели человека, сидящего к ним спиной у костра.
Делбек хотел было залаять, но Кирик, зажав пасть собаки, оттащил её в кусты. Широкая спина и длинные руки человека показались Кирику знакомыми. Притаившись в густой траве, приятели стали наблюдать за сидящим. Рядом с ним лежал топор. Недалеко паслась оседланная лошадь. Незнакомец подбросил хвороста в огонь и повернул лицо в сторону ребят.
Кирик чуть не вскрикнул от испуга. У костра сидел Иван Чугунный. Что ему здесь было нужно?
Теряясь в догадках, мальчики переглянулись и поползли обратно в гору.
"Только бы не залаял Делбек!" - думал Кирик, продолжая успокаивать собаку.
Выбравшись на гребень горы, друзья, прячась за деревья, побежали. Часа через два добрались до жилья.
- А ты не заметил, Кирик, жерди у костра?
- Да, видел. И жерди и отёсанные колья.
- Зачем они Чугунному?
- Должно быть, Зотников что-то затевает. Неспроста Иван здесь. Надо посмотреть. Сходим завтра?
На следующий день, забравшись на противоположную скалу, они стали наблюдать за Чугунным.
Иван с остервенением вбивал колья в землю, огораживая небольшую площадку. Один конец её упирался в скалу, второй вёл к горе, постепенно суживаясь. Изгородь представляла собой треугольник с узким открытым пролётом по дну ущелья.
- Готовит загон для лошадей, - догадался Кирик.
Янька молча кивнул головой.
- Загонят чужих лошадей и будут ставить своё тавро. Воры! - Кирик с возмущением плюнул.
Ребята вернулись к избушке.
Назавтра, захватив ружьё и Делбека, мальчики с утра заняли наблюдательный пост на гребне горы. Зотниковский работник был не один: на привязи стояли три оседланные лошади. Вскоре показался Чугунный. Он нёс на плечах походную кузницу. За ним шагал алтаец. Приглядевшись к нему, Кирик узнал Яжная. Лица третьего не было видно. Но, когда он подошел к изгороди, ребята узнали своего злейшего врага - Евстигнея.
- Отсюда кони не уйдут. Надо только гнать их без передышки. Где сейчас табун? - обратился он к Яжнаю.
- Чей?
Евстигней выругался.
- Да не всё ли нам равно, чей? Лишь бы были кони, а тавро поставить мы сумеем… Так ведь, Ваня? - спросил он своего подручного.
- Правильно. Наше клеймо - наши и кони, - ухмыльнулся Чугунный и стал налаживать кузницу: нагрёб из костра углей в горн и, присоединив мех, нажал ногой на педаль треноги.
Рассыпаясь веером, полетели искры. Чугунный сунул в угли железное тавро. Раскалив докрасна, приложил его к свежеотёсанной жерди. Вынул из мешка второе тавро и, проделав с ним то же самое, спрятал оба тавра у лиственницы, забросав их травой.
Вскочив на коней, все трое скрылись из виду.
Подождав немного, Кирик и Янька поспешно спустились с горы и подошли к изгороди.
На одной из жердей крупными буквами было выжжено "Е" и "3" - тавро Евстигнея Зотникова; ниже стояла буква "Я" - знак Яжная.
Друзья молча посмотрели друг на друга.
- Понял? - после короткого молчания спросил Кирик. - Они сейчас ищут по тайге табун алтайских лошадей и пригонят его сюда для таврёжки.
- Вот грабители! - воскликнул Янька.
- Мы вот что сейчас сделаем! - глаза Кирика заблестели. - Спрячем оба клейма.
Ребята разгребли траву, вытащили железные тавра, забросили их в кустарник и снова спрятались за скалой.
Огороженная площадка была видна, как на ладони. Ждать пришлось долго. Наконец, послышался топот приближающихся лошадей, и табун голов в пятнадцать стремительно влетел на площадку и заметался по загону. Не отставая, следом за табуном на рыжем жеребце вихрем пронёсся Евстигней и, спрыгнув на ходу с лошади, кинулся к пролёту и задернул жерди. Табун оказался в ловушке.
На взмыленных конях примчались Яжнай и Чугунный. Хлопая бичами, они сгрудили табун посередине загона. Это были молодые - до двух-трех лет - сытые, не знавшие узды, полудикие кони. Их вожак храпел, бил копытами землю и злобно скалил зубы на суетившихся людей.
Кирик вздрогнул. Ему показалось, что табунный вожак - жеребец Темира: та же буланая масть, та же длинная чёлка и грива. Заныло сердце.
Яжнай размотал один конец аркана и набросил его на ближайшую лошадь. Брыкаясь, конь то поднимался на дыбы, то падал на землю, но чем сильнее он бился, тем туже стягивала верёвка его шею.
- Неси тавро! - крикнул Евстигней Ивану.
Топая, как медведь, Иван направился к лиственнице. Пошарил рукой в траве и раскрыл в изумлении глаза. Тавра не было.
- Ну, что ты там возишься? - крикнул Зотников.
- Тавров нет, - прохрипел Чугунный простуженным голосом.
- Как нет? Обоих? - встревоженный Зотников подошёл к Ивану.
- Обоих, - подтвердил тот и заскрёб затылок.
- Что за оказия! - пробормотал Зотников и оглянулся воровски. - Яжнай, пойди-ка сюда! Тавра пропали.
Яжнай испуганно уставился своим единственным глазом на Зотникова.
- Ну просто диво берёт, кто мог быть! Ежели алтайцы, то они бы разворотили загородку, - Евстигней трусливо оглянулся и зашагал по поляне. - Остаётся, пожалуй, одно: ехать в Тюдралу и заказывать новое тавро.
- А с лошадьми как? - спросил Чугунный.
- Ты оставайся здесь, карауль. К утру вернёмся, - ответил хозяин.
Евстигней и Яжнай уехали. Сумрак сгущался. В ложбине стало темно. Иван развёл костёр и, изредка поглядывая на притихших лошадей, начал дремать.
Кирик зашептал на ухо Яньке:
- Надо выпустить из загона лошадей.
- А Чугунный?
- Подойдём к нему с двух сторон: ты с ружьём зайдёшь с загона, а мы с Делбеком станем у пролёта. Ты стреляй, а я сниму жердь и натравлю на лошадей собаку. Чугунный подумает, что на него напали беглые, ну и даст тягу.
Ребята спустились с горы. Кирик пополз к лошадям, а Янька с ружьём наготове осторожно направился к дремавшему у костра Ивану.
Прошло несколько минут. Раздался выстрел.
В тот же миг упала жердь и послышался свист.
Мимо ошалевшего от страха Ивана пронёсся в темноте с громким лаем лохматый Делбек.
Лошади стояли тесной кучей, не двигаясь, с опаской поглядывали на незнакомую собаку. Напуганные вторым выстрелом, они шарахнулись на середину загона и, описав полукруг, помчались через открытый пролёт в ночную темь Верхнего Яргола.
Чугунного у костра уже не было. Он бежал что есть духу и, запнувшись о какую-то корягу, упал в траву. Там и пролежал до рассвета.
Утром рассказывал Евстигнею:
- Как вы уехали, с вечера было тихо. Ночью слышу над головой: бах! Я не оробел. Вскочил. Слышу, упала жердь.