Потом поднялся крик, шум, и опять - бах! Их, наверно, было человек десять. Что делать? Одному не совладать, ну и подался в лес…
Зотников сгрёб бороду в кулак и переглянулся с Яжнаем.
- М-да, - промычал неопределённо заимщик. - Изгородь, колья надо убрать, кузницу отвезти домой.
Вскочив на лошадь, он подал Яжнаю знак следовать за собой.
Теньгинский волостной старшина Сапок Кульджинов устраивал праздник. На берегу реки, что протекала ниже стойбища, горели костры. Сапок не жалел баранов на угощение гостей. Из Онгудая прибыл полицейский пристав Огарков с тремя стражниками.
Приехал Евстигней Зотников со Стёпкой и Чугунным. Прискакал нарядно одетый Яжнай. Ожидали приезда бийского исправника Кайдалова.
Высланные на Чуйскую дорогу дозорные сообщили старшине, что исправник в сопровождении небольшого конвоя казаков спускается с перевала.
В двухэтажном доме, где помещалась волостная управа, засуетились. Вытащили цветные, украшенные причудливым монгольским орнаментом большие кошмы и разостлали от ворот к дому.
Простой народ толпился тесной кучей недалеко от управы. За пригорком показалась пыль.
- Дорогу! Дорогу! - размахивая нагайкой, кричал передний казак.
Показалась мягкая рессорная коляска, в которой сидел тучный исправник.
Пристав вытянулся в струнку. Сапок склонил перед гостем голову и сказал подобострастно:
- Пусть будет покрыто травой место, где ты ночуешь, пусть будет праздничным место, куда ты приходишь! Прошу в дом.
Из уважения к богатому хозяину Кайдалов приветствовал его по-алтайски и, не снимая лайковой перчатки, подал руку.
- Ну, как у тебя дела, Фрол Кузьмич? - повернулся он к приставу.
- Во вверенном мне участке всё благополучно! - отрапортовал тот.
- А вот алтайцы жалуются, что кто-то коней у них таврит… Как они, эти самые конокрады, по-вашему называются? - обратился он к старшине.
- Урчылар, - ответил тот в смущении.
Стоявший рядом Яжнай побледнел и посмотрел в сторону Евстигнея. Зотников опустил глаза.
- Ну, так вот, - продолжал исправник, - этих самых урчыларов, как попадут, немедленно в бийский острог отправляй.
- Слушаю-с, ваше высокоблагородие! Будет исполнено! - козырнул Огарков.
- Ну, веди, хозяин, в дом, - обратился Кайдалов к Сапоку. - Посмотрю на праздник - и дальше в путь.
Несмотря на свою дородность, бай торопливо засеменил на кривых ногах к крутой лестнице дома.
Неожиданно дорогу знатному гостю преградил горбатый Кичиней и упал перед ним на колени:
- Я - Кичиней из Мендур-Сокона. У меня было три жеребёнка. Теперь их нет. Чем буду жить?
- О чём он говорит? - брезгливо обратился Кайдалов к сопровождавшему его переводчику.
- Он говорит, что у него было три жеребёнка, а теперь их нет.
- Ну!.. - сдвинул брови исправник.
С мольбой в голосе Кичиней продолжал:
- Я видел одного из них в табуне Яжная. Жеребёнок мой, но тавро чужое.
- Чьё? - нетерпеливо спросил Кайдалов.
- Ваше высокоблагородие, разрешите доложить! - пристав вытянулся перед исправником. - Этот алтаец не в своём уме, - и, повернувшись к Кичинею, крикнул: - Клевета!
Сапок снял шапку, опушённую мехом выдры, и поклонился Кайдалову.
- Да, этот человек не в своём уме, - указал он на Кичинея.
- А-а!.. - протянул неопределённо исправник и кивнул головой казаку.
Тот оттащил жалобщика в сторону.
- Мой мухортый конь, мой мухортый конь! - и, обхватив голову руками, Кичиней затянул нараспев: - Кокый корон!
Глава восьмая
Конские состязания в Теньге начались с борьбы. Утром на небольшой площадке перед волостной управой стал собираться народ. Кайдалов с приставом сидели на венских стульях, которые привез из Улалы богатый Аргымай. Возле них на скамейках расположились Зотников со своим другом Яжнаем и местная знать. За спиной Евстигнея в новой ситцевой рубахе и яловых сапогах стоял Чугунный.
Сапок хлопнул в ладоши. На круг вышел борец, любимец теньгинского старшины Тужелей. Играя могучими мышцами рук, он оглядывал толпу.
- Есть борцы? - приподнимаясь с узорчатой кошмы, спросил Сапок.
Толпа молчала. Схватиться с известным силачом охотников пока не находилось.
- Есть борцы? - вторично спросил старшина и, не получив ответа, самодовольно погладил усы. - Боятся, - усмехнулся он, подмигнув исправнику, - трусят. Кто желает? - повторил Сапок свой вопрос.
Из толпы вышел молодой парень и, сбросив шубу, встал против Тужелея. Схватка была короткой. Ноги молодого борца мелькнули в воздухе, и он, охнув, упал на землю.
- Ловко! - довольный Сапок посмотрел на своих гостей.
- Есть борцы? - послышался насмешливый голос Аргымая.
- Есть! - на круг вышел Темир. - Есть! - он поднял руку и лёгким шагом направился к Тужелею.
Противники схватились. Сделав несколько кругов, Темир неожиданно упал.
Раздались испуганные голоса. Но, падая, Темир успел упереться ногами в толстый живот Тужелея, и в тот же миг огромная туша знаменитого борца, перелетев через голову охотника, грохнулась на землю.
В толпе раздался гул одобрения. Сапок вскочил на ноги и, переваливаясь, точно утка, торопливо подошёл к своему любимцу.
Темир, тяжело дыша, поднялся.
- Не нравится мне этот молодчик, - шепнул исправник на ухо Огаркову.
- Не знаю, чей это парень, слишком свободно себя держит, - поддакнул пристав. - Сапок, что это за птица?
Старшина развёл руками:
- Первый раз вижу.
- Это охотник Темир, сын Мундуса из стойбища Мендур - Сокон, - ответил за старшину кривой Яжнай. - Сейчас его проучат! - он дружески похлопал по плечу Чугунного.
Иван покосился на Огаркова и наклонил ухо к Евстигнею.
Тот зашептал:
- Алтайца надо свалить. Осилишь - четверть водки поставлю. Не осилишь - пеняй на себя.
- Есть борцы? - снова раздался громкий голос Аргымая.
- Есть! - прогудел Иван и, сняв ситцевую рубаху, обнажил волосатую грудь.
Кайдалов поднялся на ноги.
- Посмотри, Фрол Кузьмич, - обратился он к приставу, - ведь это настоящий Геркулес.
Чугунный согнул руку, на которой образовались твёрдые, как дерево, мускулы, и поиграл ими перед изумлённым гостем.
- Геркулес… - протянул исправник. - В цирке бы ему только выступать.
- Подкову ломает, - улыбнулся Евстигней, - медный пятак на пальцах гнёт.
- Изу-ми-тельно! - покачал головой Огарков. - Ты этого алтайца к ихнему злому духу не вздумай отправить, - сказал он шутливо Чугунному.
- Сам дорогу найдёт! - оскалив зубы, Иван вышел на круг. Темир сидел на корточках, обтирая обильно катившийся пот.
- Отдохнуть надо, - сказал он Чугунному.
- Отдохнёшь на том свете, - усмехнулся тот.
- Неправильно! Дать отдых! - зашумела толпа.
- Он уклоняется от боя, - поднимаясь с лавки, заявил Евстигней. - Трусит.
- Будешь принимать бой или нет? - расставив ноги, Чугунный встал перед охотником.
- Однако скоро ты забыл Мендур-Сокон. Надевай кушак! - бросил Темир Чугунному и поднялся на ноги.
Несколько минут длилась напряжённая борьба. Вдруг Иван, охватив длинными руками гибкое тело Темира, стал сжимать его в своих страшных объятиях. Казалось, еще несколько секунд, и Темир потеряет сознание.
Напряжение передалось толпе.
- Дави его! - орал Зотников.
- Дави, чтоб душа из него вышла! - кричали казаки.
- Дави! - глаза Аргымая блестели.
- Геркулес, браво! - хлопал исправник в ладоши. Сидевшие ближе к кругу пастухи и охотники вскочили.
- Зачем душить человека! Честно надо бороться! - зашумели они.
Темир побледнел. Собрав силы, он с трудом развёл руки Чугунного и рывком поднял его к себе на грудь. Остальные события произошли молниеносно. Темир круто повернул Чугунного вокруг себя и выставил ногу.
Не чувствуя опоры, силач упал.
Толпа ахнула.
Чугунный медленно поднялся с земли. Часто дыша, поспешно сунул руку в карман широчайших плисовых шаровар и выхватил свинчатку.
Темир отпрянул. Не дожидаясь нападения, точно барс, он метнулся к противнику и нанёс ему стремительный удар.
- Так его, конокрада! - Кирик и Янька в восторге захлопали в ладоши.
Взревев от боли, Чугунный опустился на землю.
Второй удар отбросил его от середины круга, и, покатившись, точно чурбан, Чугунный оказался у ног Кайдалова.
Восторженный гул охотников и пастухов сопровождал каждое движение Темира. Когда охотник сделал шаг вперёд, чтобы нанести третий удар, раздался недовольный голос исправника:
- Прекратить!
Евстигней подошёл к своему работнику. Чугунный сидел на земле с закрытыми глазами, не шевелясь.
- Ловко он тебя отделал! - зло усмехнулся хозяин. - Осрамил ты меня не только перед алтайцами, но и перед господином исправником, - мотнул он головой вслед Кайдалову, который шёл к волостной управе. - А свинчатку-то зачем вытащил?
- Не утерпел, Евстигней Тихонович, привычка.
- За эту привычку мне придётся Кайдалову и Огаркову по сотне дать. Поднимайся, хватит лежать.
Чугунный с трудом поднялся с земли и понуро поплёлся за хозяином.
Потерпев поражение в борьбе, Чугунный с Зотниковым деятельно готовились к бегам.
Утром Стёпа делал проминку коню. Поджарый бегунец часто перебирал тонкими ногами и рвался на простор.
- Ты ему воли на первых порах не давай, - поучал Евстигней сына, - попридерживай. Если будут обгонять, не беда. Дай волю вёрст через семь.
Стёпка кивал головой.
- А бить нагайкой можно?
- Только перед концом, когда впереди будешь. Почаще его ногами пошевеливай.
А на другом конце стойбища, в кустах у реки, сидели Темир, Кирик и Янька.
- Вчера Сапок объявил народу, что условия состязания остаются прежними: он поклялся сдержать своё слово. Если Буланый не подведёт, ты будешь свободен, Кирик. Пойду, однако, сделаю заявку на бега, - Темир поднялся и, раздвинув кусты, исчез за их зелёной стеной.
Ребята остались одни.
- Кирик, когда будешь ехать возле той горы, - показал Янька рукой на дальнюю гору, - я встречу тебя там, ладно?
Кирик молча кивнул головой.
- А знаешь что? - Янька придвинулся к другу. - Только Стёпке не поддавайся. Он поедет на рыжем бегунце.
- Знаю!
Через несколько минут вернулся Темир.
- Не подкачай, - сказал он озабоченно Кирику и подсадил его на коня. Буланый скосил глаза на седока.
- Волю дай, не доезжая до Теньги версты за две. Но, если увидишь, что Буланый рвётся сильно вперёд, не держи. По бокам ногами не бей: не любит. Повод держи крепче. Айда!
Наездники выстроились в ряд.
Внимание всех привлёк стройный, в яблоках красавец - конь.
"Должно, Аргымая, нездешней породы", - подумал Кирик. На вороной кобылице Яжная сидел какой-то незнакомый мальчик.
Справа в ряду виднелся рыжий конь. Во всаднике Кирих узнал Стёпку. Тот разговаривал с подростком, сидевшим на кауром коне.
Рядом с Кириком горячилась тёмно-гнедая кобылица. На ней сидел племянник местного бая Манжи.
Кто-то хлопнул три раза в ладоши и подбросил шапку вверх.
Кони рванулись вперёд. Первой выскочила на дорогу и стала набирать скорость вороная кобылица Яжная. За ней нёсся, раздувая ноздри и храпя, чужеземный конь в яблоках. Опустив свободно поводья, мчался на рыжем коне Стёпка. Голова в голову бежали тёмно-гнедая кобылица бая Манжи и каурый конь.
Буланый сначала бежал неохотно и только на третьем километре перешёл на волчьи скачки. Сидеть на нём было трудно. Кобылица Яжная и конь в яблоках скрылись из виду.
На пятом километре Буланый обогнал кобылицу Манжи и каурого. Впереди было только трое. За поворотом Кирик увидел вороную Яжная и рыжего коня Стёпки. Буланый сравнялся с ними, и Кирик почувствовал резкую боль в спине: Стёпка ударил его нагайкой и крикнул злобно: "Посторонись, нищенок!".
Кирик пригнулся к гриве коня, новый удар прошёлся по его голым плечам. Закусив губу от боли, Кирик первый раз ударил Буланого. Буланый затоптался на месте. Рыжий конь Зотникова оказался впереди. Сзади послышался дробный стук копыт тёмно-гнедой кобылицы, и мимо Кирика, размахивая плетью, промчался племянник Манжи. Но Буланый успокоился и помчался вперёд. До рыжего коня Стёпки оставалось с полкилометра: было заметно, что рыжий начал сбавлять бег. Буланый нагнал его на седьмом километре. Конь в яблоках и вороная кобылица Яжная далеко ушли вперёд.
"Не прийти мне первому", - подумал Кирик в отчаянии и, наклонившись к уху коня, прошептал ему, как другу:
- Вперёд!
Буланый помчался. На дороге показалось лёгкое облачко пыли, и через несколько минут Кирик увидел кобылицу Яжная, которая бежала позади чужеземного коня.
- Вперёд!
Чуть наклонив голову к земле, Буланый летел, точно ветер.
Вороная Яжная косила кровавые глаза на бежавшего уже рядом с ней Буланого, но дороги не уступала.
- Отставай, а то огрею! - крикнул Кирику ездок и замахнулся нагайкой.
Кирик вспыхнул от обиды и, подавшись вперёд, ласково потрепал гриву коня:
- Вперёд!
Буланый, чувствуя ласку седока, помчался во весь карьер. Он опередил кобылицу Яжная и стал догонять арабского коня, вот поравнялся с ним…
Промелькнул кричавший что-то Янька. Замелькали одинокие аилы Теньги, была уже видна сверкающая на солнце крыша дома волостной управы.
- Вперёд!
Точно по воздуху, нёсся алтайский конь. Ещё километр… Зоркие глаза Кирика уже заметили толпу народа. Кто-то кричал, подбрасывая шапку вверх; более нетерпеливые выбегали на дорогу.
- Мой идёт впереди! - довольный Аргымай потёр руки и улыбнулся исправнику. - Две тысячи золотом платил. Лошадь чистокровной арабской породы. Купил в Москве у князя Шаховского. Табунный конь, шибко хорош!
Взглянув ещё раз на дорогу, Аргымай в изумлении округлил глаза и, заикаясь от волнения, не веря самому себе, спросил:
- Сапок, чья впереди?
Сапок не успел ответить.
- Дорогу! Дорогу! - прозвенел ликующий голос Кирика.
Толпа шарахнулась, и Буланый промчался по узкому людскому коридору. За ним, раздувая бока, нёсся конь Аргымая.
Только у реки Кирику удалось сдержать Буланого. Усталый, мальчик свалился на руки Темира.
Кобылица Яжная пришла третьей, за ней - каурый конь, затем показался конь Стёпки.
- Тебя и мальчика зовут к старшине! - крикнул кто-то из толпы Темиру.
Передав лошадь сияющему Яньке, охотник направился вместе с Кириком к Сапоку. Толпа расступилась, давая им дорогу.
Лицо старшины было мрачно. Аргымай беспокойно ёрзал на стуле. Исправник, заложив ногу на ногу, курил папиросу.
- Что просишь, мальчик? - спросил Кирика Сапок.
Кирик посмотрел на исправника и сказал тихо:
- Разрешите мне жить в Тюдрале, вместе с Янькой.
Бросив окурок, исправник в недоумении посмотрел на Кирика:
- Не понимаю!
Сняв шапку, Темир пояснил:
- Мальчик - сирота. Жил на заимке Зотникова. Там ему было трудно, хозяева часто били, и он убежал. Я нашёл его в тайге полузамёрзшим. В Тюдрале есть русская семья бывшего зотниковского работника Прокопия Кобякова. Сам он сейчас на фронте. Прокопий усыновил мальчика. Вот он и просится обратно к Кобякову.
- Как ты думаешь, Сапок? - обратился исправник к теньгинскому старшине.
- По книгам он приписан к Зотникову. Да вот и сам Евстигней Тихонович, - Сапок поманил богатого заимщика. - Иди-ка сюда. Наездника узнаёшь? - показал он на прижавшегося к Темиру Кирика.
- Да ты как сюда, разбойник, попал? - Евстигней сделал попытку схватить Кирика за руку.
- Не тронь! - Темир заслонил собой мальчика. - Сапок, - повернулся он к старшине, - сирота ждёт обещанного. Ты при народе объявил, что победителю даёшь всё, что он попросит. Народ надеется на твоё слово.
Сапок молчал.
Зотников, подобострастно наклонившись к Кайдалову, что-то торопливо зашептал ему на ухо.
Кайдалов поднялся со стула, щёлкнул портсигаром и бросил небрежно:
- Я уважаю ваши обычаи, но… прежде всего закон. И я не позволю его нарушать. Мальчишка принадлежит Зотникову, да-с, Зотникову! - крикнул он уже визгливо.
- Из гнилого рта не жди добрых слов, - горько усмехнулся Темир. - Ваш закон защищает таких, как Зотников и Яжнай - воров и конокрадов…
- Молчать, разбойник! - Сапок замахнулся на Темира.
Кайдалов сделал знак приставу. Тот оглушительно засвистел.
- Темир, уходи! Полиция! - крикнул кто-то из толпы.
- Я тебя не оставлю, Кирик! - бросил коротко охотник и кинулся к реке, где ждал его Янька с Буланым.
Вскочив на коня, Темир помчался по дороге. Вслед ему прохлопало два-три выстрела.
- Фрол Кузьмич, - обратился Зотников к приставу, - надо парнишку посадить под замок, а то убежит. - Он показал на Кирика. - А заодно и этого мошенника припрятать не мешает, - кивнул он на вертевшегося тут же Яньку.
Ребят посадили в пустой аил, где зимой жили телята, и повесили на дверь замок.
Вечером в Теньге было шумно. Богатые гости пировали, а пастухи и охотники разъезжались по своим жилищам, ругая старшину за вероломство.
Аил, куда были заперты пленники, стоял недалеко от реки, на выезде от стойбища, но и сюда доносились крики пьяных гостей, песни.
Пировал, бросив охранять пленников, и казачий конвой Кайдалова.
Мальчики сидели, тесно прижавшись друг к другу.
- Надо убежать этой ночью. Если увезут тебя на заимку, оттуда не вырваться, - сказал Янька и, не торопясь, обошёл аил, ощупывая его стенки. Кора лиственницы, покрывавшая аил, была крепкой. Не поддавалась и дверь.
Мальчик посмотрел на дымоход. В отверстие видно, как блестели яркие звёзды. Пролезть через дымоход было невозможно: концы поставленных конусом жердей переплетались. Кроме того, мешали наружные жерди, которыми была придавлена кора лиственницы.
Янька пошарил в карманах и, нащупав перочинный ножик, стал ковырять им стенку аила. Кора подавалась туго, но, наконец, в стене образовалось отверстие, в него, правда, с трудом, но можно было просунуть руку. Однако радость ребят оказалась преждевременной: наружные жерди были расположены слишком близко друг от друга.
Мальчики пригорюнились. Ночь приближалась к концу. На востоке загорелась утренняя заря. Недалеко от аила в кустах прокричал коростель, и в густой осоке мягко прокрякал селезень. Потом, видимо, напуганная кем-то птица взмыла вверх; тихо скуля, пробежала собака, потом вернулась и, продолжая скулить, начала скрестись в дверь.
- Да ведь это Делбек! - глядя в отверстие в стене, Кирик тихонько позвал: - Делбек, Делбек!
Пёс сделал попытку прыгнуть к дыре, но скатился к основанию аила.
- Делбек нас выведет из аила! - Кирик радостно посмотрел на Яньку.
- Что у него, ключи висят сбоку, что ли? - усмехнулся Янька и глубже запахнулся в свою шубу.