Кирик не ответил. Опустившись на колени возле одной из стенок аила, он прошептал: "Делбек, Делбек, мышь!" - и легонько поскрёб ногтем о кору лиственницы. Было слышно, как за наружной стенкой быстро заработал лапами Делбек, выбрасывая землю и углубляясь всё дальше и дальше под основание аила. Янька понял затею друга и с восторгом посмотрел на него.
- Мышь! Искать! Мышь! - подражая звуку скребущейся мыши, Кирик водил ногтем по коре.
Близость "добычи" возбуждала охотничий инстинкт Делбека, и собака работала энергично, углубляя проход в аил.
Рассвет приближался. Где-то за рекой послышались ржанье жеребёнка и звук ботала: стойбище просыпалось.
Наконец, к большой радости ребят, показалась голова Делбека. Оставив клок шерсти на сучковатой жерди, пёс пролез к своим друзьям, уселся на задние лапы и, тяжело дыша, высунул длинный язык.
Нужно было выбираться быстрее. Кирик сильным ударом ноги отбил большой кусок коры, висевшей над "норой", и скомандовал Яньке: "Лезь!"
Ободрав плечо, Янька с трудом выбрался через отверстие, следом за ним выползли Кирик и Делбек. Час спустя, ребята шагали по дороге, направляясь к Яргольскому ущелью.
Прошло несколько дней. На Мендур-Сокон напала вооружённая охрана Сапока. Руководил набегом Тужелей.
- Где твой разбойник? - кричал Тужелей, размахивая нагайкой над лежащим возле разрушенного аила Мундусом.
- Не он разбойник, а ты, - с трудом приподнимаясь на локте, прошептал старик. - Вы граби…
Резкий удар плети прервал слова старика. Вскрикнув от боли, Мундус снова припал к земле.
Налётчики избили старого Барамая, Амата и горбатого Кичинея, разгромили несколько аилов, перешарили все постройки, но Темира не нашли.
…По стойбищам пронеслась весть: в районе Усть-Кана появилась вооружённая группа людей. Говорили, что ею руководит молодой алтайский охотник по имени Темир: бедноту он не трогает, а у богатеев уводит табуны лошадей.
Заимка Зотникова охранялась стражниками. Сам Евстигней ездил по делам в сопровождении Чугунного.
У кривого Яжная неизвестные люди угнали косяк лошадей. Келейский богач так и не смог добиться толку от своего пастуха.
- Не знаю кто… Ночь тёмная, собаки лают, люди кричат… Кто был, не знаю, - разводил пастух руками.
- А ты где пропадал?
- В аиле. Хотел выйти, дверь оказалась припёртой снаружи колом. Утром вылез, смотрю - лошадей нет.
Яжнай выругался и поехал в Онгудай к приставу. Огарков встретил его дружелюбно:
- Слышал, слышал! Принимаю меры. По слухам, часть лошадей обнаружена. Для проверки направил в этот район урядника. Был недавно Зотников. У него тоже табун угнали. Говорил, что лошадь с его тавром он видел у Амата. А Амат говорит, что это его конь от кобылицы, которая ему досталась от отца. Соседи подтверждают. Показывали примету. И я, признаться, не пойму, в чём тут дело - какая-то чехарда, - пристав пожал плечами и махнул рукой.
Глава девятая
По горам Алтая, над таёжными стойбищами, из аила в аил пронеслась весть: русский царь отрёкся от престола. Старшину вызвали в Бийск. С ним уехал встревоженный Зотников. Табунщики и пастухи встречали Яжная угрюмо, и бай чувствовал, что почва уходит из-под его ног.
Зотников вернулся из города хмурый:
- Плохи, Иван, дела! Говорят, в Петербурге рабочие бунтуют. Солдаты не хотят воевать. И ещё слышал, - широкая борода Евстигнея приблизилась к лицу Чугунного, - будто появились какие-то большевики, и сила у них огромная. Начеку нам надо быть, - закончил он.
Пс стойбищам ползли слухи: богачи организуют управу. Бедноту к новой власти не допускают.
Тайга насторожилась.
Кирик, как и прежде, находился в избушке Яргольского ущелья, и Янька не оставлял его.
Однажды, бродя по лесу, ребята услышали яростный лай Делбека. Они поспешили к месту, куда их так настойчиво звал четвероногий друг.
На небольшой поляне, сплошь заросшей буйной растительностью. отмахиваясь ружьём от Делбека, стоял незнакомец. У его ног лежала матросская бескозырка, и ее чёрные ленты, как две змейки, прятались в траве.
Делбек злобно наступал на матроса, пытаясь схватить его.
Оттащив собаку от незнакомца, мальчики остановились на опушке, готовые в любую минуту "задать стрекача".
- Эй, ребята! Далеко тут до жилья? - спросил матрос и поднял бескозырку.
- А тебе куда, дяденька? - осмелев, Янька шагнул вперёд.
- На Барнаул.
- Это надо идти сначала на Тюдралу, а потом на Талицу, вниз по Чарышу.
Видимо, матрос заблудился в тайге. Измождённый вид незнакомца, едва стоявшего на ногах, вызвал у ребят жалость.
Пошептавшись с Кириком, Янька спросил:
- Ты, поди, голодный?
- Да не сыт, - усмехнулся горько незнакомец и провёл рукой по давно не бритой щеке.
- Ступай за нами! - заявил решительно Янька и, пропустив вперёд себя Кирика с Делбеком, зашагал за матросом.
Вечером гостю стало плохо. Лицо его горело, как в огне, он часто прикладывал руку к затылку, где была ссадина.
- Должно, раненый, - высказал свою догадку Кирик.
Ночью ребят разбудили крики больного. Матрос сполз с нар и пытался встать на ноги. Он размахивал руками, рвался вперёд и только перед рассветом затих.
Янька и Кирик тихонько вышли за дверь.
- Страшно! - Кирик вздохнул. - Должно, хороший человек: о бедных всё говорил, драться с богачами звал… Давай лучше посидим здесь, - предложил он приятелю.
Ребята уселись у порога и говорили о матросе до тех пор, пока не уснули.
Два дня больной не приходил в себя, и Кирик с Янькой ни на минуту не оставляли его.
Как-то на рассвете Кирик проснулся и увидел, что матрос пытается подняться на ноги. Кирик толкнул Яньку. Тот открыл глаза и спросил:
- Дяденька, тебе, поди, пить охота?
Матрос молча кивнул головой. Зачерпнув из казана воды, мальчик подал её незнакомцу. Тот с жадностью припал к кружке. Напившись, спросил:
- Чей ты?
- Я тюдралинский, Прокопия Ивановича сын. Тятя с немцами дерётся.
Больной понимающе кивнул головой.
- Ты, поди, есть хочешь? Мы сейчас тебя накормим и напоим. Только у нас чаю нет, пьём бадан. Шибко пользительный! - затараторил Янька.
- Ну, вскипяти.
- А он, - Янька показал на Кирика, - вроде как брат мне приходится. Только он алтаец, а я русский.
- Вот и хорошо! - сказал матрос и внимательно посмотрел на ребят.
Накормив матроса, Кирик и Янька долго о чём-то шептались, потом в смущении посмотрели на своего гостя.
- Что, ребята?
- Вымыться бы тебе горячей водой надо…
- А где её взять?
- А у нас есть казан. Мы живо вскипятим… Кирик, - заторопился Янька, - ты сбегай за хворостом, а я принесу воды.
Через час довольный матрос, полушутя, говорил:
- Ну, други, устроили вы мне баню неплохую! А вот скоро в тайге будет такая баня богачам, что нагишом повыскакивают в лес.
На следующий день, когда стемнело, около избушки послышался конский топот. Схватив карабин, матрос направился к двери.
- Не стреляй! Это Темир, хозяин избушки, - предупредил Кирик.
- Кто такой?
- Охотник.
Матрос поставил карабин в угол и вышел. Соскочив с коня, Темир смело подошёл к незнакомцу.
- Здравствуй!
Матрос протянул руку.
Сначала разговор между ними не клеился. Осторожный Темир больше молчал. Но, пока ребята готовили чай, взрослые разговорились.
- Большое у тебя хозяйство, Темир?
Охотник улыбнулся.
- Буланый конь, Мойнок и ружьё.
- Почему живёшь так бедно? Разве ты не хозяин этой тайги, этих гор? - рука матроса описала полукруг. - Ведь ты посмотри, какое богатство здесь! Пастбища, реки, леса. Разве мачехой стала тебе тайга?
- Нет! - решительно ответил Темир. - Нет, - повторил он. - Тайга мне, как родная мать, и я люблю её, как сын. Но завладели ею Сапок, кривой Яжнай и Зотников.
- Кто они?
- Сапок - теньгинский старшина, Яжнай - местный бай, Зотников - богатый заимщик.
- А ты, сын тайги, бродишь, как чужой?
Темир опустил голову.
- Что же мне делать? - Темир с надеждой посмотрел на собеседника.
- Пойдём со мной.
- Куда?
- Куда поведу, - улыбнулся матрос.
- Разве нам по пути?
- Конечно. С большевиками тебе по пути.
- Кто они?
Матрос приподнялся и, положив руку на плечо охотника, сказал проникновенно:
- Это, Темир, люди, которые хотят, чтобы ты был хозяином тайги, чтобы ты жил лучше…
- Вот это здорово! - не спуская глаз с незнакомца, прошептал Янька. - Дяденька, а дяденька, а ты откуда? - спросил он матроса.
Матрос назвал себя и рассказал свою историю.
Коммунист-сибиряк, он был направлен в Кузнецк для связи с местной организацией большевиков.
Во время одной из поездок в Горный Алтай Печёрский. так звали матроса, был схвачен кулаками и посажен в острог… С помощью верных людей ему удалось бежать в тайгу. В перестрелке с кулаками Печёрский был ранен в голову и несколько дней брёл по тайге наугад. С ним были ружьё, карта и компас. При переправе через горную речку он потерял компас, и карта стала уже не нужна. Матрос заблудился. Недели две жил охотой, а потом патроны вышли. Началась старая болезнь - лихорадка. Обессиленный, он спустился в ущелье, но выбраться из него не мог. Там-то и повстречал ребят…
И у Темира нашлось что рассказать матросу. Он поведал ему об организованном им отряде, который рос с каждым днём.
Последующие события развёртывались с необычайной быстротой. Из Мендур-Сокона, захватив с собой отцовские ружья, старые берданки, ушли в горы Амат, горбатый Кичиней, Дьалакай и старый Амыр. Из Усть-Кана в отряд Темира пришёл пастух Алмадак и ещё двое алтайцев.
Но не дремали и богачи. Огарков и Тужелей сколотили банды из местных кулаков.
Евстигней Зотников обнёс заимку высоким частоколом и в помощь Чугунному принял трёх беспаспортных бродяг:
- Документы мне ваши, ребята, не нужны. А ежели нагрянут стражники, укрою. Работа будет лёгкой: лежи и карауль хозяйское добро.
- От кого караулить-то? - прогудел один из бродяг - детина огромного роста, одетый в грязный ватник, и его бесцветные глаза уставились на Евстигнея. - От кого караулить? - повторил он.
- От недобрых людей, - брови Зотникова сдвинулись. - От тех, кто идёт против царя-батюшки.
- Да ведь его-то нет! - бродяга хрипло рассмеялся, зажимая рот, пахнущий чесноком и водкой, и подвинулся к Зотникову. - Нельзя ли косушечку?
Зотников сунул руку в карман и вынул револьвер.
- Ежели ещё одно слово молвишь про царя-батюшку, голову снесу!
- Но-но, не пугай! - остальные босяки подвинулись к Евстигнею. - Не таких видали.
Зотников быстро окинул взглядом широкий двор. Чугунного не было. Отступать нельзя. Заложив револьвер за спину, он шагнул к ближнему бродяге:
- Вот тебе, Савватеюшка, на первый случай! - и, размахнувшись, ударил его рукояткой револьвера.
Бродяга упал. Остальные с восхищением посмотрели на Евстигнея.
- В атаманы бы тебя, Евстигней Тихонович, шибко ты смел! В убивцы годишься. Мы бы с тобой не пропали, - хихикнул один из них.
Савватейко, точно побитый пёс, поднялся с земли и протянул руку хозяину:
- Дай на косушку. Орёл ты, Евстигней!
- Да и вы, вижу, не курицы, - усмехнулся заимщик.
Пьяный Савватейко жаловался друзьям:
- Одолел нас Евстигней. Думал, попятится, а он, на-ко, хлоп тебя! Хорошо, что по голове не ударил, - оловянные глаза пропойцы, не мигая, уставились в одну точку. - Теперь скажи Евстигней: "Савватейко, лезь в огонь", - полезу!
- На, выпей! Поди, душа горит, - протягивая Савватейке недопитую бутылку, произнёс один из бродяг.
- Горит, братцы! - дробно стуча зубами о горлышко посуды, Савватейко выпил и, повеселев, отбросил бутылку в сторону. - Ложки, братцы!
Бродяги достали почерневшие от грязя ложки, и тишину зотниковского двора огласила их частая дробь.
Ух! Ходи, изба, ходи, печь,
Хозяину негде лечь!
Гулянка продолжалась до утра. Над тайгой поднялось солнце, осветило деревья, поиграло зайчиками на окнах зотниковского дома и медленно стало сползать во двор, где у крыльца лежали мертвецки пьяные караульщики.
Вечером Евстигней вместе с новым телохранителем выехал на Тюдралинскую дорогу.
Проехав с полкилометра, они догнали человека в солдатской шинели.
Забросив котомку за спину, человек шёл торопливо и только оглянулся на стук копыт.
- Эй, служивый, дорогу!
Солдат стал на обочину, и Зотников узнал в нём своего бывшего работника Прокопия Кобякова. Натянув поводья, Евстигней приподнял картуз:
- Моё вам почтение!
- Здравствуйте, - сухо ответил Прокопий.
- Домой идёшь?
- Да.
- А как же с войной до победного конца? - язвительно спросил Евстигней.
- Пускай воюют те, кому этот конец нужен.
- А тебе разве не нужен?
- Нет, - ответил через плечо Прокопий. - Проезжайте. Пеший конному не товарищ, да и я тороплюсь, - и, отвернув давно не бритое лицо от Евстигнея, он сошёл с дороги.
- Мой бывший работник. По лицу вижу, что большевик, - пояснил Евстигней Савватейке, кивая в сторону Прокопия.
- Дать ему встряску? - бродяга придержал коня.
- Сейчас не стоит. Посмотрю, что будет дальше, - махнул рукой Зотников.
… К вечеру в избе Кобякова собрались односельчане - фронтовики. И, когда на востоке заалела яркая полоска света, гости Прокопия стали расходиться по домам.
На следующий день в Тюдралу из Яргола пришёл матрос. Рядом с ним шагали Янька и Кирик. Поодаль, обнюхивая заборы, бежал Делбек.
- Показывай свою хату, - сказал матрос Яньке и тот помчался вперёд.
Печёрский подошёл к избе Прокопия и, окинув взглядом заречье, где ютились алтайские аилы, постучал в дверь. Па стук выглянула Степанида. Увидев на Кирике матросскую бескозырку, она улыбнулась.
- Будущий моряк Балтийского флота, - кивнул матрос в сторону Кирика.
Прокопий вернулся под вечер. Поцеловал ребят и, освободившись от их объятий, радостно протянул руку Печёрскому:
- Слышал о тебе, слышал!
А назавтра приехал Темир с усть-каноким пастухом Алмадаком.
Снова пришли фронтовики. В избе стало тесно…
Часть вторая
Глава первая
В один из солнечных зимних дней над Тюдралой понеслись тревожные звуки церковного набата. Всё село пришло в движение: скакали верховые, шли пешие, скрипели колёсами таратайки, ржали кони. На маленьких лохматых лошадях, густой колонной, к центру села двигались с Темиром алтайцы.
Группа фронтовиков, во главе с Прокопием и Печёроким, вышла на площадь с красным знаменем. Позади шагали Кирик и Янька. Сегодня Степанида надела на них новые рубахи, нарядила точно на праздник. Прокопий махнул звонарю, и тот умолк. Солнце заливало село, голубые горы и леса и, сверкая на льду реки, отражалось в окнах избушек.
Народ прибывал. Со стороны заимки Зотникова на окраину Тюдралы выскочил всадник. Покружил вороного коня и, подняв его на дыбы, яростно ударил нагайкой. Сверкнули на солнце серебряные накладки седла. Повернув лошадь, всадник бешеным галопом помчался обратно. Среди деревьев замелькали его богатая шуба и нахлобученная шапка, опушенная мехом выдры. Это был кривой Яжнай. Рано утром, объезжая зимние пастбища, он не нашёл на месте пастухов и, узнав, что табунщики и чабаны уехали вместе с Темиром в Тюдралу, поскакал туда. При виде тысячной толпы народа бай струсил и погнал своего коня на заимку Зотникова.
Митинг открыл Прокопий.
- Товарищи! Буржуазное правительство пало! - говорил он. - В стране утвердилась власть рабочих и крестьян. Трудовой народ стал хозяином своей судьбы. Только через Советы мы придём к счастливой жизни. Да здравствует отец и учитель мирового пролетариата - Ленин!
По площади, точно вешний поток, прокатился гул голосов; он нарастал откуда-то издалека и превращался в могучий рокот:
- Слава Ленину!
- Да здравствует власть Советов!
- Смерть мироедам!
После Прокопия выступил Печёрский, за ним - Темир. Говорил он по-алтайски. При упоминании Сапока и Яжная лицо его мрачнело и озарялось улыбкой радости, когда он называл русских братьев - Печёрского и Прокопия.
В этот день тюдралинцы выбрали свой первый Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов с председателем Прокопием Кобяковым.
Военным комиссаром отряда самоохраны был избран Иван Печёрский, его заместителем - Темир.
Но враги советской власти не дремали.
Вечером на заимку Зотникова приехали Сапок, Аргымай и кривой Яжнай. Ночью же сюда на взмыленном коне прискакал Ершов - бывший царский офицер. Его сопровождал Огарков.
Евстигней и все присутствующие при виде Ершова поднялись с мест.
Когда забрезжил рассвет, гости Зотникова разъехались в разные стороны. Провожая Ершова, Евстигней задержал его на крыльце.
- Как же держаться с большевиками?
- Тише воды, ниже травы, постарайся втереться к ним в доверие, - и, наклонившись к уху хозяина, Ершов прошептал: - Скоро так нажмём на коммунистов, что кровь из них ручьём брызнет! - глаза Ершова сверкнули. - А сейчас притихни. Съезди завтра в Тюдралу, в сельсовет. Так, мол, и так, я, Евстигней Зотников, стою за социализм, - Ершов зло усмехнулся, - а поэтому отдаю, мол, в общее пользование маральник. Понял? - Видя, что хозяин нахмурился, Ершов похлопал его по плечу. - Потом мы его вернём. Всё будет в порядке, - и, вскочив на коня, исчез в предутреннем тумане.
Евстигней явился в Тюдралинский сельсовет. Долго шарил глазами по стенам и, не найдя иконы, опустился на лавку.
- Зачем пожаловал? - спросил сурово Прокопий.
Зотников не спеша погладил окладистую бороду, проговорил вкрадчиво:
- Значит, теперь и показаться нельзя? А ежели, к слову доведись, я сочувствующий советской власти, можешь ты меня гнать?
- Ну хорошо. Говори, зачем пришёл?
Евстигней крякнул:
- Желаю свой маральник в общее пользование передать.
- Хорошо. Завтра пошлю комиссию, маральник примем. Ещё что?