- Обязательно нашла бы…
- Вот и я так думаю. Конечно, Кате нельзя говорить, что у неё нет мамы… Ни-ни! - строго сказала Мила. - Ведь она всё надеется… всё надеется…
- Сама понимаю, - вздохнув, сказала Анюта. - У меня тоже ничего не известно про маму, бабушку и братишку. И про папу одно время тоже ничего не было известно. А потом Клавдия Михайловна помогла найти. Сейчас я ему пишу письма на полевую почту. Он у меня на фронте.
- А у меня папаша остался партизанить в лесах, - сказала Мила.
- Знаешь что? - внезапно предложила Анюта. - Всё равно нам вчетвером с огурцами не управиться, давай позовём сюда твою Катю. Пусть она с нами будет, а?
- Пусть. А что завхоз скажет?
- Ольга Ивановна говорила, что придётся пятую звать, думаю, пусть Катя. Ладно?
- Тогда я схожу за Катюшей на огород.
- Сходи…
- А если привезут огурцы?
- Ничего, я пока одна управлюсь.
Глава 9. Наташа
Наташа изо всех сил старалась на своей грядке. Она видела, как приближается к ней далёкий конец этой грядки, а за её спиной остаются зелёные горки огурцов.
Вот захотела и обогнала даже тех, кто работает по-двое на одной гряде! Захотела и не отстаёт!
Она ловко отворачивала шершавые лапчатые листья, и руки сами находили прохладные твёрдые огурцы. Даже не глядя, наощупь, она узнавала, какие они. Вот этот длинный, пупырчатый - самый хрустящий огурец, с крохотными зёрнышками. А у этого круглого, пузатого - белое брюшко. Такие никогда не бывают горькими. Всегда сладкие, как сахар. А этот огромный, жёлтый - наверное, перезрелый.
Отрывая правой рукой огурец, она левой придерживала черенок, чтобы с корнем не вырвать всю плеть. Много на каждой совсем крохотных огурчиков. Пусть их ещё немного подрастут!
Уже давно вся злость и огорчение с неё слетели. Зачем она так обидела новенькую? С добродушным и слегка покровительственным видом она покосилась на Катю. Работает. Старается. Такая бледная, худышка! Ничего. Тут, у них в доме, она живо поправится. Наверное, назначат дополнительное питание.
Спросить у неё о чём-нибудь? Заговорить?.. Только как же так просто, если они в ссоре?
Когда Аркаша прибежал за огурцами, он снова свистнул, однако на этот раз одобрительно.
- Постаралась! - сказал он, кивая на огурцы. Наташа подняла к нему своё разгорячённое работой, пунцовое лицо.
- Теперь ты, пожалуй, больше всех набрала.
- Правда?!
Глаза у Наташи блестят.
- Честное слово! Я и сам рад, что ты постаралась.
- И я рада!
Наташа снизу вверх смотрит на веснушчатое лицо Аркаши, на его облупившийся нос, почти белёсые волосы и брови. Весь выгорел на солнце! Почему она раньше не замечала, какой он славный, этот Аркаша!
- Хочешь огурец? - спрашивает Наташа. - Вот самый хрустящий!
Аркаша отрицательно мотает головой:
- Даже смотреть не могу.
- И я тоже, - говорит Наташа: - у меня полный живот огурцов…
- Про касторку не забывай! - говорит Аркаша.
И они вместе смеются. Уж эта касторка! Как её забыть?
Аркадий убегает, и Наташа снова берётся за огурцы. Но когда она смотрит на далёкий конец своей грядки, она вдруг чувствует, что у неё ужасно ноют коленки, очень ломит на руках пальцы и до невозможности горит лицо. И сразу ей всё так надоедает…
Она стремительно вскакивает и несётся по ложбинке меж грядок прямо вниз, к реке.
За спиной она слышит голос Марины:
- Наташа! Куда ты?
Но она не останавливается. Ветер свистит у неё в ушах, а весёлые короткие косички, подпрыгивая выше головы, колотят её по затылку и шее… Она бежит вдоль речушки, высоко вскидывая босые пятки. Всё дальше и дальше. В ту сторону, где за их огородом начинается зелёный скошенный луг.
Как тут хорошо!
Наташа плашмя кидается на траву у реки. Потом перевёртывается на спину. Прямо над её лицом, между глазами и небом, качается крупная белая ромашка.
Наташа закидывает руку и рвёт цветок.
Сколько их было тут, пока не скосили траву! Весь луг казался белым от ромашек. Словно это были сугробы из огромных снежинок, а в каждой снежинке - золотой кружок… Даже зелень травы скрывалась под цветами.
Теперь осталась только одна… Пожалуй, она отнесёт её Кате. "Вот посмотри, - скажет она Кате, - какие у нас были ромашки. А эта осталась случайно". Наверное, Катя очень удивится. Может быть, обрадуется?
И зачем только она сказала "тощая"? Какая Катя тощая? Просто худышка. Наверное, до войны была другая…
Мама расстроилась бы, узнав про такие Наташины слова. "Стыдно, стыдно, стыдно!" сказала бы она.
Наташа снова перекувырнулась со спины на живот и поползла к воде. Её лицо оказалось над самой Кокшангой. В этом месте река, завернув в ложбинку, образовала спокойную, гладкую заводь. Лицо Наташи отразилось на зеркальной поверхности.
Наташа внимательно на себя посмотрела. Вот она какая! Вздёрнутый нос, карие глаза, вокруг лица каштановые колечки и на подбородке глубокая ямочка. Похожа на маму? Говорят, точь-в-точь. Одно лицо. Глупости! Мама в тысячу раз лучше…
Как она скучает без мамы, как скучает!..
Наташа пристально глядится в воду, и ей кажется, что из воды смотрит не её, а мамино лицо… Вот бы обняла и расцеловала!..
Конечно, в те страшные дни, когда от папы перестали получаться письма, в те дни мама не могла поступить по-другому… "Наташа, девочка моя, пойми меня, - сказала она Наташе, - пойми, я не могу иначе… Как-нибудь поживи без меня, пока кончится война… Я должна быть там…"
Наташа ей тогда сказала, что и она пошла бы на войну, будь она такая взрослая, как мама. И мама не узнала, как Наташа проплакала всю ночь, перед тем как им расстаться. Даже подушка отсырела. Может быть, когда-нибудь, когда окончится война, она об этом и расскажет маме…
Наташа, глубоко вздохнув, снова перевернулась на спину и посмотрела на небо.
Высоко-высоко плывёт облако. Удивительное облако! Два белых крыла распластались по небу. Будто крылья серебристого самолёта.
Может быть, это и в самом деле вовсе не облако, а огромный белый самолёт?
А потом она привезла её сюда, в этот детдом, и с тех пишет ей письма. Каждую неделю по письму. Но что такое письма!
Наташа снова глубоко вздыхает и снова смотрит на небо. Только теперь облако уже ничуть не похоже на серебряные крылья самолёта. Скорее просто лёгкое, прозрачное перо из крыла какой-нибудь невероятно большой птицы. Недаром в школе их учили называть эти прозрачные высокие облака перистыми…
И вдруг издали доносятся голоса:
- Наташа, Наташа, где ты?
Нужно итти, а то ещё Марина рассердится. Марина не любит, когда работают спустя рукава.
Наташа поднимается с травы и нехотя, медленно бредёт в сторону огорода.
Вот лиловый колокольчик. Нужно его сорвать. Вместе с ромашкой будет хорошо. Ещё можно вон ту пунцовую гвоздику. И ещё два жёлтых цветка. И немного травинок. Теперь хватит. Красивый букет вышел из этих пёстрых полевых цветов! Катя будет рада.
Наташа бежит снова вдоль берега Кокшанги к огороду.
На той стороне, в белых льняных рубахах с разноцветными оборками и пёстрых передниках, колхозницы расстилают лён. Длинными светлыми дорожками на зелёной траве лежат разобранные снопики льна.
Эта работа Наташе знакома. Несколько дней тому назад их второе звено ходило в бригаду Марфы Симаковой расстилать лён. Очень простое дело: нужно взять снопик, развязать на нём жгут и весь его разложить по траве возле другого. И так все рядком-рядком, снопик к снопику, снопик к снопику, и получается длинная соломенная дорожка. Полежит лён на солнце, ночью на него упадёт роса, и так несколько дней. А уж после этого можно и собирать.
Наташа на секунду останавливается. Кто это с жёлтой оборкой на белой вышитой рубахе? Кажется, Марфуша?!
- Эге-ге-ге, Марфа! - кричит Наташа и машет пучком цветов.
- Наташа! - откликается Марфуша с того берега. - Куда побежала? Приходи помогать лён расстилать!..
- Не могу! - кричит Наташа. - Мы свои огурцы обираем!
Когда она вернулась на огород, Кати на грядке уже не было.
Наташа удивилась: неужели так быстро управилась? Или она, Наташа, так долго валялась у реки?
- А куда ушла новенькая, Катя? - удивлённо спросила Наташа у девочек.
- За ней прибежала другая новенькая, Мила, - ответила беленькая Нюрочка, с челкой на лбу.
У Наташи сразу хмурятся брови:
- Зачем это она прибегала за ней?
- Позвала в овощехранилище солить огурцы.
- Солить огурцы? Она меня искала, не её…
- Она её искала, не тебя. Она сказала, им нужна пятая. Вот они и позвали её, а вовсе не тебя! - с подковыркой проговорила Нюрочка.
Наташа вся вспыхивает:
- Не меня, а её!..
И вдруг она швыряет сорванные у реки цветы и, с трудом сдерживая слёзы, медленно идёт к своей грядке. Ей так хотелось в овощехранилище солить огурцы! Так хотелось!..
- Наташа, - кричит ей вслед Нюрочка, - ты потеряла свой букет!
- Букет? Интересно, для кого мне понадобилось собирать букеты? Это сорняк - что ли не видишь?
Глава 10. Дождливое утро
С самого раннего утра заладил дождь, проливной весёлый, тёплый дождь. Он то хлестал прямыми длинными струями, то вдруг внезапно затихал и сквозь узкую прорезь в тучах давал проглянуть небу и солнцу… То вдруг, спохватившись, снова начинал лить, и лил с удвоенной силой.
На дорожках и около крыльца сразу образовались большие, непроходимые лужи, на которых приплясывали крупные капли.
Конечно, в этот день никаких работ ни в колхозе, ни на огороде, ни в лесу не было. Все ребята сидели дома. Впрочем, никто не скучал. У каждого нашлись разные домашние дела.
Только одна Наташа никак и никуда не могла себя приткнуть и стояла в спальне у окошка, разглядывая, как в оконное стекло шумно бьётся дождь. Что и говорить, это был необыкновенно сильный ливень! Помидоровые кусты, которые росли на длинных грядках вдоль южной стороны дома, как раз под окнами, совсем пришибло к земле этим проливным дождём.
- Несчастные! - вздохнула Наташа, прижимая нос к стеклу.
- Кто? - спросила беленькая Нюрочка, отрываясь от разноцветных лоскутков, из которых она что-то мастерила кукле. - Кто несчастные? - повторила она, готовая, если понадобится, присоединиться к Наташиным вздохам.
- Помидоры, - сказала Наташа: - промокли до костей!
- У них не бывает костей, а только зёрнышки, - поправила Нюрочка и, вздохнув, сказала: - Они вкусные.
- Ты глупая и ничего не понимаешь! - сказала Наташа, не отрывая побелевшего носа от стекла. - Когда про человека говорят - промок до костей, он тоже до костей не промокает…
Помидоры, действительно, совсем полегли на землю. Даже толстые палки, и те пригнулись вниз, не в силах удержать намокшую зелень. Да, будет им работка после дождя! Снова придётся всё приводить в порядок.
Эти помидоры были Наташиными воспитанниками, можно сказать, от самой колыбели. Она пересаживала рассаду из ящиков в парники, когда они были совсем малышами, может быть не больше чем в два мизинца ростом. И каждое утро и каждый вечер она с другими девочками поливала их тёплой прудовой водой. И не ленилась притащить в гору лишние лейки, чтобы напоить кустики досыта. А когда они повзрослели, стали упираться темнозелёными головами в стёкла парниковых рам и проситься на волю, их пересадили на эти грядки перед домом.
…Но какой дождь! Сколько времени он может лить? Весь день или тысячу лет?
Главное, все ребята чем-то занялись, только она целое утро не знает, куда ей приткнуться.
А что делает Нюрочка? Интересно, чем это она так увлеклась?
Наташа отрывает от стекла свой побелевший нос и смотрит на Нюрочку.
Так и есть! Взяла её собственный, Наташин, лоскуток. Зелёный в клеточку. Сейчас она ей покажет!
- Нюра! - не очень громко, но очень внушительно говорит Наташа.
От неожиданности и, главное, от строгости Наташиного голоса Нюрочка вздрагивает.
- Что?
- Откуда у тебя этот лоскут? Да, да, этот, клетчатый.
У беленькой Нюрочки испуганно дрожат ресницы. Она смотрит на Наташу и, заикаясь, говорит:
- На… на тумбочке… на этой… Возьми, если он твой…
- Конечно, он мой! - говорит Наташа и хмурит брови. - Конечно, он мой, а то чей?
И вдруг ни с того ни с сего произносит равнодушным и скучным голосом:
- Ладно. Бери себе, если он тебе нравится…
- Насовсем? - шепчет Нюрочка, не веря своим ушам.
- Конечно, насовсем! Неужели наполовинку!
А дождь льёт, льёт…
Наташа снова прижимается носом к стеклу. И вдруг глаза её загораются. Прямо от почты, направляясь к их дому, идёт почтальон Алёша. Его почтарская сумка, толстая, набитая письмами, висит сбоку. Он широко и твёрдо шагает по мокрой и, наверное, очень грязной дороге. И Наташе кажется, будто она слышит, как постукивают деревяшки, которые Алёша, как и все марийские ребята, обязательно подвязывает к подошвам, чтобы дорожная грязь не прилипала к ногам.
Наташа распахивает обе створки окна.
Дождь, словно только и ждал этого целое утро, с силой врывается в комнату. В одно мгновение Наташино лицо, руки, косички покрываются крупными водяными каплями.
Но ей всё равно.
- Алёша, - кричит она, стараясь перекричать шум дождя, - мне есть?
Она высовывается из окна. Дождь хлещет за воротник платья, захлёстывает в комнату…
Алёша видит её, слегка похлопывает по толстой кожаной сумке и мотает головой. Но не понять, есть или нет! Он что-то кричит. Но дождь так громко стучит, что Алёшины слова совершенно невозможно разобрать.
- Наташа, - шипит Нюрочка, - зачем ты напускаешь дождик? Закрой окно! Вот скажу Софье Николаевне…
- Ябеда-лебеда, выросла у пруда! - ликующим голосом кричит Наташа и опрометью выскакивает из спальни.
Раскрытые створки хлопают от дождя и ветра. И Нюрочка, ворча и отфыркиваясь, закрывает окно.
А Наташин голос разносится по всему дому:
- Алёша! Алёша! Алёша идёт!..
Но кто-то ещё раньше увидел Алёшу. Топот детских ног уже раздаётся по всему коридору.
Но разве Наташу опередишь?
Она уже распахнула входную дверь.
Она уже на крыльце.
- Наташа, Наташа, не смей выбегать на дождь! - кричит Софья Николаевна. - Простудишься!
Куда там!
Один скачок - и Наташа с крыльца прыгает в большую лужу… Фонтаном взлетают брызги и обдают её всю, с ног до головы.
Не всё ли равно?
Алёша уже рядом.
- Алёша, - кричит Наташа, цепляясь руками за Алёшину почтарскую сумку, - ты только скажи, а мне?
Алёша кивает головой на сумку и лукаво говорит:
- Тут? Ничего нет…
- Нет?! - На глазах у Наташи готовы выступить слёзы. - Нет…
Но Алёша, продолжая лукаво посматривать на Наташу, отворачивает мокрыми пальцами край своего парусинового пиджачка. Голубой уголок конверта выглядывает из внутреннего кармана.
- Моё?! - На щеках у Наташи вспыхивает румянец. - Положил отдельно… Какой ты, Алёша!.. - У неё благодарно блестят глаза.
А дождь льёт, как нарочно, с необыкновенной силой… По лицам Наташи и Алёши скатываются быстрые дождевые струйки.
- Ах, Алёша, Алёша, значит ты тоже очень рад, когда мне от мамы письмо?..
- Ты такая нетерпеливая, - говорит Алёша и прибавляет: - Разве ты дождёшься, пока я тебе достану письмо из сумки?
- Дай скорей!
Они входят в дом, вот уж действительно промокшие до костей!
- Наташа, - очень строго встречает её Софья Николаевна, - что ж это такое?
Сейчас нужно бы пожурить девочку, сказать насчёт дисциплины и всего прочего, но Наташа смотрит на неё такими счастливыми глазами!..
- Софья Николаевна, - говорит она умоляющим голосом, - завтра ругайте хоть целый день, а сегодня, пожалуйста, не надо: мне письмо от мамы…
Да, разве можно кого-нибудь ругать, когда приходит Алёша с письмами? Для одних это минуты радости и счастья, для других - горькое разочарование… Но и с теми и с другими нужно быть как можно нежнее и мягче…
И Софья Николаевна только пробует рукой влажные Наташины косички, вымокшее платье и говорит:
- Ведь вся насквозь! Иди переоденься, простудишься.
- Ничего, ничего, не простужусь… Я так рада, так рада!..
Глава 11. Письмо от мамы
Теперь Наташе всё равно, идёт ли дождь, выглянуло солнце или наперекор всему наступила зима! В руках у неё письмо в голубом конверте. Обратный адрес - "Полевая почта 2852, Т. Иванова".
Ух, какое тяжёлое письмо! И, кажется, там что-то твёрдое?! Наташа нетерпеливо рвёт конверт.
Карточка! Карточка!
Наташа вскачь несётся по коридору обратно в спальню. Она садится на кровать и начинает жадно всматриваться в мамино лицо.
Всё-таки снялась! Сколько времени обещала, никак не могла собраться и наконец всё-таки снялась!
Наташа осторожно, одним пальцем, гладит смеющееся мамино лицо, которое всё поместилось на её раскрытой ладошке.
Глядите-ка! Глядите-ка! На погонах у неё прибавилась ещё одна звёздочка!
Значит - военный корреспондент лейтенант Иванова.
Ух ты, как важно! Нужно будет всем ребятам рассказать.
- Теперь полежи, пока я буду читать твоё письмо, - говорит Наташа и поудобнее укладывает мамину карточку на самой середине своей подушки.
"Дорогая моя девочка! Так вышло, что не писала тебе несколько дней. Прости, дружочек. Не обижайся. Никак не могла, хотя всё время думала о тебе и скучала. Сейчас мы вышли к большой реке. Помнишь, два года тому назад мы втроём - папа, ты и я - плыли на пароходе по этой реке? А город весь в огнях ты помнишь?"
Конечно, Наташа помнит. Это было позапрошлым летом. Тогда ещё не начиналась война. У папы и у мамы отпуск был в одно время, и они все вместе отправились на пароходе по Волге. Какое это было счастливое и весёлое путешествие!
Значит, мама теперь на Волге?
Наташа помнит, как они ночью плыли мимо большого города. Наташа спала в каюте, вдруг прибежала мама, растормошила её, велела накинуть халатик и потащила сонную на верхнюю палубу.
Город растянулся на много-много километров. Он весь переливался и блестел тысячами электрических огней. Из репродукторов звучала музыка и разносилась над водой. А тёмное небо, казалось, спустилось вниз и мягко укутало и город в огнях, и реку, в которой отражались эти огни, и пароход, который медленно плыл по Волге…