У каждого есть любимый орган; в этом суть нашей работы. Да, вы берете розовые листки со своего стола и идете к клиентам, которых вам дают - в конце концов, работа есть работа, - но моей специальностью всегда была печень, особенно модели "Кентон" и "Таихицу"; признаюсь, я получал огромное удовольствие, вынимая их из хронических алкоголиков. Посмотрим правде в глаза - всякий, продолжающий бухать как конь даже после цирроза собственной и трансплантации искусственной печени, не заслуживает уважения ни в жизни, ни в смерти.
Один тип был настолько пьян, когда я проник к нему в квартиру в три утра, что я сэкономил эфир, не израсходовав ни миллилитра. Клиент ерзал, брыкался и извивался мясистой тушей в медленном горизонтальном мамбо - ничего, с чем я не смог бы справиться, - но даже не пикнул, когда я приступил к делу.
- Весело тебе? - спросил я, глубоко погрузив скальпель в его живот. Кровь ручьями текла на прекрасный паркет, хотя ее было меньше, чем я ожидал.
- Ага-а-а-а-а-а.
- Больше ты не будешь напиваться, да, приятель?
- Бу-у-у-у-ду-у-у-у!
- Тогда продолжай веселиться. - В глубине брюшной полости мигнул сенсорный маячок, и я рванулся к нему, как искатель приключений, прорубающий себе путь сквозь джунгли. - Посмейся напоследок.
Клиент прожил еще несколько минут после того, как я вынул его "КЛ-418", и черт меня побери, если он не прохихикал всю переправу в Хароновой лодке. Спасибо тебе, "Джек Дэниэлс", сэкономил мне пинту эфира.
Я с большим удовольствием изымал печень, чем другие органы, хотя много ночей провел, вырезая селезенки производства "Маршодин". Последняя модель, та самая, которую они уже год представляют на торговых ярмарках, поставляется со встроенной отсоединительной системой, фактически отрезающей селезенку от тела реципиента, едва закончится шестидесятидневный льготный период кредитования. Черт, это, конечно, облегчает изъятие неоплаченного товара, но заставляет задуматься о том дне, когда мы, парни из отдела возврата биокредитов, станем не нужны. Органы научатся самостоятельно покидать хозяев-халявщиков, извиваясь, выбираться наружу из тел реципиентов и шлепать к ближайшему складу. Надеюсь, меня тогда уже не будет.
Дело в том, что экстракция печени - самая красивая и простая операция из всех. Легкий доступ - практически без препятствий, минимум примыкающих органов и тканей. Все остальное уже сложнее. Искусственное сердце сидит глубоко в грудной клетке - пока там справишься с костями и мышцами, и комиссионные не оправдывают возни и расхода эфира. Впрочем, в былые дни я брался за любой "Джарвик", если вознаграждение было приличным. Поэтому и оказался сейчас в таком дерьме.
Дальше. ЦНС - о, если я заведу разговор об искусственных нервных системах, то у вас терпения не хватит. Я ими больше не занимаюсь, отказываюсь при малейшей возможности. Я не могу вынимать то, чего не вижу, что бы там ни говорили про разные модели "Призраков". Да, я проходил необходимое обучение, но не особо вникал. Подобное изъятие, конечно, окружено аурой респектабельности, и у каждого наготове история о недавней охоте за "Призраками" в стволе головного мозга какого-нибудь несчастного олуха - это повышает шансы попасть на ужин в качестве интересного гостя. Но печень… Печень реальна, плотна, осязаема. Я ее вижу, могу ее вынуть и держать в руке. У меня есть о чем волноваться и без "фантомных нервов" и "виртуальных сенсорных проводящих путей".
У глаз и ушей слишком много битов-байтов, мелких деталей и всяких тонкостей, и хотя я полностью за микроэкстракции, приходится признать, я немного разгильдяйничал, когда все изучали наноорганы. Так, что осталось? Щитовидки уродливы, желудки грязны, мочевые пузыри хлипки, почки - вообще фигня: взрезай спину, хватай, рви на себя и дрыхни потом всю ночь без задних ног с бутылкой водки вместо подушки.
Кстати, о ногах. Протезы конечностей - примитив и жуткая скука. Ничего трудного и совсем мало возни. Руки, ноги, пальцы - зевать тянет. В нашей индустрии мы называем это цепной работой - в смысле для цепной пилы. Большинство изъятий проводится из головы или тела; для конечностей не требуется даже полной лицензии биокредитчика. На конечности я вообще посылал своего племянника - ему пятнадцать, но надо же пацану учиться какому-нибудь ремеслу, а для высшего образования у него мозги не те. Он и школьную науку не осилил, но это милый маленький засранец, и мне показалась удачной идея основать семейное дело по возврату биокредитов. Я не мог предложить поучаствовать в этом родному сыну, даже знай я, где он. Питер бы плюнул мне в лицо. Я это заслужил.
Питера, моего сына, я не видел шесть лет. Последний раз мы встречались возле "Снэк шэк" в западной части города, недалеко от очереди за картофельными чипсами и пивом, и он бил меня в грудь кулаками. Это было безболезненно, по крайней мере физически, но я притворялся, что корчусь от боли. Подыгрывал. Питер всегда немного робел от моих габаритов и силы - сухой массы во мне добрых девяносто пять кило, почти сплошь мышцы, а он пошел в мать - тонкая кость, ангельски нежные черты. Мы словно из магазина игрушек: он - фарфоровая кукла, а я - бешеный горилла. Он выглядит аристократом в эпоху, когда аристократия рушится под грузом собственных предрассудков. "Это Питер, - говорю я всем, - мой мальчик, красивый, одинокий и безнадежно не вписывающийся в современную реальность".
Питер мой единственный сын и вообще единственный ребенок. Его мать - моя третья жена Мелинда, но рос он при моих четвертой и пятой женах, Кэрол и Венди, у которых хватало доброты и сердечности обращаться с ним как с родным. Замечательный ребенок. Не знаю, каким образом мне это удалось, но Питер получился хорошим мальчиком. Мелинда исчезла из моей жизни через год после рождения сына. С тех пор я видел ее только раз, и этого оказалось достаточно для нас обоих.
Договорившись о совместной опеке, мы передавали сына друг другу на неделю, всячески избегая личного общения. В таких случаях из собственного опыта могу посоветовать эсэмэс-сообщения. Я набирал Мелинде коротенькую записку, информируя, где она может забрать Питера в конце дня, а она отвечала. Мы оставляли сына с друзьями, с коллегами - с любым, кто соглашался побыть временным опекуном и перевалочным пунктом, откуда тот или другой родитель забирал пацана.
Я не был в этом виноват. По крайней мере вначале. Я был бы счастлив, зайди Мелинда посидеть, попить кофе, поговорить о том, как прошла неделя, но экс-супруга не желала иметь со мной ничего общего. Она предпочитала передать сына сложным кружным путем, как шифровку в фильме о шпионах времен холодной войны, чем переброситься словечком с бывшим мужем.
* * *
Подав на развод, Мелинда в качестве причины написала всего два слова: "Патологический эгоцентризм". Я так и не понял, кого она имела в виду - меня или себя?
Причины разводов, указанные моими пятью женами:
Жена номер один, Бет: "Препятствует моей карьере своей неумеренной ревностью".
Жена номер два, Мэри-Эллен: "Невнимание, частое отсутствие, неисполнение сексуальных обязанностей".
Жена номер три, Мелинда: "Патологический эгоцентризм".
Жена номер четыре, Кэрол: "Супружеская неверность".
Жена номер пять, Венди: "Непреодолимые противоречия".
Венди единственная повела себя тактично. Она могла написать любую причину по своему выбору, и я не стал бы возражать, поскольку сам ее бросил, хотя наш брак был крепким и стабильным - лучшая семья, которую мне удалось создать. Венди могла прицепиться к любой части моего "наследства" (очень скромного), но предпочла развестись без обвинений, не возлагая бремя вины на кого-то из нас - или сразу на обоих.
Остальные причины - либо ложь, либо преувеличение, особенно фраза насчет неисполнения сексуальных обязанностей. Да, было время… вернее, момент в моей жизни, когда старый барсук не желал быстро вылезать из своей норы, но неисполнение - слишком сильно сказано. И Кэрол я не изменял. Я вообще ни разу не изменил ни одной из своих жен. Кэрол требовалась причина для развода в ее родной Алабаме, и супружеская неверность, видимо, первой пришла ей на ум. Она всегда была импульсивной.
В большинстве моих разводов был огромный плюс - не страдали дети. Никакой нервотрепки по поводу опеки, никаких бурных ночных ссор, когда ребенок в другой комнате, накрыв голову подушкой, ждет, скоро ли мама с папой начнут наконец целоваться и помирятся.
А вот с Мелиндой у нас был Питер, и этот стресс тяжело отразился на обоих. Соответственно, досталось и пацану. Нам хотелось, так или иначе, закончить то, что вообще не следовало начинать, но это неожиданно повлекло за собой слишком болезненные последствия.
И все же, насколько я знаю, Питер не в претензии. Он вообще не винит меня в своих детских переживаниях, в нашем разводе и во всех моих грехах перед Мелиндой, кроме самого последнего. И я на него за это не обижаюсь.
Мы с Джейком любили поговорить о чувстве вины. О доверии. Обо всем на свете. У нас была масса времени. Мы теоретизировали на тему, есть ли Бог, и если да, то что Он думает о наших искорганах, о вызывающем привыкание препарате "кью", предупреждающем отторжение, или о людях, приписывающих крупные спортивные победы или поражения Его Божественному вмешательству. Не стану утверждать, будто нас терзал интеллектуальный или духовный голод; скорее, хотелось просто поболтать.
Как правило, мы выбирались из кровати и топали на работу часов в шесть-семь вечера, иногда успевая перекусить в помещении для персонала с кем-нибудь из коллег. В комнате умещались два покерных стола и несколько расшатанных складных стульев, стены были оклеены дешевыми обоями десятилетней давности, которые никто не озаботился обновить, и висела гигантская школьная доска, расчерченная на таблицу с указанием клиентов, искорганов, просрочки и ответственного исполнителя (или исполнителей). Здесь можно было выпить кофе, поболтать, изредка устроить мальчишник с приглашенной стриптизершей.
Но это было наше место, и мы сидели там, когда хотели. У сотрудников отдела возврата биокредитов ненормально узкий круг общения. Трудно, знаете ли, дружить, если людям кажется, будто ты только и ждешь момента вытащить у них печенку-селезенку. Длительные романы тоже редкость. Примерно из ста специалистов по возврату биокредитов, которых я знал в свое время, женаты были меньше половины, и лишь десятая часть жили в браке достаточно долго. Мне иногда казалось, что я работаю сверхурочно, выполняя брачный план за остальных.
Присвоение пятого уровня давало нам с Джейком определенные льготы: мы снимали сливки с заказов, забирая лучшие, пользовались уважением коллег в любой части света и получали надбавку за квалификацию. В качестве бесплатного приложения полагалось неизбежное нытье и мелкое дерьмо, подбрасываемое сослуживцами других уровней.
Бобби Ромен, вечный второй уровень, добросовестный биокредитчик с соответствующей внешностью - шесть футов два дюйма, тощий, как гончая, немногословный и трудолюбивый, - буквально на каждом заказе непонятно куда засовывал свой сканер и умолял нас достать ему новый, пока начальство не заметило.
Висенте Салазар каким-то образом получил четвертый уровень, хотя отказывался от заказов чаще, чем можно было понять и стерпеть. Он, видите ли, не ходил в определенные районы города и отклонял поручения, если требовалось применять эфир. Когда фамилия клиента начиналась с "К" или "В", Висенте отмахивался, даже не взглянув. Четвертый уровень он получил по единственной причине: снизойдя до работы, делал ее настолько быстро и аккуратно, как не умел никто, кроме нас с Джейком. Одно время Фрэнк подумывал присвоить ему и пятый уровень, но мы с Джейком зарубили это дело на корню. Пусть отлынивает, если хочет, но нам-то зачем по пять дополнительных заказов каждые выходные.
Еще был Тони Парк, вечная заноза у меня под ногтем. Настоящее чудовище - сто десять килограммов мышц и сухожилий и череп неандертальца. Широкий лоб простирался, казалось, на целые мили и уходил под густой, как шерсть, бобрик с ярко-зелеными прядями. Вопреки правилам Кредитного союза и нравственным законам, навязанным обществом, Тони Парк сделал фирменную татуировку не на шее, как остальные, а в центре своего слоновьего лба, почти между глаз, ну, чуть повыше. Знак действовал на людей не хуже динамитного взрыва. Тони вычитал это в сборнике комиксов и решил - раз пропечатано в разделе юмора, значит, ему в самый раз.
Кроме сомнительного вкуса, Тони обладал еще и удручающе тонкой нервной организацией. Что бы ни думал читатель, это не самое лучшее качество специалиста по возврату биокредитов. В нашей работе нужно уметь орать, принуждать, иногда стрелять и наносить удар ножом, но психовать и терять над собой контроль - последнее дело. Тони, должно быть, прослушал эту часть на семинаре.
В результате Тони Парк крутился на вечной орбите между вторым и третьим уровнями - его то повышали, то понижали. Он хватался за ответственные заказы, возвращал фирме целые системы, выслеживал богатенького должника и становился работником месяца и специалистом третьего уровня, а через неделю выдирал селезенку у какой-нибудь престарелой леди прямо на вечеринке в честь ее сто десятого дня рождения в ресторане "Деннис", забрызгав кровью французские тосты с яйцом и беконом, и - привет, добро пожаловать на старый добрый второй уровень.
Он вечно ходил за мной с какой-нибудь просьбой.
- Слушай, мой племянник хочет у нас работать, - заводил он. - Дай ему рекомендацию, чтобы его приняли в программу!
- Сам и вводи его в программу, Тони.
- Да, я тоже мог бы, - ныл он, - но если словечко замолвит специалист пятого уровня, это будет авторитетнее для вонючих снобов из начальства…
Когда я говорил "нет", он переключался на Джейка - ходил за ним хвостом и канючил о том же, как пацан, упрашивающий родителей отпустить его в торговый центр с друзьями. Тони нельзя было остановить. Это его лучшее качество и одновременно злейший враг.
В результате в комнате для персонала мы с Джейком уже не чувствовали себя вольготно, как раньше. К восьми вечера, когда люди укладывают своих мальцов в кровать, мы отправлялись в кабинет Фрэнка за розовыми листками. Иногда мы выполняли тот же заказ, что и накануне, но чаще всего нас ждала новая работа.
Фрэнк - человек старой закалки, руководитель до мозга костей - не привык тратить время на болтовню о заданиях или нашей специфике. Он ведет бизнес и не понимает, для чего об этом трепаться, пока язык не распухнет.
- Взять бы все эти треп-шоу, теленовости и моралистов, мелющих вздор о нашем Кредитном союзе, и направить их энергию на что-то стоящее, так у нас давно было бы по личному самолету и мир во всем мире!
Таков наш Фрэнк - вечно в заботах о своих сотрудниках.
По какой-то причине босс терпеть не мог, когда мы с Джейком околачивались в комнате для персонала.
- Я уважаю вашу маленькую дружбу и все такое, - говорил он, - но вы мои лучшие специалисты. Работа в паре вас тормозит. Разделитесь - и сможете обрабатывать двойную территорию и гораздо больше успевать.
- Мы и так все время разделяемся, - возражал я Фрэнку. - Я делаю семьдесят, а то и семьдесят пять процентов работы.
- Что ни групповой выезд - вы всякий раз вместе, как сладкая парочка или чего похуже.
Джейк презрительно фыркал:
- Будь мы сладкой парочкой, думаешь, ходили бы вдвоем на заказы?
Джейк и мои жены никогда не ладили. Он затаил обиду на мою первую супругу Бет из-за того, что наш роман в письмах подогрел мою паранойю до неприличия. Другие мои жены недолюбливали Джейка либо в связи с характером нашей работы, либо из-за особенностей нашей дружбы.
Кэрол, моя экс-супруга номер четыре, Джейка просто на дух не переносила, и я не сомневаюсь - одной из причин нашего развода стало ее упорное желание воспрепятствовать моему общению со старым приятелем. Лучше всего с Джейком ладила Венди, настоявшая на моем переходе из возврата биокредитов в продажи.
- Отдел продаж? - изумился Джейк, когда однажды вечером я поделился своими планами. - Ты меня за дурака держишь?
- Венди просит, - объяснил я. - По-моему, это разумно. Моложе я не становлюсь, а вонючие клиенты по-прежнему стреляют как нанятые. На прошлой неделе один тип направил на меня базуку и…
- Да какие, к матери, продажи? Ты хоть представляешь себя в отгороженной клетушке в общем зале? - Таким высоким резким голосом Джейк любил передразнивать немногих продавцов, с которыми мы общались: - "Мистер Джонсон, мы можем предложить вам эту селезенку по цене гораздо ниже, чем другие корпорации. Этим вы обязаны своей семье и самому себе…" - Он покачал головой. - Ты же подавишься собственной блевотиной!
- Да ладно, - отмахнулся я. - Работа есть работа.
- Брехня. Иди копай канавы, если решил выйти из дела. Или клепай номерные знаки на машины. Нельзя переходить из возврата кредитов в продажи. Это же все равно что обратная эволюция - так просто не бывает!
Конечно, он был прав. В глубине души я признавал: работа, которой я занимаюсь, - единственное, что умею и к чему лежит душа, хотя биокредитчику приходится убивать людей, делать их инвалидами или, еще хуже, заставлять отдаваться за искорган, хотя я никогда на это не велся.
К моменту выезда мы с Джейком уже часа два-три были на работе, на всю катушку используя оставшееся светлое время, болтая и балуясь пивком. Мы катили по улицам; я вел машину, а Джейк сканировал толпу, распугивая к чертям пешеходов. Ничто не вселяло большей паники в сердца людей, чем тонкий писк сканера, и Джейку это доставляло безмерное удовольствие.
- Так, проверим толстячка, - указал он на ожиревшего мужчину, грузно переваливающегося прямо перед нашей машиной. - Его органы вышли из строя давным-давно.
- На что спорим?
- На выпивку, - предложил Джейк. - Проигравший ставит пиво.
Заключив пари, Джейк тронул пальцем кнопку сканера, и на дисплее почти мгновенно высветилось: "Почка "Кентон ПК-5", просрочка платежа 172 дня".
- Восемь дней еще осталось, - разочарованно сказал Джейк. - Все равно надо его прищучить.
- Заметано, босс. - Я повернул руль, подъехал к корпулентному клиенту и высунулся в окно: - Прекрасный вечер, чтобы растрясти жиры!
Не повернув головы, толстяк бросил:
- Пошел на хрен.
Ну, не хам?
- Как там почка поживает? - осведомился я и выставил татуировку Кредитного союза во всей ее красе.
Мельком глянув на мою шею, мужчина побелел, словно из него выкачали кровь, и попятился с помертвевшим лицом, бормоча:
- Я… я выслал чек вчера.
- Ты уж проверь, дядя, выслал или нет, - посоветовал я. - Восемь дней, и почка наша.
Толстяк ровно за три секунды развернулся на месте и на предельной скорости покатился в ближайший переулок, стараясь по мере сил максимально увеличить расстояние между нами.
- Гляди, как припустил, - засмеялся Джейк.
Он выставил большой палец, и я приложил к нему свой, как мы делали последние десять лет.
- Так ему скоро новое сердце понадобится, - заметил я.