Несколько лет назад торговый центр был огромным пешеходным рынком в западной части города, меккой побрякушек и непомерно дорогих полудизайнерских тряпок - в точности как любая фабрика покупателей в любом городе. Матери возили детишек от ларька к ларьку в ярко-красных прогулочных колясках, предоставляемых администрацией рынка, девицы искали подарки своим бойфрендам, бойфренды искали соблазнительные трусики для своих девиц, тонны наличных переходили из рук в очень смуглые руки, и в Багдаде было все спокойно.
Кредитный союз находился еще в зачаточном состоянии, когда компания Курцмана выкупила торговую площадь на первом этаже, выжив оттуда "Гэп", и два месяца спустя открыла двери первой станции обслуживания искусственных органов. Кредит под ноль процентов, всеобщая доступность, не отказывали ни одному подходившему по критериям просителю. Над вывеской "Фирма Курцмана (прием посетителей без предварительной записи)" красовалось яркое неоновое сердце - не слащаво-условный символ Дня Валентина, а точная копия выпуклого, оплетенного венами органа, - пульсировавшее алым и розовым, ритмично вспыхивая светодиодными трубками. Вскоре в такт пульсации из скрытых динамиков зазвучала песенка. Мотивчик разносился над рынком, привлекая людей, как мультяшных собак, впадавших в транс от аромата свежеиспеченных пирогов: "Все к Курцману, все к Курцману, все к Курцману пойдем и сами лично выберем, сколько проживем".
Через час очередь уже заканчивалась на улице.
* * *
Арнольд Курцман, сколотивший свой первый капитал на переработке старых баскетбольных мячей НБА в дешевые внутренние камеры и переключившийся на торговлю искусственными органами, был низеньким, отечным, лысеющим мужчиной, вокруг которого постоянно вился целый рой головокружительных юных красавиц. Он являлся лжецом, вором, скверным исполнителем караоке с никуда не годным чувством ритма и фанатичным поклонником французского кино. Но несмотря на массу недостатков, Курцман обладал чековой книжкой высотой с Эйфелеву башню, и деньги, которыми он сорил направо и налево, позволяли ему пребывать по самый пах в пленительной женской плоти в течение почти всей жизни.
Фрэнк, мой руководитель в Кредитном союзе, органически не переваривал Арнольда Курцмана, причем его неприязнь выходила далеко за рамки профессиональной зависти. Своей ненавистью он заразил и меня. Дело усугубляла необходимость посещать одни и те же конференции и терпеть бесконечные снисходительные речи Курцмана на нескончаемых семинарах. Мало на земле найдется созданий, которых я ненавидел бы больше, чем этого старикашку с гнусным характером и слюнявыми губами, и пару лет назад я даже подсуетился, чтобы именно мне достался заказ на изъятие искусственных легких Курцмана, чей бизнес и банковские счета к тому времени накрылись медным тазом.
Я испытал глубокое удовлетворение, отыскав Курцмана в обшарпанном мотеле, где тараканы ползали по его вздутому потному телу с догнивавшим от сифилиса мозгом, а жалкий скарб валялся кучей на прикроватном коврике в пятнах. Надо ли говорить, что ни одной юбки поблизости не вертелось?
Слоган фирмы Курцмана "И сами лично выберем, сколько проживем", назойливо зудевший на всех земных языках, сразу попал в народные хиты, и вскоре другие производители искорганов закинули удочку в этот пруд в надежде урвать себе торговую площадь. "Гейблман", "Кентон", "Таихицу" залегли, как снайперы в подлеске, выжидая удобного момента, когда встанет вопрос о продлении аренды для розничных торговцев, и в день икс в ноль часов одну минуту выбросили десант на лизинговый офис рынка не хуже штурмовиков в блицкриге, выкладывая на стол все новые опечатанные пачки, пока администрация не дрогнула под зеленым натиском и не уведомила всякие "Банана репаблик" и "Поттери барн", что их плодотворное сотрудничество подошло к концу.
Кредитные фирмы и компании-производители прокатились по рынку приливной волной, сметая все на своем пути. Вскоре третий этаж торгового центра заняли искорганы, за исключением одной-единственной упрямой лавочки "Лучшее в мире печенье". Это была прекрасная маленькая пекарня с постоянной клиентурой, работавшая по индивидуальным заказам и производившая эротические десерты, и, можете себе представить, они непонятно где набрали денег и утерли нос алчным соседям, когда вновь подошел срок продления аренды.
Теперь они называются "Лучшие в мире печенье и органы" и специализируются на искусственных вкусовых сосочках.
Сегодня с утра пораньше торговый центр, несколько лет назад переживший рекапитализацию, за которую проголосовало подавляющее большинство компаний, совместно арендующих торговые площади, напоминал муравейник. Страдающие всевозможными хворями просители суетливо бегали от офиса к офису, пытаясь хоть где-нибудь - где угодно - получить кредит. В пассаже уже не осталось одиноких упрямых магазинчиков, пытающихся продавать одежду, обувь или выпечку; теперь здесь было засилье искорганов, позволявших энергично продолжать свой путь, даже если у организма кончился завод.
Кредитный союз может похвастаться самой широкой витриной, внушительным сияющим порталом, действующим на входящих с паркинга как оплеуха. Яркие цветные огоньки бегут от самого порога, заманивая клиентов, указывая путь к новому, усовершенствованному образу жизни. Утерев нос Понсу де Леону, в пассаже забил новый источник молодости.
Счастливое Сердце и Ларри-Легкое, два самых популярных символа Кредитного союза, сегодня работали, кривляясь, как недовольные оплатой подростки, одетые искусственными органами. Звукового блока в этих костюмах не было - это вам не рекламные уродцы из фирменного парка аттракционов (слоган: "Развлекись и омолодись!"), поэтому мультяшные персонажи в основном приветственно махали покупателям и топтались на кафельном полу торговых рядов. Счастливое Сердце развлекал группу онкологических больных, прыгая через свою аорту, как через скакалку, а Ларри-Легкое хлопал в ладоши в такт музыке.
Я в свое время встречался с девушкой, изображавшей Патти-Поджелудочную Железу, но роман тянулся недолго: всякий раз, когда она забиралась в свой костюм, мне приходилось подавлять невольное желание вырезать ее, не отходя от кассы.
* * *
Большую часть своего арсенала я сегодня оставил в отеле: довольно волнительно проходить охрану, рискуя, что из кармана выпадет какой-нибудь незакрепленный скальпель. Даже в городе это, знаете ли, может вызвать подозрения.
Я выбрал "маузер" - он покомпактнее - и зарядил его достаточно, чтобы уйти из толпы средней плотности. Если нос к носу столкнусь с биокредитчиком, говорил я себе утром, или даже с двумя-тремя новичками, только-только прослушавшими коротенький вводный курс, то без колебаний проложу себе путь к свободе с помощью пистолета. А нарвавшись на что-то посерьезнее - например, специалиста пятого уровня, кинусь наутек, словно таракан при включенном свете.
Как выяснилось, меня переполнял чрезмерный оптимизм.
Пройти рамку в торговом центре оказалось плевым делом. Прискорбно, когда можно пронести в торговые ряды предмет столь металлический, как полуавтоматический немецкий пистолет. Немного о моем плане, составленном на основе накопленных за много лет трюков-кунштюков.
По дороге я заскочил в китайский магазинчик и стянул хрустальную вазу, подобрав к ней подходящую коробку в мусорном контейнере. Мои движения были быстрыми и уверенными, но это не мешало мне то и дело поглядывать через плечо и крутить головой на сто восемьдесят градусов, проверяя наличие хвоста. Насколько я знаю - а знаю я много, - за ближайшим углом может ждать группа биокредитчиков, готовых схватить меня в восемь рук, швырнуть в поджидающий автофургон и разом со всем покончить. Мне не показалось, что меня узнали или за мной идут, но в этом и состоит метода талантливого сборщика биодолгов. Тишина и безмятежность - и есть наживка.
Короткая поездка общественным транспортом - здесь шансы быть узнанным значительно снижаются: низко опущенные головы не поднялись, когда я вошел в тряский автобус: пассажиров больше заботили собственные беды, чем проблемы какого-то неудачника, - и вскоре я оказался в квартале от торгового центра, массивного сооружения, облицованного бежевым травертином и занимавшего две сотни тысяч квадратных футов лучшей территории. Говорили, что в борьбе за это место они обошли администрацию штата и больницу. Клиенты буквально ломились в раздвижные электронные двери трехэтажного комплекса; спешили внутрь собранно, целеустремленно, скрывая тревогу; а на выходе либо сияли улыбками, либо рыдали. Игра случая - иногда тебе дают кредит, иногда нет, хотя сейчас благодаря сниженным кредитным ставкам и необязательному имущественному обеспечению только последний неудачник не получал вожделенного мочевого пузыря по чуть менее грабительской цене.
Притулившись у маленького забора, я выпутал "маузер" из складок куртки и спрятал его под палой листвой, выкопав в грязи ямку стволом, как совком. Выпрямившись, я решительно зашагал к торговому центру, напустив на себя подобающее выражение боли, безнадежности и ожидания очередного унижения. Накладные усы и бороду я приклеил сильным фиксатором, выуженным из мусорного контейнера за магазином маскарадных костюмов, и очень надеялся, что они не поддадутся мощному рывку охранника на входе или порыву ветра.
- Ставьте сумки на ленту, - монотонно повторял сидевший за рентген-монитором офицер. В очереди я был двенадцатым. Единственный металлодетектор пропускал по одному. За мной встал молодой человек, прижимавший к груди крошечного шиатцу; пушистая собачка тяжело дышала, с каждым выдохом тонкая шерсть волнообразно колыхалась.
- Он плохо себя чувствует, - пояснил парень, заметив мой взгляд. Люди редко берут с собой домашних животных в торговый центр. Это считается крайне вульгарным и вызывает косые взгляды в любом отделе выдачи кредитов. Специалистов по кредитованию мало интересуют друзья человека. - Ему нужно легкое.
- Кому? - не понял я.
- Оладушке, - кивнул он на собаку, которая жалобно уставилась на меня большими карими глазами. - Да, моя лапочка, - проворковал парень своему меховому шарику. - Купим пупсику новое легкое.
- А почем они? - не удержался я. Ходили слухи, что некоторые покупают искорганы своим питомцам, но это были в основном знаменитости, способные выкатить всю сумму твердым наликом.
Парень покачал головой:
- Еще не знаю. Ветеринар обещает все устроить за тысячу восемьсот в месяц, но я хочу послушать, что здесь предложат.
- Удачи, - пожелал я и повернулся к началу очереди. Ему она сильно понадобится. Ни союз, ни производители не дадут кредита человеку, с которого нечего взять, кроме паршивой собачонки.
Кредитная система по искорганам построена на том, что обеспечением служит непосредственно тело заемщика. Поэтому когда встает вопрос о лишении права пользования, у клиента нет возможности увильнуть.
* * *
- Ставьте коробку на ленту, сэр. - Сидевший за монитором техник жестом показал на мою вазу и ленту конвейера, и я с готовностью подчинился. Шагнув в металлическую арку - маузер покоится под кустом снаружи, - я прошел рамку без сучка без задоринки и подхватил выехавшую коробку.
Мою руку схватили и придержали.
- Что в коробке, сэр? - Еще один охранник, на этот раз с пистолетом. На его форме не было никаких знаков в отличие от лениво сидевшего в пяти футах коллеги, но у меня возникло ощущение, что его немного научили пользоваться револьвером.
- Подарок на день рождения, - объяснил я. - Моему консультанту. - Это было широко распространено и ничуть не выходило за рамки. Чтобы гарантировать предоставление кредита или низкую кредитную ставку, клиенты несли щедрые взятки своим консультантам, называя их подарками на день рождения или по случаю праздника, чтобы не всполошились наверху. Конечно, все знали, что происходит, но закрывали глаза, поскольку консультанты отстегивали супервайзерам, а те давали на лапу вышестоящему начальству. Длинная цепочка отката, как толстый слой смазки, облегчала скольжение по пирамиде вверх и вниз - второй Амвей, может, чуть менее отмороженный.
- Он не просвечивается, - заявил охранник, хмуро глянув на монитор. - Вам придется открыть коробку.
- Это хрусталь, - терпеливо объяснил я, - с большим количеством оксида свинца. Поэтому он непрозрачен для рентгеновских лучей. Слушай, там все очень тщательно завязано, и если я начну…
- Откройте коробку, сэр, иначе мы сделаем это сами.
Я демонстративно вырвал коробку из рук охранника, хорошо сыграв возмущение потенциального покупателя, к которому прикопались на пустом месте, и начал тщательно развязывать запутанные узлы, которые сам накрутил не далее чем тридцать минут назад.
Прошла минута, другая, а очередь стоявших за мной жополизов не двигалась, ожидая, что меня либо пропустят, либо уволокут прочь, а я буду орать и сыпать ругательствами. Появились первые признаки недовольства - клиенты бурчали себе под нос что-то нелестное или вполголоса обменивались возмущенными репликами. Через три-четыре минуты бубнеж перерос в полноценный гул, на фоне которого то и дело слышались колкие замечания в адрес вашего покорного слуги, ретивого охранника и торгового центра в целом.
- А ну, поторопитесь, - угрожающим тоном начал офицер, и его рука двинулась к пистолету.
- Неужели застрелишь меня через коробку? - недоверчиво уточнил я. Стоявшие за мной отшатнулись, стремясь укрыться от брызг крови и мелких осколков хрусталя.
Но рука охранника, обойдя кобуру, нырнула в карман, и на свет появился карманный нож. Выхватив у меня "подарок", он мстительно перерезал ленту.
Из коробки на неподвижный конвейер с глухим звуком выкатилась пустая ваза. Над очередью прошла волна ощутимого облегчения. Секунду охранник пялился на глыбу хрусталя, решая, как действовать дальше, затем отошел от меня без всяких извинений.
- А мне теперь другую ленту покупать?! - повысил я голос, но он уже потрошил следующего хилого просителя.
Через тридцать минут я снова подошел к рамке. Та же очередь, тот же офицер за монитором, та же коробка у меня под мышкой, на этот раз еще более замысловато обвязанная. И вновь, когда я попытался пройти, подошел охранник:
- Опять вы?
- Мне пришлось заново все упаковывать! Вы же изрезали ленту!
Он уставился на монитор рентгеновской установки, на мутную серую тень на экране, и уголки его рта искривила гримаса.
- Ваза?
- Она самая.
Тупик. Я смотрел на охранника, он смотрел на монитор, зная, что никто никуда не двинется, пока мы не примем решение. Но если он попросит меня снова открыть коробку, развязывание узлов займет добрых пять-шесть минут, а если ленту перерезать, с меня станется и в третий раз появиться перед рамкой с упакованным подарком.
Я мог ждать хоть целый день.
Охранник - нет. Пока мы смотрели на монитор и коробку, лежавшую между нами, его окликали другие офицеры, прося помочь, словно они сами физически не могли заставить посетителей открыть сумки для осмотра.
Несмотря на напряжение и вполне реальную возможность быть разоблаченным и застреленным, чтобы мое вырванное из груди сердце плавало в каком-нибудь химическом дезинфектанте в лабораториях Кредитного союза, у меня на лбу не выступило ни бисеринки пота. Сотрудники отдела по возврату биокредитов - по крайней мере лучшие из них - не потеют. Десять секунд, которые меня промурыжил охранник, показались часом, но наконец я услышал:
- Проходите.
И, едва сдерживая раздражение, он вновь повернулся ко мне спиной - надеюсь, последний раз за сегодняшний день.
Я сгреб коробку с конвейера, робко улыбнулся офицеру за монитором и поплелся в глубь торговых рядов, опустив плечи, стараясь не выказать торжества и не выдать в себе хозяина положения.
Свернув в ближайший туалет, я уединился в самой дальней кабинке, разорвал ленту зубами, достал хрустальную вазу и извлек из нее девятимиллиметровый "маузер".
Моя четвертая экс-супруга Кэрол когда-то держала в торговом центре свой магазинчик, но продала место Кредитному союзу задолго до того, как мы познакомились. Мудрое решение. Немногие упрямцы, цеплявшиеся за семейное дело, моментально вылетели из любого кредитного досье на планете и быстрее, чем можно сказать "Эквифакс", лишились возможности заниматься бизнесом какого-либо уровня. А продавшиеся за кругленькую сумму процветали. Как всегда и бывает.
Магазин Кэрол назывался "Все вещи хороши". Помню, я заходил туда однажды, еще до нашего знакомства и соответственно до того, как она вышвырнула меня из дома и развелась по высосанному из пальца обвинению в адюльтере. Я зашел в магазин, если не путаю, во время одного из редких часов отдыха поискать подарок на полугодовщину свадьбы для Мэри-Эллен, второй из моих прелестных жен. Это была единственная дата, которую мы отпраздновали, но в то время я не ведал о предстоящем разрыве, как-то не прислушиваясь к еженедельным угрозам Мэри-Эллен со мной развестись.
"Все вещи хороши" был декорирован тканью в красно-белую клетку с рюшами и плюшевыми медведями всех размеров, пялившимися на вас из витрин. По стенам висели свитера ручной вязки и плетеные коврики, а на полу стояли большие тяжелые деревянные лари, наполненные непритязательным товаром. Такое место встречи деревенской мыши с мышью городской, и я, помню, недоумевал, неужели это приносит какой-то доход.
Как позже я узнал, не приносит.
Но тогда, в магазине, за банками с домашними консервами и свежим хлебом, за брусками самодельного глицеринового мыла, от которого можно отрезать любой кусок и заплатить по весу, за пилеными фишками деревянных пазлов с ручной резьбой, пригодными для соединения тысячей способов, я нашел крайне заинтересовавший меня товар. За простеньким пологом оказалась маленькая стеклянная стойка с длинными прямоугольными пластиковыми коробочками с двумя тупыми металлическими зубцами с узкой стороны. Они показались мне знакомыми, но после купания в море деревенского барахла мой центр восприятия ощутимо деформировался.
Я подозвал продавщицу - не помню, была ли то Кэрол, ее сестра или одна из старшеклассниц, которых они нанимали летом, и спросил насчет пластмассовых штучек.
- Это тазеры, - просто ответила девушка.
- Тазеры?
- Чтобы оглушать людей.
Назначение тазеров мне было известно - я использовал их почти каждую неделю. Если клиент выходил из-под контроля, то есть находился не в закрытом помещении типа машины или квартиры, эфирный наркоз не вызывал необходимого эффекта и тазер становился вторым из лучших методов обездвиживания. Чего я не мог понять, так это как электрошоковое оружие попало в уютно-домашний магазин.
- А я думал, здесь продаются ремесленные изделия.
Продавщица покачала головой:
- Магазин называется "Все вещи хороши".
- Стало быть, электрошок - хорошая вещь?
- Безопасность, - поправила продавщица, накрыв мою руку ладонью. - Безопасность - хорошая вещь.
Я бы мог полюбить подобную женщину. Если это была Кэрол, так в итоге и вышло.