Володя не дослушал деда и бабушку, уехал к зароду. Когда вернулся, они не ссорились и оба поддевали копну. Другим мальчишкам Илья цеплял один.
Шурик сразу раскусил, что Володю двигают в передовики, начал ездить хлеще прежнего и кричать язвительно:
- У меня тридцатая, а у тебя, Вовка? Какая, какая? Ну-ка повтори!..
Часто бабушка, приладив над глазами руку козырьком, засматривалась в сторону зарода. Там, среди дубов, мужчины белели рубахами и как бы сами по себе взлетали вверх охапки сена. У Володи беспокойно спрашивала про отца. Несколько раз ходила к зароду, деду Илюхе говорила: воды напиться, а сама наблюдала за сыном. Тот работал в охотку.
- Может, после покоса напишет заявление на завод, - надеялась.
Высохла роса, стало жарко. Притомились кони. Обнаглели оводы - жеребёнка загнали в тёмную конюшню, Егозу сводили с ума. С копной и без копны она носилась шально, вся извертелась. Если со стороны посмотреть, так показалось бы, что бегала Егоза на трёх ногах, а четвёртой сбивала на животе насекомых.
Шурик знал повадку Егозы нырять в озеро от оводов. Нырнёт, тогда все мальчишки, даже Володя, обгонят Шурика на копнах.
Так оно и случилось. У озера мальчуган почесал спину, ослабил повод - Егоза закусила удила и ринулась в воду.
- Тпру-у!.. - закричал Шурик.
Егоза утонула вся и остановилась. Из воды торчали фыркающие ноздри да уши. Ладно хоть налегке, а то, бывало, и с копной купалась. Шурик беспомощно дёргал повод: хлыстом и пятками нельзя ударить лошадь в воде. Он сулил ей пулю в лоб, капкан волчий. Та мирно выслушивала, не выпуская из зубов удила.
Отец Шурика, Иваныч, тоже был на покосе. Он послал гонца на табор узнать, скоро ли зазвонит лемех на обед. Егозу никакими силами не вытащить из озера, пока не грянет лемех. Грянет - Егоза ринется в конюшню. Она понимала, что в обеденный перерыв уже не пошлют её за копнами, на рой кровопийц.
Гонец вернулся к зароду и сказал: повара недавно опустили картошку в суп и бить по лемеху ради Егозы не соглашаются. Вслед за Егозой весь народ соберётся на таборе, а повара не любят, когда им мешают варить обед.
Иваныч стучал палкой по звонкой косе и по ведру, Егоза водила ушами. Сама - ни с места!
- Плыви, сын, на берег, - велел Иваныч, - и пешему найдётся дело.
Шурик, в сапогах, в одежде, добрался к берегу.
Как перестал он носиться верхом да выкрикивать: "У тебя сколько!.." - так и пропал задор у копновозов. К тому же оводы, зной донимали. Проголодались ребята.
Бригадир объявил передышку. Ребята поставили коней в дым и хлынули в тёплое озеро. Придумали нырять с Егозы, смелые плавали под ней.
И Володя завёл в дымокур Бурана, но купаться не побежал: болел натёртый копчик, ломило ноги.
Дед Илья в перекуре тоже нашёл себе занятие: проверил, не сбиты ли спины у коней седоками, потом выстругал зуб для граблей.
Глядя на конюха, Володя засмеялся. Раньше он не обращал внимания на его малую, сухую фигурку, наверно, потому, что вокруг деда крутились одни ребятишки. У зарода - рослые мужчины. Дед Илюха им в пояс. Из белой рубахи торчала голова, похожая на кедровую шишку, вылинявшие брюки свободно свисали. Володе казалось: вот подуй ветерок - рубаха и брюки напузырятся, и дед улетит в небо. Там его не отличишь от кучевых облаков.
- А кто, мужики, самый крепкий в бригаде? - неожиданно спросил дед Илюха.
Володин отец удивился:
- Я помню, как нас, ребятишек, ты заставлял бороться, даже на конях устраивал состязания. И до сих пор любишь подзадоривать!
- Без этого нельзя, - ответил дед Илья. - Должен быть на виду самый крепкий и сноровистый, а то за кем же тянуться молодым? Аким да Иваныч, ну-ка померьтесь силой. Мужики вы в соку - желваки на руках вон как играют.
- А что, и попробуем, - согласился отец.
Иваныч и отец Володи, раздетые до пояса, головы в белых платках, померили вилы с тремя деревянными рогами, убедились в одинаковой длине черенков. Иваныч подбросил горсть трухи: хотел узнать направление ветерка. Сено подавать на зарод легче по ветру. Но было тихо. Затем он поплевал на ладони и всадил вилы в середину копны. Да так всадил, что и сам приналёг.
Позвякивали удилами, хрупали траву лошади, а человеческих голосов не слышно. Все замерли.
Одной рукой Иваныч держал вилы у самых рогов, другой - пониже. Он рванул кверху копну - острый конец черня упёрся в кочку.
- Всю взял! - зашумели колхозники.
Иваныч подчистую наколол копну. Теперь надо поднять и закинуть на зарод. Зарод высотой с избу.
Перебирая руками черень, Иваныч тянулся к его концу. Тело Иваныча в узлах и жилах. Володе казалось: вот-вот какая-нибудь жила трахнет выстрелом. Копна, разлохматясь, едва поднималась вверх; черенок гнулся удилищем, остриём рвал кочку. Мало-помалу Иваныч поднял копну на высоту вил.
Заликовали молодые, подбадривали Иваныча. Он передохнул и норовил выжать на руках копну. Это трудно. Другой поднимет изрядный навильник и закачается, так и не донесёт на зарод. Уронит сено.
Копна в небе - тучей. Иваныч наблюдал за ней и переступал с места на место. Улучив момент, оторвал черенок от земли. Теперь уже ходил с копной. Но вот разбежался, присел - и ловко толкнул копну на середину зарода.
Молодые шумно поздравляли Иваныча. С озера прибежали голые ребятишки, думали - пожар. Одна Егоза стояла невозмутимо по уши в воде, ждала звона лемеха.
- Ну, рабочий класс, теперь ты покажи нам свою силушку! - говорили пожилые колхозники отцу Володи. Они знали его ещё мальчишкой.
Володя не против состязания. Пускай видят ребята, какой у него отец! И в то же время побаивался: а вдруг отец подкачает, он давно не держал вилы.
Отец не хуже Иваныча пригвоздил копну. Поднял. Грудь и руки его завидны неуёмной силой. Володя слышал, как дышал отец, слышал, как стучало его сердце, потрескивали мускулы, словно струной натянутый канат. Может, это дымокур трещал и не отцово сердце слышал Володя, а своё? Вот как было тихо… Хрястнул черень - копна упала.
Илья осмотрел излом и сказал растерянному отцу:
- Силы в тебе, пожалуй, больше, чем у Иваныча, да сноровка не та. Копну ты поднял - другому за четыре приёма не забросить на стог, но тряхнул резко, вот и хрупнули вилы.
Ребята и взрослые ощупывали игольчатый излом, сучок нашли. Потому, дескать, и не выдержали вилы. Колхозники оправдывали отца.
4
По лугу раскатился звон лемеха. Егоза выбрела из воды и побежала на табор.
- Ату! Держи её! - вслед лошади кричали косари.
На конях, а кто и пешком, они подались обедать. Володя и Шурик поехали на Буране. Копыта утопали в пышной земле дубовой релки. Глухо похрустывали сучки. Пахло калиной и грибами.
- Оставайся с нами, Светунец, - сказал конюх Илья и скосил глаза на отца Володи. - Гляди, как у нас людно. Давно ли было: техники много, да работать некому. Вытрет с губ мамкино молоко парнишка - его слали в город, - вспоминал Илья. - Да, бывало, Светунец… Призадумалось правление колхоза: разбегутся ребята, а мы, старики, перемрём - поля заглушит бурьян. Думали, гадали и постановили: держать для мальцов коней.
Колхозники знали, о чём рассказывал дед, однако не мешали ему, слушая, посматривали на городских. Теперь Илья шёл возле отца.
- Русский мальчишка без коня - сирота. Без коня не помощник малец, вроде Шурки. Без коня он поля не узнает, утром зорьку не увидит. Откуда же будет у мальчишки тяга к родной земле! - разыгрался на слово конюх. - Нынче верхом тоже далеко не уедешь. И решило правление: мальцам - коней, а подростков - к машинам. Устроили курсы при школе. Понавезли моторов, даже целый трактор и грузовик выделили. Копайтесь, орлы, в железе, мозгуйте, что к чему. Так ли я говорю? - Дед толкнул русого паренька. Это он на гусеничном тракторе тащил по лугу сани.
- Всё так. Мне сразу вручили аттестат зрелости и удостоверение механизатора. С парты пересел за рычаги.
- Верно! - подмигнул отцу Володи конюх. - В городе безвылазно жить человек устаёт и в деревне устаёт, особенно молодой. У нас заведено так: наскучило тебе село, поезжай в город - гости в Доме колхозника, ходи по театрам, по музеям. Надоела городская сутолока, кати домой. Тогда и село тебе будет дорогим, и работа в руках заспорится. А бывало, убежит парень в город, через месяц он был бы рад вернуться в село, да стыдно. Там и остаётся, сохнет в тоске по родине…
Бабушка никак не могла с брови поймать паутину. Возьмёт щепоткой, посмотрит и опять ловит.
- Так-то бы раньше, разве бы я выпроводила Акима из деревни, - горестно созналась. - Как уж он не хотел!
После обеда отдыхали. Кто спал в тени дубов, кто читал книгу, ребята купались.
Володя, шаг за шагом, уходил в глубь релки: мечтал найти нору или окоп. Он разводил руками густой душный папоротник, заглядывался на густые вершины дубов. Грезились ему рыси да тигры.
Полуденный зной. Ни писка, ни щебета птиц. Впереди, как в распахнутое окно, светился склон неба, оттуда тянуло сквозняком. Володя брёл на сквозняк.
На краю релки охапками цвели белые пионы, вразброс желтели сараны, густо синели ирисы. В каждом цветке дремал жук или ворочался шмель. Насекомые сомлели от хмельных запахов и солнца.
Не жуки занимали Володю: ему любопытно, что за далёким перевалом сопки? Море или неоткрытая земля? Кто-то промелькнул серый и затаился в траве.
"Заяц, - подумал Володя и начал подкрадываться к невидимому зверю. Низко наклонился, занося ногу, гадал: - Треснет или нет? - Трещало. - А теперь?" И опять треск. Куда бы ни наступал, и там сухая палка. Володя скрадывал шаги, пока в макушку его не фыркнул зверь.
Большой волк глядел на мальчика в упор рыжими глазами и покачивал головой. Морда комичная, словно едва сдерживала смех. А может, и верно, зверь потешался над Володей? Тот пятился от волчьих глаз и жуткого запаха.
Мальчик верил, что перед ним волчонок, которого он видел на пасеке. Щенок вымахал в матёрого зверя.
- А я тебя знаю, - громко сказал Володя и спрятал руки в карманы брюк. - Помнишь, мы встречались на пасеке? Тогда ты был хилым. - Володя невольно ждал, что волк ответит ему: "На пасеке и ты был маленьким и робким. А теперь вон какой! Даже меня не боишься".
Волк смотрел в лицо мальчику и не сгонял со своего уха стрекозу. Володя почувствовал себя совсем взрослым.
- Иди ко мне! - Он хлопнул по ноге рукой.
Волк скрылся в пырее.
5
Вечером к зароду прибежала Таня.
- Куда вы подевались? Думала, не найду, - говорила хлопотливо. - Дядя Аким, вам письмо, по телефону сказали.
- Кто же мне написал, да ещё по телефону? - Отец Володи перед Таней - в марлевой косынке, с длинными вилами - витязь древний, и только! Ждал письмо.
Девочка достала из кармашка смятый цветок ириса, переложила в другую руку, затем вынула конфетную обёртку, письма не было.
- Да куда оно спряталось? Тут лежало - и нету.
- Ты в другом кармане поищи, - напомнила девочке бабушка. Ей тоже не терпелось узнать, что в записке. Не дай бог, если беда с матерью Володи! Она сама готова была рыться в карманах девочки.
- Нашла, - обрадовалась Таня. - Я и забыла, ведь у меня теперь два кармашка. Сначала был один кармашек, а недавно мама пришила другой. Вот и забываю.
Таня подала отцу Володи бумажку. Пока он читал, косари - малые и взрослые - молчали, ждали слов его.
- Нам ты скажи, Аким: про что написано? - не терпелось Илье.
- Авария на заводе. Не сработал масленник - выключатель такой, - ответил Аким как-то легко. - Остановилась плавильная печь. Меня вызывают провода монтировать.
- И отдохнуть человеку не дают! - зашумела бабушка. - Мало ли я тебе говорила и Светунец напоминал: дописывай заявление, отошли на завод. Но ты не дописал… - На самом деле бабушка гордилась, что на далёком заводе не могут обойтись без её сына. - Что же там, монтёров нету?
- Электрическую аварию устраняют монтёры со всех цехов - разом. Печь и подавно надо мигом наладить. Такое замыкание…
Изменился голос отца, дрожащий, нетерпеливый, и руки суетливые. Наверно, мысленно отец был уже в городе.
- Ладно уж, мы сами довершим зарод, - сказал конюх Илья и начал осматривать рожки вил.
Володин отец поддел охапку сена, забросил на зарод.
- Ночью поеду на моторной лодке.
- Ночью разобьёшься: на реке топляки. Дождись утра - и на самолёте, - отговаривала сына бабушка.
Отец машинально поддевал вилами сено и размышлял вслух:
- Зачем откладывать на ночь, на завтра. Сейчас и помчусь. - Прислонив вилы к дубу, он смахнул с головы марлю в листовой крошке. Оглядывая колхозников, прощался неловко и торопливо: обнял за плечи конюха Илью, пожал руку Иванычу. - Собирайся домой, - сказал Володе.
У Володи брови взметнулись дугами, круглые глазёнки готовы выстрелить. Он застучал пятками по Бурану и двинулся на луг.
Бабушка строго сказала:
- Светунец остаётся у меня, а ты, Акимушка, с его матерью налаживай мир да согласие.
Отец ушёл. Колхозники понимали: раз человека зовут из отпуска, значит, нужен на заводе. Однако испортилось у них настроение. Работали вяло и молчком.
Бабушка догнала внука и сказала:
- Как винить твоего отца! Он с пятнадцати лет в городе. Там вырос и работать научился, там и маму твою встретил, полюбил… В деревне у него было детство, в городе - вся жизнь. Вот и подумай, Светунец, что сильнее тянет, как осуждать отца…
