Светунец - Анатолий Максимов 6 стр.


- Пускай удит, но чтоб я знала, где он, - увлечённая карасями, бабушка готова на мировую пойти.

Лёня это понял и ещё сказал:

- Не ругайте Вовку, он плавать научился. Бери, Вовка, ещё карасей. Вместе ловили, но у тебя меньше всех.

- Раз трое удили, так ничего, - окончательно сдалась бабушка, любуясь живой рыбой. - Раз трое, так ладно. Что ли, плавать умеешь?..

- Ещё как могу! Я тебе прямо сейчас покажу. - И Володя начал раздеваться, но бабушка не дала: домой надо, пока ужин не остыл.

На столбах вспыхнуло электричество.

- Это папа отремонтировал станцию! - воскликнул Володя.

- Кто же, если не он, - сказала довольно и бабушка. - Митька-электрик молодец счётчики проверять да выклянчивать по рублю за каждый ролик. В механизме Митька не петрит, ясное дело, отец наладил. - Бабушка навздевала на верёвочку карасей, которых Володе дал Лёня, и понесла домой.

Дорогой Володя надумал занести бабке Хмаре два карася.

- Это за что ей! - изумилась бабушка.

Володя сказал, за яблоко. И ещё потому, что бабке Хмаре живётся одиноко. Не такая уж она скупердяиха.

Бабушка выбирала самых крупных рыбин, приговаривая ласковым голосом:

- И в кого ты, Вовка, такой отзывчивый, в меня, что ли?..

Внук амурского казака

1

Утром на заре с луга пригнали коней и жеребёнка, собрали в загоне. В гривах и хвостах запутался зелёный мусор, на спинах мерцала роса. От коней несло запахами полыни и озера.

Мальчишки уговаривали коней стоять на месте, поругивались, свистели - ловили ехать на покос. Кони, прижимая уши, бегали рысцой, как бы норовили укусить, а то и лягнуть мальчишек. Но вот повод уздечки ложился на шею коню - и он замирал, наклоняя голову, неохотно брал в зубы удила.

Жеребёнок оголтело носился кругами. Жеребёнок, сытый, крепенький, не чувствовал под собой ног. Ему бы пуститься с мальчишками наперегонки или хотя бы побегали за ним, как за конями. Но ребята не обращали внимания на жеребёнка. А дед Илюха, конюх, шутя замахивался на жеребёнка бичом.

- Я вот тебя, пострел!

Жеребёнок заливисто ржал и брыкался.

С давних пор дед Илюха - колхозный конюх. Спроси у него про Чайку или Ласточку, которые надсадились в работе и пропали, он вспомнит, каковы нравом были лошади и где белели у них родинки.

- Знаю Ласточку, как же, - и начнёт рассказывать о прошлом.

Володя, в кирзовых сапогах и залатанной тужурке, тоже собрался на покос волочить копны. Он ждал, когда Илюха поймает ему коня.

- Знал бы ты наших коней, мальчонка, - говорил Володе дед, лёгкий на ходу, седой и загорелый. - Были кони! (В возгласе деда Володя услышал вздох.) Бывало, как двинет табун лугом, словно шторм на Амуре! Что поделаешь, теперь коням не под силу поля, вон как размахнулись. Однако трактор купи и коня береги. Если надо напрямик, поезжай на коне. У Кривого озера, куда мы собираемся, ни косить машиной, ни убирать сено - болотисто. А мы на конях! К тому же колхоз наш - "Красный партизан". Скажи-ка, мальчонка, может партизан, да ещё красный, без коня жить?.. Не может! Так и постановили на правлении: название менять или коней держать. Лёнька, сотри росу с холки. Шурка, выдери репей из гривы Егозы. - Дед судачил с Володей и мальчишек из виду не выпускал. Он открыл загон.

Мальчишки, выводя коней, садились по забору верхом.

- Тебе, мальчонка, даю Бурана, - сказал Володе конюх.

Направился к серому коню с прогнутой спиной и мохнатыми ногами. Конь стоял в углу загона. Дед Илюха похлопал его по гривастой шее и зауздал.

- Идём, Буран, разомни старые кости… Вот тебе, малец, надёжный иноходец. Не разнесёт, мимо двора не провезёт.

Буран прижался к забору: дескать, садись, Вовка.

- Кличка у коняги лихая, - заметил Володя. - Буран, а сам едва ходит.

- Первый бегун был, - сказал конюх. - Как-то побывал зиму на лесоповале и вернулся тихим. Уж какой год задумчивый. В жизни коней тоже бывают лихие переломы. - Илюха кинул дырявую фуфайку на спину Бурана, подсадил Володю, спросил: - Да ездил ли верхом-то?

- На пони в парке, ещё на игрушечном.

- Что же батька томит тебя в городе? Эвон как наши сорванцы гарцуют. Поезжайте к реке, да не гоните.

Какое там "не гоните"! Кони едва сдерживали шаг, теснили с дороги друг друга, тайком покусывали. Оглядываясь на конюха, мальчишки тянули поводья, тпрукали. А сами от великой страсти к полёту колотили пятками коней. За углом они последний раз оглянулись, гикнули - кони понесли.

Умчалась Егоза - молодая кобылица, - бросила своего жеребёнка. Он немного пробежал во весь дух и, вереща, повернул было на конюшню. Встретив Бурана, успокоился. Заиграл волнистым хвостом.

Когда мальчишки промчались, Володя ещё колотил ногами коня, дёргал повод. Конь шагал размашисто, прядал ушами и как бы думал: "Никуда не ринусь. Всё моё в прошлом, былого уже не догнать. А ты, Вовка, колотишь меня пятками, но сам уцепился за гриву. Значит, первый раз верхом. И твоё будущее только началось".

Гулко топали широкие копыта, поцокивали точёные ножки жеребёнка.

Бабушка с узелком и граблями, поджидая внука у калитки, заглядывала в почтовый умывальник. Она тоже собралась на покос: в колхозе объявили субботник.

- Стою и думаю: какой-то инвалид едет, - сказала. - Ребятишки давно пролетели, а ты всё едешь. - В голосе её досада. - Скакуна на славу услужил тебе Илюха.

- Буран хороший.

- Как же, хорош! Ему лет сто будет! - Так уж не хотелось бабушке видеть внука на старом коне. Вот промчись сломя голову, она бы ругнула вдогонку. Коня, мол, запалишь, шальной, убьёшься, но в душе гордилась бы Володей. Не любит бабка тихой езды. Она же амурская казачка.

Бабка сбегала в избу за верёвкой.

- Я тебе стремена сварганю, тогда лихо поскачешь.

Поверх фуфайки она перекинула верёвку, с обеих сторон навязала петель. Засунула в них ноги Володи.

- Ну-ка, я погляжу, в кого ты на коне. Дед твой в седле боевой орден выслужил.

Она выдернула из плетня хворостину и ожгла Бурана. Он мотнул головой и неуклюже затрусил.

- Гриву-то отпусти, грива никуда не денется!.. Не в деда Светунец, не в деда, - пожалела бабушка.

2

Жур облит солнцем, на кустах блеск росы. Мальчишки раздевались, одежду бросали в лодку. Готовились плыть с конями.

Шурик собрался первым, стал важным. Ведь он впереди всех поплывёт. Ему будут завидовать мальчишки, нахваливать взрослые. Не каждый решится плыть первым.

Егоза, как на цыпочках, подошла к воде. Поджарая, с подрезанной чёрной гривой, с подрезанным хвостом. Егоза пила нехотя, цедила сквозь зубы долго, словно что-то обдумывала. Шурик сидел верхом князем. Но вот Егоза напилась, позвенела капелью и удилами да как махнёт от реки.

- Куда, тпруу! - закричал Шурик, валясь назад, и потянул повод на себя.

Егоза боком уходила от берега - сучила длинными ногами, куролесила хвостом.

- Ну-ка пошла!.. - Мужчина со свистом охаживал её тальниковым удилищем.

Лошадь брыкалась, выкатывая дикие глазищи.

Посмотрел на пляшущую Егозу Буран и спокойно забрёл в реку.

- Стой! Куда ты? - испугался Володя. Он ещё не разделся, и жутко ему плыть первым, первый раз в жизни с конём.

Володя оглянулся на берег. Колхозники, занимаясь Егозой, его не замечали. Мальчику хотелось закричать и сползти с коня, пока не поздно. Жур широк и глубок, не сравнить с Кривушкой, в которой мальчик ловил руками карасей. И всё-таки не закричал, не бросил коня Володя.

Конь брёл себе в глубину. Но Володе казалось, что он стоит на месте, а вода рвётся снизу - бурлит, клокочет. Затопила ноги, хлещет на колени… Володя почувствовал: копыта не достают землю. Буран, вытянув шею, губами касался воды, часто и громко фыркал.

- Слезь, слезь! - закричали с берега.

Володя не понимал, зачем слезать. Глубоко в воде он сидел верхом, видел острые уши Бурана да вспененную реку.

Крики стихли. Мальчик услышал бабушку:

- Светунец! Ты плыви рядом, а то Буран захлебнётся.

Володя свалился на бок, не выпуская гриву, прижимался к горячей шее Бурана.

"И совсем не страшно. Да так я и море переплыву", - стуча зубами, воспрянул мальчик. Он помнил на берегу людей, доверился Бурану. Позади заголосил жеребёнок. Его уносило быстрым течением под крутояр. Буран повернул к жеребёнку. То и дело ржал, как бы успокаивая малыша, теснил от крутояра. Жеребёнок шумно дышал, натыкаясь на Володины ноги.

За ними плыли кони с ребятами. Впереди всех мчалась Егоза. Рядом с её головой белели вихры Шурика.

Буран задел дно, потом ещё раз схватил - как самолёт приземлялся - и наконец встал всеми копытами. Володя лёг поперёк его спины и выехал на сушу.

Тут его встретили бабушка и конюх Илюха.

- Герой, Светунец! - воскликнул дед. - В реку, как в атаку, кто-то первым должен бросаться. - Он знал, что Володя поплыл не по своей воле, а Буран понёс. Зато Володя одолел страх. Почему же не похвалить его.

- В нашем роду робких не бывало, - сказала бабушка. Она помогла внуку раздеться и выкрутить одежонку.

Луг в росе и разноцветье. Луг горячил коней. Они понимали, кто на них верхом. И помчались кони галопом. Да не пыльной дорогой, проторённой тракторами, а по росе, по цветам. И Буран, глядя на молодых коней, поскакал. Копыта ставил мягко, точно слушал осыпь росы, посвист ветра.

"Мчаться галопом - это всё равно что лететь во сне!" Володя прилёг на влажную гриву и видел себя необыкновенным, на лихом скакуне; позади будто гудели тачанки, и не роса сверкала, то подняты будто тысячи клинков.

3

Возле дубовой релки - Кривое озеро в пепельных заплатах листьев чилима. Чилим - колючий орех. Он созревает на дне, а листья его лежат на поверхности озера.

На берегу озера - лёгкие постройки: кухня под навесом, столы буквой "П", домик для отдыха косарей, конюшня. У колёсных тракторов и прицепов возились парни. Мальчишки бегали вокруг коней, кричали на них, чтобы ниже опускали головы, а то не надеть хомуты.

За озером - луг вплоть до сопок. От сопок зыбкий туман полз на ровные ряды копён, таил тишину.

Луг Володе казался огромной пустой стоянкой каких-то кочевников, копны - юртами. Что за беда заставила людей бросить юрты и разбежаться?

- Лугом любуешься, малец Светунец? - отвлёк Володю дед Илюха. - С нашими ребятами не зевай, лучшие хомуты и бастриги расхватают. Давай и мы запрягать Бурана. - Маленький, сухопарый Илюха не суетился, но запрягал споро, нужные предметы появлялись в его руках мигом, словно подавал ему расторопно невидимка. Длинную верёвку он продёрнул сквозь петлю ремня седёлки и привязал к хомуту, острый бастриг - к верёвке. Вот и снарядили Бурана.

Илюха залез на телегу, с телеги - на коня и Володе велел садиться так же.

Мальчик и старик ехали шагом по лугу. На лугу женщины ворошили сено. Вдоль ряда копён гусеничный трактор тянул бревенчатые сани. А колёсный - хватал когтистой лапой копны и клал на сани. Двое мужчин утаптывали сено на подвижном стогу.

- За этакой техникой и дюжине мужиков не угнаться, - говаривал Илюха. - Вот намечем стога на сани, зимой тот же трактор притянет стога к ферме. Благодать!..

У самого озера косили на четвёрке коней. Лёня сидел на ведущем и неумолчно покрикивал. Строчила косилка. Бородатый косарь подбадривал лошадей бичом.

- Без коней там не взять бы дивную траву. - Конюх показывал в сторону косилки.

Навстречу всадникам волочила копну Егоза. Шурик сидел верхом, подбоченясь. Громко пел: "Я играю на гармошке…" На Володю взглянул мельком, словно не узнал. Как же! Шурик первый вёз к релке копну. Первую привезти почётно, последнюю - позорно. Последнюю взрослые называют "опупком". И ею довершают зарод. Шурик оглядывался назад, боялся, как бы другие ребята не обогнали.

- До́лги у вас сборы на работу! - Бабушка встретила всадников у копён.

Дед Илюха взял бастриг и задвинул под копну. Бабушка зацепила конец бастрига верёвкой. Дед натянул верёвку и привязал к свободной гуже хомута. Посоветовал Володе:

- Не гонись за нашими сорванцами. Они верхами как макаки, у них и зады задубели. А тебе верхом непривычно, скоро устанешь.

- Светунец разве попустится, - не хотелось бабушке видеть Володю плохим копновозом. - Светунец характером вылитый отец. Отец, бывало, рёвом ревел, если его опережали.

Володя повёз сено. Из-под копыт коня выбрызгивались кузнечики, выпархивали стрекозы и желтобрюшки. Гурьба женщин завела песню. Как отслужил солдат двадцать лет в царской армии - поседел весь, грудь увешал медалями. И отпустил его генерал на побывку в деревню. И встречает солдат на пороге ветхой избы свою жену, молодую да пригожую, укоряет её:

Значит, ты, жена, хорошо жила,
Хорошо жила, не состарилась…

А молодая отвечает ему:

…Я дочь твоя, дочь сиротская.
А жена твоя, вот уж пятый год,
Во сырой земле под берёзкою…

Колхозники не пели - выговаривали слова. С вилами да граблями во всю грудь не распоёшься. Они как бы впервые кому-то рассказывали про горе горькое старого солдата.

Володя, бросив повод на шею Бурана, слушал песню. Жалел этого солдата, его жену. И в то же время ему было хорошо от солнечного утра, далёких голубых сопок и печальной песни.

На мыске дубовой релки бригада колхозников начинала большой зарод. Уже несколько копён стояли тесно - одна к другой.

Володю встретил отец. Он взял за узду Бурана и повёл густым папоротником на бугор, к копнам.

Отец был в сатиновых шароварах, в белой рубахе навыпуск, почти до коленей; голова завязана марлевой косынкой, чтобы сенная труха не набивалась в волосы. Воротник распахнут, в глазах озорной блеск, над губой крапинки пота.

- Знал бы ты, Вовка, сколько раз я здесь копны тягал! - Отец оглядывал Володю. - На заре разбудит бригадир коня запрягать. Кругом сизый туман, зябко; где-то позвякивают удилами, хрумкают кони. Залезешь верхом на коня и едешь по лугу сонный. Копыта бухают, словно в глубине земли. Чудно… Ну, Буран, не подведи моего сына. - Отец хлопнул ладонью по крупу коня и засмотрелся, как Володя ехал по лугу.

Когда мимо Бурана игривой рысью промчалась Егоза, и Буран припустил за ней. Понимал старый конь, что никакой мальчишка не любит обгона. Вот и поскакал, хотел угодить Володе. Бежал словно на ходулях, спотыкался. Мягко рысить нужны резвость, упругость в ногах. Этого у Бурана не было. Зато ходко тянул груз и стоял терпеливо. Не то что Егоза… Ещё где-то овод жужжит, она уже выкатывает глазищи, челночит копытами и то хвостом хлестнёт по голове Ильи, то верёвку заступит, а то прётся на сено.

- Тпру-у! Кикимора, - бранится Илья.

- Стоять на месте! - вторит ему Шурик.

Пока возили ближние копны, Володя отставал от Шурика всего на четыре. На дальних Шурик оторвался - хлёстко бегала Егоза.

- Уже двадцатую волоку! - часто выкрикивал Шурик на весь луг и оглядывался по сторонам. - А ты какую? Какую? - Шурик нарочно переспрашивал Володю: пусть знают косари, кто лучший копновоз.

Для конюха всё равно, кто впереди: Шурик или Володя. Но бабушка болела за внука. Глазами-треугольничками посматривала на деда и на Шурика-хвастуна, сгребала сено молчком. Илья заметил молчание бабки.

- Ты пошто, кума, в рот воды набрала?

Илье некогда спину выпрямить - мальчишки один за другим подъезжали за копнами, - не то, чтобы подойти к бабушке да заглянуть в пасмурные глаза.

- Я всегда такая…

- Такая да не такая. Замолчала пошто?

- О чём нам с тобой судачить, Илюха?.. - Бабушка шарит граблями по чистой стерне.

- Что-то неладно, кума. Вместе молодыми были, детей вырастили, внуков эвон дождались и поговорить не о чем? Или на память худое выплыло да угнетает тебя?

- Вот-вот! - Бабушка сгребла руками клок сена, забросила на копну. Лицо искривлено недоброй усмешкой. - Вспомнила, как ты, кум, вечно подставляешь мне ногу… (Илья взял бастриг, да так и застыл.) Ты настоял в правлении, чтобы содрали с меня двадцать рубликов.

- Твоя же тёлка, кума, колхозную свёклу лопала!

- А внуку за что дал коня-доходягу? Дескать, привезёт внук мало копён - бабке в сердце заноза! - Она горестно отмахнулась.

Дед уронил бастриг, забыв поддеть копну.

- И когда ты, старая, уймёшься? Раньше себя изматывала в поле, лишь бы первой быть. Звено тебе дали, ты и звено не жалела. Теперь внука готова уморить ради первенства.

- Ты его бережёшь, - отвечала бабушка. - Светунец год стоит, а Шурке ты подкопнил.

Илья начал торопливо цеплять Володе копну, приговаривая:

- И жалею, и жалею… Малец Светунец первый раз видит коня. Он и гриву из рук не выпускает, а тебе подавай ударника!

Назад Дальше