Отстрелялись до обеда. После обеда - отдых. Это самое трудное сейчас - на отдых накануне присяги. Солдаты себе места не находят. Командиры озабочены больше обычного. Возле новичков держатся. Хотя и возле бывших новичков.
И подполковник Синев здесь. Пораньше вместе с Максимом пришел.
И капитан Малиновский. Странно медленно двигался он, бледный, болезненно легкий. Улыбка медленно зарозовела на его лице и медленно стекла, сосредоточась в уголках сухих губ. Ему лежать бы и лежать, да не лежится.
Ребята, как школьники к учителю, гурьбой бросились к капитану - с той поры, как он попал в госпиталь, они не видели его.
Капитан, медленно кивая, сел на скамейку под деревом, долго оглядывал ребят, слишком долго - так он отдыхал.
Вдруг капитан оперся на плечо Прохора, оказавшегося ближе всех, и встал. Встали и ребята - к ним шел комдив. Поздоровался, усадил капитана, сам рядом сел:
- Как вы тут?
Комдив тоже волновался - радовался за ребят и волновался за них.
- Мы что, - ответил Прохор. - Покой нам только снится.
- Что верно, то верно - жизнь у вас беспокойная начинается. Солдат - вечный студент: одно изучил - за другое берись, отлично изучил - на сверхотлично учи…
- На сверхотлично?! - в несколько голосов отозвались ребята.
- Прикиньте, - полковник сделал паузу. - Чтоб не проливать кровь, надо быть готовым дать врагу решительный отпор… Разведка врага, она не только вред, но и пользу приносит: враг знает, насколько мы готовы к отпору, и не трогает нас, если знает, что готовы мы на сверхотлично. От того, как мы тут с вами учимся, зависит поведение вероятного противника… Чтоб не воевать, будь хорошо готов к бою… И если Родина прикажет…
- Прикажет! - протянул Костя Журихин. - Она приказывает другим. Или слишком рано, или слишком поздно для нас. А приказала бы, пока мы молоды, пока мы в армии.
- Набирайтесь терпения, - повернулся к Косте полковник. - Родина приказывает тому, кто лучше готов…
Вечер провели в клубе на киносеансе. Юра в сотый раз мысленно прочитывал ответную записку, которую передала Лена: "Конечно, мы увидимся, когда это станет возможным. Пусть все у вас будет очень хорошо. Привет вашим товарищам. До свидания. Лена…"
Ночью прошел дождь. Асфальт уже высох, а земля влажна и приятно темнеет. На листве и на траве - ни пылинки, зелень чиста и свежа, как в разгар весны. По небу быстро бегут тонкие рваные облака и на невидимой привязи тянут по земле невесомые быстрые тени. На плацу играет оркестр, из-за деревьев его не видно. И чудится, что торжественной и звонкой музыкой напоены кроны деревьев, солнечный свет, быстрые облака и чистый утренний ветер.
Десять раз мама собирала Юру и торжественно провожала в школу в начале учебного года. Один раз - на пионерский сбор, на котором Юру принимали в пионеры. Один раз - в райком комсомола, где Юру принимали в комсомол. Все знают, как аккуратны, придирчивы и заботливы мамы в такие моменты. А сержанты, командиры отделений стократ аккуратнее, придирчивее и заботливее. Мама собирала одного Юру, а сержант Ромкин все свое отделение. Мама поправляла на Юре одежду даже на ходу - до самой школы: то одно обнаружит, то другое. Сержант Ромкин оглядел каждого, на каждом поправил, что счел нужным. Не спеша, сноровисто. И после него солдат мог осмотреть министр обороны и остался бы удовлетворенным. Блеском начищенных сапог. Опрятностью одежды. Бронзовым пламенем надраенных пуговиц.
Рота построилась и с песней "Северокавказская походная" в сто голосов зашагала на плац. На плацу остановилась и повернулась налево, так что Юра оказался в первой шеренге, немного правее центра строя.
Перед ротой - стол, накрытый красной скатертью. На столе - раскрытая массивная красная папка, а в ней - присяга, текст ее на белой бумаге.
Подальше - постамент, обтянутый кумачом, на постаменте - бюст Ленина.
Левее и правее стола - группами офицеры в парадной форме. Среди них возвышается комдив полковник Велих. На груди его, выше множества наград, - Золотая Звезда Героя. Заложив руки за спину, недвижно стоит капитан Малиновский, рядом - подполковник запаса Синев. И он - в парадном. В парадном и Максим Синев - в белой рубашке, в красном галстуке, серых шортах и кедах. Он постригся, короткая челочка открыла белую полосу на лбу. Сильнее торчат уши. Пышут жаром конопушки, огненной полосой пересекшие лицо.
Оркестр - в дальнем углу плаца, трубы наготове. Они то вспыхивают, то гаснут. И пока молчат, немо открыв круглые бронзовые рты.
Бесконечно растянулся последний короткий миг перед действием, ради которого здесь собрались воины, бывалые и молодые.
Юре кажется, что все в мире остановилось, только облака бегут и бегут. Их бег увлекает, и теряешь равновесие. И начинает двигаться плац, начинают двигаться деревья вокруг.
- Смирно!
Все замерло. Даже облака на мгновение замерли.
Грянул марш. И облака пустились в полет, строго соблюдая ритм, заданный военной музыкой. И высоченный знаменосец в сопровождении ассистентов ступил на плац со знаменем в руках. У комдива дрогнули губы. Развернулись худые плечи капитана Малиновского. Повеселели темные глаза подполковника Синева. Тростинкой вытянулся Максим Синев.
Знаменосцы приблизились к бюсту Ленина, застыли возле него. Под Красным знаменем клялись те красноармейцы, которые сделали первые шаги на боевом пути части. Красное знамя пронесено было по фронтам, слышало и грохот сражений, и стоны раненых, и призывы командиров, поднимавшихся в атаку. Алое полотнище знамени - святыня. И вот оно перед глазами его, Юрия Козырькова, и его товарищей. Оно услышит их клятву. Оно примет их клятву…
Комдив оглянулся на знамя и сделал несколько шагов к молодым солдатам:
- Недавно мы встречали вас, и вот настал день вашей присяги. Вы много учились, поработали честно и доказали, что достойны стать в наши ряды, достойны быть воинами… Что бы вам ни пришлось пережить, этот день не сотрется из вашей памяти, не должен стереться. Сегодня вы говорите с Родиной, обращаетесь к ней, присягаете ей на верность. Мы ручаемся за вас! Мы верим, что не нарушите своей клятвы… Поздравляю вас, товарищи. Теперь у нас - одна солдатская судьба. Поздравляю вас как командир, как ваш старший товарищ, как ваш сослуживец. Поздравляю от имени всех, кто пришел на ваш праздник, от имени всей нашей дивизии!
Голос полковника порой спадал, но каждое слово было слышно - такая тишина воцарилась на плацу. И Юре хотелось тут же ответить комдиву, тут же сказать ему: слышу, понимаю, верю!
Солдаты по очереди покидали строй, четким шагом выходили к столу, вслух читали присягу, ставили свою подпись.
Присягнул Жора Белей.
Присягнул Костя Журихин.
Присягнул Фитцжеральд Сусян.
Они произносили слова солдатской клятвы - их слышали командиры и все солдаты на плацу. И разве можно поверить в эту минуту, что земля не имеет ушей, что не имеют ушей поля и реки, горы и леса? Разве не поверишь, что, как живые люди, слышат города и села, дома, заводские корпуса, памятники павшим? Ведь и им присягают солдаты!..
Суровые и великие слова присяги читали вслух друзья Максима Синева, и он, Максим Синев, узнавал и не узнавал своих друзей - строгих, сильных, решительных. Они клянутся защищать Родину, не щадя крови и жизни ради победы над врагом. И эта клятва делает их богатырями - они берут на себя богатырское дело!
Сейчас их видит, их ждет, в них верит недремлющий и неутомимый всадник на вороном коне. Он позовет их в бой, и они пойдут, а с ними - военная тайна, прославленная тайна о верности, храбрости и бесстрашии, о клятве, которую нельзя нарушить, о воинской спайке, которую не разорвать, о воле к победе, о воле, которую не перебороть…
Сейчас выйдет Юра Козырьков…
Услышав свою фамилию, Юра шагнул вперед. Он шел к столу, на котором лежал текст присяги, шел к бюсту Ленина, шел к Красному знамени части. Это был самый высокий и самый трудный миг его жизни, и он собрал все силы, чтобы твердо прошагать несколько метров, не поддаться волнению, не потерять голос, не сбиться.
Он шел и ощущал на себе взор отца. Отец был с ним, был и такой, каким помнился по военным фотокарточкам, - юный, стройный, смешно суровый; был и такой, каким стал в последние годы, - полуседой, погрузневший, сдержанный, проницательный. Отец молчал, и надо было самому все сделать так, как сделал бы отец, окажись он на месте Юры. Что говорить - настала пора действовать, и ни к чему подсказки…
Юра помнил присягу наизусть, но читал ее, водя глазами по строчкам. Слова присяги знали все вокруг, но Юра произносил их, как новые, как только что родившиеся в его сознании, проверенные и подтвержденные его сердцем. Он хотел, чтобы все слышали его клятву, все поверили, - он клянется навсегда.
Юра произнес последнее слово и поднял глаза, посмотрел на комдива, на капитана Малиновского, на лейтенанта Чепелина, на подполковника Синева, на пионера Максима Синева, посмотрел в их глаза.
"Слышим. Понимаем. Верим", - говорили их глаза.
"Слышу. Понимаю. Верю", - сказал взор отца.
Юра взял со стола ручку и в чистой графе против своей фамилии, напечатанной на машинке, вывел: "Ю. Козырьков". Без завитушек, без хвостиков.
Он вернулся в строй. Стал рядом с Фитцжеральдом Сусяном. Почувствовал, как качнулся и зашагал Прохор Бембин…
Потом, когда последний солдат принял присягу, снова заговорил комдив полковник Велих: поздравил новичков, полноправных солдат Советской Армии.
Потом зазвучал Гимн Советского Союза.
Потом рота торжественным маршем прошла по плацу, перед знаменем, перед бюстом Ленина, перед командиром дивизии и другими командирами.
Рота шагала, и, точно приноравливаясь к ней, по солнечному небу летели легкие облака. И в том же ритме пел ветер, шелестела зеленая листва.
Утром, сразу после завтрака, участникам кросса разрешили: познакомиться с трассой - вывели из расположения в рощу, на полянку, на которой уже была разметка: "старт-финиш".
Сержанты развели ребят группками и, как заправские тренеры, принялись инструктировать.
Ромкин посадил своих на траву, сам остался на ногах. Развернул схему.
- Начинаем установку. Наше отделение, как известно" единственное выступает в полном составе.
- Разрешите? - привстал Жора Белей.
- Что там у вас? - недовольно спросил сержант.
- Зачет же личный…
- Личный, - согласился сержант. - Это и на Олимпийских играх личный, а ведутся неофициальные подсчеты, выясняется, какая страна выступила сильней. Всякому дорог престиж государства.
Прохор хмыкнул:
- Интересно, какое мы будем представлять?
- Свое отделение - вот какое государство!.. Любой из нас, где бы он ни был, что бы он ни делал, обязан заботиться о чести своего боевого коллектива! Разве я не понимаю, что кубка нам не видать?.. Не видать. Его разыграют двое парней из третьего взвода - они разряды по бегу имеют, они сильней нас…
- Если у нас нет шансов, зачем выходить на старт? - спросил Жора Белей.
Сержант поглядел на Жору: всерьез спрашивает?
- Мы должны показать, на что способны. Мы должны хорошо пройти дистанцию и финишировать всем отделением, без потерь! Тут придется выложиться! - объяснил сержант. - Наша задача: на трассе вести друг друга, помогать друг другу. Все - за одного, и один - за всех!
Заглядывая в схему, сержант сообщил, что километровый круг начинается на этой вот полянке, что со старта бегуны углубятся в рощу и метров триста пройдут по колее, затем по лесной тропинке, а затем по дорожке, выложенной плитняком, затем по другой тропинке и в конце, до финиша, по обочине шоссе, хочешь - по асфальту. Дистанция будет обозначена красными треугольниками на шнуре - в сторону не убежишь. Одно не забыть - пробежать три круга.
У судейского столика толпятся офицеры с повязками на рукавах.
На краю поляны - оркестр. Он непрерывно играет веселое и задорное.
Между оркестром и судейским столиком - пространство для разминки участников.
Вторую половину поляны, ту, что за "стартом-финишем", занимают зрители.
Жара спадает - солнце уже скатывается к морю. Почти вся поляна в тени. Потягивает приятный сквознячок. Среди зрителей немало гражданских. И девушек. Все они в легких светлых одеждах. На многих девушках брючки, кофточки без рукавов - плечи обнажены. И у Лены. Она с Ирой стоит на клочке травы, еще не залитой тенью, и волосы ее едва не вспыхивают под солнцем. Она улыбается, она перехватывает взгляд Юры и поднимает руку, приветливо машет, что-то говорит.
Обогнув судейский столик, приближаются подполковник Синев и Максим. Юра бежит им навстречу, жмет протянутые руки.
- Желаю тебе показать все, на что ты способен, - говорит подполковник Синев. - Не падай духом, и все получится.
- Да, да! - соглашается Юра.
Лена подняла руки над головой, сцепила кисти: дескать, жму руку и желаю успеха!
- Да, да! - повторяет Юра - для нее повторяет, хотя она его не слышит на таком расстоянии.
- А ты чего не в настроении? - спрашивает Юра Максима.
- Уезжаю завтра…
- Так и мы завтра уезжаем. Все, дружище, первый класс закончили, переходим в следующий.
- Вы уезжаете учиться…
- Так и ты учиться!
- Так я в школу. А вы в армии остаетесь…
- Настанет и твой черед! - обещает Юра.
- Козырьков, разминаться, разминаться! - окликает сержант Ромкин.
- Иду!
Юра присоединяется к своим ребятам, высоко вскидывая колени, бежит по траве.
…Максим желал Юре победы. И всем солдатам желал победы - и тем, с кем был знаком, и тем, с кем не был знаком. И всего сильнее желал для себя - добиваться победы с ними заодно, в солдатском ряду. Но это было невозможно - солдаты уйдут со старта сами, без него.
…На вороных конях сидят всадники, слышен храп и перестук копыт, звучит мужественная команда, и всадники покидают поляну, молодые всадники, в папахах, с саблями, с лицами Юры Козырькова, Прохора Бембина, Кости Журихина, Жоры Белея, Фитцжеральда Сусяна - Максим узнает их и провожает. Надолго провожает. И обидно ему, Максиму, что расти еще и расти, до той поры, когда станет взрослым и взберется на своего вороного коня и возьмет в руку свою светлую саблю.
Лейтенант Чепелин, судья на старте, построил ребят, проверил их по списку, вывел на белую линию, расположил в несколько рядов, вышел чуть вперед и в сторону, поднял руку со стартовым пистолетом:
- На старт!..
Ребята подвигались и замерли.
- Внимание!
Когда-то все это уже было: и старт, и сквознячок на поляне, и ребята рядом, и поднятая рука лейтенанта Чепелина, и веселое волнение, от которого взлететь можно…
Хлестко ударил выстрел: вперед!
Когда-то и это было, Юра мог поклясться, что и это когда-то он видел, это когда-то уже перенес: неуверенность в себе, толкотню на старте, ощущение грубой тяжести в ногах и вслед за этим - необыкновенную легкость.
Бегуны втянулись в рощу, колея разбила их на две змейки, мчавшиеся параллельно. Однако скоро все переместилось на правую колею, змейка разорвалась, рассыпалась, как цепь: тут несколько звеньев, там несколько звеньев.
Колея пролегала в редко колеблющейся тени. Две неширокие канавки поросли травой, она красиво зеленела под рассеянными солнечными лучами. Юра смотрел под ноги - канавка прихотливо извивалась, и можно было оступиться и подвернуть ногу. Но вот колея ушла влево, а бегуны свернули вправо, на тропинку. Она хорошо пружинила под ногами, тонкие веточки хлестали по телу, и чудилось, что мчишься с огромной скоростью.
Все страхи, все сомнения растаяли, и радостно было за себя, за ту жизнь, которой живешь, радостно от того, что и ты, и жизнь твоя способны отринуть душевную сумятицу. И вот ты снова крепок сердцем, и вот снова вовсю раскрываются твои силы. И не беда, что у тебя бывали, бывают и еще могут случиться минуты слабости, важно, что ты перебарываешь слабость, обретаешь веру в себя, не зря занимаешь место в строю - ты действуешь, на тебя можно рассчитывать… На тебя можно рассчитывать… На тебя можно рассчитывать…
Иной раз на быстром шагу или на бегу вспомнится строчка из песни и не избавишься от нее - звучит в такт движению, повторяется с непреоборимым постоянством, ничего с ней не поделаешь, пока сама не отстанет. Обрывком песни повторяется и повторяется: "На тебя можно рассчитывать…"
Ноги хотели прибавить, ноги могли двигаться быстрее. Но впереди с раздражающей невозмутимостью шел Сусян, шел и, видно, не собирался увеличивать темп. Юра сделал движение, чтобы выйти из ряда, перегнать Костю и Прохора, настигнуть Сусяна, сказать ему: "Рванем! Сила есть!". Сказать и даже самому повести бег.
Но он лишь качнулся и остался в ряду, послушный темпу, что задавал Сусян. Что-то такое, что было сильнее самоуверенности, заставило держаться в строю, выполнять заранее намеченный план.
Кончился плитняк. Ступили на тропинку, стрелой вытянувшуюся по просеке. Уже не было желания выходить вперед, брать на себя бег - Сусян молодец: экономный задал темп!.. Теперь двинемся по обочине. При обгоне свирепо ревут машины, сигналят испуганно, точно боятся спортсменов.
Впереди шум голосов, впереди поляна. Зрители тесно обступили дорожку: протяни руку - достанешь. Мелькают лица, слышатся выкрики. Юра все-таки увидел Максима, он подпрыгивал, взмахивая сжатыми в кулак руками, звал: "Юра! Юра!" Юра кивнул ему, подчеркнуто спокойно кивнул - дескать, все хорошо, энергии вдосталь, машина работает!
…Будто стоп-кадр - улыбающееся лицо Лены, глаза, в которых удивительное и незнакомое выражение; о чем они, глаза Лены? Наверно, о нем, о Юре, о том, что Лена желает ему успеха больше, чем всем другим. Да, об этом, - разве он может ошибиться? Каждой клеточкой чувствует - не ошибается!..
- Второй круг! - кричит лейтенант Чепелин.
Второй круг! Ноги умеют считать. Ноги знают, что уже второй круг, что часть сил израсходована, что темп должен возрасти. Костя Журихин ведет за собой отделение. Не слишком ли резво начал он? За Сусяном бежать было легче. Может, чуть отстать, отдохнуть, а потом снова занять свое место? Ведь второй круг - усталость сковывает ноги, которым худо приходится на прихотливой колее. Иной раз вспрыгнешь, чтобы не лопасть стопой на неверный край колеи. Нет, отставать нельзя. Невозможно отстать. Себе дороже и товарищам: Костя не оглядывается, но знает и верит, что ты поддерживаешь его, идешь за ним. Позади Жора Белей, он пристроился к тебе, пыхтит и чертыхается. Ты идешь за Костей и ведешь Жору.
Когда показалась тропинка, Костя уступил лидерство Прохору, маленькому, сухому и легкому. Он неслышно отталкивается от тропинки, попробуем и мы - верно, так лучше!
На повороте с Юрой поравнялся Сусян (он отсиживался в хвосте - набирался сил). Перекинулись взглядами, и Юра понял: надо следовать за Сусяном. Вдвоем обошли Костю, потом Прохора, тот шевельнул губами: мол, физкульт-привет, принимайте эстафету! Снова встретились взглядами: "Возьмешься?" - без слов спросил Сусян. "Возьмусь!" - без слов ответил Юра. И пошел и пошел, слыша, как дружно пошли за ним ребята.