Она слышала, как в ящик для пожертвований упало несколько монет, как заскрипели, удаляясь, палки калеки, как на петлях качнулись створки двери, после чего в церкви стало тихо и пусто. Прохладный сумрак припахивал свечным салом и эфиром.
Святая святых.
Карен осенила себя крестом и, шепнув Неду, что она ненадолго, зашагала по проходу. У подножия алтаря она преклонила колена, еще раз перекрестилась и прошла в дальний конец трансепта, где, словно караульная будка у входа в боковую капеллу, стояла исповедальная кабинка. Прежде чем включить сигнальную лампочку и раздвинуть бархатные шторки, Карен оглянулась убедиться, что Нед на месте.
Присев на край жесткого сиденья, она стала ждать священника, сама не зная, хочет ли, чтобы это был кто-то незнакомый или отец Майкл. В прошлый раз, когда Карен поведала отцу Майклу о своих проблемах - в надежде получить и совет, и прощение, - она поняла, что старый приходской священник был просто ошеломлен ее историей. Но его, по крайней мере, не пришлось бы вводить в курс дела.
Вот уже два года как она призналась ему - помнится, она даже понизила голос из иррационального страха, что Том каким-то образом может ее услышать, - что ее муж сказал ей это только после свадьбы. "Что сказал, дитя мое?" Она приникла к самой решетке. Причина, прошептала она тогда на ухо исповеднику, в силу которой она потакала прихотям Тома, состояла в том, что он якобы очень хотел создать семью. Поначалу ей казалось, что она сможет это выдержать. Но потом - должно быть, Господь сжалился над ней - внутри у нее что-то вдруг взбунтовалось. Муж отправил ее в клинику. Она лежала там на столе - до чего же унизительно было рассказывать священнику о подобных вещах! - с этими жуткими креплениями на ногах, чувствуя себя как в капкане, в неотвратимой кабале, как вдруг, впервые в жизни, услышала хлопанье крыльев.
Старик в смущении заерзал. Карен почти услышала, как он подумал: может, эта особа не совсем… может, ей нужно нечто большее, чем духовная поддержка?
Труднее всего было убедить духовника, что она слишком боится своего мужа, чтобы его ослушаться. "Я не могла сказать Тому, что отказалась от лечения в "Репрогене", никак не могла. Я не пытаюсь оправдаться, святой отец, но вы должны понять, - сказала она, озираясь в полумраке исповедальни, - что мой муж из тех людей, которые способны на все".
Где-то хлопнула дверь - наверное, в ризнице, подумала Карен; потом из другой части церкви донеслось попискивание резиновых подошв по камню - шаги приближались. Она соединила ладони в молитве.
Понимаю, проговорил отец Майкл, должно быть, вам было очень трудно. Затем внушительно напомнил ей о церковной доктрине, касающейся искусственного оплодотворения. Как будто в такой момент ей надо было говорить, что это нехорошо. Как будто она нутром не понимала, как будто не знала по собственному постыдному опыту, что сосулька замороженной спермы способна лишить "супружеское плодородие" присущих ему единства и чистоты.
Она ведь старалась поступить правильно, не так ли?
Отец Майкл, казалось, никак не мог уразуметь, что она сознательно пошла на адюльтер со старым любовником, чтобы забеременеть. Что она сделала это только для того, чтобы исполнить желание мужа завести ребенка и тем самым сохранить брак. Что у нее и в мыслях не было кому-либо об этом рассказывать. Во всяком случае, не сразу. Предполагалось, что это будет ее секрет, ее личный секрет.
Ей казалось, что она выдержит.
Сердце у нее затрепыхалось, когда она привстала задернуть бархатные шторки, вытягивая шею проверить, как там Нед. Вылитый ангелочек, сокровище мое, подумала она, глядя на сгорбленную фигурку сына, неподвижно сидевшего на скамье.
Звук шагов смолк, потом стал удаляться. И вот снова приблизился.
Она опустилась на колени и склонила голову, готовясь совершить акт покаяния. Сколько же времени прошло с последней исповеди? Сколько времени потребовалось, чтобы проделать этот путь: от того, что когда-то казалось невинным обманом, бесплодной жертвой ради мужа, которого она никогда не любила, но с которым ее связывал долг благодарности, - до соучастия в его убийстве? Она закрыла глаза, сжимая бедра, пока боль не вызвала слезы, уравновешивающие эту боль.
Руки у нее задрожали, когда она открыла крохотный молитвенник, подаренный матерью. Прозрачные страницы, усеянные точечками плесени, обладали нежелательной властью навевать воспоминания о прошлом - об унылых годах прозябания после ухода отца из семьи, когда они с матерью жили на стоянках жилых автоприцепов по берегам кипарисовых болот и в жутких городках Флориды, чьи названия она так старается забыть. Мать, которая в последнем из этих городишек окончательно повредилась умом, воспитывала ее в католической вере, внушала, что единственный путь к Богу лежит через страдания и самопожертвование, учила ее жить по закону, который, возможно, местами и был подпорчен, но все же позволял Карен считать себя более или менее порядочным человеком.
Даже теперь, как нельзя более готовая признать свою вину, она не могла не задать себе вопрос: что же все-таки она сделала неправильно? Брать в долг деньги вовсе не преступление. Равно как и любить.
Только по слабости, призналась Карен, она продолжала видеться с Джо. Как-то раз, вскоре после рождения Неда, она поддалась если не любопытству, то безудержному порыву приехать к нему с ребенком; потом, когда их сын подрос, она обнаружила, что все устраивает таким образом, чтобы при малейшей возможности побыть втроем. Хотя она решительно продолжала держать Джо в неведении, такие встречи давали ей ощущение полноты, какого она раньше не знала. То, что с ними происходило, убеждала она отца Майкла, казалось естественным, правильным и, уж конечно, более любезным Господу, чем брак, основанный на страхе, жестокости и лжи… ведь это они были настоящей семьей - в глазах Бога, разумеется.
Но приговор был бескомпромиссным. Отец Майкл сказал, что она должна прекратить внебрачные отношения, и предупредил, что если она скажет своему возлюбленному, что он отец ребенка, то это принесет больше вреда, чем пользы. Тогда, убежденная, что у старого священника допотопные, путанные, попросту извращенные взгляды, Карен его не послушалась. Теперь же ее одолевали сомнения. Может, все-таки надо было последовать его совету?
Карен вздрогнула, услышав вежливое покашливание за стеной кабинки. По ту сторону зашторенной решетки она разглядела силуэт невысокого, остролицего мужчины, затем неожиданно глубокий голос проговорил нараспев:
- Господи Иисусе Христе, возлюбленный душ наших…
Это был не отец Майкл. Ей бы почувствовать облегчение. По крайней мере, она могла бы воспользоваться удобством анонимности. Вместо этого ее охватила паника - смутный наплыв страха и раскаяния, который она вдруг ощутила с такой остротой, будто изголодавшийся хорек впился зубами в ее нутро.
- Из глубины взываю к Тебе в скорби моей, возлюбленнейший мой Господь и Спаситель, Кому бесконечно неприятен всякий грех; Который так возлюбил меня, что не пожалел для меня крови Своей, терпя муки жестокой смерти. Во имя Отца…
Когда рука священника вознеслась в жесте благословения, Карен заметила, что на запястье у него блеснули часы, и тут же поняла, что здесь что-то не так. Она открыла рот, собираясь ответить, но у нее вдруг вылетели из головы все слова; даже покаянная молитва, которую она заранее приготовила, не шла на ум. Исповедь. Словно хорек уже просунул пушистую голову ей в глотку и, сверкая маленькими красными глазками, принялся глодать ее язык.
Карен стала задыхаться и была вынуждена выскочить из кабинки - ей не хватало воздуха. Задернув шторки, она пошатываясь двинулась по проходу, и тут ее пронзила ледяная стрела осознания, что Неда нет на той скамье, где она его оставила.
Она выбежала на середину церкви. Быстро обвела глазами пустые ряды скамеек. Мальчика нигде не было. Заставив себя успокоиться и поискать получше, она окликнула его по имени - тотчас же обретя голос. В отчаянии, снова и снова повторяя про себя: "Молю Тебя, Господи, не допусти, чтобы это случилось!" - она опять заметалась по церкви, окликая Неда все громче и громче, попутно озираясь по сторонам, стуча по скамейкам и получая в ответ только эхо.
Из исповедальни с опаской выглянул похожий на птицу священник; он был в черной футболке, с кожаным шнурком на шее, на котором болтались деревянный крест и круглый значок с желтой улыбкой.
- Вам нужна помощь? - раздался его гулкий голос.
В церкви было множество укромных уголков, тысяча закутков, где можно было спрятаться, но, не обращая внимания на священника, Карен распахнула двери и через вестибюль выбежала на залитую солнцем улицу, откуда исходила непосредственная опасность. Козырьком приставив ладони ко лбу и сощурив глаза, она стала осматривать мирную провинциальную улочку, круто спускающуюся к гавани Глен-Коув. Под деревьями стояло несколько машин. Проехала на велосипедах молодая пара с собакой. Вроде ничего необычного. Но тут она увидела, что с обочины медленно съезжает помятый "додж-трейдсмен" с картинкой на зеркальном заднем стекле. Пустыня, кактусы с вытянутыми вверх побегами, похожие на полицейских автоинспекторов, череп лонгхорна, белеющий на солнце.
Легкий трепет узнавания исчез за доли секунды, как только Карен поняла, что Нед не может находиться в фургоне. Под ногу попало что-то мягкое. На ступенях церкви, словно попранное знамя, лежало зеленое "защитное" одеяльце мальчика. Она развернулась и увидела сына: поглаживая колени, он сидел в тени каменного контрфорса в противоположном конце двора и спокойно смотрел на нее. Когда он помахал рукой… Карен не могла сказать наверняка.
Но она услышала, как он что-то сказал…
Подойдя к мальчику, она коротко вскрикнула и присела на корточки рядом с ним, смеясь сквозь слезы, которых она не могла сдержать, давая волю чувству облегчения.
- Слава Богу!
Она закрыла глаза, не сказав больше ни слова, благодарная за то, что ее вернули на твердую почву. Ни более ясного знака, ни какой-либо другой причины для нее и быть не могло.
- Эй! - Карен притянула сына к себе. - У меня идея. Почему бы нам перед пляжем не заехать к Мистеру Мэну?
Нед не ответил.
- Сука!
Справочная служба снова поставила ее в режим ожидания. Карен шваркнула трубку. Впрочем, это не проблема; необходимая информация у нее уже есть: мисс Морроу уехала на выходные… нет, номера, по которому можно было бы с ней связаться, она не оставила. Как правило, она заходит за сообщениями по воскресеньям, во второй половине дня.
У меня экстренный случай, канючила Карен.
Все так говорят, милочка.
- Ничего не выйдет, Джо. - Она принялась ходить взад-вперед по опустевшей комнате. - Ничего не выйдет. Мы опоздали.
До этого Карен уже пыталась связаться с Виктором Серафимом по телефону, но он либо числился под другим именем, либо наврал, что купил дом на Лонг-Айленде. Она помнила, как он сказал, что позвонит. Почти наверняка это означало - после того, как работа будет кончена. Она уже ничего не могла сделать, чтобы его остановить. Передать Виктору послание через ее подругу мисс Морроу по прозвищу Ночная Звезда было их последней надеждой.
- Ты ничего не забыла?
Карен посмотрела на Джо, который лежал на кушетке смурной, небритый и курил сигарету, стряхивая пепел в стеклянную пепельницу, балансировавшую у него на животе. Почти месяц, как он пообещал ей бросить курить - ради мальчика.
Она вытерла лоб тыльной стороной запястья.
- Ты о чем?
- О том, что он пригрозил разделаться с Недом, если мы заартачимся.
- Это даже хорошо, пока у Серафима на нас что-то есть.
- Ты должна этому мужику полмиллиона долларов.
- Мы не можем это так оставить, Джо. И ты и я это знаем. У нас нет выбора. Я звоню в полицию.
- В полицию? - фыркнул Джо. - Ты спятила. Что ты им расскажешь? Историю о том, что заняла денег у какого-то бруклинского ростовщика? Миссис Том Уэлфорд, жена одного из богатейших людей в округе Нассау… Брось, они, скорее всего, отправят тебя в психушку в Стилвел-Вудс.
- Я знаю, как заставить их слушать.
- Неужели? - Он жадно затянулся и выпустил дым в потолок. - Ладно, положим, ты скажешь им, что, по твоим подозрениям, кто-то собирается убить твоего мужа, - и тут происходит "несчастный случай". Как, по-твоему, это будет выглядеть? Дьявол, мы даже не уверены, что этого еще не случилось.
- Я вовсе не хотела тебя втягивать. Идея была исключительно моя. И я скажу это кому угодно.
- Не забывай, мы действуем сообща. - Джо погасил сигарету и сел. - Тебе никогда не приходило в голову, что Серафим может блефовать? Этот тип - всего лишь мелкий мошенник. Да, он знает, как дать продристаться ничтожным людишкам, которые не отдают долги в срок, но он не мокрушник. Зачем ему усложнять свою жизнь?
- Он говорил, что за ним стоят другие люди.
- Они уже выбили свои деньги. Нет-нет, что-то здесь не так, я это нутром чую. Мне кажется, надо на все плюнуть и уехать, как мы и планировали.
Карен покачала головой.
- Слишком поздно.
- Ну, уедем мы сейчас, прямо сейчас, - что они смогут сделать? Знаешь, когда я увидел, что ты привезла Неда, я подумал: вот здорово! Сядем сейчас в машину - и вперед. Карен, послушай меня. Никто нас не будет искать. Помнишь Нью-Мексико, ту приграничную деревушку на задворках лошадиной страны апачей?
- Не очень… Смутно. Столько времени прошло.
Она подошла к сетчатой двери и стала смотреть на Неда, игравшего во дворе. Небо над лесом заволокло белой дымкой, и Карен засомневалась, что на пляже будет солнечно. Они должны вернуться к двум, если она хочет успеть к парикмахерше. Она чувствовала себя чужой в этой комнате, среди коробок, чемоданов и нехитрых пожитков Джо, сваленных в кучу на том же месте, где они оставили их после неудавшегося побега.
- Ты знаешь, что я тебя люблю, - заговорила Карен, облизнув пересохшие от волнения губы. Она уже приняла решение, и теперь надо было его озвучить. - Я только о том и мечтала, чтобы мы были вместе. Мы втроем. Чтобы жить одной семьей. Но мечты не всегда сбываются.
- В чем дело, Карен? - Джо вскочил с дивана и подошел к ней. - Что ты несешь?
- В жизни бывает только один шанс, - продолжала она, пряча глаза. - Можно принять только одно решение. И я его приняла. Вернее, его за меня давно приняли - тебе ли этого не знать? - Она чуть заметно улыбнулась. - Так что будет правильно, если я вернусь к Тому. Это единственное, что мне остается, и… я не могу просто предупредить его, Джо, - я должна все ему рассказать.
- Ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь?
Она набрала полную грудь воздуха.
- О тебе и о Неде.
- Как дело доходит до выбора между нами, ты даже не колеблешься, - с горечью сказал Джо. - К тому все и идет.
- Выбора у нас нет.
- О господи! - Джо свесил голову и провел рукой по волосам. Потом отошел от Карен, но тут же вернулся. - Деньги, да? Вот оно что. Деньги. Больше тебя ничего не волнует - ни я, ни мальчик, ни "настоящая" семья… черт, ты даже стала думать, как он. Тебе нужно одно: жить в этом большом доме с газонами, лошадьми, теннисом в клубе, светскими раутами и целой армией обслуживающего персонала под боком, чтобы ты могла чувствовать себя в безопасности. Деньги.
- Ты знаешь, что это неправда.
- Я тебя не обвиняю. Да и кто бы обвинял! Так почему бы это не признать?
- Моя семья - это ты, Джо. Был, есть и будешь. У меня сердце разрывается при мысли… Джо, я готова была уехать с тобой в любую точку этого долбаного мира. И никто мне не нужен, кроме тебя и Неда. Ты тоже этого хотел, Джо, у нас была одна мечта - дом, полный детей и смеха… не деньги. Не деньги.
- Он тебя схавал, малыш. Никуда ты от него не денешься. Никогда не отвыкнешь.
Карен заправила волосы за уши, вспомнив события прошлой ночи. Она не собиралась до этого доводить, ее подвела собственная совесть. Ее бросило в дрожь.
- Мы должны поступить правильно, - сказала она. - Так, как лучше для Неда. Мы говорим о возможности убийства человека, которого он считает своим отцом. Как мы сможем после этого жить семьей?
- Этот подонок ему не отец. И будь он сейчас здесь, я бы с радостью придушил его собственными руками.
- Не говори так, Джо. Ты тут вообще ни при чем. Это я все затеяла.
- Нет, это я виноват, что послушал тебя, что согласился на то, что всегда считал ошибочным. Мне надо было настоять на том, чтобы ты подала на него в суд. Может, он и имеет право на Неда в глазах закона, и, конечно, поскольку он при деньгах, у него есть все шансы выиграть битву за опекунство, - но я имею на Неда право по крови, а также потому, что очень его люблю. Нед - мой сын.
- Знаю, что любишь. Знаю, что твой. - Карен заглянула в его глаза и заплакала. - Но ты не настаивал. Ты был бы только рад оставить все как есть - навсегда.
- Просто я пытался наладить свою жизнь. Отложить немного денег, чтобы мы могли начать с чистого листа. Но тебя это не очень устраивало. - Он помолчал, поводя головой. - Что ж, давай, расскажи Тому правду; посмотрим, как он это воспримет. Надеюсь - исключительно ради тебя, - что он стерпит.
- А какая альтернатива? - спросила она. - Даже если мы уедем на другой конец света, он рано или поздно нас найдет.
- Я все равно буду пытаться, Карен. Я пройду эту дистанцию. От начала до конца, до Верховного суда, если придется.
- Все кончено, Джо. - Она отвернулась, захлебываясь слезами, которые затекали в рот, мешая говорить. - Прости, но мне надо идти, я обещала Неду отвезти его на пляж.
Джо рассмеялся.
- Пляж. Пляж. Идеальный день для пляжа. О! Я поеду с вами.
- Нет, Джо. - Она почувствовала, как его ладонь легла на ее руку - узы первой любви еще не распались. - Не прикасайся ко мне… умоляю, Джо. Всем будет легче, если мы порвем одним махом. Помнишь, как в прошлый раз? - Она печально, через силу улыбнулась. - Мы не можем допустить, чтобы это повторилось.
Его рука упала.
- Тогда позволь мне попрощаться с Недом.
Она заколебалась.
- Хорошо, то есть ты, конечно, должен с ним попрощаться. Просто… даже не знаю, как сказать, бедный мой Джо, но постарайся не сделать ничего такого, что может его огорчить, ладно?
- Например, сказать, кто я на самом деле, и разрушить его жизнь?
Стоя у белого штакетника рядом с мальчиком, возившимся в траве у их ног, они казались прекрасной парой: молодые, здоровые, полные оптимизма… быть может, немного печальные, но Хендрикс ведь знал историю их отношений.
Фотографии были сделаны с обычного места, около десяти утра. На одной из них, самой выразительной, Нед вытаскивает с заднего сиденья внедорожника что-то похожее на мягкие игрушки. На другой "семья" прощается, от камеры не укрылась натянутая веселость Карен (старается ради сынишки); Хейнс смотрит мимо нее, отсутствующий взгляд прикован к горизонту. На последнем кадре они обнимаются - Джо с Карен, прислонившись к откидному заднему борту машины, стоящей на середине подъездной аллеи.