4
- Дорогая! - воскликнула Тамара Дэвенпорт, взяв Карен за обе руки и старательно чмокнув ее сначала мимо одной щеки, потом мимо другой. - Ну до чего же ты божественно выглядишь! - На ее властном обветренном лице, когда она отстранилась, было написано вежливое недоумение. - Как это ты отважилась прийти одна? Где же Том?
- А его еще нет? - весело спросила Карен, изо всех сил стараясь казаться беззаботной. - Ты ж его знаешь. Всегда приходит последним. Том ни за что на свете не пропустит это мероприятие.
Тамара срочно препоручила ее заботам своего мужа Чипа, загорелого, жилистого коротышки шестидесяти с лишним лет, которого Карен встречала иногда во время пробежки по берегу перед завтраком. Он галантно сопроводил свою соседку в сад и поднес ей бокал. В толпе гостей она узнала всего несколько знакомых лиц.
Необычное сборище, учтиво заметил Чип Дэвенпорт. Она так и не поняла, нравилось ему или нет, что люди "из всех слоев общества", как он выразился, в поддержку благого дела топтали его доведенные до совершенства газоны.
Украшенный белой колоннадой фасад Нонсача позади них, самонадеянно названного так в честь разрушенного дворца Генриха VIII в Саррее и являющего собой один из немногих еще сохранившихся на побережье поистине роскошных особняков, был весь в огнях.
Хозяин дома не отпускал от себя Карен ни на шаг, рассказывая ей о замечательной коалиции, созданной его женой для борьбы против строительства в Хемпстедской гавани мусоросжигательной печи. Тридцатиэтажную дымовую трубу, способную отравить все окрестности от Сэндз-Пойнта до Ойстер-Бэя, иначе как потенциальным злодейством не назовешь. Карен согласилась. И присовокупила, что Тома тоже страшно возмущает эта затея.
Наконец ей удалось укрыться от него в шатре, где гости уже начинали рассаживаться за обеденные столы, восхищаясь роскошными украшениями из цветов, и, под взрывы смеха и канонаду пробок от шампанского, подписывали не облагаемые налогом чеки для "военной" казны Тамары Дэвенпорт.
Усаживаясь за стол в необнадеживающей компании, Карен развернула свой стул так, чтобы ей было видно главный вход в палатку.
Она почувствовала на середине спины ободряющее подталкивание его ладони, когда он повел ее к переполненной танцплощадке, пробиваясь на свободный пятачок рядом с оркестром.
- Дай хоть я на тебя посмотрю, - проревел Том, стараясь перекричать музыку, и крутанул жену от себя на расстояние вытянутой руки.
- Это единственное, что у меня нашлось для данного случая, - сказала она, имея в виду темно-зеленое, почти черное шелковое платье.
Взгляд одобрения.
- Царица бала. Любой скажет. Одно совершенно незнакомое мне лицо указало мне на тебя как на самую очаровательную женщину на этом вечере.
- Я тебя умоляю, Том, - она покачала головой, - должно быть, оно имело в виду кого-то другого.
Надо же, "незнакомое лицо".
Том улыбнулся.
- Она была чертовски права.
- Скорее, чертовски пьяна.
Карен заметила, какую гримасу он скорчил, когда саксофонисты переднего ряда - замшелые старики в белых смокингах - торжественно поднялись со своих мест, чтобы исполнить бьющий на эффект пассаж из "Мастера Бластера" Стиви Уандера. Спотыкающийся звук, достаточно сильный, чтобы волоски на руках у Карен встали дыбом. Том что-то пробурчал.
- Что-что? - Она засмеялась.
Он снова ее покрутил.
- Вне конкуренции.
- Ты серьезно?
- Солнце и рядом не стояло.
- Ну вот, теперь ты меня смущаешь. - Карен поднесла руку к горлу и дотронулась до изящной ямочки между ключицами, усомнившись на мгновение, то ли ей кажется, то ли шею действительно что-то стягивает. - Оно еще там?
- Пожалуй, ты единственная, - прошептал Том, касаясь губами ее уха, - кому не стоит злоупотреблять горячительными напитками.
- Теперь, когда ты рядом, со мной все будет хорошо, - сказала она, стиснув его руку. - Я так за тебя рада!
- Это всего лишь деньги, - ответил он рассеянно, шныряя взглядом по толпе.
Ее щека снова легла на широкое плечо мужа. Карен собиралась с духом, чтобы все ему рассказать.
До середины обеда она сидела как на иголках, пока не убедилась, что он жив и здоров. Не в состоянии притронуться к пище, она постоянно пила и наконец, подняв глаза, увидела, как он пробивается к ней с противоположной стороны шатра, остановившись принести извинения хозяйке, вызывая оживление за столами, расточая самые искренние любезности ничего не значащим людям. Том умел быть невероятно обаятельным. Она наблюдала за ним с возрастающей уверенностью, что приняла верное решение.
Наклонившись из-за спинки стула чмокнуть ее в щечку, он шепотом сообщил ей хорошую новость: Атланта совсем "спеклась", малыш; ты правильно сделала, что начала праздновать, - затем без лишних слов накинул ей на шею рубиново-бриллиантовое колье, которое починил у того самого мужичонки на Сорок седьмой улице. Повторение вчерашней церемонии перед зеркалом, только на сей раз он сделал это так, как надевают ошейник на собаку, словно публично заявляя, что Карен - его собственность.
И опять она вздрогнула от холода камней, расширив глаза и очаровательно сложив губки в большое "О" в шаблонном выражении восторга и смущения, потом завела руки назад, чтобы помочь Тому с застежкой, не переставая всасывать воздух, - трофейная жена, которую невозможно унизить.
Карен это не задевало. Это было всего лишь очередное напоминание - как и чувствительность ее саднящих бедер к плетеному сиденью позолоченного стула, - что она заслужила любое наказание, какое бы ей ни грозило.
Ей пришлось до конца выдержать конфузливые овации своих сотрапезников, затем заставить их рассмеяться шуточке Тома (будто она впервые ее слышала) о том, как рискованно дарить женам ценные подарки, которые можно перепродать. Один пучеглазый мужчина поинтересовался происхождением рубинов, и Карен вместе с остальными узнала, что они поступили с Могокских копей на самом севере Мандалая в Бирме. Их никогда не подвергали ни обжигу, ни тепловой обработке для удаления "шелка" - прожилок вторичных минералов, замутняющих менее ценные камни. Том обнаружил специальные познания химика-лаборанта, что другим женщинам за столом - Карен видела это по их расплавленным глазам - могло бы показаться романтичным, будь следующим гвоздем программы объявление стоимости рубинов.
Не потому ли он купил ей это ожерелье? Издевательский намек на цену ее добродетели? Карен не могла не задаться вопросом (когда Уэлфорд услышал из ее уст то, о чем, по ее подозрениям, он уже знал), во сколько можно было бы оценить ее жизнь.
Какую же цену назвать Тому?
После обеда он, откатив стул от стола, выкурил сигару, согреваемый воспламенившимися слухами о его успехе. Мужчина, в котором Карен узнала какого-то деятеля с Уолл-стрит, подошел пожать Тому руку; к нему присоединился тучный розовощекий адвокат, изредка заезжавший к ним на партию в теннис, которого она знала просто как Боза. Он отвесил ей изысканный комплимент, а в разговоре с Томом на каждое его слово реагировал неестественно громким смехом.
Потом последовали другие, попроще. Эти, проходя мимо, либо похлопывали его по руке, либо ограничивались скромным "Том!". И каждый раз он бросал на жену веселый взгляд. Жабоеды, как он их называл.
Не было никакой возможности рассказать ему о Неде.
Том слегка косил на один глаз, что особенно проявлялось, когда он уставал. Она заметила завернувшуюся ресничку. Он поймал ее двумя пальцами, как насекомое.
Карен бросила через стол, что ей хочется танцевать.
Ей пришлось чуть не силком вытащить мужа на танцплощадку - так он наслаждался льстившим ему вниманием.
- Мне нужно тебе кое-что рассказать.
Она закрыла глаза, словно отдаваясь музыке.
- Тебе нехорошо?
Карен и Том были парой, о которой все только и говорили. Они и впрямь выделялись на фоне других пар, скользивших по танцплощадке под мелодию "Нашвиллские соловьи". Оркестр отдавал дань Гершвину.
- Нет, у меня к тебе разговор. О нас.
- Вот те на! А это не может подождать, дорогая? То есть сейчас совсем не…
Он куражился в духе Джимми Стюарта.
- Том!
Гримаса притворной озадаченности моментально сменилась обеспокоенной миной.
- Что-то случилось? Док?
Она отрицательно покачала головой.
- Я должна исповедаться.
- Во имя Отца и Сына… - На его торжественном лице снова заиграла мальчишеская улыбка. - Что ж, вперед. Я слушаю.
- Том, прошу тебя!
- Что ты натворила на этот раз?
- Не здесь, - сказала она, отпуская его руку.
Она прихватила бокал шампанского с проплывающего мимо подноса и стала пробираться к выходу из шатра на залитую светом лужайку, предоставив Тому следовать за ней.
Толпа знакомых грозила перекрыть им дорогу, но в последний момент рассосалась. Карен прошла вперед, спустившись по каменным ступеням в сад, где под деревом, увешанным японскими фонариками, располагался второй бар с дополнительными столиками для желающих посидеть на открытом воздухе. Там она дождалась Тома, и они, взявшись за руки, двинулись по тропинке, ведущей к пляжу.
Карен вдруг почувствовала, что страшно пьяна.
- Том, ты ведь… ты ведь на меня не рассердишься, правда? - спросила она, ненавидя себя за игривый тон, когда, опершись на Тома, снимала туфли, чтобы походить босиком по песку.
Том не ответил.
Это была та самая дорожка, по которой они часто гуляли с Брэкеном перед сном. От воды, поблескивающей у их ног, исходил сильный морской запах, такой противный, что казалось, от него можно подцепить заразу, но Том обошелся без комментариев. Они не возвращались к разговору, пока лодочная пристань, служившая границей между Эджуотером и имением Дэвенпортов, не осталась далеко позади.
На роге полумесяца их бухты, на своей территории, Карен сказала Тому о любовнике. В темноте трудно было рассмотреть ее лицо.
Том наклонился за камешком и, развернувшись с атлетической грацией, пустил его скакать по воде. Потом повторил. На третий раз молчание мужа стало ее пугать.
- Иногда я об этом подумывал, - сказал он наконец. - Наверное, это должно было произойти. И давно?
- Год, даже меньше, - соврала она не стыдясь, полагая, что так ему будет легче это пережить. - Но все уже кончено, Том, клянусь. Все это было жуткой ошибкой. Это один человек, которого я знала до знакомства с тобой. Старый друг. Он…
Том положил руку ей на плечо.
- Если я позволю тебе продолжать, ты назовешь мне имя. А я бы предпочел не знать лишних деталей. - Он прокашлялся. - Это случилось впервые?
- Да.
- Но почему? - мягко спросил он.
- Это не было чем-то… - Карен понимала, что должна представить свою измену как незначительный эпизод. - Наверное, мне стало скучно. Скорее даже одиноко. Тебя никогда не было дома. Я чувствовала себя узницей.
Она смотрела на огни Эджуотера, на очертания дома, темневшие на скале над ними.
- Возможно, я слишком многого от тебя ждала.
Она заплакала.
- Ты имел право… хотя бы на каплю верности. Боже мой, мне так стыдно.
- Извинений тоже не надо.
- Я не прошу тебя простить меня. Просто… мне надо было это сделать, чтобы у меня открылись глаза, и теперь, когда я поняла, что в моей жизни действительно важно, оказалось слишком поздно.
- Тебе не обязательно было мне это рассказывать.
- Есть причина, Том.
- Ты чувствуешь себя виноватой, - сказал он. - Разве ты не для того ходишь в церковь, чтобы вываливать все это на священника? - Затем добавил, понизив голос: - Ты ведь не беременна?
Она отрицательно покачала головой.
- Я не хотела сделать тебе больно, просто не могла больше держать это в себе. Видит Бог, я пыталась.
- Я рад, что ты мне доверилась. Я правда хочу тебе помочь.
Карен молча плакала. Она ожидала, что он разозлится и, может, даже рассвирепеет. Она не заслужила его сочувствия.
- Да ладно, не бери в голову.
Он остановился и, повернувшись к ней лицом, взял ее за руки.
- Тебе никогда не приходило в голову, что если бы ты смогла избавиться от чувства вины, то перестала бы подвергать себя этим жутким экзекуциям?
- При чем здесь… - Она замялась, не желая уводить разговор в сторону. - Возможно, у меня и были проблемы в прошлом, но с этим давно покончено, я не сумасшедшая. Ты же знаешь.
Он привлек ее к себе, обхватив рукой за голую спину. Потом запустил ладонь под пышный шелковый бант у нее на поясе, ослабил его и скользнул под юбку, между шелком и кожей.
- Что ты делаешь?
Карен робко попыталась его оттолкнуть.
- Почему? - Он прижал ее крепче. - Тебе неприятно?
- Перестань, я не могу. Так нехорошо.
- Это не то, что ты думаешь. Позволь мне кое-что тебе показать.
- У меня был роман, Том, я спала с другим мужчиной, неужели не понятно?
- Я могу с этим жить, пока можешь ты.
Другая рука Тома легла на ее грудь.
- Ты что, мне не веришь? - Она дрожала, внезапно испугавшись. - Боже мой, ты решил, что я все это выдумала!
- Конечно, я тебе верю, - прожурчал Том, целуя ее плечо, шею, ухо. - Просто я тебя знаю, я знаю, как ты винишь себя в том, перед чем ты бессильна.
- Я тебя обманывала.
- Не ты одна. Я должен сполна ответить за то, что совсем забросил вас с Недом. Больше это не повторится, обещаю тебе.
Он поцеловал ее в губы.
- Не надо, прошу тебя, - простонала она в смятении от своих чувств, стыдясь невольной реакции своего тела, когда сосок вздернулся в ответ на грубо-настойчивое треньканье по нему ногтя Тома.
- Где-нибудь в безопасном месте. Хотя бы до нашего отъезда в Европу.
- О чем это ты? - Карен резким движением отвернула от него лицо.
- Я подумал, - продолжал Том, - что, возможно, тебе не помешает наведаться в Силверлейк - не ложиться, а так, на день-другой, просто чтобы ты могла с кем-нибудь обо всем этом поговорить.
- О нет, пожалуйста, прошу тебя!
- Ты знаешь тамошних докторов, они знают тебя; там есть этот, как его… который тебе нравится, - Дэвид, не помню фамилию. Он ничего.
- Не надо так со мной, - рыдала она.
- Просто я думаю о том, что лучше для тебя, - сказал Том.
Ноги у нее словно налились водой, она была беззащитна против доброты, которая давала ему власть над ней. Но разве не за этим она к нему вернулась? Сбросить с себя бремя. Она вспомнила, как спокойно было в Кэре, где каждый час каждого дня был как последний миг перед сном. Она вспомнила, что почувствовала, когда Том вскоре после их знакомства заявил, что хочет заботиться о ней вечно.
Карен передернуло. Она знала только один способ поменять кожу - это слепое повиновение.
- Чувствуешь, какой он? - спросил Том, крепче прижимая ее к себе той рукой, что была под юбкой.
- Ничего не могу с собой поделать, - проговорила она, всхлипывая. - Я люблю тебя.
- Я разговаривал с ним сегодня по телефону… с Дэвидом Бекуортом. Сказал ему, что искренне беспокоюсь за тебя.
Карен почувствовала, что он забирается глубже. Его пальцы ощупывали порезы, читая по ним, как по шрифту Брайля. Она охнула.
- Тебе не больно?
Она закусила губу изнутри.
- Ты в этом уверена, прелесть моя? Точно? - Он еще крепче сжал ее истерзанную плоть, затем развернул ее так, чтобы отблески огней дома Дэвенпортов падали на ее лицо.
- Если бы ты согласилась, Карен, - его губы вытянулись в тонкую линию, - нам обоим было бы легче понять, когда ты говоришь правду.
Ресницы ее задрожали, и она закрыла глаза.
- Домой!
Но Том уже убрал руку.
Карен почувствовала себя покинутой. Когда она открыла глаза, он уже отошел на некоторое расстояние. Стоял у самой воды, сунув руки в карманы и устремив взгляд в морскую даль.
- Можешь сообщить им о нашем разговоре, - бросил он через плечо. - Скажи, что ты допустила некую бестактность и я тебя простил. Но что касается меня, то я буду считать, что ничего этого не было. Если когда-нибудь эта тема возникнет снова, я просто не пойму, о чем ты говоришь.
На руку ей шлепнулось что-то влажное и теплое. Это была первая капля дождя.
- Есть еще одна причина, - еле слышно проговорила она, - о которой я тебе еще не сказала.
В воздухе не было ни ветерка.
Эдди Хендрикс нажал металлическую пипочку на корпусе своих часов. Высветились красно-рыжие циферки цвета и размера паучков-монетников. Он выставил запястье в темноту и постукал по стеклышку циферблата.
- Видите, который час?
Помигав цифрами еще пару секунд, детектив отпустил кнопку.
- Выходим на финишную прямую, ребята, - сказал он, не отступая от своей привычки разговаривать с немыми, как с нормальными людьми. Даже в условиях светомаскировки.
В комнате, совершенно пустой, не считая элементарной мебели и двух-трех упаковочных коробок, его слова отдавались легким эхом. Всякий раз после того, как он что-нибудь говорил - как бы самому себе, - комната, казалось, проваливалась в еще более глубокую тишину.
Донат и Рой-Рой, чьи силуэты лишь едва угадывались на фоне противоположной стены, горбились на стульях по обе стороны двери, похожие на каменных псов у ворот храма. Они находились в какой-нибудь дюжине шагов от Хендрикса, с большим комфортом расположившегося в кресле у камина, где он сидел, вслушиваясь в тишину, чтобы не пропустить момент, когда внедорожник вывернет с Уитли-роуд на подъездную аллею дома номер 1154. Благо, у них хватило ума загнать машину Хендрикса в гараж и закрыть двери, чтобы Хейнс, подъезжая, не догадался, что у него гости.
Знали ребята Виктора или нет, но детектив заключил с ними пари - десять кусков за то, что вышеупомянутый Джо Хейнс не вернется домой раньше полуночи.
Дверь в квартиру оказалась не заперта. В холодильнике - пусто, разве что кусок заплесневелого сыра и упаковка из шести банок пива "Коорс", которым он поделился с партнерами, что несколько разрядило обстановку, не считая того, что, когда Хендриксу понадобилось в туалет, Донат пошел с ним - выяснить, насколько можно ему доверять. Кроме чемодана со шмотьем Хейнса и кое-каких личных принадлежностей, сваленных в кучу на кровати (бритва, будильник, семейные фотографии в рамках), все указывало на то, что он съезжает.
- Войдет он в ту дверь в ближайшие двадцать минут - ваша взяла, - сказал детектив, - получите десять кусков. А нет, так и хрен с ним, может, он вообще не вернется, поставим тогда на этом точку, и по домам. Идет?
Он подождал, вглядываясь во мрак, - не ответа, но какого-нибудь знака, что они хотя бы понимают, что с ними разговаривают. Ему вспомнились слова Виктора о том, как при глухоте обостряется зрение - природный способ компенсации… Надо было выяснить, насколько хорошо его недоделанные астрономы видят в темноте.
- Так и быть, повысим ставку, - заговорил он наконец, - пусть будет сто тысяч долларов.
Ребята не отреагировали и на сто тысяч - казалось, они даже не дышат. Эдди вытер тыльной стороной ладони пот с лица. Все окна были нараспашку, но в гостиной стояла удушающая жара.