- Я сказала, что если у меня не будет своих денег - не подачек на содержание, а личного счета на небольшую сумму, - то я уйду.
Джо посмотрел на нее с нескрываемым интересом.
Она прошла в кухню и сделала им по бутерброду, обходя гору грязной посуды в раковине и столы, не убиравшиеся с ее прошлого визита. После трапезы Карен отвела Неда поиграть во дворе, потом вернулась в гостиную и плюхнулась на диван рядом с Джо.
- Сдался без боя, - сказала она, обвивая рукой его шею. - Поскольку я снова в норме и способна себя контролировать, то - цитирую слово в слово - он готов признать, что я справлюсь с такой ответственностью. Вчера вечером он сообщил мне, что "в знак доверия" открыл в "Сити-банке" счет на мое имя. Без всяких ограничений. Могу снять любую сумму, как только…
Карен запнулась, откинув назад прядь волос, темным крылом упавшую ей на глаза: она вдруг поняла, что не продумала, что говорить дальше.
- Сколько?
- Сколько я просила, даже больше.
- Это надо отметить.
- Не только это, - добавила она с легкой улыбкой.
Джо неторопливо привлек ее к себе и стал изгиб за изгибом покрывать поцелуями ее длинную шею. Карен послушно откинула голову, зная, что устоять перед его настойчивостью будет труднее.
- Иди в спальню, - прошептал он ей в самое ухо, - А я принесу нам выпить чего-нибудь холодненького.
- Подожди, - проговорила Карен, поймав его руки, скользнувшие под ее колени. - Я еще не все тебе рассказала.
Она встала с дивана и склонилась над Джо; ее ноги под бледно-голубой "вареной" юбкой были все еще переплетены с его, словно не желая отделяться.
- Меня беспокоит Нед. В общем-то, ничего страшного. Просто мне кажется, что для него все это будет слишком.
Джо вздохнул.
- Обязательно обсуждать это именно сейчас?
- Мы не можем позволить себе проколоться. Особенно после всего, что нам пришлось пережить.
- Может, надо было оставить его дома?
- У няни сегодня выходной, - проговорила она раздраженно. - Впрочем, я в любом случае хотела взять его с собой. Если мы собираемся всю оставшуюся жизнь провести вместе… Джо, он снова начал говорить.
- Еще более подходящий повод отпраздновать.
- Боюсь, он нас выдаст.
- Ты слишком многого боишься. Как всегда.
- Это совсем другое.
Джо дал ей выговориться, но слушал ее с таким видом, будто делает ей одолжение. Карен знала, как болезненно он воспринимает разговоры о Неде. Если она постоянно терзалась из-за того, что их отношения могли стать причиной всех проблем с мальчиком, то Джо отвергал всякую мысль о такой возможности. Не разделял он и ее чувства вины по поводу того, насколько их устраивало молчание мальчика. Он спокойно отреагировал на вести о прорыве Неда. Мистер Мэн.
- Мы всегда знали, что когда-нибудь это произойдет.
- Учитывая, как все складывается, ему достаточно обронить одно лишь слово, отпустить какую-нибудь невинную реплику. Я даже не уверена, что он этого еще не сделал. Давай уедем, Джо?
- Не надо опережать события.
- Да? А чего мы ждем?
- У меня работа. Не могу же я вот так вот взять и уехать, бросив человека с недостроенным домом. Не забывай, я все-таки зарабатываю на жизнь.
- Так это все из-за денег? Но у нас есть деньги. Ты что, не понял? Все встает на свои места.
- Возможно, - уклончиво ответил Джо.
- Мне нужно только наведаться в банк. - Карен засмеялась и весело добавила: - С чемоданом.
- Думаешь, это так просто?
Если бы вчера вечером на Центральном вокзале у нее не сдали нервы, деньги были бы уже у них. И обошлось бы без пререканий. Карен собиралась сообщить Джо номер ячейки в камере хранения и отдать ему ключ, чтобы во второй половине дня он мог забрать кейс. Но теперь она решила, что лучше повременить, дать ему возможность свыкнуться с этой мыслью.
- Мне нужно еще немного времени, чтобы кое-что уладить, - сказал Джо. - Может, пару недель, вот и все.
- У нас только два дня. Даже меньше. Том вернется завтра вечером.
- Ты все утрируешь. Подумаешь, воображаемый друг! Возможно, пройдет несколько месяцев, прежде чем Нед заговорит по-настоящему. Кто знает, может, своим молчанием он хочет сказать, что мы должны действовать в открытую. Пойти другим путем.
- Когда-то мы уже пытались пойти другим путем. Ты знаешь, что он никуда не ведет. Мы же договорились!
- Никто и не отрицает, но мы всегда рассматривали побег как последнее средство. Не вредно взглянуть на все с другой стороны, с точки зрения закона. Я мог бы еще раз поговорить с Хербом.
- И услышать от него, что в Нью-Йорке нет ни такого суда, ни такого судьи, который гарантировал бы мне опекунство? Да если бы и был, представляешь, какую баталию затеет Том?
Если бы я выложил Хербу все начистоту и рассказал нашу историю от начала до конца, глядишь, он бы и смог найти лазейку. Есть, правда, одно "но": он никогда не возьмется вести дело, если не будет уверен, что имеет все шансы его выиграть.
- Вот спасибо! - сказала она холодно. - Большое спасибо.
- И все же я думаю, игра стоит свеч.
- Почему, интересно, у меня вдруг появилось ощущение, что я говорю с каким-то задолбанным и совершенно чужим мне человеком? Чего ты добиваешься, Джо? - Окинув его презрительным взглядом, Карен запустила пальцы в волосы, сгребла их на затылке и отвернулась, но через мгновение снова набросилась на него: - Ты чертовски хорошо знаешь, что твое "последнее средство" - это наш единственный выход, наша единственная надежда. И вот теперь, когда она почти сбылась, ты вдруг поджимаешь хвост, идешь на попятный! Пусти! - крикнула она, пытаясь вырваться из его объятий.
Джо разжал руки.
- Это неправда, - тихо проговорил он.
- Скажи это чертовой бабушке!
Оттолкнув его, она подошла к сетчатой двери и выглянула во двор. Нед сидел по-турецки в тенечке и, зажав ладонями уши, рассматривал книжку. Боже мой, подумала она, что мы делаем с бедным ребенком! Надо было предвидеть, что Джо попытается увильнуть. Он и раньше увиливал - он всю жизнь увиливал! Легкий ветерок всколыхнул деревья на зеленом холме за границей поместья.
Мелькнула вспышка.
Там, за оградой из белого штакетника, Карен заметила что-то странное, какой-то непорядок. Она вглядывалась в спутанные заросли подлеска. Крутила головой, отыскивая источник отражения, если он вообще там был. С полянки на опушке леса вспорхнула птица и виток за витком стала набирать высоту, сверкая белыми подкрылками.
Весь день наперекосяк.
Том продержал ее в унизительном ожидании почти до самого аэропорта. Там он приоткрыл окно, впустив с волной теплого вечернего воздуха рев авиамоторов и летучий запах бензина. Чехол скрадывал ее глухие стоны; боль, довольно сильная боль, не была нестерпимой. В перерыве между раундами Карен исследовала языком внутреннюю часть кляпа - шелкового носового платка с горьковатым привкусом одеколона Тома. Она оцепенела от отвращения, но власть изящного хлыста ее мужа над ее телом постепенно вернула ей уверенность в справедливости его приговора. Она уже готова была признать, что была виновна и заслужила наказание, понимая, что боль причиняется ей по доброте и ради ее же блага.
Пока существует доверие, говорил он.
Когда у Тома наступил критический момент, ее сомкнутые ладони, торчавшие из раструба черного узла у его ног, разъединились и сомкнулись, как будто она лениво проаплодировала.
Ее передернуло.
- По-моему, Том что-то подозревает.
Джо подошел к ней сзади и обнял за плечи.
- Я только хотел сказать, что мы должны прозондировать все возможные варианты.
- Именно этим ты всю жизнь и занимаешься - вечно уходишь в сторону.
- Да нет, просто стараюсь не упустить из виду ничего важного.
- Всю свою жизнь, Джо! Как ты можешь так со мной поступать? С нами?
Она развернулась в его объятиях и заглянула ему в глаза, синие, спокойные, чуть косящие.
- Мы созданы друг для друга - все остальное не важно. И мы обязательно будем вместе, совсем скоро, клянусь Богом.
- Просто я больше так не могу: таскаться сюда, жить в его доме, быть с ним рядом. Если бы ты только… кто-нибудь, что-нибудь… - Карен снова прибегла к спасительной бессвязности речи. - Слава богу, у нас теперь есть деньги. Давай просто…
- Не надо об этом.
Ее губы почти касались его уха.
- Я так его ненавижу, Джо, ты не представляешь.
- Представляю, - сказал Джо. - И понимаю.
Карен уткнулась лицом в его плечо, позволяя ему себя утешать, подчиняясь неизбежному. Она была уже не в силах сопротивляться, когда он снова уложил ее на подушки. У нее даже появилось дерзкое желание поторопить его руки, сдвинуть их вниз, подальше от груди. И когда он кончиками пальцев исследовал припухлости у нее на коже между бедер и обводил каждую царапинку крошечным обжигающим вопросительным знаком (Том впервые нарушил обещание никогда не оставлять следов), она не хотела его останавливать, хотя ей было больно, адски больно. Теперь она готова была рассказать ему все. Пусть знает.
И тут она почувствовала, как он отпрянул, ощутила постыдное отсутствие резко отдернутой руки, и только когда они оторвались друг от друга, до нее дошло, что звонит телефон.
Они переглянулись.
Джо вскочил на ноги и подошел к белому аппарату, стоявшему на книжном шкафу рядом с телевизором.
- Это тебя, - сказал он, не снимая трубку.
- Ты уверен?
- Вторая линия. Ты что, переключила перед отъездом?
Она кивнула.
- Он сказал, что позвонит, но не раньше сегодняшнего вечера.
- Возьмешь трубку?
Карен встала и принялась неторопливо разглаживать юбку на бедрах, пытаясь собраться с мыслями. Сосредоточиться. Сейчас два тридцать - на час больше, чем в Чикаго. Если он спросит - ты только что вошла… была в саду, поливала цветы в кадках… нет, играла с Недом, когда услышала звонок и побежала в дом, потому и запыхалась. На улице такая жара - просто пекло. Если он спросит…
Она сняла трубку.
- Привет, детка, - сказал Том, прежде чем она открыла рот. - Все нормально?
Карен закрыла глаза… Она в Эджуотере, стоит в передней у мраморного столика на львиных лапах, на нем - ваза с букетом лилий, ремингтоновская статуэтка и книга посетителей в сафьяновом переплете; над лестницей - огромная картина с наездниками на конях - "Паддок в Бельмонте", этого, как его… никак не запомнить имя художника; она даже ощутила запах этих чертовых лилий, приторный, благотворный… Она в Эджуотере.
- Том! Надо же, какое совпадение. Мы как раз говорили о тебе. - Она весело засмеялась, повернув голову так, чтобы Джо, с противоречивыми чувствами наблюдавший за этим достойным "Оскара" представлением, мог поймать ее взгляд. - Я рассказывала Неду о Чикаго, о том, как ты жил там, когда был маленьким. И что самое умилительное, он надул щечки - мол, он знает, что в народе Чикаго называют Городом Ветров, а когда я сказала ему, что там есть своя футбольная команда… Милый, если бы ты смог завтра выкроить время…
- Планы изменились. Вся эта затея с Гудричем - дело, над которым я работал, - провалилась. Ладно хоть шкура цела осталась - так, одна-две заплатки. Возвращаюсь сегодня вечером.
У Карен пересохло во рту.
- Хочешь, я пошлю Терстона тебя встретить?
- Наверное, будет поздно. Давай я позвоню тебе из О'Хары?
- Ты… у тебя усталый голос.
- Скорее бы уж домой. Как там мой мальчик? Выдал что-нибудь новенькое?
- Пока нет, - бодро ответила она. - Но мы отлично проводим время. Вдвоем. У всех выходной. Я забрала его из детсада, потом… потом мы немного покатались.
- Дай-ка мне его на пару слов.
- Неда?! - Она аж вздрогнула. - Тогда подожди, он на террасе, пойду позову. Подождешь?
- Подожду.
Никогда еще он не просил ее позвать сына к телефону.
Дрожащей рукой Карен положила трубку рядом с аппаратом. Теперь можно было не опасаться смотреть на Джо; они обменялись короткими, суровыми взглядами, сознательно смягчая их смысл, словно их могли выдать даже их мысли. Она чувствовала на себе его взгляд, когда приблизилась к сетчатой двери, когда осторожно открыла ее, избегая шумов, которых Том мог не узнать. Она молчала, пока не оказалась во дворе, и, только отойдя на приличное расстояние от дома, окликнула Неда, сказав ему, что отец хочет поговорить с ним по телефону.
Когда они вошли, Джо удалился.
Она смотрела, как Нед забирается на стул, как берет трубку и со знанием дела приставляет ее к уху - правда, не тем концом. Она тут же бросилась ему помогать.
- Что новенького, Док? - донесся до нее из Чикаго голос Тома.
Лицо Неда озарила улыбка узнавания - по-другому он ответить не мог. Глаза его округлились, взгляд стал серьезным - он слушал. Карен ждала, затаив дыхание, не сводя глаз с губ сына.
- Все по-старому, - сказал Том, когда она снова взяла трубку. - Не достучаться.
Москит прицелился в потную складку кожи над воротником Эдди Хендрикса. Сдерживая желание его прихлопнуть, Эдди завел руку за голову и потер шею пучком листьев, которыми зажимал рану, потом осторожно потрогал нос - может, хоть кровотечение прекратилось. Он поморщился, и глаза снова заслезились. Кровь была на рубашке, кровь на траве, кровь на спрятавшейся ветке, которая с безжалостной точностью саданула его по лицу, когда он проползал под перегородкой у края насыпи, забираясь поглубже в тень.
В носу гудело, и, по ощущению, он раздулся до размеров карликового ананаса. Эдди отшвырнул импровизированный компресс, сделал пару глотков из пристяжной фляжки и ретировался на исходную позицию за разрушенным сараем, оплетенным плющом и вьюнками, где была установлена его аппаратура.
Сарай находился ярдах в полутораста от штакетника, но в бинокль оттуда хорошо просматривалась задняя половина дома. На данный момент там не наблюдалось никакого движения. В наушниках, служивших для контроля магнитофонной записи, тоже было тихо, если не считать помех от ветра, чьи легчайшие дуновения, попадая по зарешеченному рыльцу микрофона, направленного на сетчатую дверь, били по ушам, как мини-торнадо.
Пока что на пленке были слышны главным образом шумы, заглушавшие все, кроме двух-трех дразнящих фрагментов жаркой перепалки между мужчиной и женщиной. О том, что в доме ссорились, Эдди догадался и по поведению мальчика, брошенного во дворе и предоставленного самому себе: в какой-то момент малыш вдруг зажал уши руками, словно ему тяжело было слушать продолжение того, что так упорно старался расслышать Эдди. Хендрикс питал странную для шпика-любителя еретическую ненависть к техническим новшествам.
Прислонившись к углу сарая, он взял меньший из двух магнитофонов, ткнул пальцем на "запись" и приставил встроенный микрофон вплотную к губам.
"Два двадцать три. Продолжаю наблюдение в Овербеке по адресу: Уитли-роуд, 1154. Пять минут назад объект вышел во двор и направился к мальчику, сидящему у ограды, и сообщил ему, что отец хочет поговорить с ним по телефону. Отец, повторяю. Из чего следует, что Уэлфорд знает, где его жена и сын проводят вторую половину дня.
Для памяти: получил увечье, принимая меры для уклонения от встречи с противником. Издержки работы у черта на куличках. Также есть вероятность, что меня засекли. Ребенок (в красной футболке с Микки-Маусом и бейсболке "Янки") то и дело поглядывал на деревья и махал тощей ручонкой в мою сторону. Благо, он не разговаривает.
Вопрос: почему, если объекту нечего скрывать, он сделал такой крюк, тщательно заметая следы?"
Хендрикс подождал, держа большой палец на кнопке "пауза".
"Два двадцать восемь. Никаких признаков движения. Поправка. Ребенок только что вышел во двор, на этот раз в сопровождении белого мужчины: рост под метр девяносто, вес около восьмидесяти, лет тридцати пяти, ушлый бабник, загорелый, в шортах, шатен, волосы полудлинные, растительность на лице отсутствует, глаза… навскидку - голубые в сраку".
Следуя биноклем за мужчиной, Хендрикс видел, как он вслед за Недом подошел к тенистому дереву и, присев на корточки возле наваховской циновки, предпринял неловкую попытку включиться в его видеоигру. Он делал это только для того, чтобы успокоить ребенка, явно считая минуты, когда сможет вернуться в дом. Как тут не задуматься, зачем Карен взяла с собой ребенка, - это во-первых. И зачем ей надо было идти на риск? Если, конечно, она не использовала ребенка для прикрытия.
Нечего скрывать…
Отложив бинокль, Хендрикс взял "Никон" с 200-миллиметровым объективом, навел резкость и сделал пару снимков на пленке 125 единиц, но опоздал. Мужчина уже поднялся - Нед на него даже не взглянул - и, повернувшись спиной к объективу, зашагал к дому. Нужен хотя бы один четкий снимок. Да оглянись же ты наконец, посмотри хоть разок на мальчишку! Ну давай, мудила!
Дверь захлопнулась.
Хендрикс навел объектив на окно слева от входа проверить, где находится спальня: в задней или передней части дома. Но был вынужден положить камеру на траву. Пот затек в глаза, их защипало. Да, жара в лесу - не подарок. Зато этим голубкам теперь лафа.
Скукоженная фигурка мальчика под деревом - свидетельство весьма красноречивое.
В два сорок три, старательно записывал детектив, Карен Уэлфорд показалась у окна рядом с кухней. Он следил за ней в камеру, запечатлевая ее размытый силуэт, пока она беспокойно сновала туда-сюда за сетчатой дверью, потом остановилась и нагнулась, приняв позу человека, снимающего нижнее белье.
Через несколько секунд в наушниках зазвучал пронзительно ясный, раздраженный мужской голос: "Как ты могла позволить ему вытворять с собой такое?!"
"Он сегодня возвращается", - сказала Карен.
Молчание.
"Обещай никогда больше не касаться этой темы…"
Хендрикс увидел, как всколыхнулась высокая трава у ограды, повеяло прохладой, и в уши ему ворвался нахлынувший следом рев прибоя.
"…мы никогда об этом не говорили, хорошо?"
Вероятно, она убедила его изменить решение.
Долгая пауза. В спешке отматывая пленку назад - вдруг удастся компенсировать что-нибудь из того, что он пропустил, - Хендрикс услышал наконец голос Карен: "У нас нет выбора".
Затем показалась чья-то рука и закрыла окно.