В каком-то смысле он измерял сейчас дистанцию между всеми этими предметами так же верно, как циркуль землемера, только не физическое расстояние, а близость их смысла. Лицо Королевы в безмятежном спокойствии, маски на стене, листок, снова и снова. От Деверика - к маскам, подумал он. Или же это от Деверика к Маскеру?
- Что там? - спросил Грейтхауз, ощутив какое-то возмущение вокруг Мэтью.
Мэтью пальцем обвел ромбы вокруг глаз черной маски. Да, они подобны - идентичны? - ранам на лицах жертв Маскера. Он отвернулся - еще раз взглянуть на Королеву и прояснить мысль, которая начинала складываться в мозгу.
Она сидела в кресле - скорбная, но царственная сущность в центре этой неизвестной геометрии, связывающей Пеннфорда Деверика и его убийцу.
Два факта жгли Мэтью мозг.
Тот, кто ее сюда поместил, очень о ней заботится - быть может, любит? - и хочет, чтобы ее окружало подобие прежней богатой жизни, которой она, очевидно, наслаждалась. И в то же время тот же самый человек дал себе труд тщательно состругать клеймо изготовителя с мебели, чтобы никто не мог узнать, кто эта женщина.
Зачем?
Она действительно узнала имя Деверика, оно дошло в тот дальний чулан, где сейчас закрылся ее разум? Если так, то почему это имя вызвало у нее безмолвные слезы?
От Деверика - к Маскеру, от Маскера - к Деверику. А истинная геометрия, быть может, от Королевы Бедлама к Маскеру - к доктору Годвину - к Пеннфорду Деверику - к Эбену Осли?
- Можно спросить, о чем вы задумались? - спросил Рэмсенделл.
- Я думаю, не пятиугольник ли я вижу перед собой, - ответил Мэтью.
- Как? - удивился Хальцен, выпустив на подбородок струйку дыма.
Мэтью не ответил, потому что продолжал считать - на этот раз уже не расстояния между смыслами, но соображал, есть ли вообще вероятность успеха в решении этой проблемы. С чего начать? И как начать?
- Итак. - Это слово прозвучало в устах Грейтхауза неким предзнаменованием. - Она считает себя королевой Марией? И ждет послания от короля Вильгельма? - Он поскреб подбородок, уже соскучившийся по бритве. - Никому не хватило сердца ей сказать, что король Вильгельм покойник?
Мэтью уже сделал вывод:
- Я думаю, мы возьмемся за эту проблему, господа.
- А ну-ка, минутку! - вспыхнул Грейтхауз раньше, чем врачи успели ответить. - Я еще не дал согласия!
- Да? - обратил к нему взгляд Мэтью. - А что бы могло вам помешать?
- То… то, что сначала мы должны это обсудить, вот что!
- Джентльмены, если вы хотите вернуться с ответом утром, мы будем вам очень благодарны, - сказал Рэмсенделл. - Комнаты можно найти в "Постоянном друге", но должен сказать, что кормят лучше в столовой миссис де Пол.
- Вот я бы не отказался от очень большой кружки чего-нибудь очень крепкого, - буркнул Грейтхауз. Потом громче, Рэмсенделлу: - Наш гонорар - три кроны плюс издержки. Одна крона выплачивается при подписании соглашения.
Рэмсенделл поглядел на Хальцена, тот пожал плечами.
- Дорого, - ответил Рэмсенделл, - но я думаю, мы осилим - если ваши издержки будут разумными.
- Могут быть, могут и не быть - зависит от обстоятельств.
Грейтхауз, как понимал Мэтью, пытался разорвать сделку еще до того, как она будет заключена. Рыцарь клинков определенно побаивался тени безумия: это же такая штука, от которой не отбиться кулаками, пистолетом или рапирой.
Рэмсенделл кивнул:
- Мы доверяем вашему суждению. В конце концов, вы - профессионалы.
- Да. - Грейтхауз еще малость надувался, но Мэтью было ясно, что проблема гонорара урегулирована. - Это так.
Перед тем как выйти из комнаты, Мэтью остановился, снова оглядел богатую обстановку, элегантную мебель и картины. "Где муж этой женщины? - подумал он. - Вся эта комната говорит о больших деньгах. Чем они заработаны?"
Он еще раз глянул на группу итальянских масок, потом на неподвижный профиль женщины и подумал, что она тоже в маске - бездумной пустоты или истерзанной памяти.
"Молодой человек! Прибыл ли уже ответ короля?"
- Доброй вам ночи, - сказал Мэтью безмолвной Королеве Бедлама и вышел в двери вслед за прочими.
Глава двадцать седьмая
- Мое мнение, - сказал Хадсон Грейтхауз, нарушив наконец получасовое молчание, - что сделать этого нельзя, что бы ты там ни думал. У меня, знаешь, в этой профессии опыта чуть-чуть побольше.
Мэтью оставил замечание без ответа. Они с Грейтхаузом ехали по Филадельфийской дороге в Нью-Йорк - по часам Мэтью было начало одиннадцатого. Проглядывающее из серых туч солнце поблескивало на листве деревьев и в лужицах на дороге. Из Уэстервика Мэтью и Грейтхауз уехали утром, после встречи с докторами за завтраком в столовой миссис де Пол. Ночью, под грохот грозы и шум дождя, лупящего в ставни окон "Надежного друга", Мэтью с Грейтхаузом спорили о шансах на успешное установление личности Королевы. Грейтхауз говорил, что миссис Герральд сочтет это проигранным делом, а Мэтью твердил, что ни одно дело не проиграно, пока от него не отступились. Поняв наконец, что Мэтью не сойдет с этой позиции, Грейтхауз пожал плечами, сказал: "Ну, сам будешь отдуваться", и взял к себе в комнату бутылку рома. Мэтью какое-то время послушал завывания бури, выпил еще чашку имбирного чая и пошел к себе, покручивая в голове связи этого причудливого пятиугольника, пока наконец за полночь сон не сжалился над ним и не прервал бесплодные размышления.
- И с чего ты решил это дело начать? - спросил Грейтхауз, ехавший рядом с Мэтью. - Идея хотя бы у тебя есть?
- Есть.
- Я внимательно слушаю.
- Филадельфия. - Мэтью пустил Данте в обход лужи, похожей на болото, готовое поглотить лошадь и всадника. - Конкретнее, с конторы Икабода Примма.
- Нет, правда? - Грейтхауз сухо и резко рассмеялся. - Вот наши клиенты рады-то будут! Ты не слышал, как они предупредили, что Примм ничего не должен об этом знать?
- Я тоже слушаю внимательно, но не думаю, что мистер Примм… - Он замолчал, подыскивая слова.
- Имеет должные полномочия? - подсказал Грейтхауз.
- Именно. Если клиент Примма так небезразличен к благоденствию этой леди, он не станет ее оттуда забирать, чем бы ни грозился сам Примм. Куда еще ее отправить, где с ней будут обращаться столь по-королевски? Клиенту Примма нужно две вещи: чтобы эта леди была скрыта и чтобы была защищена.
- Не думаю, что доктора такое бы одобрили.
- А разве им обязательно об этом знать?
Грейтхауз на время затих. Солнце пробивалось уже под полог леса, влажный воздух теплел.
- Все это дело с душком, как по мне, - начал снова Грейтхауз. - Эти сумасшедшие, разгуливающие без кандалов. Вся эта дурацкая чушь насчет ментальных расстройств и сумеречных состояний. Знаешь, что бы со мной сделал мой отец, впади я в такое вот дурацкое "сумеречное состояние"? Разбудил бы хорошим кнутом, вот что. Вот так и надо со всеми там, а не носиться с ними, как с незабудками.
- Я так понял, - сухо ответил Мэтью, - что Джейкобу вы бы выписали лечение кнутом?
- Не надо, ты меня понял. Назовем попросту психа психом, и хватит!
- Не сомневаюсь, что в сумасшедших домах Англии полно так называемых врачей, которые с вами согласились бы. С другой стороны, у них нет необходимости в наших услугах. - Мэтью бросил взгляд, чтобы оценить выражение лица Грейтхауза, которое было весьма суровым, и снова стал смотреть на дорогу. - А Рэмсенделл и Хальцен хотят своим пациентам помочь - вам не кажется, что это достойно восхищения?
- Мне кажется, что это идиотизм, и не надо было нам сюда ехать. Людям с умственным расстройством помочь нельзя.
- Ага, значит, с умственным расстройством?
- Именно так, и не надо острить. У меня был дядя со стороны матери, у которого было умственное расстройство. В пятьдесят лет от роду любил сидеть где придется и строгать деревянных лошадок. Однажды посадил меня перед собой и стал рассказывать, что видел у себя в саду гномов. И ведь отставной военный, кавалерийский капитан! Знаешь, ты мне напоминаешь его в одном смысле.
- В каком?
- Он все время играл в шахматы. Сам с собой. Расставлял фигуры и играл за обе стороны, и все время сам с собой разговаривал.
- Подумать только, - сказал Мэтью и бросил на Грейтхауза косой взгляд.
- Ладно. Допустим, поедешь ты в Филадельфию, найдешь там этого типа Примма. А нет такого закона, чтобы он должен был тебе сказать, кто эта женщина. И выкинет он тебя к твоим ментальным расстройствам - что тогда делать будешь? - Мэтью не ответил, и Грейтхауз продолжил: - Пойдешь по улице, хватая прохожих за ворот? Дескать, не знаете ли вы такую седовласую даму, которая думает, что она - королева Мария, и сидит в дурдоме, ожидая послания от короля Вильгельма? Представляю себе, как квакеры поведут к себе в сумасшедший дом нового жильца. Причем я даже не говорю, что Филадельфия больше Нью-Йорка. Если ты захочешь поговорить там с каждым, мы с тобой увидимся, только когда у тебя борода отрастет до пят.
- Как, разве вы мне не поможете расспрашивать всех жителей Филадельфии?
- Я серьезно. Я вчера говорил, что сам будешь отдуваться. Когда миссис Герральд об этом услышит - что я позволил тебе согласиться на это задание, - она меня на полгода засадит точить карандаши тупым ножом. Так что я на эту дурацкую работу в Филадельфию не полезу.
- Мне показалось, - заметил Мэтью, одарив Грейтхауза ледяным взглядом, - что вы взяли их деньги без всякой неохоты. И вы мне теперь говорите, сэр, что после всех ваших хвастливых речей о крепости тела, ума и духа вы сдрейфили перед лицом трудностей?
- Одно дело трудности, другое - невозможность. И поосторожнее насчет "сдрейфил". Помни, с кем разговариваешь, мальчишка, я тебя мизинцем могу с лошади сшибить.
Мэтью не успел даже подумать, как развернул Данте поперек дороги перед конем Грейтхауза. Щеки у него горели огнем, сердце колотилось - он по горло был сыт тем блюдом, что Грейтхауз то и дело пихал ему в рот. Конь Грейтхауза захрапел и попятился, Данте не сдвинулся с места. Мэтью в седле кипел гневом.
- Ты что, сдурел крикнул Грейтхауз. - Из-за тебя моя лошадь чуть не…
- Придержите язык.
- Что?
- Я сказал, придержите язык.
- Ну-ну. - Грейтхауз натянуто усмехнулся. - Достали-таки мальчика.
- Не достали. Просто скажу вам, что я о вас думаю.
- Правда? Это выйдет забавно. Мне сойти с коня и приготовиться заплести тебя вокруг вон того дерева?
Мэтью почувствовал, что кураж уходит, и надо было говорить, пока здравый смысл не взял свое и не велел молчать.
- Вам сидеть и слушать. Если, когда я закончу, вы захотите меня заплести вокруг того дерева, так тому и быть. Не сомневаюсь, что вы это можете, как и сшибить меня с лошади мизинцем, как вы столь красноречиво выразились, но черт меня побери, если я позволю вам говорить со мной сверху вниз.
Грейтхауз прищурился:
- Что за моча тебе в голову ударила?
- У миссис Герральд была причина меня выбрать, и причина отличная. Я достаточно сообразителен, и за мной есть история, которая ее заинтриговала. И не просто достаточно сообразителен - я чертовски умен, мистер Грейтхауз. Может, умнее вас, и вы это знаете. Сейчас я не умею драться так хорошо, как вы, и с рапирой вообще ни черта не стою, и никаких попыток заказного убийства не предотвращал в последние полгода, но я спас женщину, которую хотели сжечь как ведьму, и я обличил убийцу и раскрыл заговор, который должен был уничтожить целый город. Мне кажется, это чего-то стоит. А вам как?
- Я полагаю…
- Я не закончил, - перебил его Мэтью, и Грейтхауз замолчал. - У меня нет ни вашего опыта, ни вашей физической силы, и никогда, быть может, не будет, но одного я от вас добьюсь, хотите вы того или нет: вашего уважения. И не за то, что стану таким, как вы хотите, а вот такой, какой я есть. Раз миссис Герральд доверяет моему суждению, то почему не должны и вы, когда я говорю вам, что могу выяснить, кто эта женщина из больницы? И не только могу, но думаю, и должен, потому что она что-то знает о смерти мистера Деверика, а может быть, и о Маскере.
- Тебе не кажется, что это натяжка?
- Я не узнаю, пока не исследую.
- Так давай исследуй! - Грейтхауз взмахнул рукой, и от этого взмаха Мэтью мог бы улететь за край света, если бы это был удар. - Какого черта мне переживать, что ты гоняешься за миражами и швыряешь деньги миссис Герральд?
- Это не ее деньги, - напомнил Мэтью. - Издержки оплачивают врачи.
Грейтхауз прищурился, обратив взор к солнцу - будто хотел выжечь у себя из глаз образ этого дурака. Потом сфокусировал внимание на Мэтью и сказал недружелюбно:
- Ладно. Теперь моя очередь говорить. Да, миссис Герральд в тебя верит. Больше, чем я, кстати, но это должно быть очевидно. В нашем деле ворочать мозгами - еще не все. Я знал несколько очень умных джентльменов, вошедших в глухой переулок в уверенности, что на том конце их ждет распахнутая дверь. Сейчас они лежат в могилах, и только червям польза от величины их мозгов. Опыт - да, опыт тут много дает, но есть еще одна штука, которой у тебя нет, и называется она инстинкт. Мне инстинкт подсказывает, что ты провалишься при попытке выяснить, кто эта женщина, и вреда при этом принесешь намного больше, чем пользы. Что до уважения, дорогой сэр Корбетт, то от меня его можно получить одним, и только одним образом: заслужить. Пусть ты сегодня на коне и в заоблачной выси, но должен тебе сказать, что земля - довольно жесткая штука, когда на нее упадешь.
- Но чтобы это понять, разве не должен я упасть?
- Да, но упасть хотя бы при какой-то возможности успеха.
Мэтью кивнул. Он решил не отводить взгляда под зловещим взором Грейтхауза.
- Я думаю, сэр, здесь нам придется согласиться о несогласии, потому что мне, вопреки вашему мнению, инстинкт подсказывает, что Королева связана и с Пеннфордом Девериком, и с Маскером, и я намереваюсь выяснить, что это за связь.
- А я думаю, что ее величество - выжившая из ума старуха, которую родственники убрали с глаз долой, чтобы слюни на стол не пускала.
- Это не все, - возразил Мэтью. - Далеко не все. Клейма мастера соструганы с мебели - значит, ее сюда поместили так, чтобы никто не знал. Мне это говорит о том, что клиент мистера Примма боится, как бы не открылось ее имя. С чего бы?
- Не знаю. Ты у нас тут старший следователь, ты меня и просвети.
- У людей, которые набрасывают занавес на свои действия, обычно бывает тайна, которую они скрывают. Вот мне и хотелось бы выяснить, что тут за тайна.
- Теперь ты от выяснения личностей перешел к выяснению гипотетических тайн.
- Можете назвать это инстинктом, - ответил Мэтью.
Грейтхауз фыркнул:
- Ну, знаешь! Ты своими подходами способен довести человека до безумия.
- У вас свои клинки, - сказал Мэтью, - у меня свои.
- Это да. - Грейтхауз оглядел Мэтью, на миг показалось, будто оценивая его заново, но тут же это выражение исчезло. - Тебе интересно будет узнать, что пока мы тут собачимся, дорога до Нью-Йорка не стала ни на милю короче.
Они поехали дальше. Данте теперь держался на нос впереди.
Облака разошлись и уплыли прочь, как туман, солнце набрало сил и било золотыми стрелами между деревьев, воздух гудел насекомыми, а птицы воспевали свою радость жизни в текущем веке. Путь прервался только один раз - в ожидании парома в Уихокене, поскольку на нью-йоркском берегу сломалось весло о топляк. Но рейс был выполнен, и Мэтью с Грейтхаузом свели наконец своих коней на грунт Манхэттена.
Грейтхауз сказал, что доложится миссис Герральд и через пару дней вернется в город - взять список землевладельцев на острове, который ему составляет магистрат Пауэрс, - пожелал Мэтью всего хорошего и двинулся в путь. В конюшне Мэтью отдал Данте - "Отличный конь, надеюсь брать его и дальше", - сказал он мистеру Вайнкупу и пошел домой вверх по Бродвею в свете угасающего дня. К долгим верховым поездкам он привык, поскольку с Пауэрсом приходилось много путешествовать, доставляя юридические документы или протоколируя дела, которые слушал магистрат в малых городах, но сегодня задница у него саднила. И трехдневная экскурсия в Филадельфию - не то, что сейчас его больше всего привлекало.
Он все обдумывал эти четыре маски на стене у Королевы и гадал: когда он уверенно заявил в глаза Грейтхаузу, что решит эту проблему, не обеспечил ли он себе падение с высокого коня раньше, чем все это будет сказано и сделано, но тут его отвлек оклик справа:
- Мэтью! Эй, Мэтью!
Он обернулся и увидел, что от угла Мейден-лейн к нему идут двое. Прогрохотала мимо телега с бочками - Мэтью отступил, пропуская ее. Эти двое уже переходили Бродвей, направляясь к Мэтью, и он увидел щербатую улыбку Мармадьюка Григсби и его ссутуленные плечи. Спутница Григсби была одета в круглую соломенную шляпку и яркое фиолетовое платье, декорированное довольно-таки резкими - если не кричащими - образцами зеленых кружев на рукавах и на горле. Мэтью понял, что сейчас ему предстоит официальное знакомство с Берил Григсби, и у него тут же от ее цветового вкуса началась легкая морская болезнь.
В последний раз, когда он видел внучку Григсби, это был ком цвета грязи, падающий от изнеможения на стул в доме печатника. Мэтью поставил узлы на пол, пожелал всем всего доброго и вышел прочь, пока сам не заплесневел до ушей.
- Мэтью, хочу тебя познакомить с Берил. Сейчас ее уже можно людям показывать.
Григсби пер, как запряженная четверней карета, девушка шла сзади, как на буксире. Мэтью показалось, что ей так же хочется быть у него под надзором, как ему - надзирать за ней.
- Давай, давай, - подгонял ее Григсби. Она подошла, опустив глаза, пряча лицо в тени шляпы, неохотно встала рядом с шумным стариком. Мэтью чуть не отступил инстинктивно на шаг, но воспитанность заставила остаться на месте.
Его удивило, насколько она высока - он ожидал увидеть женщину-гнома, отлитую по образцу деда, а она оказалась всего на два дюйма ниже Мэтью, что для женщины большая редкость. Да, чресла Григсби породили великаншу, подумал Мэтью, причем нервную: она сцепила руки перед собой и переминалась с ноги на ногу, будто опаздывая на срочное свидание с ночным горшком.
- Мэтью Корбетт, позвольте вам представить отдохнувшую и поздоровевшую Берил Григсби… ой! - Старик состроил гримасу и подмигнул. - Она меня поставила в известность, что зовут ее теперь не Берил, а Берри. Молодежь…
- Здравствуйте, мисс Григсби, очень приятно, - сказал Мэтью мрачному лицу, и в ответ получил быстрое и неохотное: "Очень приятно, мистер Корбетт", - и - о ужас! - намек на улыбку очень даже ничего себе губ, но с такой щелью между передними зубами, что его аж передернуло.
- Что ж, был очень рад, - зачастил Мэтью, - надеюсь, вам в нашем прекрасном городе понравится. Всего вам хорошего, и вам тоже, мистер Григсби.
Вежливо, но решительно улыбнувшись на прощание, Мэтью зашагал - очень-очень быстро - в сторону гончарной мастерской.
- Э… Мэтью, Мэтью! Одну минутку, подожди пожалуйста!