Последние слова относились только к Лешке. Он зло выплюнул на земляной пол шкурку колбасы вместе с кусочком изжеванной веревки и протянул руку:
– Давай ключ!
– Зачем?
– Сегодня ночью принесем гладиолусы. Заяц нашел один сад что надо.
Берта протянула Лешке ключ на веревочке:
– Не забудьте поставить в воду, вот в эти ведра, на которых сидите, а то они до утра завянут.
И снова, в который раз, Алик оказался с тремя букетиками на улице.
– Мальчик, продаешь фиалки? – Старушка была, видимо, глуховата и, задав вопрос, наклонила голову. Алик догадался, что ей надо говорить прямо в сморщенное ухо и погромче, но кричать ему не хотелось. Он усиленно закивал головой, показывая, что да, продает.
– Сколько стоит?
– Тридцать копеек пучок.
Он показал на пальцах. Теперь старуха закивала головой, показывая, что она поняла, и полезла в кошелку за деньгами. Алик переступил с ноги на ногу, воровато посмотрел по сторонам и вдруг увидел Красную шапочку. Она стояла на ступеньках библиотеки с книжками, а около нее сидел Диез.
Старуха достала деньги, но заплатить не успела.
– Мальчик, куда же ты? – крикнула она.
Алик даже не обернулся. И, может быть, ему удалось бы убежать, но за Аликом бросился Диез и увлек за собой девчонку. Надо было куда-то спрятаться. Толкнулся во двор, калитка оказалась закрытой. Тогда Алик спрыгнул в траншею, где лежала труба, сваренная из трех кусков. Лезть в нее было страшновато, но ничего другого не оставалось.
Диез неловко скатился в траншею и пролаял в гулкую пустоту. Снова посыпались комочки земли, и в круглой раме трубы появилась Маринка. Она села на корточки и крикнула в темноту:
– Алик!
– Гав, гав! – пролаял Диез.
– Бу, бу, бу! – отозвалась труба.
Маринка выпрямилась, в отверстии повисли ее ноги. Алик догадался, что она карабкается на трубу. Вот носки ее сандалий исчезли, застучали сверху. Она бежала к тому концу трубы, где сидел Алик. Маринка хотела его перехитрить, но он вовремя отполз в противоположную сторону.
– Алик, почему ты прячешься?
– Гав, гав! – пролаял Диез.
– Бу, бу, бу! – отозвалась труба.
– Что ты говоришь?
– Бу, бу, бу!
– Я же знаю, что ты там сидишь.
– Бу, бу, бу!
– Что ты говоришь?..
– Бу, бу, бу!
– Ну и ладно, молчи. А цветы мне твои больше не нужны.
Вскоре лай Диеза донесся издалека. "Значит, Маринка выбралась из траншеи", – догадался Алик. Он подождал еще немного и тоже полез наверх.
17. Сердце Кащея Бессмертного
Окна маленького одноэтажного домика под зеленой крышей погасли в одиннадцать часов.
Алик прижался спиной к забору. Он со страхом глядел на дырку, ведущую в сад.
– Иди, чего стал!
Лешка поймал его за рубашку, подтянул сначала к себе, а потом спиной пропихнул в дыру.
Двумя серыми силуэтами двигались среди цветов Гога и Шурка. Раздавался торопливый хруст срезаемых стеблей. Алик сделал нерешительный шаг назад и тотчас же получил сильный толчок в спину.
– Не знаешь, что надо делать? – Лешка поймал его за шею и пригнул к земле. – Работай!
Влажные стебли холодно мазнули по лицу. Лешка так сдавил шею пальцами, что Алик чуть не вскрикнул от боли. А когда человеку становится очень больно, страх куда-то исчезает. Алик покосился в сторону дома, спокойно смотревшего в сад темными окнами, и запел:
– По долинам и по взгорьям…
Гога, Шурка и Заяц дернулись и побежали. Лешка в два прыжка очутился рядом.
– Ты что, гад?
– Ничего, просто мне не страшно. "Чтобы с бою взять Приморье – белой… арм…"
Лешка прижал его затылком к себе и закрыл ладонью рот. Алик попробовал вырваться, но Лешка держал крепко. Он вынес его из сада на улицу и дал пинка:
– Накликать, гад, хочешь? Иди домой.
– Не пойду.
– Ну, кому говорю! Завтра разговор будет.
Он подождал, когда Алик скроется за углом, и приказал Зайцу:
– Стань на атасе. Если кто появится, пой песню.
– Я лучше свистну.
– Петь будешь, тебе говорят.
Лешка угрожающе замахнулся.
Ночью Алику приснился сон про Кащея Бессмертного. Злодей из книжки сказок почему-то сидел на лавочке в сквере Большой лягушки и голосом Лешки спрашивал:
– В морду хочешь?
Алик поднял камень и бросил в Кащея. Но тот засмеялся и опять спросил:
– Под левое ребро хочешь?
Откуда-то появилась Красная шапочка. Вроде это была Красная шапочка из сказки и вроде это была Маринка. Она потянула Алика за рукав и заговорщицки шепнула, что знает, как убить Кащея Бессмертного. Надо найти его сердце и отнести в милицию. Алик поцеловал Красную шапочку и пошел разыскивать сердце. Оно почему-то оказалось не в тридевятом царстве, а в барже на берегу реки. Он протянул руку к этому заряженному железному сердцу и проснулся…
Несколько минут Алик лежал огорченный, что не удалось взять сердце Кащея Бессмертного и отнести в милицию. За окном робко просыпалось утро. Будильник на подоконнике показывал пять часов. Стряхнув сон, Алик понял, что видел не Кащея Бессмертного, а Лешку. Сказочному злодею дает силу сердце, спрятанное в тридевятом царстве, в тридевятом государстве, а Лешке эту силу дает обрез, спрятанный на барже…
Алик внезапно сел на кровати, быстро пригладил рукой волосы и стал одеваться. Затем тихонько, чтобы не разбудить маму, прошел в сени, взял удочку для маскировки, вроде идет ловить рыбу, и выскользнул на улицу.
Река блестела спокойная, умиротворенная. Издалека даже не было видно, что она течет. Баржа черным утюгом лежала на берегу. Алик бежал по тропинке, зябко съежившись, прижимая к боку удочку. Около баржи остановился и посмотрел по сторонам. Нигде никого не было. Бросив удочку на землю, вскарабкался по рулю наверх. Остановился… Где искать Лешкин наган? Конечно, в домике, на корме. Домик был маленький, с двумя крошечными оконцами, в которых давно не осталось ни одного стекла. Алик потрогал дверь. Она висела на одной петле. Пришлось ее приподнять и потянуть на себя. Но дверь все равно до конца не открылась, она зацепилась концом за неровную палубу. Алик толкнул ее ногой и чуть не упал. Он хотел повернуться лицом к домику, но вдруг почувствовал, как кто-то приподнял его за воротник. Алик рванулся, замахал беспомощно в воздухе руками и ногами и шлепнулся на пол домика.
С большого ящика, занимавшего половину помещения, на мальчишку смотрела Рыжая Берта. А за спиной у Алика стоял Лешка. Он обошел мальчишку, сел на краешек ящика:
– Ну? Что ты здесь делаешь?
– Ничего.
– Зачем пришел?..
– Подожди, – сказала Берта. – Алик, подойди сюда. Зачем ты пришел?
– Рыбу ловить.
– Ну, вот видишь, – повернулась Берта к Лешке, – человек пришел ловить рыбу.
Она зевнула, принялась закалывать волосы. Но Лешка даже не обратил внимания на слова Берты. Схватив мальчишку за шиворот, он заволок его за домик и притянул к себе:
– А может, не рыбу?
– Что?
– Я знаю что. Смотри!
– Я пришел рыбу ловить. Вон моя удочка.
Берта заколола волосы и вышла из домика.
– Кучерявенький! – позвала она, – Ты не знаешь, у вас в переулке никто не сдает комнаты?
– Не знаю.
– Узнай. Потом мне скажешь.
Она потянулась, потрепала Алика по щеке. Лешка стоял сзади нее, хмуро глядел на Алика.
– Пойду, – сказала Берта.
– А ночевать где будешь эту ночь? – спросил Лешка.
– К Зинке поеду.
– А к матери не поедешь?
– Там, откуда меня хоть раз выгнали, я больше никогда не появляюсь, – она слезла с баржи, помахала рукой. – До свиданья, Кучерявенький!
Лешка зевнул. Ему хотелось проучить как следует Алика, но еще больше хотелось спать. Он дал мальчишке подзатыльник и пошел в домик:
– Смотри, если соврал, я все равно узнаю.
– Я пришел ловить рыбу.
Лешка сел на ящик, потянулся, еще раз зевнул. Поскреб рукой в волосах, в пальцы ему попалась соломинка. Он посмотрел на нее и выбросил.
– Иди, лови! А я спать буду. Дверь закрой, куда пошел?
Алик вернулся, закрыл дверь. Потом уныло поплелся к тому месту, где бросил удочку. Берта миновала луг и теперь быстро шла по дороге в сторону школы.
18. Проводы старой баржи
Звонок! Пятый "В" с шумом ринулся в коридор, и через несколько минут в классе остались четверо: Гога, Шурка, Заяц и Алик. Гога долго пытался застегнуть второй замок у своего портфеля, хотя знал, что он не застегивается. Шурка сидел перед раскрытой книгой. Он вот-вот должен был догнать коварного помощника мистера Свенка. Алик искал стиральную резинку, которая куда-то закатилась. А Заяц просто ждал, когда все будут готовы.
Мальчишки уныло плелись по берегу. Им предстояло бросить дома портфели, поесть и идти к Лешке.
– Гля! – вдруг остановился Гога.
Это слово всегда выражало у него высшую форму удивления. Старая баржа покачивалась на воде. По ней бегали два человека с шестами, отталкивались, помогая катеру отбуксировать ее на середину реки.
Синенький катерок развернулся и сначала медленно, а потом все быстрее поволок баржу вниз по течению.
– Сто чертей на сундук мертвеца! – радостно крикнул Гога.
– Ий-хо-хо! И бутылка рому, – подхватили ребята.
И Алик тоже подхватил. Он крикнул "ий-хо-хо" громче всех, потому что баржа увозила сердце Кащея Бессмертного.
– Лешкин обрез уплыл, – сказал Гога.
Все засмеялись, а Шурка подбросил портфель, из которого посыпались книжки.
– Буду весь день читать, – заявил он.
– А я пойду сегодня ловить рыбу, – обрадовался Гога.
– А я… – сказал Заяц и замолчал. Он не знал, что он будет делать.
– Сто чертей на сундук мертвеца!
– Ий-xo-xo! И бутылка рому!
Ребята побежали домой. Алик тоже сначала побежал, а потом остановился. Он хотел наверняка убедиться, что обрез уплывает в такую даль, из которой Лешка его уже не достанет.
Синенький катерок резво бежал впереди громоздкой баржи и увозил ее все дальше и дальше. Алик по крутой боковой лесенке, выложенной из неровных булыжников, прямо с берега поднялся на мост. Здесь он облокотился на перила и простоял до тех пор, пока баржа не превратилась в маленькую черную точку, а потом и вовсе не скрылась за поворотом. Алик перегнулся через перила и выпустил из рук щепку. И когда щепка достигла воды, бросился домой.
Дома пробыл недолго. Схватил альбом с рисунками и снова оказался на улице. "Пойду к Маринке в гости", – решил он.
И Алик пошел. Он шагал широко, подражая военному, который впереди Алика печатал шаг. Мимо со звоном проносились трамваи. Вдруг с трамвая, который мчался навстречу военному и навстречу Алику, спрыгнул на полном ходу какой-то парень, и прежде чем его увидеть, Алик догадался, что это Лешка.
– Куда идешь?
– В гости, – ответил Алик и показал альбом.
– А ребята где?
– Нету, все ушли рыбу ловить.
– Та-ак, – протянул Лешка. – Пойдем, позовешь всех в баржу, я хочу с ними поговорить последний раз и кое-что показать им и тебе тоже, Кучерявенький.
И тут, как тогда в классе, Алика подхватило. Он сложил три пальца лягушкой и, присев, сказал:
– Фигу.
– Что?
– Фигу, фигу!
– А ну, подойди ближе!
Он хотел схватить Алика своими длинными руками, но Алик отскочил, бросил на землю альбом и поднял обеими руками здоровый булыжник.
– Брось камень, – приказал Лешка.
– Не брошу.
– Брось, кому говорят!
Лешка двинулся на Алика. Он не думал, что маменькин сынок бросит в него огромный камень. Где там бросить, когда мальчишка еле держал его обеими руками. Лешка только был очень удивлен. Он медленно приблизился к Алику и медленно, давая возможность мальчишке опомниться и положить камень на место, размахнулся:
– Сейчас дам!..
Но дать не успел. Алик обрушил камень ему на ногу, а сам отскочил в сторону. Лешка подпрыгнул и весь скорчился от боли:
– Ах ты, гад.
Прихрамывая, он кинулся за мальчишкой, но Алик увернулся и спрятался за стволом дерева. Лешка подобрал альбом, потер ушибленную ногу. Какая-то сердобольная женщина остановилась, потрогала камень ногой, посочувствовала Лешке:
– Больно он вас, молодой человек?
– Ничего.
– Вот ведь какой маленький, а уже хулиган. Вы его поймайте и в милицию. Хотите, я вам помогу?
– Его самого надо в милицию! – крикнул из-за дерева Алик.
Лешка сделал хитрый выпад, чтобы схватить мальчишку за курточку, но Алик увернулся и побежал сломя голову к другому дереву.
– Его самого надо в милицию! – крикнул он оттуда. – За цветы!
– Ну, ладно, придешь за альбомом, – сказал Лешка и зашагал прочь.
19. Маринка
"Ну и пусть пропадает альбом, – решил Алик, – там всего три рисунка. Подумаешь, новые, что ли, нельзя нарисовать. Карандаш, вот он, остался".
Лягушка в своем сквере сидела мокрая и блестящая, потому что фонтан работал и серебристые струйки воды, взвивающиеся к небу, скрещивались вверху, как раз над лягушкой.
На арке Маринкиного дома мелом много было сделано всяких надписей. В одном месте кто-то неторопливыми ровными буквами вывел. "Маринка задавака". В другом месте кто-то корявыми, стремящимися разбежаться в разные стороны буквами написал: "Маринка + Кимка = любовь".
Алик оглянулся, поднял сырой осколочек красного кирпича и старательно замазал Кимку. А когда проходил арку, то увидел еще одну надпись на стене, самую большую: "Кимка дурак". Алик улыбнулся ехидно и не стал ничего замазывать.
Маринка была во дворе. Она играла в классики под большим фонарем. Сейчас фонарь не горел, потому что было светло. Но классики были нарисованы именно в этом месте потому, что девчонки играли в две смены, и днем и вечером.
Алик вошел во двор и остановился – так, чтобы его хорошо было видно. И Маринка его сразу заметила, но сделала вид, что он для нее пустое место. Она прыгала из классика в классик и глядела себе под ноги или только в сторону. Диез посмотрел на хозяйку, удивленно шевельнул ушами и побежал к Алику. Он позволил мальчику погладить себя и побежал снова к Маринке. От возбуждения Диез забыл, что ему строго-настрого запрещалось переступать линию классиков. Он влетел в запретную зону и помешал Маринке. Она наступила на черту.
– На место! – закричала Маринка и затопала ногами на Диеза.
Тот поджал хвост и обиженно отошел в сторону.
Алик вздохнул, опустив голову, посмотрел грустно на носки своих ботинок и поплелся к выходу. А он-то думал, что когда не надо будет ходить к Лешке, он будет ходить к Красной шапочке. А она и правда Задавака. Алик уже проходил арку, когда услышал позади быстрые шаги. Оглянулся и увидел запыхавшуюся Маринку.
– Ты чего пришел? – остановилась она.
– Просто так, – сказал Алик и попробовал подковырнуть носком ботинка кусочек асфальта.
– А куда уходишь? – Маринка тоже попыталась подковырнуть носком своей сандалии кусок кирпича.
– На улицу.
– Зачем?
Из-за угла выглянула маленькая девчонка с обручем хулахуп, который она крутила, когда Алик вошел во двор.
– Жених и невеста! – крикнула девчонка.
Алик и Маринка, не сговариваясь, побежали со двора. На улице было много народу, и мальчик и девочка быстро затерялись в толпе.
– И папа говорил, и мама говорила, почему ты не приходишь к нам в гости. А я сказала, что ты плохой мальчишка.
Маринка засмеялась. Теперь она была совершенно уверена, что Алик хороший мальчишка.
Они свернули на другую улицу, где народу было меньше и где во всю улицу тянулась высокая чугунная ограда городского сада.
– А я ему как дам камнем! – рассказывал Алик.
– И ты не побоялся?
– Нет.
– А я побоялась бы.
Прутья были холодные, и когда Маринка к ним приложила ухо, она услышала, как ограда гудит.
– Послушай! – сказала Маринка.
Алик тоже приложил ухо…
– Знаешь, что это гудит? – спросила Красная шапочка.
– Что?
– Это цирк едет.
Сквозь ограду была хорошо видна огромная брезентовая палатка шапито. Сейчас она пустовала, но по городу уже расклеивали афиши, на которых разевали пасти львы, прыгали вниз головой гимнасты, смеялись клоуны.
– Ты любишь цирк? – спросила Маринка.
– Люблю.
– А ты что любишь? Клоунов или гимнастов?
– Клоунов.
– Мой папа тоже любит клоунов. А я люблю гимнастов, потому что они в цирке самые смелые. А ты бы мог на такой высоте висеть вниз головой?
– Я? – спросил Алик, оттягивая время.
– Смог бы?
– Нет, – сознался Алик и опустил глаза.
Но Маринка его успокоила. Она решительно закивала головой.
– Ты смог бы. Я знаю: ты тоже смелый. Некоторые люди не знают, что они смелые, а потом оказывается, что они смелые.
Маринка и Алик шли и смотрели на ограду, и когда они начинали идти быстрее или бежали, в глазах так начинало рябить, что хотелось зажмуриться. Маринка первая зажмурилась и засмеялась.
– Давай посчитаем, сколько оградин? – предложила она.
– Давай.
Они вернулись к воротам и начали считать. В одну сторону оказалось две тысячи три штуки, а наоборот две тысячи пять штук. Алик и Маринка считали до вечера. Потом вернулись к Маринкиному дому и назавтра договорились идти за фиалками в Дубовую рощу.
20. За фиалками
Над столом, разделенным белым экраном на два столика, продолжались опыты. С каждым днем Сергей Сергеич все больше усложнял задание. В тот день, когда Алик и Маринка пошли в Дубовую рощу за цветами, ученый предложил расширить границы эксперимента, оставить Вовку здесь, а самому уйти в другую комнату или даже в другой дом.
Виноградов сверил часы свои с настольными, которые поставил перед Вовкой, написал ему на бумаге минуты, когда он должен будет принимать телепатические сигналы, посылаемые из другого дома, и ушел. Вовка Жигалкин и Петька Серебряков остались одни в комнате. Через каждые две минуты на Вовкиных бумажках появлялись разные неожиданные рисунки. То зебра, то барабан, то просто две линии.
Петька сидел не шелохнувшись. Когда все назначенные Виноградовым минуты кончились, он спросил:
– Откуда ты знаешь, что нужно рисовать?
Вовка пожал плечами
– Не знаю.
– Ты слышишь, что тебе Сергей Сергеич говорит, да?
– Нет. Я не слышу, а как будто рука сама слышит.
Виноградов прибежал, жадно схватил листочки с Вовкиными рисунками и раз пять повторил:
– Поразительно, поразительно, поразительно, поразительно, поразительно!