- Вот именно в этом и заключается твоя главная ошибка, Комарек. Ты сам себя настраиваешь на плохое. А ведь стоит немножко постараться…
- И стараться не буду, - отвечает Ярда.
Заявление выводит учительницу из себя. Голос ее взвивается, и это успокаивает изумленный класс. Как будто мир, выведенный из привычного состояния, вновь обрел присущее ему равновесие.
- Ты неисправим, Комарек. Собственно, как это ты разговариваешь со мной?
- А никак, - шепотом, но точно комментирует Андула создавшуюся ситуацию, потому что Ярда хранит молчание.
В классе такая тишина, что Беранкова слышит шепот Андулы.
- Ржезачова, вон из класса! - взвизгивает она таким высоким голосом, что половина ребят невольно оборачивается в сторону Вашека: наверное, это уже тот самый предел, та часто та колебаний звука, при которой понимают друг друга дельфины…
- Вы все неисправимы! Хулиганы! Хорошо же вы мне помогаете добиться, чтобы из него хоть что-нибудь получилось. А ведь я так вас просила! Ты куда это? - вскрикивает она, бросаясь к Ярде, который направляется к дверям класса.
- Вон из класса, - объявляет Ярда и в ту же секунду получает пощечину.
Все видели, что это так себе, ерунда, и не пощечина вовсе, о ней и говорить-то не стоит, но Ярда неожиданно всхлипывает и снова садится за парту. Учительница мгновение стоит как вкопанная, а потом выбегает из класса и хлопает за собой дверью. Класс замер и сидит не шелохнувшись. Вдруг в коридоре раздаются шаги, и все, как один, поворачиваются к двери.
Что-то теперь будет?! Вот так скандал! Однако в класс вместо Беранковой входит учитель Штёвичек.
- Встать, разбойники! - шутливо произносит он. - Давайте-ка займемся геометрией. Переберемся в физкабинет, но без шума, чтобы нас никто не слышал.
Все подымаются, как в дурмане, и, потрясенные, тихо, на цыпочках пробираются по коридору, словно мыши. Учитель идет следом и только подмигивает им.
Андула с Вашеком опускают в кабинете темные шторы. Когда на уроке геометрии они переходят в физкабинет, всем ясно, что будут показывать фильм. На доске уже натянуто белое полотно, и скоро застрекочет проекционный аппарат.
- Мы на этом остановились в последний раз? - спрашивает учитель.
Все кивают. Наверное, общий кивок видно и во тьме, потому что Штёвичек больше ни о чем не спрашивает и начинает показывать фильм. Учитель еще не все рассчитал, кое-что они уже видели, но это никому не мешает. Знакомые кадры можно спокойно посмотреть еще раз. Шериф, оказывается, заканчивает свою длинную речь, но Джимми молчит. Только незаметным движением сдвигает ковбойскую шляпу на затылок и затем поднимает четыре пальца в знак того, что понял: злодеев, которых никак не может одолеть шериф со всеми своими молодцами, четверо, тем самым Джимми дает понять, что согласен позаботиться об этом сам.
Пипу время от времени приходит в голову жуткая мысль - а что, если в физкабинет заглянет директриса и увидит эти их "занятия" физикой? Учителю Штёвичку придется объяснять, какие научные фильмы он демонстрирует на уроке. Вечером в постели Пип сам иногда придумывает для нее объяснения, ставя себя на место учителя. Это - мучительное занятие. Пип леденеет, покрывается потом, но никогда доводы не кажутся ему убедительными. И хотя по виду учителя никак не скажешь, что его одолевают какие-то заботы, зато вместо него волнуется Пип. Но это - пока фильм не начался. Но вот замелькали новые кадры, и все треволнения забыты, никого уже ничто не тревожит, кроме судьбы Джимми. К прежним четырем бандитам прибавилось еще пять; едва он успел расправиться с этой восьмеркой, как откуда-то взявшийся девятый - и последний бандит - выстрелил в него из пистолета. Но, прежде чем бандит успел пристрелить обезоруженного героя, револьвером завладела прекрасная Мэй. Выстрел - и девятый бандит падает навзничь. Заключительная сцена бесподобна: Джимми, с одним пальцем, перевязанным белоснежным бинтом, опять стоит перед шерифом. Шериф снова произносит речь, однако Джимми, мужественный и молчаливый, поднимает руки и показывает девять пальцев, что означает число бандитов, с которыми он расправился. Потом он своим обычным манером щелкает по шляпе, на сей раз приветствуя шерифа, и удаляется вместе с прекрасной Мэй. Учитель Штёвичек показал фильм до самого последнего кадра. И не сразу зажег свет, ведь обратный путь из Техаса в физкабинет должен занять некоторое время…
- Ну, а теперь, Вашек и Андула, ничего не поделаешь, - говорит он немного погодя, - придется вам впустить сюда дневной свет и суровую действительность.
Все щурятся. Катя свертывает полотно, и учитель запирает его в шкаф. На самом ли деле он при этом с облегчением перевел дух или это только показалось Пипу?
- Дамы и господа, отдаете ли вы себе отчет, что близится конец четверти и скоро педсовет? Вашек, ты еще стоишь. Иди-ка расскажи нам кое о чем.
Вашек знает урок. Он рисует параллелепипед, заштриховывая невидимые грани. Потом рассказывает, как бы он построил сетку и вычислил поверхность.
- Достаточно. Видно, придется выставить тебе пятерку и забыть обо всех забытых и невыученных уроках, а?
- Уроки делать я никогда не забывал, только тетради, - защищается Вашек. - И если не забуду, то в следующий раз непременно принесу и все покажу.
- Ну ладно, - вздыхает учитель и ставит Вашеку пятерку.
- Теперь ты, Андула.
Андула считает, но то и дело сбивается при умножении, потому что страшно торопится.
- Кто за вами гонится, мадам? - спрашивает удивленно математик.
- Я не виновата, - отвечает Андула, - я всегда тороплюсь. И когда мою посуду, обязательно хоть одну тарелку, да разобью. Мама нет, но она ужасная копуха.
Во время этой речи Андула успевает раскрошить мел и уронить на ногу линейку. Пан учитель подмигивает ей:
- Ты лучше иди сядь. Вполне прилично. И не стирай с доски, эта фигура нам еще пригодится.
Андула плетется к своей парте.
- Теперь ты, Ярда. Тетрадку ты тоже забыл, наверное, не так ли? Вы с Вашеком - два сапога пара. Один другого стоит. Ну, отвечай без тетрадки. Покажи на чертеже, какую поверхность мы еще должны вычислить.
Ярда сперва ошибается, но потом отвечает правильно. Не так уж много граней осталось вычислить.
- Хорошо. Теперь умножь, но не торопись. И не робей, как Андула.
Ярда в самом деле считает очень медленно.
- Погоди, - говорит учитель. - Шестью девять вовсе не пятьдесят два, или я сильно ошибаюсь?
Ярда пальцем начинает стирать написанное на доске.
- Погоди, не все. Предпоследний вариант был вполне хорош. У математика и впрямь пропасть времени. Так. Поверхность третьей грани счастливо вычислена.
- Вот видишь, Андула, как хорошо, когда люди не суетятся. А ты, Ярда, расскажи теперь, как бы ты вычислил объем параллелепипеда.
- Сосчитаю три эти… прямоугольника, - выпаливает Ярда во внезапном озарении.
- Превосходно. А дальше?
Ярда стоит с раскрытым ртом. Разве еще чего-нибудь нужно считать?
- Посмотри на этот параллелепипед. Мы знаем поверхность трех граней. Достаточно ли этого?
- У нас есть еще три грани, - неуверенно предлагает Ярда после некоторого колебания.
- Хорошо. Должны ли мы их поверхность считать еще раз?
По мнению Ярды, это вовсе излишне, но поскольку он привык, что наихудшая возможность - самая вероятная, он кивает.
- Ну, Ярда… Ведь один раз мы все это уже вычисляли…
"Ну и что? - думает Ярда. - Ведь в школе только и делают, что занимаются глупостями".
- Посмотри-ка, Ярда. Вот тут у тебя выписан подсчет поверхности трех граней. Нам необходимо взять еще три таких же. Что же мы сделаем?
- Напишем подсчет еще раз, - несмело предполагает Ярда.
- Так вот и напиши. Не там, а под первым подсчетом, И что теперь?
- Сложим, - гадает Ярда.
- Ну вот, видишь, - радуется математик. - А каким образом то же самое можно сделать иначе?
Ярда молчит.
- А что, если умножить на два? - подсказывает учитель.
Ярда соглашается.
- Ну хорошо. А теперь ответь мне на последний вопрос. Что такое куб?
Ярда знает, что это такое. Куб - это такая фигура, у которой все стороны одинаковы… Ярда только забыл, как надо правильно выразиться. Кроме того, он уже отвлекся от ковбойского фильма и вспомнил про свои неприятности.
- Не знаю, - бубнит он.
- Ну, этому я не поверю. Теперь, после того как ты правильно рассчитал поверхность параллелепипеда, ни за что не поверю.
- Я не знаю, - твердит Ярда.
"Ну вот, сейчас все начнется снова", - мелькает у всех одна и та же мысль.
- Не валяй дурака, Ярда, - говорит учитель. - Я рассказы вал вам о нем в физкабинете, когда мы смотрели фильм. Ты же помнишь, что Мэй шла с тем, с другим, как его, бишь, звали?
- Боб, - совершенно точно отвечает Ярда. И словно сожалея об этом, добавляет: - Да она дурочка. Такие дела меня не интересуют.
- Ну да. - Учитель не спорит, а только продолжает: - Там на холмах вдали были видны бандиты верхом на лошадях.
- А-а-а, шесть, - говорит Ярда. - У куба шесть одинаковых сторон.
- Ну вот видишь. Шесть одинаковых квадратов. Ставлю тебе четверку. А в следующий раз и ты и Вашек или принесете тетрадки, или я оторву вам головы.
Ярда идет к парте, словно в тумане, будто учитель стукнул его дубинкой по той самой голове, которую только что грозился оторвать. Четверка по геометрии? Да слыхано ли это? Выходит, вроде он всерьез знал все… или как это понять?
- Да, Ярда, - обращается к нему математик еще раз, - никогда не говори не подумавши первое, что взбредет на ум. Например, что Мэй - дурочка. А если бы она мне нравилась и я бы за нее оскорбился?
- Она вам нравится? - спрашивает удивленный Ярда.
- Нет. А если бы вдруг? Ты ведь ничего не знаешь об этом. Гораздо лучше понапрасну людей не обижать и не заставлять волноваться, не правда ли?.. Это я вообще, так говорю, понимаешь? Поразмысли-ка об этом.
Рассуждение пятое
Что вы скажете о нашем учителе Штёвичке? У нас он ведет физику. Так что, когда демонстрируют фильмы, нам никуда переходить не нужно.
Если он представляется вам красавцем, то я должна вас разочаровать. Если же Штёвичек вообще обманул ваши ожидания, тогда вы просто не заслуживаете, чтобы я знакомила его с вами. Он уже довольно пожилой, Мартин говорил, что ему уже тридцать шесть. У него небольшое брюшко, а лысина чуть ли не во всю голову. Но в голове у него кое-что есть. Перед контрольными по чешскому мы всегда просим его объяснить, где ставятся эти проклятые запятые. Чешский язык преподает не он, но, когда физик Штёвичек растолкует нам правила правописания, мы все понимаем, а Беранкова после удачного диктанта не преминет заметить: "Видите, все у вас выходит, если постараться".
Только она и не предполагает, как тут "постарался" Штёвичек. Он всегда предупреждает, чтоб ей мы об этом не говорили. Она бы рассердилась и была бы права. Переменки ведь даются для того, чтоб мы успели съесть свои завтраки, а не для занятий. Так что во время своих объяснений учитель Штёвичек часто напоминает: "Жуйте, деточки, жуйте!" Для учителя Штёвичка не то существенно, что пани Беранкова рассердится. Нет, он опасается, как бы не доставить ей неприятность. Отчего, по-вашему, она не вернулась в класс после той передряги с Ярдой? Потому что в коридоре ее встретил учитель Штёвичек и предложил - иди, дескать, покури, а я пока с ними займусь. Определенно. А отчего, по-вашему, он намекал Ярде, что не стоит понапрасну людей обижать? Конечно, он понимал, что прежде всего не нужно было так грубо оскорблять Ярду. Вы заметили, он ведь вовсе не настаивал на том, чтобы Ярда показал свою тетрадь? Притворился, будто верит, что тетрадку Ярда забыл дома, так же как и Вашек. А Вашек - самый способный ученика классе Пипа. Ставить их на одну доску никому бы и в голову не взбрело. Это мог изобрести только наш Штёвичек. Но Ярда и в самом деле кое-что знал. Не на четверку, конечно. Только если Беранковой сегодня необходимо было дать время прийти в себя, то Ярде именно сегодня важно было поставить четверку. Именно четверку и никакую другую отметку. Тройка его никак не порадовала бы, а пятерке он совсем бы не поверил. Об этом и говорить нечего. Усекли? Ну вот, поразмыслите-ка об этом на досуге.
И у тетушек бывают проблемы
- Не навестить ли нам тетушку, мама? - спрашивает Данка.
- Конечно, навестить, - торопливо спохватывается мама. - Наверное, неделя пролетела с тех пор, как мы видели ее в последний раз. Но почему же она сама нам не позвонила?
Взглянув на часы, мама стала набирать номер.
- Сейчас тетя еще на службе.
Но на службе тети не оказалось.
- В понедельник она выйдет на работу, - отвечает маме тетина секретарша Славка, - хотя мы все уговариваем ее, чтобы она не делала глупостей и посидела еще недельку дома, потому что ездить с такой рукой в трамвае…
- С какой рукой? - пугается мама.
Дети сгрудились у телефона, пытаясь угадать, что говорит Славка.
- Так она вам даже не сообщила, что сломала руку? Наверное, не хотела пугать. Нам она тоже сказала, что вроде ничего страшного. Собственно, она хотела прийти еще сегодня, но мы ее отговорили, пригрозив, что выставим ее отсюда.
Трясущейся рукой мама набирает тетин домашний номер.
- Привет, Мария, - отзывается тетя. - Как мило, что вы позвонили. Что поделываете? Все в порядке? Ах, рука? Да, сломана. В гипсе. Все нормально.
- И мы до сих пор ничего о тебе не знаем, - пугается мама. - Ты же там одна!
- Да чего звонить-то? Рука левая, пальцы из гипса торчат, так что, в общем, я все могу делать. Все время лежу на кушетке, пью кофе и почитываю детективы. Красота! Отдыхаю от редакции, а редакция от меня.
- Но тебе наверняка что-нибудь нужно. А мне сегодня никак не выбраться. Я к тебе пришлю хотя бы детей, хочешь? Или это тебя утомит?
- Нет, серьезно, я вовсе не на смертном одре, а только на кушетке - валяюсь с уголовным романом в руках. Ну, могут ли они меня утомить? Конечно, пусть приходят.
- Тогда бегите, - говорит мама.
- А ты никак не можешь?
- Ты забыла, что сегодня пятница?
В самом деле, сегодня пятница. В пятницу к нам обычно приходит пани Файтова - делать вид, будто она производит уборку. Если она управится со всем и уйдет пораньше, что случается очень редко, мама после нее еще целый вечер заканчивает уборку. Если же она застревает надолго, то доводить уборку до конца маме приходится в субботу, до обеда. В искусстве уборки пани Файтова, наверное, никогда особенно не преуспевала, а теперь к тому же она и стара. Но у нее ужасно маленькая пенсия, и маме неловко давать ей пятьдесят крон просто так, как милостыню. Может, пани Файтову это обидит. Она ведь не нищенка.
"А ты не могла бы давать ей вместо пятидесяти крон за уборку шестьдесят за учинение беспорядка?" - часто предлагает папа, который не выносит болтовни пани Файтовой. Но особенно на этом не настаивает.
- Но ведь нужно же ей с кем-нибудь поговорит, - заступается мама.
Действительно, пани Файтова целыми днями сидит в своей комнате совершенно одна. Папа знает об этом. Тут ничего не поделаешь. Пани Файтова - это рок. Главным образом мамин. Потому что все остальные в конце концов всегда куда-нибудь исчезают.
- Придется тебе отдуваться одной, - неуверенно произносит Данка.
- Ну, ничего, - отвечает мама.
- Тогда мы пошли. Но мы быстро вернемся. Ты потерпи ее немножко…
- Вот и славно. Только не летите как оглашенные, а я уж как-нибудь выдержу. И не забывайте смотреть по сторонам.
- Будем, будем смотреть в обе стороны, - убеждает маму Марьянка.
- На все пять сторон света, - вставляет Данка, и Марьяна бросает на нее укоризненный взгляд.
Мама еще раз выглядывает в окно. На улице очень тепло, солнце светит так ярко, что мама несколько сдается.
- По крайней мере, ты, Пип, возьми шапку, - произносит она немножко смущенно, - чтоб снова не заболели уши.
Когда-то, в раннем детстве, у Пипа действительно однажды было воспаление среднего уха.
- Но, мама… - протестует он, только Данка пресекает его возражения.
Она берет шапку из маминых рук и решительно нахлобучивает Пипу на голову. И так же решительно за первым поворотом дороги снимает ее, засовывая в карман. При этом даже не смотрит на Марьяну. Марьяне этот поступок, конечно, не по душе, поэтому Данка, обращаясь в пространство, объясняет:
- Еще встретится кто-нибудь.
- Ну да, - подхватывает Пип с такой признательностью в голосе, что Марьяна предпочитает промолчать.
У тети на диване лежит раскрытый детектив, а на пепельнице дымит сигарета. Тетя ужасно много курит. Но всюду чисто прибрано, хотя рука у тети, наверное, болит, когда ей приходится чем-нибудь заниматься. Из гипсовой повязки торчат одни пальцы, как будто они не ее, а чьи-то чужие. Пальцы у тети очень тонкие.
- Я так и думала, что вы сегодня позвоните.
Тетушка любит племянников, но немножко подтрунивает над ними. Так только, самую малость, вовсе не обидно. Но довольно часто.
- Как же ты догадалась? - спрашивает Данка.
- Да вот пришло в голову, что сегодня вы про меня обязательно вспомните, ведь мы уже довольно долго не виделись.
- А мы пришли помыть тебе посуду, - выпаливает Данка.
В кухне грязной посуды предостаточно, но картина не такая уж страшная, посуда аккуратно сложена стопками. А на тарелочке - булочки с сервелатом и для каждого - корзиночка со взбитыми сливками. Это угощение тетя приготовила специально для них. Может, она хотела бы еще немножко почитать? Вдруг она остановилась на самом интересном месте?
- Может, нам лучше прийти чуть попозже, когда ты прочтешь еще одну главу?
- Нет, дети. Детектив я могу взять когда угодно, а вы редкие гости. Кроме того, с детективом не поговоришь, а я люблю поболтать.
- У меня идея, - сообщает Пип. - Переселяйся к нам! Нас так много, ты постоянно могла бы болтать с кем-нибудь. А потом по пятницам у нас всегда пани Файтова.
- Но от нее ты бы тут же сбежала, - замечает Данка. - Мы, например, всегда так делаем.
- Нет, из этого ничего не выйдет, - отвечает тетя. - Дня через три вы все спятили бы. А пани Файтову отвезли бы в смирительной рубашке. Меня трудно выносить долго. Я со странностями.
- Ни с какими не со странностями, - вмешивается Пип, - уж если ты странная, то, выходит, любой правильный человек с приветом.
Марьяна, которая напускала воду в мойку, поворачивается и смотрит на тетю. Пип прав. Если тетя у них странная, то тогда все в порядке. В тете им нравится вообще все. И то, что она читает детективы, и курит, и что такая маленькая и худенькая. Марьяна вздыхает. Она тоже хотела бы носить брюки и свитер, как тетя, только… уж лучше об этом не думать. Марьяна решительно сыплет порошок в воду.
- Пип совершенно прав, - замечает она, словно мимоходом.
- Нет, не прав, - отвечает тетя. - Чудаковатые люди хороши только издали. А когда познакомишься с ними поближе - они очень раздражают. Эти чашки, Пип, можешь складывать одну на другую на самую высокую полочку. Иначе там не поместятся тарелки.
- А вы с мамой ссорились, когда были маленькие? - спрашивает Данка.
- Да нет, пожалуй. Иногда только, но нервы друг другу не портили.