- Бесстрашный он какой! - с восхищением прошептал Петя. - Вырасту, и я таким буду!
- А узел как? Перенёс в прихожую?
- В тамбуре, между дверей лежит. Ещё ночью перенёс. Ну, побегу!.. Да, вот что, Колька! Иди-ка сейчас к нам на кухню, а я всю прислугу туда соберу - господа-то ещё спят, - скажу: Колька про ночной обыск рассказывает. Интересно же! А ты, и верно, рассказывай, да подольше, да ври позанятнее, пусть слушают, в прихожую не суются. Ладно? А я побежал ждать в тамбур. Пошли!
- И хитрющий же ты, Петька! - сказал Коля, поднимаясь за Петей во второй этаж.
* * *
Было ровно восемь часов утра.
Князь и княгиня ещё спали. Обе горничные, кухарка, судомойка и лакей собрались на кухне, - там сидел Коля и рассказывал о ночном обыске. Он старался рассказывать как можно подробнее и интереснее, привирая от себя всякую всячину, чтобы подольше задержать прислугу на кухне. Женщины ахали и охали, солидный Степан Иванович презрительно усмехался и молчал.
А в прихожей в широком тамбуре между массивными дубовыми дверьми стоял Петька и с замирающим сердцем ждал.
Внизу, у широкой стеклянной двери на бульвар, восседал величественный бородатый швейцар Спиридон и скучал. Заснеженный бульвар был еще пустынен. Вдруг к подъезду подкатил "лихач", - так назывались дорогие извозчики с прекрасными лошадьми и нарядным экипажем. Кучер сразу осадил серого в яблоках рысака. Спиридон тотчас же с угодливой готовностью поднялся со стула. Из саней, откинув меховую полость, вышел высокий, хорошо одетый молодой человек, с небольшим чемоданом в руке, и направился к двери. Спиридон почтительно распахнул её. Человек вошёл и, остановившись перед швейцаром, спросил:
- Скажи, любезный, квартира князя в котором этаже?
- Второй этаж, в квартире номер два живут их сиятельство, - залебезил швейцар. - А вы не с поезда ли изволили прибыть, что так рано?
- Угадал, любезный, прямо с поезда. Я племянник князя, приехал погостить.
- Милости просим! То-то радость их сиятельству! Разрешите, ваше сиятельство, чемоданчик донесу! - бросился швейцар к молодому человеку.
- Не надо, любезный, он не тяжёлый, - спокойно возразил незнакомец и стал не спеша подниматься по лестнице.
Петя услышал шаги и взял пакет в руки. Сердце его стучало так, что ему казалось - и на лестнице слышно… Шаги остановились, раздался еле уловимый стук в дверь. Петя дрожащими руками отпер английский замок, приоткрыл дверь - да так и обмер. Перед ним стоял шикарный барин в нарядном пальто, фетровой шляпе и коричневых лайковых перчатках. Но барин улыбнулся одними глазами, - и Петя по улыбке узнал дядю Егора. Дядя Егор вошёл в прихожую, огляделся, раскрыл пустой чемодан. Петя подал узел. Действовали молча, спешили. Укладывая книги и листовки, дядя Егор шёпотом выругался:
- Руки в этих чёртовых перчатках как чужие!
Затем он запер чемодан и крепко пожал руку Пете.
- А теперь выпусти меня.
- А как же… Спиридон?..
- Не волнуйся, всё в порядке, - улыбнулся Егор, ступил через порог и, прежде чем дверь закрылась за ним, очень громко произнёс:
- Извините, ради бога, за беспокойство! Глупая какая ошибка вышла! - И он стал медленно спускаться с лестницы.
Петя неплотно закрыл за ним дверь и прижался ухом к щели.
"В чём дело?" - с недоумением подумал швейцар, услышав голос незнакомца и его спускающиеся шаги. На повороте лестницы молодой человек остановился, не спеша закурил и снова стал спускаться.
Спиридон поднялся со стула, с подобострастной улыбкой вопросительно глядя на раннего гостя. Тот остановился перед ним и засмеялся:
- Ошибка, любезный, вышла. Мне нужно к князю Мещерскому, а извозчик меня совсем к другому князю привёз! Улицу помнил, а номер дома забыл. Зря только людей в такую рань побеспокоил!
- Так точно-с, - захихикал швейцар, - это дом их сиятельства князя Путятина, номер восемь. А дом их сиятельства князя Мещерского в самом конце улицы, номер сорок пять.
Улыбаясь, незнакомец двинулся к двери. Спиридон быстро распахнул её и вышел вслед за гостем.
- Не туда, братец, меня завёз! - сердито сказал приезжий извозчику. - Зря из-за тебя людей побеспокоил! Города своего не знаешь!
- Простите, барин, напутал! Садитесь, пожалуйста! - И "лихач" поспешно откинул полость.
- Вези в дом сорок пять, бестолковая голова! - проворчал "княжеский племянник".
Кучер тронул вожжи, лошадь рванулась, и сани понеслись… но не к дому князя Мещерского, а туда, где Егора с беспокойством ждали товарищи.
- Степан Иваныч, как же вы не слышали, - сказал Петя, входя в кухню, где Коля ещё продолжал свой рассказ, - в прихожей ведь звонок был! Один господин князя Мещерского спрашивал.
- Что ты врёшь? - испугался лакей.
- Спуститесь к Спиридону, коли не верите, - обиженно сказал Петя, - а уж вежливый какой! У меня, понимаете, извинения попросил! Сразу видать, - барин!
- Да уж не вам, хамью, чета, - проворчал Степан Иванович и важно вышел из кухни.
- А сам-то кто? - прошипела ему вслед кухарка.
Коля с Петей переглянулись и рассмеялись. Всё было хорошо!
* * *
В тот же день убого одетый мужичок ехал в поезде дальнего следования. Вагон третьего класса был битком набит. Мужичок курил махорку, говорил с соседями о своих крестьянских бедах, а над ним, на полке для вещей, лежала небрежно заброшенная, затасканная холщовая мужицкая котомка. И никто не подозревал, какой драгоценный груз находится в ней. "Мужичок" вёз в деревню среди другой политической литературы большевистскую газету "Искру" - "Искру", из которой должно было разгореться пламя социалистической революции.
Ласточка
Усадьба помещика и фабриканта Рыжова отстояла от его фабрики всего на полтора километра, но хозяин не привык ходить пешком. Утром кучер Григорий отвозил его на фабрику в удобной коляске, а к вечеру приезжал за ним.
Лошадей у Рыжова было много, но ездил он только на своей любимице - вороной, тонконогой и горячей Ласточке.
Однажды - это было летом 1907 года - кучер Григорий чистил в дверях конюшни Ласточку. Кобылица нетерпеливо перебирала ногами, но два ремня, протянутые с двух сторон от недоуздка к притолокам двери, держали её на месте.
Сынишка Григория, восьмилетний Гришутка, бегал во дворе и вдруг увидел возле конюшни дядю Серёжу - старого дружка отца, рабочего с фабрики Рыжова.
Из разговоров старших Гришутка знал, что на фабрике забастовка и полиция уже арестовала "зачинщиков". Он подбежал поближе, чтобы послушать, о чём будет говорить отец с дядей Серёжей.
- Какие новости? - тихо спросил отец, продолжая водить скребницей по лоснящейся спине Ласточки.
Дядя Серёжа огляделся, зашёл в конюшню и стал за дверью, чтоб его не видели со двора.
- Бастуем, - сказал он так же тихо, - человеческой жизни добиваемся! Управляющего и мастеров - тех, что не с нами, - на тачке с фабрики вывезли. Сами - ворота на запор! - Дядя Серёжа засмеялся. - На свою голову обнёс хозяин фабрику заборищем! Да ещё гвоздей сверху понатыкал! Поди достань нас теперь!
- Та-ак, - ещё тише произнёс отец и, помолчав, сказал: - Слышал я, хозяин грозил: если не прекратите забастовку, завтра к вечеру казаков на фабрику пригонят.
- Того и ждём, - прошептал Сергей, - и ружей на такой случай запасли, да только…
Но тут Григорий вдруг увидел сынишку.
- А ну-ко, Григорий Григорьевич, нечего тебе тут делать, ступай-ка, ступай!
Гришутка нехотя отошёл, но, только отец отвернулся, снова на цыпочках подкрался к двери.
- Хозяин сам их вам привезёт. Сам! Понятно? - говорил отец.
- Как так? - удивлённо спросил Сергей.
- Увидишь. Чуть стемнеет, неси сюда весь запас.
Они ещё пошептались недолго.
- Ну, - весело сказал дядя Серёжа, - если выйдет дело, зададим же мы перцу и хозяину и полиции!
Гришутка из всего этого разговора понял только одно: рабочие зададут перцу полиции! Забыв об отце, он на радостях сунул два пальца в рот и свистнул. Только на днях научили его деревенские ребята так лихо свистеть!
И тут - как взовьётся на дыбы испуганная свистом Ласточка! Один из ремней оборвался, Ласточка бросилась боком из конюшни, Григорий едва успел её схватить под уздцы и всей тяжестью тела повис на недоуздке. Ласточка храпела, била ногами, косилась горящим чёрным глазом на остолбеневшего от испуга Гришутку.
- Ну-ну, глупая! Ну, чего вообразила! Дурака мальчишки испугалась! - успокаивал её Григорий, ласково гладя ладонью по крутой шее. - Нервная! - с восхищением сказал он Сергею. - Да зато умница! Порядок знает. Мне и править ею не надо. Как вылетит со двора - да одним духом до фабрики. Влетит в фабричные ворота - я и вожжами не шевельну, - встанет сама перед дверью конторы как вкопанная!.. Отцепи-ко ремень, введу её в стойло.
Дядя Серёжа взял Ласточку под уздцы с другой стороны. Дрожа всем телом и раздувая ноздри, кобылица продолжала плясать, пока её вели в денник.
Гришутка, полуоткрыв рот, всё стоял на месте.
- А-а, ты ещё тут? - увидел его отец, выходя из конюшни. - Будешь мне лошадей пугать?! Уши оборву, пострелёнок! - И он двинулся было на Гришутку, но тот увернулся и вмиг исчез за углом конюшни. Отцу, когда сердит, лучше под руку не попадаться! Где бы спрятаться? Да так, чтобы папка не нашёл, пока у него сердце не отойдёт. Домой идти нельзя.
Гришутка незаметно скользнул в приоткрытую дверь каретного сарая, залез под коляску и притаился. Поди-ко найди! Он свернулся калачиком на холодном, шершавом полу и скоро задремал, а когда открыл глаза, было уже совсем темно.
Дрожа всем телом от озноба, он поднял голову и прислушался. Где-то близко раздавались шаги и совсем тихие голоса. Дверь скрипнула приотворясь. Вошли двое и направились прямо к коляске. Гришутка весь сжался на полу - ни жив ни мёртв, - стараясь не дышать…
- Вот эта, - услышал он голос отца. - Поднять сиденье, под ним ящик. Туда и положим.
- Ловко придумал! - отвечал другой вошедший, и Гришутка узнал голос дяди Серёжи. - Только, Гриша, смотри не попадись! А то и нас не выручишь, и сам в тюрьме насидишься.
Григорий усмехнулся.
- Чудно́й ты! Неужто хозяин в ящик под сиденьем полезет; на что ему? - Он встал на подножку и поднял мягкое сиденье: - Клади!
Дядя Серёжа обошёл вокруг коляски, встал на другую подножку, и что-то очень тяжёлое стукнуло о дно ящика под сиденьем прямо над головой Гришутки. Звякнули рессоры.
- Вот и ладно. Дойдёт к вам в целости, а уж достать - ваше дело, - сказал отец, и оба вышли.
Фу, пронесло! Гришутка с облегчением вздохнул. Теперь его заедало любопытство. Что спрятали они под сиденьем?!
Гришутка осторожно вылез из-под коляски, встал на подножку и, натужась, приподнял сиденье. Сунул под него руку, и пальцы наткнулись на неотёсанную крышку деревянного ящика. Попробовал сдвинуть. Ого, какой тяжёлый, не поддаётся!
Он опустил сиденье и скрепя сердце побрёл домой. Нагорит от папки!.. Но дома всё обошлось без шума. Мать хлопотала у печки, отец не сказал ни слова. Лицо его было сурово и озабоченно. Забыл, видно, про Гришуткины уши!
* * *
Утром, проснувшись, Гришутка натянул штанишки, поплескался у рукомойника и выбежал во двор.
Это был обширный, покрытый зелёной травкой так называемый "красный двор" помещичьей усадьбы. В глубине его стоял двухэтажный господский дом, а за ним виднелись деревья старинного парка. Кругом двора располагались "службы": ледник, сараи, амбары, конюшня и избы, где жили работники усадьбы.
И, как всегда, в это утро у широкого парадного крыльца господского дома Гришутка увидел запряжённую в коляску Ласточку. На козлах сидел в нарядном кучерском кафтане отец с вожжами в руках и ожидал хозяина. Мальчик знал: вот сейчас выйдет хозяин на крыльцо, за ним, позёвывая, выйдет хозяйка в широченном пёстром капоте; хозяин вскочит в коляску и сердито скажет:
- А ну, пошёл!
Ласточка рванёт с места и, широко выбрасывая тонкие, стройные ноги, крупной рысью понесёт коляску в настежь раскрытые ворота в том конце двора. А хозяйка будет стоять на крыльце и махать вслед кружевным платочком. Сколько себя помнит, каждое утро наблюдал Гришутка эту картину.
Но сегодня всё вышло по-иному. Правда, хозяин с хозяйкой появились на крыльце, но хозяйка была одета, видно в дальнюю дорогу, и несла в руке саквояжик. Лицо её было хмуро и заплакано. Вслед за ними вышел на крыльцо лакей с двумя чемоданами в руках.
Гришутка увидел, как папка с беспокойством оглянулся на крыльцо. А хозяин сошёл с лестницы и приблизился к кучеру.
- Сегодня на фабрику не еду, - резко сказал он. - Пусть прекратят забастовку. А не прекратят, - я им покажу, как бунтовать!.. Отвезёшь, Григорий, сейчас барыню в город к её мамаше…
Гришутка смотрел на отца. Лицо папки было спокойно, но чуть побледнело.
- А Ласточка? А коляска? - спросил кучер.
- Останешься пока в городе, будешь ждать. Как расправлюсь с бунтовщиками, дам тебе знать; привезёшь барыню обратно. - И, обернувшись к лакею, Рыжов приказал: - А ты, Василий, поставь пока чемоданы, беги наверх, мелкие вещи принеси. Положишь их в ящик под сиденьем.
Он не спеша вернулся на крыльцо и заговорил с хозяйкой.
Гришутка снова взглянул на отца, и вдруг ему стало страшно, - он сам не понимал почему. Папка смотрел на него в упор и как-то странно одним глазом подмигивал ему, сложив губы дудочкой.
- Чего ты?.. - оторопело пробормотал Гришутка.
Намотав вожжи на левую руку и сдерживая ими Ласточку, Григорий соскочил на землю и стал возиться у сиденья коляски.
- Ишь ты, не приподнять никак, - с досадой сказал он хозяину, - забухло сиденье-то, видно!
Он повернул к сынишке бледное, как полотно, лицо и снова подмигнул ему, и вытянул губы дудочкой.
И тут Гришутка вспомнил!.. Вспомнил всё, что было вчера! "Попадёшься - насидишься в тюрьме…" - словно услышал он голос дяди Серёжи. Ой!.. Ящик под сиденьем!.. А с лестницы уже бежал с вещами Василий.
Какой-то буйный восторг залил вдруг всё Гришуткино существо, - он понял папку! И, сунув два пальца в рот, он свистнул так пронзительно, как ему ещё ни разу не удавалось свистнуть.
Ласточка дико рванулась с места.
- Стой!.. Стой!.. - закричал Григорий, падая. Вожжи тащили, волокли его по дороге, но шага через три он выпустил их из рук, а сам остался лежать у ног остолбеневшего Гришутки.
Ласточка карьером вынеслась в раскрытые ворота.
На крыльце истошно вопила хозяйка, что-то кричал лакей Василий; Григорий с трудом поднимался с земли.
- Чего стоишь?! Бери Копчика, скачи, догоняй! - кричал ему хозяин.
Гришутка растерянно оглянулся, - лакей Василий бежал к нему. Гришутка, как зачарованный, стоял на месте и смотрел на отца. Тот, сильно хромая, бежал к конюшне, и снова глаза отца и сына встретились. И на этот раз оба, не произнеся ни звука, поняли друг друга.
"Не выдавай!" - требовали глаза отца.
"Не выдам!" - ответили глаза сына.
* * *
Ласточка, обезумев от ужаса, вынеслась за ворота и помчалась карьером по дороге, вся в мыле, с раздувающимися ноздрями, с заложенными назад ушами. Но, не слыша за собой погони и нового свиста, она понемногу успокоилась и постепенно перешла с карьера на свою обычную размашистую рысь.
Ещё издали увидел её с вышки над забором фабричный сторож. Он сбежал вниз и широко распахнул ворота. И, когда Ласточка влетела во двор, он сразу же захлопнул их и запер на все засовы. Лошадь привычно остановилась у подъезда конторы. Изумлённые рабочие обступили коляску. Что это значит? Почему Ласточка прибежала одна?
Но теряться в догадках было некогда. Подошёл Сергей, поднял сиденье, достал небольшой, очень тяжёлый ящик и вскрыл его.
В ящике были патроны.
- Подходи по очереди, - скомандовал он, - раздавать буду.
В эту минуту сторож крикнул с вышки:
- Григорий скачет вдогонку!
И перед Григорием гостеприимно распахнулись ворота - и снова наглухо закрылись. Григорий соскочил с Копчика, привязал его к коляске сзади и взобрался на козлы.
- Что же ответите хозяину, братцы? - спросил он, заворачивая Ласточку к воротам. - Требует прекратить забастовку.
- А то и скажи ему, - наперебой заговорили рабочие, - будем бастовать, покамест арестованных не выпустят… пока уволенных обратно не примет… Управляющего пусть к чёрту гонит!.. Штрафы пусть отменит!..
- Ясно, - сказал Григорий, - стало быть, вечером ждите казаков в гости.
- А милости просим!.. Сумеем встретить!.. Распахнулись ворота, Ласточка стрелой вылетела на дорогу; и снова загремели на воротах изнутри тяжёлые засовы.