"Ну и пусть носятся со своим Гордеем. Вот возьму и убегу из дома", - подумал он и мысленно представил себе как будет жить вдали от семьи, одинокий и гордый. Но тут же был вынужден признать, что у него не хватит на это решимости.
Ветки раздвинулись, и в убежище Глеба заглянула Злата. В последнее время она внимательно присматривалась к мальчикам. Гордей, несмотря на вежливость и примерное поведение, был чужим. Она чувствовала, что её сын - Глеб. Жаль, король думал иначе, но Злата надеялась, что волшебный кубок поможет восстановить истину.
- Вот ты где! А я тебя везде ищу- Она обняла сына и потрепала его по вихрам.
От её ласки все глубоко спрятанные обиды Глеба вдруг выплеснулись наружу, и он, зарывшись лицом в пахнувшее духами платье, горько заплакал. Ему захотелось поделиться своими бедами, рассказать про Крагу. Пусть Гордей называет его маменькиным сынком, но с мамой легко, она всё понимает и может помочь. Однако слова не успели сорваться с его губ. Злата сказала:
- Не плачь. Настанет час, и ты добьёшься успеха.
На Глеба точно вылили ушат холодной воды. Он отстранился от матери и с болью воскликнул:
- Ты тоже думаешь, что я завидую ему!
- Я так вовсе не думаю. Просто сегодня ты видишь мир в мрачном свете, а завтра всё будет иначе, - улыбнулась Злата.
- Нет! Ничего не будет иначе! Никогда!
Он вырвался из рук матери. Хорошо, что он не успел ей ничего рассказать. Она, как все, нарочно успокаивает его, а сама думает, что Гордей лучше, смелее и сильнее. Если бы Крага была жива, он побежал бы к ней, но у него не осталось никого. Злата не стала догонять сына. Сейчас он был глух к словам утешений. Нужно дать ему время побыть одному. На душе у неё было неспокойно.
После ужина Глеб сидел в своей комнате, пытаясь отвлечься чтением, когда дверь приоткрылась и к нему заглянул Гордей. Визит брата не сулил ничего хорошего.
- Зачем пришёл? - без намёка на дружелюбие спросил Глеб.
- Вовсе не из радости тебя видеть. С тобой хочет встретиться одна старуха.
- Какая еще старуха?
- А я откуда знаю? Нищенка. Я её никогда прежде не видел. Я просто передаю ее просьбу.
Глеб насторожился. Гордей был не из тех, кто оказывает услуги бедным старушкам.
- Что ей от меня нужно?
- Это ты у неё сам спроси. Как стемнеет, она будет ждать тебя у заросшей беседки возле статуи Пана.
Выточенная из чёрного мрамора статуя находилась в самом глухом конце парка. Среди детей о ней ходили зловещие легенды. Даже днём мало кто из ребят отваживался ходить к Пану в одиночку, а уж после сумерек на такой подвиг не решился бы даже самый отчаянный сорванец.
- Я не сумасшедший, - отказался Глеб.
- Как знаешь. Я тебе все передал, а если ты струсил, так и скажи. Держи. - Он сунул в руки брата ветку бузины. - Старуха просила воткнуть её возле входа в беседку. Но теперь это неважно, всё равно ты не пойдёшь, - презрительно усмехнулся Гордей.
До Глеба только сейчас дошло, что никакой старухи нет и в помине. Брат решил поиздеваться над ним. Он знал, что ни у кого не хватит смелости ночью пойти к Пану, зато завтра раззвонит каждому про его трусость да ещё всё приукрасит.
- Я пойду! - неожиданно для себя выпалил Глеб.
- Зря. Я бы на твоём месте не ходил, - сказал Гордей, насмешливо глядя на брата.
- С каких это пор ты обо мне печёшься? - с вызовом спросил Глеб. Отступить теперь, значило бы окончательно признать свою никчемность.
- Неужели пойдёшь? - деланно удивился Гордей.
- Завтра утром можешь проверить: ветка будет на месте.
Глава 9
Встреча у беседки
Оставшись один, Глеб пожалел, что затеял спор с братом, но пути к отступлению не было. Смеркалось. Он незаметно выскользнул из дворца. Небо ещё не успело потемнеть и было подёрнуто лиловым шифоном сумерек, но в тех местах, где деревья образовывали свод, уже затаилась тьма. В листве каштанов, стоявших, точно часовые, вдоль центральной аллеи, как стеариновые свечи, тускло светились конусы белых цветов, распространяя тонкий сладкий аромат. Живая ограда стояла непроницаемой стеной, а подстриженные шары самшита в сумраке походили на головы притаившихся великанов.
Глеб вздохнул и, не давая себе времени на сомнения, широким шагом направился по аллее. Вдруг в просвете между деревьями мальчик увидел фигуру, закутанную в белый саван. Сердце его забилось часто-часто, точно после быстрого бега. Кому понадобилось в столь поздний час бродить в окрестностях дворца? Собрав всё своё мужество, Глеб перебежками добрался до кустов, осторожно раздвинул ветки и увидел… статую Афродиты, что испокон веков стояла возле фонтана, отражаясь в тёмном зеркале воды. Глеб невольно улыбнулся. Неожиданно ему пришла в голову мысль, что большинство страхов и опасений существует лишь в нашей фантазии. Это открытие придало ему храбрости.
- Привидений нет, - подбодрил он себя и двинулся дальше.
Глеб нарочно громко шуршал гравием, чтобы доказать себе, что совсем не боится, ну разве только чуть-чуть. Однако, когда он свернул на узкую дорожку, ведущую к беседке, где стояла козлоногая статуя Пана, смелости в нём поубавилось. Кусты боярышника росли по обеим сторонам дорожки так густо, что ветви их переплетались друг с другом. Сумеречный свет почти не проникал в этот нерукотворный тоннель.
- Ничего страшного. Это всего лишь статуя, - шёпотом сказал Глеб и ступил под зелёный свод. Сделав пару шагов, он не выдержал и бегом, точно за ним гнались, помчался по аллее.
Выскочив из-под деревьев, мальчик остановился и перевёл дух. В угасающем свете заката ему показалось, что козлоногий Пан, лукаво прищурившись, язвительно улыбнулся. Глеб попятился, готовый припустить во все лопатки, но вспомнил про ветку бузины.
- Ты всего лишь статуя и не причинишь мне вреда, - вслух сказал мальчик, опасливо обходя Пана стороной.
Статуя молчала. Вокруг не было ни души. Глеб приблизился ко входу в беседку. Сердце его радостно забилось: он сумел победить страх и дойти до конца. Пусть Гордей в этом убедится.
Мальчик поспешно воткнул ветку бузины возле беседки и застыл, раскрыв рот от удивления. Стоило ветке коснуться земли, как та, словно по волшебству, вросла и стала давать побеги, на которых мгновенно набухали почки и распускалась листва. Не успел Глеб опомниться, как перед ним вырос высоченный раскидистый куст бузины. Лето только вступало в свои права, а куст был обсыпан зрелыми красными ягодами. Ноги у Глеба сделались ватными, на лбу выступили капельки пота.
- Значит, пришёл-таки. А я уж заждалась, - услышал он у себя за спиной незнакомый голос.
Глеб обернулся. Перед ним стояла престранная старуха. Она ловко подхватила шлейф рыжей юбки и подоткнула его за пояс, чтоб не путался под ногами. Вытянутая физиономия бабки расплылась в улыбке, но в прищуренных глазках, буравящих мальчика, не таилось и намёка на приветливость. У Глеба по спине пробежал холодок. В старухе было что-то ведьмовское.
- Не бойся бабушку. Я ведь для твоей пользы стараюсь, - сладко проворковала Ведунья.
- Я и не боюсь, - пятясь, прошептал Глеб.
- Вот и славно. Верно говорится: волков бояться - в лес не ходить. Коли пришёл, на попятную идти негоже, - кивнула она.
- Зачем вы хотели меня видеть?
- Чтобы открыть тебе страшную тайну, - Старуха огляделась, будто опасаясь, что кто-то мог подслушать их в этом уединённом месте, и заговорщически зашептала: - Вы с Гордеем не братья. Один из вас - подкидыш.
- Этого не может быть. Мы близнецы, - возразил Глеб точно так же, как прежде Гордей.
- Ваше сходство обманчиво. Это дело рук ма- гии. На самом деле только в одном из вас течёт королевская кровь. А другой - всего лишь двойник. При помощи колдовства можно сотворить и не такое, - хихикнула старуха и ткнула в Глеба костлявым пальцем, будто поставила точку под сказанным.
- Нет! Неправда! Я не подкидыш! - выкрикнул мальчик.
Звук собственного голоса придал ему смелости, и он с вызовом посмотрел ведьме в глаза.
- Ишь какой запальчивый! Конечно, ты самый что ни на есть истинный наследник престола, - согласилась старуха.
- Но ведь вы сказали…
- Разве я хоть словом обмолвилась про тебя, касатик? Гордей тебе не брат, а самозванец! - топнула ногой Ведунья.
Мальчик обескураженно глядел на колдунью, не веря своим ушам. Если всё это правда, то отец пожалеет, что был так несправедлив к нему. Может быть, старуха вовсе не ведьма? Мало ли что покажется ночью со страху. Во всяком случае из всех она единственная приняла его сторону а не Гордея.
- Но почему родители скрывают это от нас? - спросил Глеб уже без прежней настороженности и враждебности.
- Они и сами ничего не ведают. Разве твоя матушка стала бы скрывать от тебя такое? - притворно вздохнула Ведунья.
- Но как это случилось? - заинтересовался мальчик.
- Это старинная история. Давным-давно, когда тебя ещё на свете не было, в твою красавицу матушку влюбился Чародей. Но голубка на него и смотреть не хотела. Тут лиходей и затаил злобу. Притворился, будто простил ей, что за батюшку твоего вышла, а сам замыслил отомстить. Когда ты родился, Чародей наколдовал твоего двойника, чтобы тот стал королём вместо тебя, а твою матушку заточил бы в подземелье, - самозабвенно лгала Ведунья.
Глеб, затаив дыхание, слушал её рассказ, помимо воли проникаясь к ней доверием.
- Спасибо, что вы рассказали об этом, - поблагодарил он ведьму, не заметив, как на её липе мелькнула зловещая ухмылка.
- Спасибо будешь потом говорить. Слушай дальше. Чтобы действовать наверняка, Чародей подарил ей кубок, пообещав, что тот поможет выбрать наследника трона.
- Понятно, кубок укажет на брата, - догадался Глеб.
- Хуже. Ты примешь из кубка яд.
- Не может быть! Неправда! - с жаром воскликнул мальчик.
- Ещё какая правда, касатик. Провалиться мне на этом месте, если я вру- Старуха изо всех сил топнула ногой, словно проверяя твёрдость почвы.
- Нужно рассказать об этом маме.
- Ничего путного из этого не выйдет. Чародей внушил твоей матушке, будто я против неё замышляю. С тех пор она и слышать обо мне не желает. Я и с тобой встречаюсь тайком, чтобы на тебя немилость не навлечь.
Глеб смутился. Тайной встрече нашлось такое простое объяснение, а он-то посчитал старуху ведьмой.
- Может, сказать отцу? - предложил мальчик.
- А что проку? Разве он поверит, что родной сын ты, а не Гордей? Твоего братца он жалует больше.
Глеб вздохнул. Это было правдой.
- Но что же делать? Неужели нет выхода? - растерялся он.
- Отчего же? Есть средство. Выкради кубок, а там посмотрим, что делать, - посоветовала Ведунья.
Глава 10
Винарий
Расставшись с Ведуньей, Глеб вернулся ко дворцу и, прячась в тени деревьев, остановился, всматриваясь в освещенные окна. Сумерки уступили место ночи, но взрослая жизнь всё ещё кипела в комнатах и залах. Больше всего на свете мальчику хотелось оказаться дома, забраться в постель и, укрывшись с головой одеялом, сном отгородиться от страшной реальности, обрушившейся на него. Но ему предстояло пережить ещё одно ночное приключение.
Из открытого окна доносились музыка и смех. Как странно устроен мир: в тот самый миг, когда сердце Глеба сжималось от страха и отчаяния, другие радовались и веселились.
"Никому нет дела, если я отравлюсь из этого злосчастного кубка. Ну и пусть! Может, так лучше. Ещё пожалеют, но будет поздно", - подумал он. Ему стало до слёз жалко и себя, и маму, и отца, но тут в памяти всплыли слова Гордея: "Всё равно будет по-моему". И тотчас к Глебу вернулась прежняя решимость.
- По-твоему не будет, - прошептал он и, стараясь держаться незаметно, направился к винным погребам.
Луна поднялась высоко, щедро облицевав серебром стены здания. Лоза дикого винограда плотно прильнула к стене ладонями листьев. Мальчик раздвинул гибкие ветви и прошептал:
- Что незримо - появись! Чудо-дверца - отворись! Укажи мне путь, лоза, в мир, куда попасть нельзя.
Тотчас Глеб заметил в стене потайную дверцу. Она вросла в землю и покрылась мхом, видно, ею давно не пользовались. Стоило Глебу взяться за поржавевшее от времени кольцо, как дверца приоткрылась ровно настолько, чтобы его пропустить.
Просунув голову в щель, Глеб застыл на пороге. В помещении стояла темень. Подслеповатые полуподвальные оконца почти не пропускали лунного света. С раннего детства Глеб боялся темноты. Гордей подтрунивал и насмехался над его страхом, но Глеб, как ни стыдился своей слабости, ничего не мог с собой поделать. Непослушными пальцами мальчик зажёг свечу, которую ему предусмотрительно вручила Ведунья и, замирая от страха, протиснулся внутрь. Огонёк не мог разогнать чернильную тьму, но с ним всё же было веселей. Держась поближе к стене, Глеб пошёл вперёд, стараясь не думать о страшном.
Устойчивый терпкий запах вина и подвальной сырости прочно въелся в стены. По обеим сторонам погреба, точно пузатые великаны, возлежали огромные дубовые бочки, храня в своих утробах королевские вина из лучших виноградников страны. Чуть дальше на полках отсвечивали стеклянными боками бутылки. Они лежали под наклоном, пробками вниз, их донышки походили на жерла крошечных пушек, готовых салютовать в честь гостя.
Постепенно страх отступил перед мальчишеской фантазией, и Глеб не заметил, как дошёл до той части погреба, где стояли глиняные сосуды и хранились самые выдержанные вина, многие из которых видели на своем веку не одного короля. Мальчик один за другим внимательно осматривал их, пока не наткнулся на неприметный кувшин с вензелем в виде буквы "В" на боку. Сдерживая волнение, Глеб прошептал:
- Дух Винарий, пьяный джинн, виноделов господин, мне тебя увидеть нужно. Сослужи свою мне службу.
В кувшине раздался звук похожий на бульканье, но тут же всё стихло. Глеб тихонько постучал по глиняному боку кувшина.
- Джинн Винарий, вы тут?
Из сосуда снова донеслось непонятное урчание.
- Что-что? - переспросил Глеб.
- Кувшин открывай. В неволе не служу, - возмущённо пробурчал джинн.
Спохватившись, Глеб поспешно вытащил пробку и замер, с восторгом наблюдая, как из сосуда заструился розовый дымок. Он клубился, принимая очертания человеческой фигуры, а потом стал наливаться красками, пока не превратился в огромного, толстого, как бочонок, Винария. Одет он был несколько странно для джинна: в красный кафтан с золотым медальоном на толстой цепи и в чёрный цилиндр с пряжкой. Его улыбчивое лицо излучало такую радость и добродушие, что Глеб, даже если поначалу и трусил, полностью успокоился.
- Вы и есть джинн? - удивлённо спросил мальчик.
- Самый что ни на есть! Как говорится, слушаюсь и опьяняю, - рассмеялся Винарий.
- А я думал, что джинны ходят в чалме, - сказал Глеб.
- Обычные джинны и впрямь носят чалму, но они никуда не ходят. Они сидят в кувшинах. Заруби это себе на носу. И только я - великий джинн Винарий - умею бродить, не выходя из кувшина. За тройку тысяч лет я кое-чему научился, сынок.
- Вы такой старенький? - удивился Глеб.
- Это я-то старенький? Да я, знаешь, какой крепкий! Так ударю в голову, что неделю в себя не придёшь! - обиделся джинн.
- Я вам верю. Не надо, - поспешно отказался мальчик.
- Испугался? - захохотал Винарий, хватаясь за бока. - Не бойся. Я очень выдержанный. Это тебе кто угодно скажет. Итак, что заказывать будем: торжество, банкет или дружескую пирушку? По какому поводу? В честь какого праздника?
- Просто так.
- Ха! Ты далеко пойдёшь, сынок! В твои-то годы устраивать попойку безо всякого повода! - пророкотал громким басом джинн.
- Я не для себя, - оправдывался Глеб.
- А мне-то что, хоть для сивого мерина. Моё дело выполнить заказ. Как желаешь напоить своих друзей? Чтоб они были под мухой или под градусом? - уточнил Винарий.
- Мне нужно, чтобы они заснули и проспали до утра.
- Значит, до положения риз. Будет сделано.
Винарий подхватил с полки бутылку джинна и щедрым жестом вручил её мальчику.
- Держи. Это мой младший компаньон.
- Нет, это мне не подходит, - отказался Глеб.
- Тогда возьми вот это. Тоже крепкий джин. С ног сшибает, - похвалил Винарий, вручая Глебу темную пузатую бутылку.
- А написано "ром", - возразил мальчик.
- Это псевдоним. Я вообще из скромности в разных странах называюсь по-разному. Дело не в имени, а в сути. Если хочешь знать, в каждой из этих многочисленных бутылок и бочек сидит великий джинн Винарий. Так что, берёшь?
- Нет, это тоже не годится.
- Экий ты привередливый! Я тебе предлагаю лучшие, крепчайшие напитки. Какого рожна тебе нужно?! - возмутился джинн.
- А вы можете опьянять незаметно, ведь стражники на посту пить не станут. - Глеб осёкся, поняв, что сболтнул лишнее.
- Ты хочешь споить стражников? Вот это да! Ты ещё более шустрый, чем я думал, - захохотал Винарий.
Глеб готов был провалиться от стыда сквозь землю, по джинн ободряюще кивнул:
- Что стушевался?! Ты ведь не к кому-нибудь пришёл, а к Винарию, пьяному духу. Я сам грешен, бывает, спаиваю людей. Правда, моей вины в том немного. Весь секрет в пробке.
Винарий вручил Глебу обыкновенную пробку, какими закупоривают бутылки. Мальчик повертел её в руках, но, не найдя ничего необычного, переспросил:
- В пробке?
- Ну да. Я ведь не всегда был Винарием. Давным-давно, когда вина не было и в помине, меня звали Сокодел. Был у меня большой сад, и боги частенько захаживали ко мне на чашу нектара. Но один раз случилась беда. Легкокрылый Юпитер повздорил с богиней земли, Теллус, и наслал град с голубиное яйцо. Весь мой урожай и пропал. Я тогда здорово рассердился. Пошёл к обидчику. Хоть он и повелитель туч, а должен соображать, что творит.
- Эй, говорю, брат Юпитер. У вас раздоры, а у меня разоры. А Юпитер был большой любитель до моих соков. Усовестился он, дал мне зёрнышко и говорит:
- Взрасти это зёрнышко и получишь ягоды, каких ни у кого нет. А поскольку это моя вина, что град послал, ты их так и назови: виноград.
Выросла из зёрнышка лоза, а на ней ягоды, слаще и сочнее которых нет. Надавил я сока, позвал всех на пробу, и первую чашу Юпитеру преподнёс в благодарность за подарок. Тут Теллус надулась, что не её выделили, и незаметно в чан с соком бросила зёрнышко хмеля. Глянул я и ужаснулся: сок испорчен, а гости питья требуют. Делать нечего. Подал я им забродивший сок и говорю: "Вот вам на пробу новый напиток, зовётся он вином. Кому вино придётся не но нраву, того пить не принуждаю".
Да какое там! От вина все захмелели, и пошло веселье - только подливай. Дали мне новое имя - Винарий. До рассвета гуляли, а наутро сделались такими больными, что головы от подушки поднять не могут. Стали виновного искать, и все на меня указали. Худо бы мне пришлось, если бы не Фемида, богиня правосудия. Она одна вспомнила, что я никого пить не принуждал, и по справедливости рассудила. Так и сказала: "Не Винарий виновен, если кто человеческий облик теряет, а тот, кто слишком часто из бутылки пробку вынимает". Так что, если не хочешь быть пьян, то вовремя бутылку пробкой заткни. Запомни это, сынок, - завершил свой рассказ Винарий и спохватился: - Что это я всё болтаю, а желания твоего не выполнил!