- А знаешь, Дарт, - как-то небрежно съязвил его приятель, - все говорят: если уж одному из вас и суждено было сорваться, жаль, что не тебе!
Джонни не удивился. Он и сам об этом думал.
"Где я?" - снова спросил он себя, всплывая из воспоминания, не оставлявшего его все эти годы. Ночью оно бывало особенно ясным, хотя одновременно и далеким, словно сон, от которого никак не избавиться, даже если открыть глаза.
Все болело; ощупав опухшее лицо и тело, которые были как чужие, он подумал: уж не удалось ли ему и вправду пробиться сквозь давившую плиту воспоминания, но при этом он вывернул себе руки и ноги и вообще тронулся. Лежа на спине, он глядел сквозь листья в небо, залитое неестественным светом.
Последнее, что он совершенно отчетливо помнил, была надпись "Община Ривенделл". Все, что произошло до того, также вспоминалось достаточно ясно. Он помнил ссору с отцом возле полицейского участка. Помнил, как отказался сесть в машину, пока отец не перестанет его учить, как зашагал прочь, а отец заорал ему вслед: "Ты еще вернешься! Куда ты денешься?" - "Тоже мне предсказатель!" - закричал в ответ Джонни и, пятясь, чтобы не выпускать отца из виду, стал уходить. Потом засмеялся и, повернувшись, быстро исчез в толпе.
Но после ривенделлской вывески в памяти не сохранилось ничего, разве что внезапно возникшее освещенное окно да еще дверь, из-за которой появилась доктор Рут Бенедикта. Он искал Бонни, потому что в голове застряла безумная мысль: она может что-то сказать, хотя что именно ему хотелось услышать - он не знал. Кто-то предложил подвезти его в город - и он на удивление ясно помнил, как пытался пристегнуться.
Джонни медленно сел. Потом поднялся и увидел, что стоит в кустах на треугольном "островке безопасности для пешеходов" в том месте, где шоссе поворачивает через невысокую эстакаду в город и расходится на несколько улиц. Прямо перед ним над крышами и окнами домов вспыхивала и гасла ядовито-розовая неоновая вывеска АЛЬФА. Джонни понял, где находится: так назывался мотель для туристов, возле самого большого торгового центра в городе (полное название было длиннее, но АЛЬФА там присутствовала). Ему припомнилось, как он открыл глаза в чужой машине, где его сморил сон, как, отстегнув ремень, вылез и побрел к стоянке такси, которая располагалась неподалеку на одной из улиц за углом. "Тут, верно, я и отключился", - констатировал он без особой тревоги.
Вокруг простирался город, такой же, как прежде, и все-таки не такой. Джонни почему-то почудилось, что он попал совершенно в иное место и время. Чувствуя себя вконец больным, он сделал шаг... другой... Что-то двинулось вслед за ним, потянуло легонько за ремень - это были наушники от плеера, они свалились у него с головы и волочились следом, цепляясь за кусты. Джонни подобрал наушники и хмуро глянул на них. Он смутно помнил, как его выворачивало в этих кустах, но наушники были в порядке. Он напялил их на уши, а потом, повинуясь не столько памяти, сколько какому-то неясному инстинкту, пошарил в темноте под кустами и вытащил оттуда свою широкополую разбойничью шляпу. Плеер был по-прежнему пристегнут к поясу Джонни нажал на кнопку. Ночь взорвалась звуками. Его оглушили музыка и голоса ансамбля.
НОГИ УВОДЯТ ВДАЛЬ.
ГОЛОВА ПУСТА.
ВСЕ СОЖГИ КРУГОМ.
НИЧЕГО НЕ ЖАЛЬ.
- Что происходит? - крикнул он городу. - В чем дело?
ИДИ, ИДИ, ИДИ, - пели голоса.
БЕГИ СКОРЕЙ ОТСЮДА.
УШЕЛ, УШЕЛ, УШЕЛ...
И Джонни побежал, решив положиться на магию случая. С этой минуты указателями для него станут случайные вывески, надписи на стенах, рекламы, названия улиц... Тут он остановился и неуверенно посмотрел на тыльные стороны своих ладоней. "Нас ведут знаки", - сказала ему как-то Бонни. Он положится на знаки, которые предлагает ему город. Может, они и выведут его на нужную дорогу.
Однажды он случайно услышал, как Бонни говорила Дженин: "Убежать из дому! На самом деле это ведь значит: убежать к людям. Понимаешь?"
- Я бе-гу к лю-дям! - произнес он в такт своим шагам.
Он понимал, что надо бы ему домой, в постель, а он вот бежит по пустым улицам. Через час, через десять минут, в любую секунду он почувствует, что больше не может двигаться, и скажет себе: "Что я здесь делаю? Я, верно, спятил!" И поползет потихоньку домой.
В ТИШИНУ ОТ ЛЮДЕЙ,
В ТИШИНУ, -
пел ансамбль.
"Заброшен в тишину", - прошелестел голос Бонни. Только голос принадлежал ей - слова были его. Хотя Бонни куда-то исчезла сразу же после смерти Дженин, отзвуки ее слов, ее мыслей не оставляли Джонни, изменяя речи людей, а порой и реальность.
Он свернул на незнакомую улицу - сначала шли приличные магазины с освещенными витринами, но постепенно их заменили лавки поменьше и победнее; они гораздо больше соответствовали настроению Джонни, который чувствовал себя вконец измученным, грязным, больным. Спазмы тошноты волнами подступали к горлу, то и дело приходилось останавливаться, прислоняться лбом к прохладному стеклу ближайшей витрины и выжидать, пока тошнота наконец не отступит.
Бонни была лучшей подругой Дженин; даже когда Дарты переехали в Колвилл, они не потеряли связь, навещали друг друга после школы, а в праздники приезжали погостить. В девять лет, когда Джонни как раз перешел в новую школу, он начал вместе с Дженин выступать в рекламной передаче по телевизору, что сразу сделало его весьма заметной фигурой. Прежние друзья остались на другом конце города, и чуть не целый год, вместо того чтобы играть с товарищами после уроков, он таскался за старшей сестрой и ее подружкой по муниципальному заповеднику, со скал которого открывался вид на море. Заповедник назывался "Скалы над морем". Если Бонни была пифией, придумывавшей всякие истории и имена, то Дженин была режиссером, превратившим весь заповедник в сцену, на которой они разыгрывали разнообразные приключения.
Начинали они неизменно с одного. Вылезали под знаком "Опасно!" за цепь, ограждавшую тропу, и спускались по склону, пока не ступали на выступ, узкий, как коньковый брус на крыше. Крутой каменистый склон круто обрывался вниз, к острым скалам - вокруг ничего, кроме неба, чаек под ногами и моря, бесконечно вздыхающего и негодующего внизу. Лишь пробежав по выступу скалы, они начинали свои ритуальные игры. Влезали на деревья - всегда в определенной последовательности и в определенном порядке. Качались над ручьем на веревке, привязанной к ветке высокой ивы. Придумывали заклинания, пароли и тайные имена друг для друга.
Тошнота немного отступила. Джонни зашагал дальше, продолжая прислушиваться к давнему шуму прибоя. В отсветах города он различал полосы своего потрепанного блейзера, купленного на церковной распродаже в городском сквере. Красные полосы казались черными, черные выглядели еще чернее, а желтые мертвенно мерцали. Бумажник все еще был при нем - правда, на что там позариться? Хоть Джонни и сказал Рут Бенедикте, что денег у него навалом, на самом деле у него ничего не осталось, во всяком случае при себе. В бумажнике лежала книжка на почтовый вклад, билет в клуб звукозаписи - и всё. В нагрудном кармане блейзера - только гребешок.
Когда-то Джонни безумно хотелось походить на Дженин и Бонни, быть втайне совсем иным - неистовым, необузданным, сильным, совсем другим, чем он был в повседневной жизни. ("Ты кто такой?" - злобно кричали ему школьные враги. Это был не вопрос, да он и не смог бы им ничего ответить.) Играя с Дженин и Бонни, он требовал, чтобы его называли Оборотнем, Человеком-волком.
Девочки помалкивали, искоса следя за ним из-под растрепанных волос - у Дженин они были белые, как пух одуванчика, а у Бонни - желтовато-коричневые, какими порой бывают цветки жимолости. И кожа того же оттенка. Джонни никогда не встречал никого с таким цветом волос и кожи. Впрочем, это объяснялось тем, что в жилах ее, как выражалась мать, текла "смешанная кровь". Миссис Дарт никак не могла понять, почему супруги Бенедикта взяли на воспитание девочек, которые так не походили на них.
"Иди и играй со своими друзьями", - нетерпеливо сказала Джонни сестра. Джонни почувствовал себя задетым: она ведь знала, что друзей у него не было.
"Пусть карты скажут!" - воскликнула Бонни, подбрасывая карты в воздух. Джонни и Дженин подошли поближе. "Гляди-ка! - удивилась Бонни. - Луна! Значит, он может быть Оборотнем.
И будет он один в своем лесу бродить,
Стенать и выть..."
Джонни всегда казалось, что пифия - это огромная змея, но Бонни сказала, что это жрица, которая предсказывает судьбу в рифму.
"Твой лес всегда с тобой, - объявила она Джонни. - Но ты его будешь видеть лишь в полнолуние".
Она что-то пробормотала про себя и подняла глаза к небу.
И в час, как полная луна засеребрится в тучах,
Ты будешь волк - лесной король, всевластный и могучий... -
пообещала она ему в конце концов.
ДАВНЫМ-ДАВНО В БЫЛЫЕ ДНИ... - яростно закричал ансамбль Джонни в ухо, когда он свернул на другую улицу; выпитое снова ударило ему в голову - пришлось сесть и подпереть руками голову.
Ночной ветер, пролетая над городом, набросился на него, ударил лапами в грудь, лизнул лицо ледяным языком. Джонни ожил, поднялся на ноги и, повернув против ветра, добрел до главной улицы; напротив маячил еще один перекресток. Уличные фонари взирали на него с высоты, казалось, верхушки столбов гнутся под их тяжестью. Фабричные фасады были ярко освещены. Вывески на заборах предостерегали, что они находятся под охраной электроники, собак, сторожей. В цепких лучах света Джонни съежился, затосковал. Ветер лениво шуршал мусором в канаве. Сухие бумажки дергались, взлетали, замирали. Понаблюдав за их неторопливой пляской, Джонни глянул на название улицы - и кивнул, словно так и предполагал, что окажется именно здесь, единственным человеком в ненастоящем, призрачном мире. Он перешел на другую сторону, свернул за угол и пошел по улице, вдоль которой тянулись какие-то строения, площадки для разгрузки товаров, ограды из стальных труб и металлической сетки. Песчаный берег или склон горы остаются сами собой, даже если там нет ни души, но городская улица зависит от людей и машин. Без них ее подлинное назначение теряется до утра, она становится жутковатой и жалкой. Кассета кончилась, но Джонни не стал ставить новую, а просто скинул наушники. Хватит с него на сегодня.
Внезапно заборы исчезли. Джонни увидел огромную автостоянку, а за нею несколько магазинов и возвышающееся над ними просторное здание супермаркета. Он почувствовал себя человеком из космоса, вернувшимся на Землю после атомной катастрофы, во время которой люди погибли, а здания остались. Он не решался войти в это огромное пустое пространство, где был бы единственным живым существом во всем мертвом городе.
Чуть впереди светофор сменил красный свет на зеленый. В предрассветной тишине Джонни с удивлением услышал щелчок автомата.
"Иди!" - велел ему город. Джонни двинулся по обезлюдевшей площади. Дойдя до середины, тревожно оглянулся - ему показалось, рядом кто-то движется. Это стекла витрин отражали его движения - дергающимся темным силуэтом. Краем глаза Джонни продолжал следить за ним, хотя и удалялся от магазинов все дальше и дальше.
Вдруг, испугавшись, словно ребенок, он увидел, как в стекле что-то еще сдвинулось. Что-то, дрожа отражением, направлялось ему навстречу. Невероятно, но каменная пустыня изрыгнула еще одного обитателя. Им предстояло встретиться посреди пустой автостоянки, освещенной мутными огнями безлюдного города. Он повернул голову. С другого конца площади навстречу ему брела невысокая фигура, толкая перед собой тележку из супермаркета. Через минуту он увидел, что это была худощавая старушка в шляпке, похожей на красный ночной горшок без ручки. Из-под шляпки выбивались пряди седых волос, свисавшие на уши. Джонни подумал, что сам он в своем полосатом блейзере, закапанной кровью рубахе и синих джинсах тоже может показаться ей странным - лицо распухло, темные волосы всклокочены.
Он шагнул в сторону, чтобы ей легче было с ним разминуться, но и она повернула и пошла прямо на него, будто собираясь сбить его тележкой с ног, а потом подхватить и уволочь. Город нацелил их друг на друга - так, по крайней мере, показалось Джонни. Одно хорошо - он не знал этой старухи. Может, пока он спал в кустах, прошло сто лет, может, теперь он встретит мать или одну из своих сестер-двойняшек, обезображенных временем. Он разглядел глубокие морщины на лице старушки; глаза скрывала шляпка в виде горшка.
Джонни застыл на месте, давая ей возможность пройти мимо, но она направилась прямо к нему и поглядела на него с улыбкой, словно ожидая, что он с нею заговорит. Джонни молчал. В конце концов она сама прервала молчание.
- Это ты? - спросила она.
Голос у нее был старческий, но выговор ясный, четкий, интеллигентный, словно она принадлежала к той же компании, что и супруги Бенедикта.
- Это вправду ты? - повторила она.
- Не знаю, - ответил Джонни. И тут же добавил: - Меня зовут Джонатан Дарт.
Она удивилась.
- Я и не знала, что ты сменил имя, - спокойно заметила она, а потом вдруг проговорила решительно и властно: - Ну ладно, я не собираюсь всю ночь здесь торчать. И никому не позволю решать за меня. - Она нахмурилась, многозначительно закивала, а потом пошла дальше. Пройдя несколько шагов, обернулась.
- Так ты идешь или нет? - спросила она. - Не знаю, как ты, но я не отказалась бы от чашечки горячего чая. За покупками сейчас отправляться бесполезно. Магазины все заперты! Должно быть, воскресенье. - И, отойдя, снова повторила: - Так ты идешь?
Мимо с ревом пронесся белый фургон - первая машина, которую Джонни увидел за все время ночных скитаний. Судя по реву, выхлопная труба у него отсутствовала. Кто-то закричал и швырнул пустую пивную жестянку из темного окна фургона. Она подскочила раз... два. Шум мотора затих вдали, а банка все катилась, рождая негромкое металлическое эхо. При одной мысли о пиве Джонни опять замутило, спас только страх опозориться в присутствии свидетельницы. Он пришел в себя - жестянка еще катилась. Видно, отведенный под стоянку участок хотя и казался совсем ровным, имел небольшой уклон.
"Доведу ее до угла, - подумал Джонни. - Просто чтобы убедиться, что она в безопасности". Однако, спеша за ней, словно послушная собачонка, он чувствовал, будто добровольно поддается какой-то магии.
- А тебя-то как зовут? - спросил он нарочито небрежно и неуважительно, чтобы она не подумала, что он теперь в ее власти.
- Все так же, - удивилась она. - Имя меняешь, только когда замуж выходишь.
- Подскажи хотя бы, - предложил Джонни, шагая рядом с ней.
- Софи! - вскричала она. - Я ангел мудрости. София! Вспомни доброе старое время!
- Иди ты! - помолчав, отозвался Джонни. - Господи, до чего же я рад, что наконец тебя встретил. Ты можешь мне очень помочь.
Но она только улыбнулась, словно не сомневалась в том, что они друзья, и, не выпуская тележки, вывела его со стоянки и свернула на какую-то улицу с односторонним движением.
Глава третья
По пути Джонни размышлял о том, кто же кого ведет, он эту ночную птицу или она его. Впрочем, в такую рань - половина четвертого утра - конторы и магазины существовали только для каких-то своих непостижимых целей, и никаких убедительных доказательств человеческой жизни кругом не было.
Узкую надпись на кирпичной стене "Изделия из пластмасс" можно бы запомнить как ориентир. На дорожке кто-то написал: "Барри любит Кармен" и алой краской из пульверизатора нанес вокруг расплывшийся контур сердца. Джонни, Робинзон Крузо с "островка безопасности", нашел себе довольно странного Пятницу.
"Пятница", - вдруг пронеслось у него в голове.
Мысль о суде не очень-то обрадовала, впрочем, после долгого беспамятства приятно было хоть что-то вспомнить.
Изящная вывеска гласила: "Системы искусственного интеллекта". Другая была попроще: "Улица Маррибел". Как на всех улицах, надпись была нанесена черной краской по белому фону и укреплена на телеграфном столбе. Джонни остановился и, хмуря брови, с удивлением уставился на надпись. В памяти что-то мелькнуло, забилось, но тут же исчезло во тьме, где была свалена в кучу самая разная информация. Старушка, опередившая его на несколько шагов, остановилась и с недоумением посмотрела на него, словно побуждая поторопиться. Джонни не сводил глаз с названия улицы, манившей его каким-то мучительным соблазном, но что она обещала - никак не мог вспомнить. Она же не раскрывала своей тайны - до поры по крайней мере. Наконец он сдался и, как завороженный, снова поплелся за своей призрачной проводницей.
Они прошли три квартала, миновали три перекрестка, на углу которых щелкали светофоры, регулирующие отсутствующее движение. Впрочем, старушка неизменно пережидала, пока красный свет не сменится на зеленый, хотя по всей улице, которая тянулась в обе стороны насколько хватало глаз, не видно было ни одной машины. Белые стрелы, нанесенные на мостовую, предупреждали, что движение по этой улице одностороннее. После третьего перекрестка они оказались возле старого торгового центра, попроще и пообшарпаннее того, что оставили позади. Некоторые лавки стояли пустыми, стекла в них были выбиты, окна забраны фанерными щитами. На углу расположилась почта, наискосок через улицу - пивная.
- Паб "Колвилл", - прочитал Джонни и снова застыл: в него будто током ударило воспоминание.
Все это время он твердо верил, что отдался во власть слепого случая. Но ноги, не спрашиваясь, предательски привели его назад, в мучительное прошлое. Небось потому табличка с названием "улица Маррибел" и показалась ему вдруг столь значительной. Верно, это было предупреждение, которого он не понял. Ведь именно здесь, в школе за углом, его заставили бить чечетку в мужском туалете. Помимо воли перед ним ясно возникло лицо Нева Фаулера, который преследовал его дольше других: Нев схватил его за воротник, сунул головой в унитаз и спустил воду - волосы у Джонни были только что обесцвечены и уложены для выступления. Он вспомнил и другие, еще более страшные вещи: кончив школу, Нев Фаулер пристегнул себе на пояс нож и пообещался его убить. Чуть не целый год Джонни всерьез верил, что Нев собирается перерезать ему горло и только выжидает, когда подвернется случай. Дома он боялся даже заикнуться о том, что чечетка в телевизионной рекламе может стоить ему жизни.
"Это только первый шаг на звездном пути!" - любила повторять миссис Дарт в те дни. Ее восхищала дивная работа, предложенная Джонни и Дженин телевизионным агентством; ее радовали не только деньги, но и надежда на то, что дети станут звездами и, можно сказать, войдут в сонм бессмертных.
Софи остановилась у почты и растерянно посмотрела на нее.
- Надо бы снять со счета немного денег, - неуверенно произнесла она. - Не люблю, когда мне денег не хватает.