- Господи спаси и помилуй! - театрально вскричала она.
Не успел он и глазом моргнуть, как она смахнула шляпу с его головы - и девушки застыли, не сводя с Джонни глаз. Лампа под простым белым колпаком ярко освещала его лицо.
- Что с тобой приключилось? - спросила Полли. - Или это тебя так легавые разукрасили?
- В пятницу явиться в суд, - произнес Джонни, удивляясь их сообразительности. Вот уж не ожидал, что они так разволнуются.
- Свиньи! - воскликнула Джилл. - И как это только им все с рук сходит?!
- Любая система судебного принуждения есть просто орудие политической власти, - заметила Эми. - А юрист у тебя имеется?
Тут до Джонни дошло, что они не так его поняли.
- Да нет, это не легавые, - возразил он с улыбкой, хотя улыбаться ему было больно. - Просто я в пабе подрался, погорячился немного. Знаете, как это бывает!
Впрочем, он тут же увидел, что они его не понимают.
- Но ведь легавые тебя забрали? - настаивала Эми, явно не желая отказаться от своего предположения.
- Ну да... они нас разняли, - подтвердил Джонни, - только я не хотел себя называть. Думал, обойдется.
Девчонки выжидающе молчали. Он словно на чужом языке говорил.
- Вот и всё! - усмехнулся он. - Мне не впервой...
Они продолжали глядеть на него, но прежнего дружелюбия на лицах не было.
- Ты разве не принимал участия в марше? - спросила наконец Джилл.
- Нет, - ответил Джонни. - Я не марширую, я чечетку бью.
Он отпил еще, хотя теперь ему уже казалось, что девчонки переместились в конец переполненного людьми туннеля, стены которого того и гляди завалятся. Освещенные углы кухни понемногу заливала тьма. Наконец Полли заговорила - теперь в ее голосе звучала неприязнь.
- В таком случае что ты здесь делаешь? - поинтересовалась она. - Мы тут собрались после марша в защиту прав маори на землю. Это вечеринка для участников марша.
- Я же тебе говорю, - терпеливо разъяснял Джонни, - я хотел бы поговорить с Бонни Бенедиктой.
Ему казалось, что его ноги в башмаках отъехали далеко-далеко, телепались где-то там внизу и совсем его не слушались. Девчонки переглянулись.
- Сейчас спрошу, - сказала Полли и исчезла за дверью.
Из соседней комнаты вырвались на минуту звуки бурного спора, в котором принимало участие несколько голосов. Джонни надоело держать стакан в руке - он разом осушил его до дна.
- Мне всегда хотелось научиться чечетке, - призналась Джилл, - только особых способностей к танцам у меня нет.
- Всякий может попробовать, - произнес Джонни устало.
Дверь в соседнюю комнату отворилась - но это была не Бонни, а ее мать, доктор Рут Бенедикта. Джонни не видел ее со дня похорон. Если б он не боролся с тьмой, угрожающей заполнить всю комнату, он бы посмеялся над ее удивлением.
- Вы помните меня, доктор Бенедикта? - спросил Джонни с подчеркнутой вежливостью.
Он широко улыбнулся, словно где-то рядом, за кулисой, стояла мать и внимательно следила за его выступлением, чтобы после все обсудить.
- Джонни Дарт, - напомнил он Рут Бенедикте и покачнулся.
- Джонатан Дарт! - в ту же секунду воскликнула она. - Что ты тут делаешь в такой час?
- Извините, - пробормотал Джонни. - Я не знал, что уже поздно. Мне просто Бонни нужна - минут на десять.
Эми и Джилл за спиной у Рут Бенедикты выстроились рядком у печки. Вода в чайнике, судя по звуку, закипела, однако ни та ни другая не торопились заняться кофе.
- Бонни здесь нет, - сказала доктор Бенедикта. - Она теперь живет в городе, на квартире.
- А-а, - промычал Джонни. - Я и не знал.
Доктор Бенедикта заметила стакан на краю стола.
- Кто дал ему выпить? - недовольно спросила она. Джонни слышал каждое слово, хотя она говорила тихо, повернувшись к девушкам,
- Полли! - с негодованием выпалили Эми и Джилл.
Полли в кухне не было.
- Вы не могли бы дать мне адрес Бонни? - попросил Джонни, следя, чтобы голос звучал нормально. - Или телефон?
- Зачем она тебе? - возразила Рут Бенедикта все с тем же недовольством в голосе. - Вы ведь не очень-то дружили, а?
- Она была моей пифией, - отвечал Джонни с улыбкой.
Однако, заметив суровый взгляд Рут Бенедикты, торопливо прибавил:
- Это была такая игра. Она была пифией - предсказывала, давала советы, и все в рифму. Но это не важно. У меня есть для нее подарок.
И он похлопал по карману блейзера.
- Уверяю тебя, Бонни больше не занимается прорицаниями, - сказала доктор Бенедикта, пропустив слова о подарке мимо ушей.
- Я знаю. Она больше не может... не получается, - согласился Джонни. - Я просто хотел с ней повидаться. Сегодня вроде как годовщина. Пять лет как Дженин умерла.
Доктор Бенедикта посмотрела на него с сочувствием, однако шло оно не столько от души, сколько от чувства долга.
- Да, верно, - не сразу отозвалась она. - Скоро пять лет, как мы сюда переехали. Что тебе сказать, Джонатан, не знаю. Бонни, как я говорила, здесь нет. Уверена, утром ты на все посмотришь другими глазами...
- Тогда уже будет поздно, - прервал ее Джонни. - Утром все будет как прежде.
Но она продолжала, не обращая внимания на его слова:
- Я не хочу расстраивать Бонни. Она очень занята - готовится к выпускным экзаменам. Ты же знаешь, Джонатан, после смерти Дженин она очень долго не могла прийти в себя. Она ужасно переживала.
- Никто из нас тогда не веселился, - заметил Джонни, пристально глядя на доктора Бенедикту широко открытыми глазами. ("Осторожно", - сказал он себе, услышав, что его голос звучит враждебно.) Тьма заливала кухню, хотя свет по-прежнему горел. Суровое лицо доктора Бенедикты качалось, поблескивая, перед его глазами, вдали проступали силуэты Джилл и Эми.
- Да, конечно, - тут же ответила она, - только я, пожалуй, не дам тебе адрес Бонни, пока ты не вернешься домой, не отоспишься и не придешь в себя. Позвони мне сюда - не в лабораторию.
- Я в порядке, - возразил Джонни.
Он понимал, что доктор Бенедикта хитрит: номера Ривенделлской общины в телефонных справочниках не было, да и фамилия Бенедикта отсутствовала - он много раз смотрел.
- Боюсь, что тебе придется подождать, - произнесла Рут Бенедикта твердо. - Милый юноша, ты в ужасном состоянии. Я сейчас позвоню твоему отцу и попрошу его за тобой приехать.
Она взяла телефонную книгу, лежавшую на столе.
- Я бы просил этого не делать, - сказал Джонни. - Не очень он обрадуется. - Если она ему позвонит, отец опять разъярится: Бенедикты ему никогда не нравились. - Он уже сегодня устраивал концерт.
- Но вряд ли он будет доволен, если мы предоставим тебе самому добираться домой, - возразила доктор Бенедикта.
Видно было, что она и вправду обеспокоена, хотя и сердится на него.
- Мы уже с ним обсудили мои недостатки, когда вышли из полицейского участка, - сказал Джонни. - Горячее было обсуждение, и продолжалось оно довольно долго. По-моему, он ни одного недостатка не пропустил. Он предпочтет ничего больше не знать.
- Как ты сюда добирался? - спросила доктор Рут. - Последний автобус прошел час назад.
- В основном на такси, - ответил Джонни. - Дошагаю до города и возьму опять машину.
- Тебе до города не дойти, - заявила она решительно. - Удивляюсь, как ты вообще на ногах держишься. Да и потом... такси... влетит в копеечку...
- У меня кое-что осталось от прежних дней, - поддразнил ее Джонни. - Когда я был богат и знаменит... Ведь я был звезда!
- Помню, - сухо бросила доктор Бенедикта.
- Тут люди будут возвращаться в город, - вмешалась Джилл откуда-то из темноты кухни, которая, как казалось Джонни, была переполнена людьми.
- Макс поедет! - воскликнула Эми.
В ту же минуту дверь распахнулась и из соседней комнаты закричали:
- Рут! Рут! Иди скорее, а то пропустишь!
- Идите, а то пропустите! - повторил Джонни с улыбкой.
Доктор Бенедикта внимательно посмотрела на него. Она была сосредоточенна и спокойна - такая же, как всегда, насколько Джонни помнил; к тому же она ведь находилась в собственном доме, в окружении друзей. И все же Джонни смутно сознавал, что встревожил ее - вместе с ним в ее светлую кухню проник из ночи хаос, которому здесь не было места. Она схватила пластмассовое ведро и поставила его на пол возле Джонни.
- Мне нужно посмотреть новости, - сказала она отрывисто. - Если тебя будет тошнить, возьми, ради бога, это ведро. Не хочу подтирать за тобой пол.
Джонни остался на кухне один. В окне, не задернутом занавеской, он видел свое отражение - неясный темный двойник, черты лица не разобрать. Он поднял руку, чтобы снова надеть шляпу, - двойник сделал то же. В стекле Джонни видел полосы на своем старом блейзере, а на прохудившихся локтях аккуратно пришитые им самим желтые заплаты. На шее блеснуло что-то металлическое, словно голову ему отрезали, а бритву оставили в ране; но это была всего лишь дуга, соединяющая наушники плеера. Впрочем, головы все равно как бы и не было. Джонни решил закрыть на минутку глаза, чтобы не бороться с подступающей тьмой. Но тут взгляд его упал на телефонную книгу. Придвинув книгу к себе, он раскрыл ее в конце - как он и думал, на оставленных там чистых листах были от руки внесены имена с телефонами. Имена прыгали по странице, словно головастики в мутном пруду, но, прищурив глаза и водя дрожащим пальцем по строкам, он наконец сумел прочитать их одно за другим. Добравшись до середины первой колонки, он увидел: "Бонни", а рядом телефон и адрес: улица Маррибел, дом 115. Джонни вынул ручку из зеленого стакана с карандашами и, поднеся левую ладонь к самым глазам, словно близорукий книгу, медленно, тщательно переписал на нее адрес и телефон.
Улица Маррибел. Что-то знакомое. Где-то ему часто встречалось это название... Что ж, по крайней мере не зря сюда притащился.
Джонни немного расслабился. Его вдруг охватила усталость. По спине пробежали мурашки. "Притулиться бы где-нибудь", - подумал он... но дверь распахнулась, и в кухню шагнула доктор Бенедикта. За ней вошли Полли и Джилл, стройный юноша-маори, кинувший на Джонни презрительный взгляд, а также полный мужчина в дорогой лыжной куртке с набитой книгами холщовой сумкой в руках. Лицо у него было добродушное, волосы выгоревшие, но густые и длинные.
- ...стоит попробовать, - говорил он, оборотясь. - Вообще-то мне не нравится, когда начинают скандировать лозунги, но...
- А что еще остается делать толпе? - отвечал отец Бонни, грубоватый мужчина с седыми волосами и умным лицом, поджарый и загорелый, словно он ежедневно бегал трусцой. - Мы стояли сзади и не слышали ни слова из того, что говорили выступающие. Не сомневаюсь, их доводы были разумны, только я их не расслышал.
- В следующий раз надо достать микрофоны помощнее, - сказала его жена.
- Хинеранги их, верно, перепутала, - предположил полный мужчина с сумкой. - Воображаю, как журналисты все это раздуют! Завопят про взрывные устройства, а всего-то была одна шутиха!
- Но они все же могут быть опасны, - нахмурилась Рут Бенедикта. - Придумали бы что-нибудь другое... Ее наверняка задержат - опять ей придется являться в суд.
- А где этот молодец, которого надо подвезти домой? - спросил, озираясь, мужчина с сумкой. - О господи! - воскликнул он, увидев Джонни, и расхохотался.
- Возьми с собой ведро, не стесняйся, - сдержанно предложила Рут Бенедикта.
Девчонки и темноволосый юноша-маори занялись кофе, изредка с подозрением поглядывая на Джонни.
- Боюсь, Джонатан, завтра тебе будет весьма не по себе, - сказал отец Бонни. - Но это пройдет, не правда ли, Макс?
- Надеюсь, не в моей машине, - отвечал тот.
- Тебе совсем плохо! - воскликнула Рут Бенедикта.
Джонни осторожно кивнул.
- А зачем тебе Бонни? - спросил доктор Бенедикта, положив Джонни руку на плечо и легонько подталкивая его к двери.
- Это секрет... - начал Джонни, но тут же смолк. ("Затем, - продолжал он с жаром про себя, - что однажды она соврала ради меня, а мне надо точно знать, почему она это сделала, ведь я иногда вспоминаю об этом по-разному и совсем не уверен, какое из воспоминаний верное, а она при этом присутствовала".)
- Это очень трудно объяснить, - сказал он вслух. И прибавил: - Она... все знает.
Сквозь мутное стекло памяти он видел Бонни и Дженин, склонившихся над кругом, выложенным из оборванных лепестков ромашки: они напряженно следили за тем, как Бонни подбрасывает в воздух карты с картинками. Карты падали снова в круг, и Бонни, не обращая внимания на открытые картинки, перевернула одну из тех, что легли рубашками вверх. "Башня!"- сказала она. "Опять!" - жалобно воскликнула Дженин. Джонни заглянул через плечо и увидел карту... Молния поражает башню, верхушка башни падает, и человеческая фигура с волосами, словно бледное пламя, летит вниз на скалы.
Отец Бонни похлопал его по плечу.
- Расскажи мне, - предложил он. - Я тоже все знаю. У нее это от меня.
Джонни не стал напоминать доктору Бенедикте, что обе его дочери - приемыши. Их никак нельзя было принять за родных сестер - супруги Бенедикта потому их и удочерили.
- Есть одна вещь, которую никто, кроме Бонни и меня, не знает. Я просто хотел... проверить, - сказал Джонни, на всякий случай незаметно скрестив пальцы, чтобы не сглазить.
- Не знаю, где сейчас живут Дарты, - говорила Рут Максу. - Мы не были друзьями. Просто Бонни очень любила Дженин, сестру этого юноши.
Видно, Макс не смог скрыть удивления, потому что она быстро прибавила:
- Должна сказать, что Дженин была очень умной девочкой.
- Надеюсь, они живут не на том конце города, - заколебался Макс. - Слишком уж поздно, чтобы разыгрывать доброго самаритянина.
- Довези его до стоянки такси на перекрестке, где ты сворачиваешь с шоссе, - посоветовала доктор Рут. - Он говорит, денег у него предостаточно. Спасибо за все, Макс.
- А-а, все мы были молоды и глупы, - сказал Макс. - Разве нет?
- Но не так глупы! - бросила доктор Рут.
- И не так молоды! - вздохнул ее муж.
Они вышли во двор и остановились возле старой, но очень красивой машины - Джонни с удивлением увидел, что это древняя "альфа-ромео". Он взглянул на достающего ключи Макса с уважением.
- Они с сестрой танцевали в этих жутких передачах, рекламирующих куриные ножки, - объясняла доктор Рут, словно Джонни тут вовсе и не было.
- Неужели? - удивился Макс. "Цып-цып-цып, сюда, цыплятки!" Эти?
- Не напоминайте, - содрогнулась доктор Рут.
- Я очень хорошо их помню, - произнес Макс, усаживаясь. В голосе его все еще звучало удивление. - О детях, выступающих на телевидении, почему-то никогда не думаешь как о реальных людях, которые вырастут, станут взрослыми...
- Взрослым стал я один, - сказал Джонни, садясь сзади на пассажирское место. - Ведро мне не понадобится. У чечеточников желудки крепкие.
- Они, поди, в этом нуждаются, - заметила доктор Рут с намеком, помогая ему забраться в машину. Тон у нее был весьма неприятный.
- Чечетку я бросил, - сообщил ей в окно Джонни. - Больше не танцую. И никогда не буду! И что, теперь я стал лучше?
Джонни не видел ее лица, но, когда она заговорила, голос ее звучал по-другому.
- Джонатан, я совсем не хотела сказать... - начала она мягко.
- Я знаю, что вы хотели сказать, - прервал ее Джонни. - Хоть я и пьян, а знаю. И всегда знал. О'кей?
Он улыбнулся ей самой ослепительной из своих телевизионных улыбок и захлопнул дверцу.
Макс попытался застегнуть на нем ремень.
- Я сам могу, - сказал Джонни.
- Тогда поехали! - воскликнул Макс, дал задний ход, а потом плавно выехал на аллею. - Бедная Рут... Бонни сейчас ни с кем не общается, и это ее беспокоит. К тому же все эти события сегодня. Рут - замечательная женщина, но вечно она беспокоится.
- Она ненавидела чечетку, - пробормотал Джонни. - Может, ей улыбки и блестки были не по душе.
Теперь, когда ремень был пристегнут, он почувствовал, что может немного расслабиться. Его трясло. Сунув руки в карманы, он нащупал сначала бумажник, потом кассеты, которые носил с собой на случай, если тишина станет невыносимой, и, наконец, подарок, который собирался отдать Бонни. Отправляясь в путь, он и не думал об этом, просто всегда носил его с собой и вдруг решил, что это будет хорошо. Он откинулся на спинку, чувствуя, что его крутит все быстрее и быстрее, и голова, словно большая центрифуга, швыряет во тьму клочья воспоминаний.
Глава вторая
Ночью Джонни проснулся, не понимая, где он и который теперь час. Впрочем, он не проснулся, а всплыл на поверхность из какой-то глухой бездонной ямы. Он знал, что на дворе ночь, но не сразу разобрал, где у него руки, где ноги и голова, и решил, что во всем виноват лунный свет. Он лежал, раскинув руки и ноги, словно распятый на колесе. "Джонни Дарт, - еле слышно шепнул он, вспомнив вдруг свое имя и не поднимая вжатой в землю головы. - Где это я?" А потом начал снова входить все в то же воспоминание. Входить и выходить из него. Он знал его наизусть, но оно не переставало его поражать.
И снова Дженин падала. На мгновение, когда ее ноги оторвались от земли, Джонни показалось, что она взлетела. Она вскрикнула, сорвавшись с обрыва, но резкий испуганный вопль теперь превратился в музыкальную фразу. Начало новой песни. Все произошло так быстро и просто. Невозможно было поверить в то, что случилось несчастье. Дженин всегда легко и уверенно бежала вперед, обгоняя его. Всю жизнь он не переставал умиляться ее легкости и изяществу. Не в силах поверить в то, что увидел, Джонни поднял глаза, ожидая объяснения от какого-то верховного существа, и там, наверху, на тропе, огражденной цепью, стояла под знаком "Опасно!" Бонни Бенедикта в наряде пифии с цепями, браслетами и перстнем со змеей - единственный, кроме него, свидетель произошедшего. Вечерний воздух, пронизанный ясным золотым светом, был тих и недвижим.
Бонни была не просто самой близкой подругой Дженин, но и настоящей сказочницей и прорицательницей. Даже в свои четырнадцать лет, когда он был уже далеко не ребенком, Джонни никак не мог до конца отказаться от подозрения: все происходит именно так, а не иначе просто потому, что это предсказала или придумала Бонни. Игра длилась годы, но перед тем, как случилось несчастье, они уже играли не совсем всерьез, подсмеиваясь над собой. Возможно, Дженин потому и не остереглась, что думала, будто со всем этим давно покончено, но в самом сердце игры, словно спящий змей, таилась древняя сила; впрочем, ведь это Дженин в свое время настаивала, что если играть, то только с риском. Глядя на стоявшую наверху Бонни в надежде, что она передумает и повернет все вспять, Джонни ждал: вот она подбросит карты вверх, Дженин взлетит над краем бездны и, твердо ступив на каменистый выступ, побежит, балансируя по самой кромке, бросая опасности вызов.
Но Дженин упала - и тут уж ничего нельзя было изменить. После первого потрясения жизнь как будто бы пошла по-прежнему. И хотя Джонни продолжал жить, учиться и взрослеть, ему иногда казалось, что для него все кончилось в тот день. Порой он видел себя лежащим плашмя на земле, придавленным этим событием, словно каменной плитой - он пытался выбраться из-под нее к настоящей жизни, которая ждала его с той стороны.