На титуле вы уже прочли названия пяти повестей, вошедших в эту книгу.
О чем эти повести? О жизни пионеров первого десятилетия нашей пионерской организации. Казалось бы, история? Но это та история, которая не умирает, которая помогает пионерам и вожатым наших дней.
Повесть "Один из первых" показывает, какими смелыми политическими бойцами были первые пионеры, как они умели отстаивать в споре свои идеи.
Прочитав "Партию свободных ребят", наши пионеры вспомнят Павлика Морозова; им захочется стать такими же храбрыми, как Гараська, Сережка Урван, Даша-Мама-каши.
"Пропавший лагерь" - это повесть о той самой самодеятельности и инициативе ребят, стремление к которой было всегда у пионеров и формы которой так настойчиво сейчас ищут вожатые, педагоги. Книга подскажет ребятам и формы антирелигиозной работы.
А "Чудесники"? Это повесть о ребятах, которые не хотели мириться с неправильными действиями председателя колхоза и подняли против него свой смелый голос.
Последняя повесть называется "Когда я был вожатым". Она уже издавалась и, вероятно, широко известна читателю. Она написана о тех днях, когда автор всех этих интересных повестей писатель Николай Владимирович Богданов был просто вожатым Колей.
Впрочем, таким он остался на всю жизнь. И сейчас его друзья-пионеры посещают дом, в котором он живет в Тарусе. Там часто замечательный писатель ведет беседы с пионерами своего отряда - отряда юных читателей Советского Союза.
Содержание:
-
Дорогие мои ребята, юные читатели! 1
-
Один из первых 1
-
Партия свободных ребят 21
-
Пропавший лагерь 48
-
Чудесники 62
-
Когда я был вожатым 77
-
Примечания 109
Николай Владимирович Богданов
Чудесники
Дорогие мои ребята, юные читатели!
Не так давно все мы праздновали славный юбилей сорокалетия нашей Пионерии. Вместе с вами и я чувствовал себя именинником.
В первые годы пионерского движения мне довелось быть вожатым, а теперь я почетный пионер дружины имени Шуры Чекалина при средней школе города Тарусы. Моя первая книжка - о самых-самых первых пионерах, а сейчас заканчиваю повесть о делах пионеров наших дней.
Да и писателем-то я стал благодаря Пионерии. Произошло это так.
В 1923 году по путевке Рязанского губкома комсомола вместе со многими комсомольцами, выполнявшими наказ Ленина "учиться, учиться и учиться", я приехал в Москву и поступил в Высший литературно-художественный институт имени Брюсова.
Как и другие юноши, увлекался тогда сочинением революционных стихов и песен. Но прозу писать не отваживался, считал, что ее могут писать лишь многоопытные, седые дяди.
В те годы зарождалась целая страна ребят в красных галстуках - Пионерия. Много требовалось красногалстучной этой армии вожатых-комсомольцев. В число их вошел и я - стал вожатым одного из отрядов Бауманского района Москвы.
Сразу окунулся в интересную ребячью жизнь, полную борьбы и невыдуманных приключений. А так как одновременно мне пришлось работать и в редакции журнала "Пионер", то я довольно хорошо знал пионерскую жизнь вообще.
И вот однажды Центральное бюро пионеров поручило мне написать инструкцию для ребят, едущих в деревню, - как надо помогать в организации сельских пионеров. Выполнить это поручение я постарался "с комсомольским огоньком" и написал инструкцию так занимательно, что, читая ее, работники ЦБ пионеров хохотали чуть не до слез.
Вместо инструкции у меня получился веселый рассказ, и издательство ЦК комсомола "Молодая гвардия" быстро напечатало его отдельной книжкой с иллюстрациями художника Баюскина, под названием "Пионер в деревне" (переработанная, она называется "Один из первых").
Книжка понравилась ребятам. Приободренный успехом, я стал писать повести и рассказы о славных делах ребят в красных галстуках. "Митька за границей", "На окраине", "Партия свободных ребят", "Пропавший лагерь" - это неполный перечень моих книжек о пионерах.
С этого и начался мой писательский путь.
Так что, подобно Аркадию Гайдару, написавшему благодарственное письмо Красной Армии, его воспитавшей, я мог бы написать благодарственное письмо Пионерии, давшей мне путевку в литературу.
Готовясь к юбилею сорокалетия пионерской организации, я переработал свои первые повести, много страниц написал вновь, заново написал повесть "Когда я был вожатым".
Работалось мне весело и интересно. Вспомнилась юность, друзья и товарищи по комсомольству и пионерству. Дружба с Аркадием Гайдаром. Встречи с такими друзьями пионеров, как Семен Михайлович Буденный, Надежда Константиновна Крупская.
Обо всем этом вы прочтете здесь. Надеюсь, вам будет интересно узнать, как жили и действовали ваши предшественники - первые пионеры, славные храбрые ребята, больше всего на свете любившие свою заботливую Коммунистическую партию, свою родную советскую власть.
Николай Богданов
Таруса, 1962 год
Один из первых
- Что ж рассказать вам, ребята, у этого замечательного костра, который красным пламенем освещает притихший лес, притаившуюся под берегом речку, силуэты палаток?
- Что-нибудь настоящее, что действительно было!
- Хорошо, я расскажу вам о том, что случилось со мной, когда я был таким, как вы, а наши отцы - такими, как я.
Вообразите такую картинку. Деревенская улица. Рассвет. Пыль висит, как розовая кисея. Только что прогнали стадо, издалека еще доносится блеяние ягнят. У крыльца избушки, покрытой соломой, толпится деревенская детвора. Черноголовый мальчишка с младенцем на руках. Девчонка с полным подолом гусят. Несла их на луг, да остановилась. Важные гуси, шествующие за ней, тоже остановились и поглядывали на нее вопросительно. Белоголовый мальчишка с глазами, как синие бусинки, в зубах - веревка, изображающий коня, и рыжий долговязый парень с продранными коленками, изображающий кучера с кнутом, пробегая мимо, прилипли к крыльцу. Паренек в картузе, в сапогах с гармóнистыми голенищами шел с уздечкой за конем на луг и тоже остановился.
Что же привлекло их к крыльцу дяди Никиты?
Незнакомый паренек в одних трусах, с красным галстуком на шее выскочил на крыльцо. Поглядел на глиняный рукомойник с двумя носиками, попробовал, как вода из них льется. Достал синюю коробочку, открыл. Набрал на щетку белого порошка и сунул в рот.
- Чего это он мел ест? - хихикнула девчонка.
Мальчуган погонял по зубам щеткой, набрал воды, выплюнул.
- Ишь, не сладко! - сказал черноголовый, поправляя соску во рту младенца.
Мальчуган снова набрал в рот мела.
- А ты зажмурься да глотай, так легче! - крикнул белоголовый, изображавший коня. - Я знаю, я глотал, все лекарства горькие!
Тут мальчуган фыркнул так, что весь порошок вылетел из коробочки.
- Ой, ребята, да я же зубы чищу, вот! - И он показал два сверкающих ряда зубов.
- А чего шею-то платком красным повязал?
- Так это галстук! Я же пионер. Вы про пионеров ничего не знаете?
- А чего ты без порток, без рубахи? Ай дожились там в городе - одеть нечего? - ухмыльнулся рыжий.
Ребята промолчали.
Где это? Когда это? С кем случилось?
А это случилось со мной, когда я был таким, как вы, и вместе с отцом приехал погостить к дяде Никите в деревню Лыковка, помнится, в лето 1922 года, когда на пионеров и в городе иной раз пальцами показывали.
Наш отряд организован был одним из первых, при типографии на Красной Пресне.
Отец у меня работал наладчиком печатных машин. Разболелись у него что-то легкие - одно было прострелено в гражданскую войну, - вот врачи и посоветовали ему в деревню, на свежий воздух, куда-нибудь в сосновые леса.
Куда же, как не на родину, в эту вот деревеньку Лыковку, в темниковские леса. Тишина, покой, воздух - сосновый настой.
Отец давно собирался навестить своего брата, да и мне хотел показать родные края. А я собирался вместе с отрядом в наш первый пионерский лагерь. И заупрямился - не поеду!
Но тут вожатый, узнав об этом, сказал мне:
- Напрасно, Вася. А я хотел тебе дать поручение. Ответственное. Произвести разведку, как живут деревенские ребята. Растет ли и там наша молодая красная сила. Можно ли в деревне организовать пионерские отряды.
При этих словах сердце мое бурно забилось.
Тогда ведь каждый из нас стремился что-нибудь организовать: кружок ликвидации неграмотности, общество помощи голодающим Поволжья, клуб беспризорных ребят… А тут я смогу организовать первый пионерский отряд в деревне! Такого еще никто не смог!
- Только помни: в деревне орудует против нас классовый враг - кулак. Опирайся на бедняков, привлекая середняков, и близко не подпускай детей кулаков!
Этот наказ вожатого я помнил свято.
И, рассматривая собравшихся у крыльца ребят, определял: этот вот, в штанах с продранными коленками, нечесаный, - явный бедняк… Да и белоголовый сам коня изображает - значит безлошадный… С младенцем на руках, пожалуй, середняк - чистенький такой, но никого не эксплуатирует, сам нянька… Девчонка - наверное, батрачка - идет пасти гусей. И платье на ней мешок мешком. Ну, а вон тот, в картузе, в сапогах бутылками, - явный кулачонок…
- Здорóво, ребята! - бодро сказал я. - Будем знакомы. Вася Гладышев!
- Здорово, коль не врешь! - протянул мне рыжий грязную пятерню, переложив веревочный кнут из правой руки в левую, державшую вожжи. - Меня зовут Гришкой, а это Парфенька, мой конь.
- Салют, Гриша! - поднял я ладонь над головой.
- Зови Гришкой, так страшней, - тряхнул рыжей копной волос долговязый. - А ты почему за руку здороваться брезгуешь? - Глаза его зло сверкнули.
- У пионеров рукопожатия отменены, у нас салют, вот так.
Деревенские ребята повторили жест моей руки.
- Вам еще нельзя… Вначале нужно вступить в отряд, принести торжественное обещание.
- А нам это нипочем, вступим. - Рыжий отсалютовал, подражая мне, как обезьяна. - Разве нам заказано!
Все ребятишки еще раз вскинули руки над головами так ловко, что сердце радовалось.
Готовые пионеры, да и только! Наверное, все - деревенские бедняки: босы, нечесаны, у рыжего штаны на коленках порваны. Один был похож на кулачонка, но тот в пионеры пролезть и не пытался.
- А кто ваши родители?
- Да все здешние, лыковские, - ответил белокурый с такой наивностью, что я подумал: "Они еще не политики", и дальше расспрашивать постеснялся.
- Давайте сыграем в лапту, потом в пионеры, - сказал рыжий, подбросив вверх тряпичный мяч.
- Пионеры - это же не игра, - усмехнулся я, - а в лапту - это можно.
Достал резиновый литой мячик, привезенный с собой, и мы побежали на выгон, где попросторней.
Жестокая игра
До выгона, оказавшегося за околицей, добежали, однако, только двое - рыжий Гришка и его конек Парфен. Дальше поспешала такая мелюзга, что мячом сбить можно. С кем же играть-то?
- Тут все ребята делом заняты. Кроме нас, тебе играть не с кем, - сказал рыжий.
- А вы… - я чуть не сказал "бездельники" и смутился.
Рыжий усмехнулся и показал на Парфеньку:
- Он у меня конем работает!
- Я не сам… Это мне мамка с ним играть велела, - ответил Парфенька.
- Ну ладно, давай играть! - Рыжий выхватил мяч, подал себе, ударил дощечкой, и игра началась.
Бил он ловко, такие давал свечи, что мяч из глаз скрывался.
И салил мячом зло, так присмаливал, что Парфенька корчился, а у меня на голой спине оставались пятна, словно ставили банки…
В азарте я не замечал, что становлюсь пятнистым. Все же втроем играть скучно, и, заметив нескольких девочек, я сказал, обращаясь к самой высокой:
- Девочки, давайте с нами!
Те даже рукавами закрылись - что за "девочки", когда в деревне зовут "девки". Да разве будут ребята играть с девчатами - им это зазорно.
Только одна, высокая, не закрыла лица и насмешливо улыбнулась. Это была та, что несла в подоле гусят.
- Да ведь Гришка не примет, - сказала она певучим голосом.
- А мне чего? Чей мяч, тот и хозяин, - проворчал рыжий.
- Значит, примем, Гриша?
- Я Гришка! - опять грубовато поправил меня рыжий. - А чего ж не принять? - Глаза его озорно сверкнули. - Только пусть рубаху сымет, ее через рубаху не пробьешь, ишь, у нее какая, домотканая, как мешок!
Девчата фыркнули. Ловко он осрамил Машу - не выскакивала бы впереди всех; ишь, городскому решила показаться!
Глаза Маши потемнели:
- Боишься, что присмолю!
Это Гришку задело:
- Я еще в жизни никого не боялся! Давай становись. Вы с городским на пару, а мы с Парфенькой!
И игра началась с новой силой. Маша оказалась сильной и ловкой. Когда она бежала, длинные косы поднимались за плечами, как крылья. Длинные ноги подхватывали ее, словно вихрь, а мяч вылетал из ее руки, как из пращи.
- Ого! - поеживался Парфенька. - У тебя рука мужицкая, недаром ты в доме за парня!
И она его щадила. А когда влепляла мяч в широкую спину Гришки, так в этом месте у него даже рубаха к телу прилипала…
Это не понравилось Гришке, и скоро он прекратил игру.
- Нет, - сказал он, - я с девками не игрок. У нас не полагается. Ребята задразнят: "Девошник, бабошник. Тили-тили-тилишок, наш Гришка - женишок, тили-тили-тесто, Машенька - невеста".
- У пионеров разницы нет, девочки и мальчики равны, - не смолчал я.
И встретил благодарный взгляд синих глаз.
- Сегодня хватит, - улыбнулась Маша, - у Гришки до завтра чесаться будет… А у тебя на спине как черти горох молотили! Ты глянь-ка, пионерчик!
Она взяла мою голову и так повернула, что я увидел у себя за плечами багровые пятна с фиолетовым отливом…
- Это банки для здоровья, - протянул лукавым голосом Парфенька.
- Ну ты, не ехидничай, подкулачник! Если бы я тебя не жалела, у тебя бы тоже было - мяч-то литой!
- Пошли купаться! - крикнул Гришка. - Всю грязь смоем!
И прыжками поскакал к речке.
Первая ссора
Поеживаясь, я побежал за ним. Спина горела словно смазанная горчицей. Скорей в холодную ванну!
В Лыковке протекала бойкая, говорливая речушка, по названию Лиска. Отец столько рассказывал про нее, что она показалась мне старой знакомой.
До чего же это была удобная для ребячьих забав речушка! Хочешь по горячему песку поваляться - вот он, сыпучими грудами лежит; хочешь в прохладной воде окунуться - пожалуйста, омуток рядом. Есть и по грудь, а есть и с головкой.
А можно и так побаловаться - залечь всей ватагой поперек речки на мели и запрудить ее своими телами. А как вода поднапрет, да приподнимет, да повернет - так любо по гладкому дну покатиться!
После такой игры выбежали мы на другой берег, где росли ореховые кустарники, а за ними начинался большой лес. Выбежали и вдруг увидели - навстречу ежик. Испугался, клубком свернулся и у старого пенька притаился. Не успел я на него полюбоваться, как ребята начали ежа бить, травить.
На свист Гришки набежала целая свора собак. На ежа бросаются, хватают, отскакивают. У всех пасти в крови, а ежик весь в слюне, как в пене.
- А вот я тебя! А вот раскрою! - хлестал ежа кнутом Гришка. - Вгоню иголки в тело!
- Что вы делаете, ребята? - вступился я.
- А вот ежа травим! - ответил, замахиваясь кнутом, Гришка.
- Оставь сейчас же! Он ведь полезный.
- Врешь, не железный! Ату его, ату! - продолжал свою злую забаву Гришка.
- Ведь он же вас от змей спасает… Ваш друг, а вы его бьете. Вот несознательность!
- А ты не лезь, не выхваляйся!
- Нет, я не позволю! - И я загородил собой ежа.
- Смотри не подвертывайся, кнутом ожгу!
Парень попытался оттолкнуть меня, а я ни с места.
Уступать злу - не по-пионерски, но, видимо, и Гришка не привык, чтобы ему перечили. Раз! - и дал мне тумака…
И не успел оглянуться, как сам шлепнулся на землю так, что ноги поднялись в воздух.
Вожатый наш был боксером-любителем, и кое-чему мы у него научились.
Думая, что он поскользнулся, Гришка вскочил и еще раз сунулся на меня с кулаками. И еще раз шлепнулся в пыль.
- Не лезь, хуже будет! - предупредил я, пригнувшись и скрестив перед своим носом кулаки.
- Да я тебя сейчас! Да вот я! - грозился Гришка, отряхиваясь от пыли, но нападать не решался.
А ребятишки, набежавшие со всех сторон на этот шум, вопили с восторгом:
- Дай ему, городской! Дай ему крепче! Ишь, рыжий! Что сытей всех, то и сильней всех! За него другие работают, а он по улицам жирует…
С любопытством посмотрел я на Гришку - почему же это на него "другие работают"? Это еще что за новость? Это ведь на кулаков только могут другие работать, а Гришка бедняк в продранных штанах.
- Ну да, работа дураков любит! Чего глаза выпучил, красномордик? Вот как схвачу за удавку, так и придушу!
Гришка вдруг прыгнул с земли, как кошка, и, ухватив меня за галстук, так стянул, что перехватило дыхание и помутилось в глазах. Я зашатался. В это время мимо проходил, ведя в поводу смирную лошадь, паренек в картузе и в сапогах. Не отпуская повода, он дал Гришке такую подножку, что тот откатился прочь, разжав пятерню.
- Ты что? Тебя не трогали! - завопил он.
- А ты не дерись не по правилам! Кто же это за шарфы душит?
- Это не шарф, это пионерский галстук, - сказал я, отпуская затянутый узел.
- Ну и, однако, тянуть за него нечего! - спокойно проговорил паренек и, так же не торопясь, повел лошадь в деревню.
Он важно вышагивал в своих богатых сапогах с лаковыми голенищами, а на пыльной тропинке оставались отпечатки его босых ног. Но я не обратил особого внимания на такое чудо. На душе было скверно. Из-за какого-то ежика поссорился с бедняком, был выручен кулаком. Вот чепуха какая! Надо же так неудачно начать знакомство с деревней…