Познакомимся ближе
…Удивил я в день своего приезда не только деревенских ребят, но и взрослых. Родственников напугал даже - после обеда залег на лавку под образа и заявил:
- Мертвый час!
Тетка Настасья руками всплеснула:
- Батюшки, помирает! За попом ай за доктором бежать?!
А дядя Никита на нее:
- Говорил тебе - не неволь мальца деревенской пищей! "Попей кваску… Поешь редечки!.." Вот тебе и поел!
Услыхал мой отец:
- Ничего, ничего! Пища тут ни при чем. Это у них правило такое пионерское: после еды - покой. Его еще в детском саду этому обучили, потом в пионерах. - И рассмеялся: - А ты, пионер, чего людей страшными словами пугаешь?
- Да ведь как же не напугаться - это у нас старики, бывало, как помирать соберутся, ложатся на лавку под образа и говорят: "Ну, простите, добрые люди, пришел смертный час", - сказала тетка Настя. - Я как услыхала, у меня руки-ноги затряслись!
А маленькая деревенская сестренка моя, по имени Стеша, которая очень робела и наблюдала за мной больше издалека, тут же наябедничала:
- Мамонька, он и с мальчишками дрался и с девчонками играл! - И стала шептать, как я Гришку с ног сшиб и как Машу в игру взял…
Тетка ахнула:
- Как же это ты, Васенька? Как же это, племянничек? С Машей будешь играть - все ребята засмеют! В невесты ее тебе дадут. А за Гришку тут тебя изувечат!
- А я ничего не боюсь, я пионер! - нарушил я покой мертвого часа.
- Да что ж это за пионеры за такие? - подивилась тетка неслыханному слову.
- Пионер - всем ребятам пример, - ответил я.
- Это хорошо, - согласилась тетка, - если пример.
- Пионер - смена смене.
- А это чего?
- А это, - ответил за меня отец, - значит так: комсомол - коммунистам смена, а пионеры - комсомолу смена.
- Ага, значит, маленькие комсомольцы?
- Ну вроде того. Новая организация у нас такая в Москве - пионеры. Это значит - люди передовые, во всем первые. Вот Ленин-то, наш Ильич, он ведь тоже пионер, первый организатор партии большевиков, первый создатель Советского нашего государства, первого в мире. Ленин-то и сказал, что для ребят двенадцати-четырнадцати лет надо создать детскую коммунистическую организацию.
Вся семья к этому рассказу прислушалась.
Вот они откуда, пионеры-то!
- И первый пионерский отряд появился именно у нас, на Красной Пресне! - с гордостью сказал отец.
Я тоже этим гордился. Вообще я гордился Красной Пресней. Ведь первое восстание против царя подняли в 1905 году рабочие Красной Пресни. И мой отец еще мальчишкой был ранен на баррикадах - патроны подносил.
- Он у меня идейный, - сказал отец, - с малых лет за коммунизм. Посмотрите на его красный галстук: это ведь символ. Красный цвет - цвет революции, а три конца означают дружбу трех поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров.
Тетка Настя даже подошла и пощупала красный галстук на моей шее…
Слушали этот рассказ отца немногие, только свои родственники, а к вечеру про пионеров знала уже вся деревенька Лыковка! И как это узналось! Ни газет здесь не было, ни телефонов. А на завалинках старухи только про меня и говорили. Шел я по улице - пальцами на меня показывали:
- Вот он, пионер-то!
- Смотри-ка, смотри-ка, какой на нем галстук!
- Смена смене идет!
- Махонький коммунист…
- Мал, да удал, самого Ленина видал!
Да, я видел Ленина. Однажды, когда был совсем маленьким, отец взял меня на первомайскую демонстрацию. Когда вышли на Красную площадь, отец подхватил меня на руки, посадил на плечо, и все стало видно. Плакаты, знамена. Глаза разбежались - на что смотреть? И вдруг я увидел - все лица людей повернуты к Кремлю. И повернулся лицом к зубчатым башням. И вдруг заметил, что на меня тоже смотрит кто-то с возвышения, увитого красной материей. Смотрит пристально, прищурив глаза, и улыбается, как знакомому. Вгляделся, и сердце забилось - конечно же, это мой знакомый, которого я столько раз видел. Но где? На портретах у себя дома. Я засмеялся от радости, узнав Ленина, и крикнул что есть силы:
- Привет, Владимир Ильич!
И он помахал мне в ответ рукой и что-то, наверное, тоже ответил, только нельзя было разобрать, потому что вся площадь радостно загудела. Все радовались, что Ильич поправился после ранения. Враги ведь хотели его убить, целились в сердце, да промахнулись.
Гришкины тайны
Мне очень хотелось поделиться всем этим с ребятами, собрать их вместе. Я не мог жить в одиночку. И как это нехорошо получилось, что поссорился с беднячонком в драных штанах и был выручен кулачонком в жилетке и в сапогах!
Постыдившись сказать отцу о своих промашках, решил поскорей исправить ошибки.
Признаться, рыжий вызывал во мне какое-то отвращение, а солидный паренек - невольную симпатию.
"Ишь ты какой, тебе подавай бедняка, да еще покрасивей! Где это сказано, что бедняки должны быть симпатичными? От бедности они и грубы и нечесаны. Нет у тебя еще классового чутья. Эх ты, пионер!" - упрекал я себя в несознательности.
И, отыскав рыжего, первый подошел к нему:
- Гриша, давай мириться!
- Ага-га, - захохотал он. - Напугался моей силы! Давай лапу, коль не врешь. - И постарался сдавить мои пальцы побольней.
- Дело не в твоей силе, - поморщился я. - Мне кажется, Гриша, ты именно тот парень, который мне нужен. Я хочу открыть тебе тайну.
- Тайну? - Глаза рыжего так и загорелись. - А у меня тоже есть… чего не всем известно.
Он словно хотел вызвать меня поскорей на откровенность этим обещанием.
- Ты против буржуев, Гриша?
- У меня и отец против буржуев. Мы громили их в семнадцатом году. Не веришь, докажу! Пойдем хоть сейчас вот…
И он повел меня к своему дому, почему-то задами, через огороды, задворками. Вошли мы крадучись, но не в избу, а в хлев, где ноги утопали в сыром навозе, как в трясине. Был полдень. Коровы забрались сюда, в прохладу, от слепней и шумно вздыхали, как живые холмы, лежа в полумраке хлева.
- Вот, иди сюда, - вел меня Гришка за руку.
Мы подошли к стене, на которую падал луч света, пробивавшийся сквозь небольшое окошко, в которое выбрасывали на огороды навоз.
Я сделал шаг за ним и остановился. Впереди, темные, как нарисованные на иконах, что я видел у тетки Насти, стояли мы с Гришкой, взявшись за руки. Да, я видел себя и его со стороны. Словно разбуженные этим чудом, за нашей спиной стали шумно подниматься коровы. Позади появились рога, морды, хвосты… Мне стало страшно.
- Вот чего у нас, - прошептал Гришка, больно сдавливая мою руку. - Ее на двух санях везли из барского дома… В избу никак не влезла, так ее в ворота да сюда. Ишь, во всю стену. А с краев золотая вся… Была буржуйская, а теперь наша вот… - И он, оглянувшись на меня, захихикал, зажимая рот рукой.
Вглядевшись, я понял, что перед нами громадное зеркало, во всю стену хлева.
- И это еще не все… Отец не велит… Порку даст. Ну ладно, иди, еще чего покажу. Лезь.
И мы полезли на сушила.
Сено было уже скормлено скоту, на сушилах пустота. Несколько солнечных лучиков пробивается сквозь щели крыши, и в них, как живая, играет пыль. Под ногами что-то прогибалось и колыхалось, мягкое, теплое, пушистое. И горбилось холмом. Забравшись повыше, Гришка лег и покатился кубарем.
- Давай, давай, вот любо так-то!
Я скатился тоже, и мы упали с сушил на объедки сена в хлев. Так несколько раз мы забирались на сушила и скатывались кубарем. И неловко пионеру заниматься такими пустяками, и в то же время я не мог отстать. Это было так таинственно и приятно!
- Во, это только у нас. Другие-то свои разрезали на куски, а отец говорит: пущай полежит, вещь ценная - персидский ковер из господской гостиной…
Когда мы, вывалявшись в пыли и в паутине, изрядно приустали, Гришка сел ко мне поближе:
- Ну, а у тебя какая тайна?
Да, мне не терпелось с кем-нибудь поделиться своей тайной. Рассказать первому же деревенскому другу, как я не хотел ехать с отцом в деревню, мечтал провести лето в пионерском лагере и чуть не плакал. А потом вожатый сказал: "Поезжай, ты будешь нашим разведчиком".
Вот с какой целью явился я на родину отца в Лыковку. В чемодане у меня был спрятан горн. Правда, не настоящий кавалерийский, а игрушечный, но все-таки горн…
Внимательно посмотрел в горящие любопытством глаза Гришки, в его раскрытый рот. Но почему-то мне не захотелось делиться с ним самым заветным. Смутили буржуйские богатства. Почему они не отдали их куда-нибудь в клуб? Так сделали рабочие Трехгорки, отобрав богатства фабриканта Прохорова. Его большущий дом стал клубом. Я там был, видел. И ковры, и зеркала, и картины, и люстры. И все люди ходят, любуются.
Нет, я решительно не мог понять, зачем это Гришкиному отцу держать ковер на сушилах, зеркало - в хлеву. Даже страшно, когда в нем отражаются рогатые и хвостатые…
- Хорошо, я открою тебе тайну… Только не сейчас, потом. У меня что-то голова болит.
- А, закатался. А я уж думал, тебя не берет. Так-то все ребята укатываются, кого я на коврище заманиваю! - Гришка самодовольно рассмеялся.
Мне стало стыдно глупой забавы, и я, выбравшись из хлева, удрал домой.
Радостная ошибка
А дома встретило новое удивление: у крыльца поджидал меня не кто иной, как кулацкий мальчишка, явившись верхом на шершавом, неказистом коне.
- Эй, товарищ пионер, ты куда это запропастился? С домовыми играл? Ишь, весь в паутине, - засмеялся дядя Никита, и жесткая борода-метла его затряслась. - Тебя вот Кузьма в ночное приглашает!
Ночное! Какое заманчивое слово! Сколько про него рассказывал отец, сколько раз, перечитывая "Бежин луг", мечтал я попасть в ночное вместе с деревенскими ребятишками! Мог ли я отказаться?
Но, смущенный непонятными тайнами Гришки, я недоверчиво посмотрел на Кузьму.
На парне была домотканая, до пят, свитка, а из-под нее выглядывали те самые сапоги, по которым можно было определить его кулацкое происхождение. На всех плакатах и на картинках в книжках кулаков изображали именно в таких сапогах.
- Ну, садись на дядиного коня да поезжай с соседом в ночное, чего же ты? - сказал отец.
Я замялся.
- Боишься свалиться? - улыбнулся отец. - Ничего, конь не самолет, не убьешься. Я много раз падал и только крепче становился.
- Не в этом дело. Неудобно мне с ним - ведь я пионер, а он кулачонок… - шепнул я отцу на ухо.
- Откуда ты узнал?
- На нем картуз с лаковым козырьком и сапоги бутылками.
Отец оглядел паренька с головы до ног:
- Вот так кулак! А пальцы-то, пальцы из сапог торчат, ты посмотри-ка!
И тут, заглянув снизу, я увидел, что, сидя на коне, в одежде взрослого, Кузьма шевелит босыми пальцами, как мальчишка. Сапоги на нем были без подметок. Вот почему на дороге отпечатывались тогда босые подошвы!
Отец так весело расхохотался, что засмеялись и сестренка Стеша, и жена дяди Никиты - тетя Настя, и даже сам мальчишка на коне.
- Ах ты, чудак! - сказал дядя Никита. - Кузьма у нас самый бедный бедняк! Сирота. Отец у них на войне погиб, так он в доме за мужика. Сам пашет, сам косит, сам коня в ночное водит. У него даже на сходе свой голос есть! Мать его нарочно так одевает, чтоб его за большого считали, чтоб в ребячьи игры не заманивали!
Было и очень неловко, что я так ошибся, и в то же время радостно, что этот мальчишка, пришедший мне на помощь в трудную минуту, оказался из бедняков.
- Поеду в ночное! Поеду! Сейчас, Кузя, соберусь.
- Ох, трудно тебе будет первый раз верхом! - сказал дядя Никита.
- Пионер трудностей не боится.
- Да не простынет ли он там? - сказала тетка Настя.
- Ничего, - ответил отец, - пионеры наши закаленные. Они у нас зимой в поход на лыжах ходили. В лесу в юрте ночевали. И ни один даже не чихнул.
Однако накинул мне на плечи какой-то старый полушубок.
В ночное
Захватив книжку для беседы у костра и карманный электрический фонарик, я бросился на крыльцо.
- Хлебца-то, хлебца возьми! - кинулась вслед тетка с горбушкой хлеба.
Дядя отвязал от телеги лошадь и, закинув повод ей на шею, подсадил меня на ее костлявую спину. У меня было такое впечатление, что я уселся верхом на забор.
Что и говорить, лошаденка дяди Никиты не походила на рысака. Это была невзрачная клячонка с удивительно тряской рысью. Я то и дело сползал то вправо, то влево и давно бы упал, если бы не держался за гриву.
- А ты за хвост! За хвост хватайся! - кричали мне вслед мальчишки, собравшиеся вокруг рыжего Гришки.
Кузьма был этим очень смущен и все советовал:
- Ты вперед не вались, ты назад откидывайся… А главное, не думай, что упадешь… Держись веселей. Вот как я!
Он лихо задирал голову кверху, откидывался назад и начинал колотить вылезающими из сапог босыми пятками своего коня по бокам. Конь переходил в галоп. За ним принималась скакать моя кляча, и я еще судорожней вцеплялся в ее редкую гриву…
Мимо, обгоняя нас, со свистом и гиканьем проносились сельские ребятишки и кричали:
- Куда держим, Кузьма, в Стрелицу?
- Ай на Мокрый луг, Кузя?
- Давай на Гнилые Осоки!
Куда бы ни ехать, только бы поближе. Я едва держался и в конце концов свалился. Хорошо, что в полушубке, не ушибся.
- Тпру! - осадил своего коня Кузьма и крикнул что есть силы: - Слезай, приехали!
Вслед за мной он свалился мешком на землю в своей свитке до пят.
Тут же окружили нас ребятишки, но почему-то не решались слезать с коней.
- Кузя, ты чего это задумал?
- Да разве тут можно! Ты видишь, куда заехал?
- Ан тебя сама лошадь завезла?
Признаться, так и было. Я не смог сладить с норовистой клячей, и коняга дяди Никиты сама направилась на этот лужок, вблизи какого-то леса.
- Нет, - решительно сказал Кузьма, - здесь трава едовая, мы сами приехали.
- Трава-то едовая, да место бедовое! - отозвались ребята.
- Это вот пионер выбрал, - сказал несколько смущенный Кузя.
- Пионеру - ему-то что?
- А нам кабы не того!
Опомнившись после падения с лошади, я громко спросил:
- А в чем дело, ребята? Почему здесь не остаться?
При всем желании я не мог ехать дальше - так натер себе то место, на котором сидел. "Как это буденновцы скакали день и ночь?" - думалось мне.
- Э-э, ты городской и еще не знаешь, какое это нечистое место! Тут у нас нехорошо!
- Черти, что ль, водятся? - рассердился я.
- Да, водятся.
- Что? Ну уж, это сказки!
- Ну, у вас в городе, может, их уж и нету, их там электричество и трамваи распугали, а у нас темнота! - сказал рассудительно Кузьма, избегая поминать имя чертей.
- А раз так, я тем более отсюда не уеду! Я пионер, нечистой силы не боюсь.
Явись сюда сам черт с рогами, я сейчас нипочем не мог вскочить на костлявую спину дядиной клячи. Пусть она хоть немного наестся: глядишь, у нее будут не такие впалые бока.
- Раз пионер за всех отвечает, давайте, ребята, останемся, - заявил Кузьма.
- Оно даже любопытно посмотреть, решится ли против пионера наша нечистая сила, - сказал Парфенька лукавым тоненьким голоском.
Теперь он был в длинной шубе, до пят, но босиком и без шапки.
- Правильно! - согласился и рассудительный Кузьма. - Может, оно и ничего при пионере-то… И наши кони хорошей травы поедят.
- Давай костер!
- Очерчивай круг, ребята! - лихо скомандовал Кузьма.
Быстро натащили мальчишки сухих прутьев, быстро разожгли огонь, а вокруг провели по земле черту - на всякий случай, от чертей… По их понятиям, это была очень необходимая мера.
Вестница беды
Только развели огонь, как вдруг раздался топот.
Все вскочили, насторожились. Из темноты появился гривастый конь, а на нем Маша в бабьей кацавейке и в шерстяном платке, завязанном сзади узлом.
- Что случилось? Дома беда какая? Ты чего это примчалась? - встревожились ребята.
- Нет, ничего. Я к вам, в ночное.
- Да разве девки в ночное ездят?! - крикнуло несколько голосов. - Ты что?
- При старом режиме не ездили, а теперь ездят, - ответила Маша. - Верно ведь, пионерчик?
Все звали меня пионером, а она почему-то пионерчиком, и это очень смущало.
Не дожидаясь ответа, уселась поближе к костру.
Наступило неловкое молчание. Первым его нарушил Парфенька. Он вдруг засмеялся и, будто оправдываясь, сказал:
- Ничего, пионер, ты не удивляйся, у нас это бывает. У нас есть и девчонка - за мальчишку и мальчишка - за девчонку. У Маши отец с войны пришел безногим, а мальчишек в доме нет, вот она и коня пасет, и верхом здорово ездит, все поле сама боронит. А у ее соседа Ваньки мать больная, а девчонок в доме нету, так он и за стряпуху и за няньку, хлебы месит, ей-богу, и ребятишек нянчит… Не веришь - хоть завтра посмотрим!
И ребята наперебой стали рассказывать про подвиги Ваньки-няньки, "мальчишки - за девчонку", словно стараясь забыть про сидевшую тут же "девчонку - за мальчишку".
Только Кузьма слушал, слушал да вдруг и сказал басом, как мужик:
- Ну, быть беде, коли баба в ночном!
- Вот глупости! - фыркнула Маша. - Никаких мужиков и баб тут нету, есть мальчики и девочки… А беду я от вас отведу!
- Ты что, колдунья?
- Колдунья! - решительно сказала Маша и засмеялась, повернувшись ко мне: - А ты еще не знал, пионерчик?
Я, признаться, смутился бойкости девчонки. Стоило ее разок пригласить в игру, она уж вон куда - в ночное явилась. Подорвет она мой авторитет!
А Маша, словно угадав мои мысли, придвинулась еще ближе и зашептала:
- Пионерчик, наше кулачье хочет тебя осмеять… И знаешь как?
Пришлось придвинуться поближе, чтобы расслышать ее шепот.