Митька почти нахально глядел в глаза уряднику. Тому объяснения показались удовлетворительными. Он выпустил Митькину рубаху и возвратил карточку.
- А откуда вы-то?
- Из Петербурга! - выпалил Митька. - Барыня-благодетельница приехать велела, а мы пешком пришли лесом - денег не было у мамки на машину-то.
Урядник пригрозил пальцем.
- Ну-ну, смотрите! Чтобы к завтраму и духу вашего тут не было… Увижу если, так плохо будет.
И он нерешительно как-то пошел, оставив мальчуганов. Пройдя несколько шагов, обернулся и снова погрозил пальцем. У него был такой вид, словно он сожалел о добыче, вырвавшейся из рук.
- Ну, пронесло! - облегченно вздохнул Митька, когда урядник скрылся в каком-то проулке. - Нанесло же проклятого!
- Да-а, - протянул Красавчик, ощущая еще неприятную дрожь, - ведь замести мог…
- Мог, - убежденно подтвердил Митька. - Ну в другой-то раз мы не попадемся. Ишь ведь, фараон несчастный.
Пережитая опасность развязала языки. Друзья забыли о недавней размолвке и долго толковали о случае.
- Да, на счастье барыню на нас нанесло, - говорил Митька, - без карточки трудно было бы выпутаться… Хорошо, что я вспомнил о ней.
- Верно хорошо, - согласился Красавчик, чувствуя искреннюю признательность к даме в трауре. - А что было бы, если замели нас?
- Фьють! - Митька сделал выразительный жест рукой, и Красавчика даже холодом обдало.
- В тюрьму снова? - упавшим голосом спросил он.
Митька язвительно сощурился.
- Нет, во дворец!
Друзья проходили мимо небольшой, но красивой дачи, тонувшей в густом саду. Громадные кусты сирени окаймляли почти непроницаемой для глаза стеной узорную чугунную решетку. Сочные гроздья белых и лиловых цветов свешивались на улицу и нежный аромат окружал дачу. В просвете между кустами виднелись дорожки, усыпанные красным гравием, и клумбы, полные цветов. Несколько статуэток выглядывало из густой зелени…
Дачу почти не было видно за листвой. Сквозь плющ проглядывало несколько колонок и крыша с башенками и балкончиками. Даже на крыше были растения: через резные перила балкончиков и зубцы башенок свешивались лапчатые и перистые листья тепличных растений; несколько пальм горделиво покачивали раскидистыми верхушками.
Красавчик остановился восхищенный.
- Красиво как! Митя, посмотри-ка: и на крыше сад!
Митька окинул дачу снисходительным взглядом человека, повидавшего на своем веку много чудесного.
- Да, - согласился он. - Богатые верно живут. Красавчику дача казалась каким-то сказочным дворцом. Он устремил взгляд вглубь сада, в надежде увидеть кого-нибудь из счастливых обитателей дачи, словно это должны были быть не обыкновенные люди, а феи какие-то или, по меньшей мере, принцы. Но в саду было пусто. Только птички щебетали в кустах. Вздох вырвался из груди мальчугана.
- Вот пожить бы там! - мечтательно прошептал он.
Ему казалось, что жизнь в такой даче и есть та новая, чудная жизнь, к которой он стремился. Там, в этой красивой постройке, все должно быть по иному, чем везде. Красавчик не мог определить ясно, что именно должно быть в ней по иному. Красивая уютная дача очаровала его и в воображении он населил ее людьми, на которых должна была лежать светлая печать обособленности.
"И я… мы с Митькой тоже так заживем", - подумал он и кивнул головой с таким видом, точно осуществление этого плана не вызывало никаких сомнений.
- Тут бы стрельнуть можно! - вывело его из задумчивости практическое замечание Митьки.
Жалко было расставаться с чудесным домом, как бы воплотившим его мечты о новой светлой жизни.
До вечера приятели бродили по поселку. Митька ухитрился разжалобить еще нескольких сердобольных барынь и в результате около двух рублей мелким серебром бренчало у него в кармане. Он был в самом веселом настроении и болтал без умолка.
- Теперь, брат, мы долго можем жить припеваючи, говорил он. - Завтра утречком переберемся в пещеру на озере, о которой говорил я. Только не на этом озере она, а в той стороне, в лесу. Рыбу там будем удить…
Он засмеялся, вспомнив о том, как удил рыбу на озере в прошлом году.
- Там рыбаки есть, - пояснил он, - так они снасти расставляют под рыбу: ну, ночью можно пошарить по снастям - большие рыбины попадают… Увидишь вот.
- А поймают если?
- Вздуют, понятно. Меня чуть не поймали раз… Удрал только. Рыбак там, старый такой, здорово ругался. Потешно так. По-чухонски лаялся…
Митька изобразил ругающегося старого финна. Вышло довольно забавно. Красавчик так и покатился со смеху.
В ночных похождениях за чужой рыбой была доля какой-то особенной, таинственной прелести. Это совсем не походило на кражу или на "стреляние" и казалось даже заманчивым. Красавчик слушал рассказы Митьки и в глазах его горели искорки восхищения.
Настала пора идти за обещанным платьем. Митька прекрасно знал поселок и без труда отыскал нужную дачу. Это был скромный двухэтажный дом, весь укрытый широкой листвою раскидистых каштанов. Стоял он на берегу озера и садом соприкасался с самой водой. Дом был красивый, просторный, но Красавчику он не понравился. Невольно он сравнил его с тем чудесным домом и нашел почти жалким. Сад был, правда, большой и полон цветов, но и ему было далеко до уютного садика той дачи.
- Дом как дом, - вслух выразил он свою мысль и вызвал ею удивление приятеля:
- А тебе какого же надо?
- Да не мне… Так это я.
Красавчику почему-то не захотелось посвящать друга в свои мысли и он уклонился от прямого ответа.
Митька покачал головой.
- Черт знает, что с тобой делается. То ты как человек, а то вдруг точно спишь и сны видишь.
Митька, сам того не ожидая, попал в цель. Красавчик удивленно поглядел на него: сны наяву - это действительно было так похоже на данное состояние Красавчика.
В саду и на крытой террасе никого ни было видно. Друзья обошли дом и остановились возле высоких тесовых ворот. Со двора доносился чей-то голос; кто-то напевал песню о Мальвине, как ее снаряжали к венцу.
Приятели переглянулись.
- Постучать в калитку? - нерешительно спросил Митька.
- А вдруг да не эта дача?
- Ну так что ж? Не воровать идем…
Митька взялся за щеколду и стукнул ею. Красавчик робко встал поодаль.
В ответ на стук загремела цепь и раздался хриплый простуженный какой-то лай. Митька невольно отступил на шаг.
- Собака…
Пение на дворе смолкло. Послышался шум шагов по деревянным мосткам, и тот же голос, что пел, говорил собаке:
- Тише, Фараон, цыц!
Скрипнула калитка, и в ней показался седобородый мужчина в фуражке и фартуке. Мутные голубые глаза с любопытством скользнули взглядом по фигурам детей.
- Вам чего, братцы?
В мягком старческом голосе звучали добродушные нотки. Лицо старика тоже казалось добрым и простым и походило на какую-то икону.
- Барыню нам повидать, - переминаясь с ноги на ногу, сказал Митька.
- Барыню? - Снова старик окинул взглядом ребят и добавил неторопливо: - А почто?
- Да говорила она, чтобы придти нам, - смущаясь почему-то, пояснил Митька. - Барыня Шахматова.
Старик кивнул толовой.
- Барыня Шахматова точно здесь. Ну, коль сказывала сама, то ступайте.
Он медленно отодвинулся от входа и рукой поманил детей.
- Ступайте. Вона крылечко в углу… На кухню пройдете, там кухарка будет. Ступайте.
Громадная лохматая собака со злобным лаем кинулась из угла. Друзья в страхе попятились. Старик тихо рассмеялся.
- Испугались? Не бойтесь, на цепи он. Цыц ты, Фараон, дурной пес: не видишь нешто, что ребятенки пришли. Эх, дуралей старый!
Он добродушно бранил собаку, и та, точно поняв его, смущенно съежившись, убралась в будку. Только черные глаза, сверкавшие из-под лохматой шерсти, проводили друзей до самого крыльца кухни.
Плотная толстая женщина встретила мальчиков на пороге кухни. Сперва она как будто удивилась, однако не успел Митька рта раскрыть, как она заговорила.
- Это вы, сиротиночки несчастные? Идите, идите в кухню-то… Барыне я скажу сейчас… Сейчас… сейчас…
Кухарка неуклюже засуетилась, выдвигая из угла две табуретки.
- Присядьте вот, сердечные… А я сейчас барыне скажу… Ах вы бесталанные!
И в словах и во взглядах, которыми награждала она ребят, было много искреннего, неподдельного участья. Жирное красное лицо ее выражало столько жалости, что, казалось, вот-вот из оплывших жиром глаз брызнут слезы. Видимо, она уже знала о "бедных погорельцах" со слов барыни.
Кухарка скрылась в комнатах. Митька кинул на друга предостерегающий взгляд.
- Смотри, Красавчик, не провались, - шепнул он, - говори так, как я учил, если будет спрашивать.
Он заранее подготовил друга к роли, которую надлежало сыграть перед госпожой Шахматовой. Это была довольно сложная роль, и Митька побаивался, как бы Красавчик не "сдрейфил".
- Не забыл ничего? - с тревогой осведомился он.
- Нет.
Красавчик не забыл наставлений приятеля, но все-таки не был уверен в своих способностях выдержать роль. Он чувствовал, что не вынести ему скорбного ласкового взгляда дамы, что он обязательно собьется и перепутает что-нибудь. Это и волновало и пугало мальчугана. Он чувствовал во всем теле какую-то странную дрожь и ему хотелось, чтобы кухарка как можно дольше не возвращалась. Совсем бы хоть даже не пришла.
Но нет. Хлопнула дверь, должно быть, в коридоре. Раздались шаги и голоса. У Красавчика даже дыхание замерло; один из голосов принадлежал даме. Он вскочил с места точно собираясь убежать, и кинул на Митьку беспомощный взгляд.
Тот шепнул хмуро:
- Держись! - и встал, тоже заметно волнуясь.
Госпожа Шахматова вошла в кухню. Следом за ней кухарка несла объемистый узел. Взгляд Митьки мигом ощупал его, и он с трудом подавил улыбку удовольствия.
"По костюму поди, а чего доброго и сапоги еще", - подумал он.
- Ну вот, милые, собрала я вам кое-что из платья, - ласково зазвучал мягкий голос Шахматовой. Она передала узел Митьке, и тот рассыпался в благодарностях, с опытностью заправского босяка призывая на "благодетельницу" тысячи милостей неба.
А потом началась пытка. Митька, впрочем, развязно отвечал на вопросы госпожи Шахматовой. Он подробно описал мнимый пожар в "Сороках" и, всхлипывая, тер кулаком глаза, когда заговорил о том, как "сгорела мамка". Рассказ вышел таким трогательным, что невольная слезинка скатилась по щеке госпожи Шахматовой. Кухарка слушала, подперев ладонью щеку, тяжело вздыхала и причитала со слезами в голосе:
- Бедные! Сердешные! Сиротиночки несчастные!
И сокрушенно покачивала головой в такт причитаниям.
Когда же приходилось Красавчику отвечать на какой-нибудь вопрос, он не знал куда деться. Его бросало сразу и в жар и в холод. Краска заливала лицо, он беспощадно теребил подол рубахи и не мог глаз оторвать от половиц. В эти минуты ему хотелось сквозь землю провалиться, чтобы не чувствовать на себе затуманенного слезой взгляда Шахматовой.
- Ну, а что же вы будете дальше делать?
Этот вопрос даже Митьку застал врасплох. Он молчал, не находя подходящего ответа.
- До сих пор вы скитались по лесам, неужели и дальше так будете жить?
Митька смутился. Однако выдавил сквозь зубы.
- Нет…
- А что же? Родные у вас есть?
Митька насупился. Он начинал себя чувствовать также хорошо, как если бы его поймали в краже.
Госпожа Шахматова задумалась. Она прониклась участьем к юным бродягам и думала каким бы образом устроить судьбу несчастных детей. Митька чутьем угадывал ее мысли и начинал трусить: кто знает, что взбредет ей в голову? Нужно было чем-нибудь предупредить ее благодетельные порывы.
"В приют еще надумает пристроить", - подумал Митька, и от одной этой мысли его бросило в жар.
Не даром Митька прошел трудную школу "фартового". Постоянные опасности, необходимость вывертываться из самых скверных положений изощрили его изобретательность. Выручила она и в этом случае.
- Мы, барыня, в Сестрорецк пойдем, - сказал он, оживляясь немного. - Знакомый там, земляк, работает на заводе… Он обещался работу нам найти…
- Да?
В голосе Шахматовой звучало легкое недоверие. Но ее нетрудно было убедить. Дело наладилось, и Митька вздохнул облегченно: свободе их не грозило никакой опасности.
- Ну что ж, Бог с вами, идите… Можете сегодня переночевать здесь.
Митька замялся. Ему хотелось поскорее выбраться из этого дома, в котором он начинал видеть уже чуть ли не ловушку.
- Спасибо, барыня добрая, - отклонил он предложение. - Мы уж лучше пойдем. Светло ночью теперь… Скорее дойдем.
- Ну, как хотите. Христос с вами… Только, дети, если вы вдруг не найдете вашего знакомого в Сестрорецке, то возвращайтесь ко мне… А теперь покушайте на дорогу. Феклуша, дай детям поесть.
И ласково, сердечно простилась она с мальчиками. Красавчика даже поцеловала в лоб.
- Как звать тебя? - спросила она, держа в ладонях голову мальчика.
- Мишка, - краснея, пролепетал он.
- Миша? Помни, что я говорила. Если плохо будет, то приходите ко мне. Не забудешь?
- Не забуду, - шепнул мальчик и дрогнули, опустились его пышные ресницы. За душу схватила непривычная ласка, затронула в ней что-то тоскливое, больное… Слеза выкатилась и упала прямо на тонкую белую руку…
- Ну, Господь с вами, милые. Пусть вам Бог поможет, бедные дети! - взволнованно проговорила госпожа Шахматова. Она перекрестила мальчиков широким крестом и быстро вышла из кухни. Митька заметил, что, выходя в коридор, она приложила к, глазам белое что-то, должно быть платок. И у него закоренелого фартового, стало как-то скверно на душе. Впервые шевельнулось незнакомое ощущение нехорошего, гадкого, и первый раз в жизни Митька почувствовал недовольство собой, хотя и блестяще выполнил предприятие.
Кухарка меж тем собрала на и стол. Добрая женщина суетилась так, как будто принимала самых дорогих гостей.
Друзья совсем не чувствовали голода, и заботы кухарки только смущали обоих. Митька хмурился и в душе далеко не благословлял кухарку. Ему хотелось уйти поскорее, а судя по тому, как хлопотала Фекла, трудно было надеяться скоро развязаться с ней.
- Кушайте, милые мои… Кушайте, ангельчики…
"Ангельчики, - ухмыльнулся про себя Митька, - тоже сказала! Знала бы только…"
За стол все-таки пришлось сесть. Фекла пуще засуетилась, накладывая на тарелки всякой всячины.
- Кушайте, родненькие, кушайте… Вот курочки кусочек положу… Кушай, милый… Вот котлеточка еще… Кушайте, сиротиночки вы мои…
В заботах кухарки было что-то чисто материнское. В жалостливых ласках, которыми она осыпала друзей, сквозило нечто такое, что смущало обоих. Приятели недавно сытно поели в чайной у станции и теперь через силу проглатывали вкусную пищу. Это огорчало сердобольную женщину.
- И что это вы плохо кушаете? Вы не бойтесь, родненькие… Ведь барыня сама велела…
Митька поблагодарил и намекнул на то, что им нужно торопиться.
- К утру в Сестрорецк нужно попасть, - заметил он, поднимаясь с табурета. Красавчик последовал его примеру.
- Так и покушайте на дорогу, а то как же на голодный живот идти?
Она неудомевающе развела руками.
- Как же так?
"И пристала же!" - с сердцем подумал Митька.
- Спасибо, благодетельница, - по-нищенски приниженно поблагодарил он, - сыты мы, спасибо… Дай Бог здоровья тебе.
Кухарка совершенно растрогалась.
- Не стоит, милые вы мои… Ну Христос с вами, идите… Дайте-ка я соберу вам поесть в дорогу.
И когда, наконец, друзья выбрались из гостеприимного дома госпожи Шахматовой, в руках Красавчика был увесистый кулек с разными закусками.
- Ну что, брат, - торжествуя спросил Митька, когда дом Шахматовой скрылся за кучей деревьев, - худо разве вышло? Вона сколько добра у нас теперь.
Лицо его расплылось в лукавую, довольную улыбку.
- Тута, брат, хлопая кулаком по свертку с одеждой, - продолжал он, - не только рубахи, а и штаны и, пожалуй, сапоги есть… Ну да, вона, вишь прощупываются… Погляди на…
- Видишь, что значит уметь, как за дело взяться…
Красавчику не понравился самодовольный хвастливый тон приятеля.
- Вышло не худо, - заметил он, - а все барыня. Добрая она.
Он ощущал еще на щеках прикосновение мягких ароматных рук, а на лбу - нежный поцелуй. Было как-то приятно и грустно. Что-то теплое, как ласка матери, охватило душу и мягкой грустью присосалось к ней.
- Добрая, хорошая барыня, - снова повторил он…
- Добрая, - согласился Митька. - Это верно.
Выбрались на поле. Последние лучи солнца таяли на хмурой зубчатой стене леса. Легкий туман клубился вдали, всползал на деревья. Казалось, белая ночь выдвигала полчища призраков, чтобы захватить мир, погрузить его в странное бледное очарование.
IV
Художник Борский
Было раннее утро, и прохладную полутень леса только в вышине прорезали красные солнечные лучи, румянцами горя на верхушках сосен. Розовая дымка тумана стлалась по озеру, и в спокойной тихой воде отражались червонные пятна облаков и застывший, словно очарованный лес, громоздившийся по уступам берега.
Митька и Красавчик успели позавтракать уже и выползли из своего нового убежища - пещеры, открытой Митькой во время прошлогодних скитаний.
Пока еще не было никаких планов относительно предстоящего дня, и приятели расположились на берегу. Митька курил и щурился, следя за голубоватыми струйками дыма. Красавчик сидел возле него, обхватив руками колени и задумчиво глядел на озеро.
Нежный розовый туман постепенно таял, словно кто-то осторожно сдувал его. И яснее становилась даль, четче вырисовывались очертания деревьев на противоположном берегу и домиков, ютившихся под ними. Уходили последние призраки белой ночи, скрытой под мутным покровом загадки и озеро, и небо, и лес, и дома.
Проснувшийся лес был полон птичьим гамом и теми особенными таинственными звуками, в которых скрыта жизнь леса, его могучее дыхание.
Кликала тоскливо кукушка и отзывался ей деловитый стук дятла, словно молоток неутомимого столяра… Тревожно каркнула ворона вдали и затрещало где-то в лесу, словно упал кто-то большой и тяжелый.
Векша мелькнула в воздухе пружинным скачком и крикнула, точно у нее захватило дыхание от головоломного скачка. Покачалась на тонкой ветке и снова прыгнул, резко крикнув; так в цирке подбодряют себя криком гимнасты, совершая головоломные сальто-мортале.
Красавчик слушал звуки леса, следя взглядом за рассеивающейся дымкой тумана, и на душе у него было светло и легко, розово от нежного тумана на озере, от клочков легких облаков, купающихся в золотом солнечном море.
Больше недели жили приятели в пещере над лесным озером. Место было глухое безлюдное. Только по ту сторону озера лепились к крутому берегу несколько домиков рыбачьего поселка, а кроме него кругом на несколько верст не было жилья. Пещеру надежно охраняли от постороннего взгляда густые кусты. Они казалось всползали по отвесной стене и никому не могло прийти в голову искать среди них отверстия пещеры.