На просьбу мистера Аманатидиса показать ему фреску, Рене сопроводил его в лабораторию. Аманатидис несколько минут рассматривал картину, потом вернул её, ничего не сказав.
А что было сказать-то? Мистические совпадения случались и в жизни Аманатидиса, но он всегда видел в них только случайности. То, что убитая была весьма распутна и при этом похожа на какую-то древнюю шлюху из старого лупанара - ну и что из этого можно извлечь? Ничего. Из земли выкапывается древняя эпитафия - и под неё, как по заказу, находится покойница с таким же редким именем? Слишком фантастично, но чего на свете не бывает? И хотя две случайности подряд порождают некоторое сомнение в их случайности, скорее, в этом проступает какая-то нечитаемая закономерность, но в ведение полиции расследование подобных вещей не входит.
После этого Аманатидис распрощался с Рене Лану и устроился на кушетке в гостиной с паспортами археологов, решив пока поразмыслить на досуге. Он провёл время до полуночи достаточно продуктивно. Завтра надо расспросить Долорес Карвахаль, хоть он теперь ждал от этого разговора меньше, чем раньше. Если сестрица похожа на брата - из неё много не выжмешь. Необходимо поговорить с четой Винкельманов, и с Лоуренсом Гриффином. Но вот беда - о чём? Уточнённое время смерти давало им всем, включая Тэйтона, железобетонное алиби: без пятнадцати пять они видят её живой, а максимум через сорок пять минут она мертва. В начале шестого археологи впятером возвращаются на виллу. Миссис Тэйтон уже мертва? Всё это время её ищет Хейфец, но зайти в сад с другой стороны виллы не догадывается. Тут же мелькают и все остальные, но, как назло, те, кому нужно убить Галатею Тэйтон, имеют алиби, а не имеют его те, кому она и без того совершенно не нужна.
При этом хорошо проступила и личность жертвы Απ' έξω κούκλα κι από μέσα πανούκλα. Бельграно назвал её проституткой, вежливый Карвахаль безмолвно сказал то же самое, интеллигентный Лану тоже не стал плохо говорить о мёртвых, стало быть, ничего хорошего о покойнице сказать не мог. Но мотивы убийства этой блудной дамочки не совпадали с возможностями. Аманатидис задумался. У него было странное чувство, что он уже прикоснулся где-то к истине. Истина… И познаете истину, и истина… сведёт вас с ума. Нет, истина сделает вас свободными. Это евангелие от Иоанна…
Аманатидис проснулся на рассвете. Оказывается, он так и уснул на кушетке в гостиной, хорошо, что Мелетия принесла ему плед, не то он бы замёрз ночью.
Археологи оказались ранними пташками, вилла медленно просыпалась. Бельграно не счёл произошедшее накануне убийство поводом нарушить режим дня и на рассвете бултыхнулся в бассейн, Винкельман, как обычно выбритый до синевы, спустился к завтраку минута в минуту.
Аманатидис внимательно рассматривал подозреваемых при свете дня.
Арчибальд Тэйтон, главный подозреваемый, помолодел на пять лет, выглядел свежим и отлично выспавшимся. Вчера Аманатидис дал ему около сорока, сегодня - чуть за тридцать. Лоуренс Гриффин казался таким же растерянным, как и накануне, Рене Лану явно успокоился. Спиридон Сарианиди был насуплен и препирался с кухаркой по-гречески, Рамон Карвахаль, внешне невозмутимый и безмятежный, всё же бросал порой беспокойные взгляды на сестру. Дэвид Хейфец был точно с похмелья, Стивен Хэмилтон, казалось, не спал ночь. Долорес Карвахаль выглядела точно так же, как вчера, и походила на икону Богородицы, Берта Винкельман тихо беседовала с мужем об анализе костяной пиксиды диаметром четыре дюйма, с рельефными изображениями лошадей, атакованных грифонами.
Аманатидис не стал терять времени и попросил синьорину Карвахаль уделить ему несколько минут. Долорес поднялась и прошла за следователем к дивану. Тут же были и остальные, но следователь попросил никого не мешать ему. Он мог бы увести Долорес в её спальню, но специально не сделал этого.
Начал он спокойно и уверенно.
- Скажите, где вы были, когда убили миссис Тэйтон?
Спина Рамона Карвахаля дрогнула, но на эту удочку Долорес, конечно, не попалась.
- Я не знаю точного времени убийства и не могу вам ответить.
- Простите, я забыл вам сказать. С пяти вечера до половины шестого.
Долорес на минуту задумалась.
- После обеда мы с братом, мсье Лану и синьором Бельграно были на верхнем раскопе. Обычно всё там работают до шести, но вчера приблизительно в пять двадцать брату позвонил мистер Хейфец и попросил нас всех прийти на виллу. Брат сразу сказал мсье Лану и синьору Бельграно, что надо идти, там нужна их помощь. Они ушли.
- Вы остались одна?
- Нет, были ещё два волонтёра. Но брат сказал, что на сегодня мы закончили. После этого я зашла в таверну, сделала покупки и тоже пошла на виллу.
- Какие покупки?
- Сигареты и испанское вино для брата. - Долорес умолкла.
- Что было после?
Долорес Карвахаль пожала плечами.
- Я пришла на виллу. Было уже где-то половина шестого. Тут была неразбериха, все искали миссис Тэйтон, мистер Хейфец был очень обеспокоен и ругался.
- А почему, по-вашему, миссис Тэйтон не хотела оставаться под надзором мистера Хейфеца?
- Я не знаю, - утомлённо проронила Долорес Карвахаль, при этом Аманатидис абсолютно точно понял, что она лжёт. Хейфец поднял на неё глаза и тут же опустил их.
- Она часто уходила из-под надзора?
- Я не могу этого сказать, но несколько раз я видела, что мистер Хейфец искал её.
Долорес Карвахаль держалась с редким достоинством и самообладанием. Что же, придётся несколько смутить её.
- Вы были подругой миссис Тэйтон?
- Нет, мы не дружили.
- А с мистером Тэйтоном - дружили?
Долорес усмехнулась.
- Я люблю мистера Тэйтона.
Арчибальд Тэйтон молча сидел у окна, опустив на колени могучие руки.
- Даже так? - растерялся Аманатидис. Подобного прямого признания он не ожидал. Однако не преминул им воспользоваться. - И давно вы в связи?
- Связи между нами нет, но я люблю этого человека, и теперь надеюсь стать его женой.
- И это несмотря даже на то, что он, возможно, отправил свою жену на тот свет?
Тэйтон не пошевелился. Долорес улыбнулась.
- Это совершенно невозможно. Арчибальд - человек чести, он никогда не смог бы никого убить. Я хорошо его знаю.
Аманатидис несколько минут молча созерцал Долорес Карвахаль. Если человек говорит правду, его трудно вывести на чистую воду. Эта девица не удостаивала лгать. Что же, у неё было умение опираться на факты, но что бы будешь делать, красавица, когда факты кончатся?
- Синьорина, позвольте мне вопрос. Вам, судя по паспорту, двадцать четыре года?
Долорес утвердительно кивнула.
- А мистеру Тэйтону тридцать шесть лет.
Долорес снова кивнула.
- Между вами двенадцать лет разницы, при этом вы любите этого человека и надеялись стать его женой? - голос следователя стал вкрадчив и по-лисьи осторожен. - И вы любили и надеялись и раньше, несмотря на то, что возраст миссис Тэйтон - двадцать девять лет? Простите, синьорина, но на чём была основана ваша надежда? Разве не резонно было предположить, что никаких надежд у вас нет и быть не могло? Мистер Тэйтон - католик, жена его совсем молода. На что вы надеялись? Что переживёте его жену? Или что он переживёт свою жену, которая на семь лет моложе его? Но, согласитесь, разумный человек на такое рассчитывать не может.
- Надежда умирает последней, - Долорес перестала улыбаться и тяжело вздохнула.
- Не морочьте мне голову, синьорина. - Аманатидис встал. - Вы либо всё это время планировали убийство, либо знали некий факт, который бы питал ваши надежды.
- Я его знала.
Тэйтон едва заметно дёрнулся, но головы не поднял, а Дэвид Хейфец побелел.
- И что был за факт?
- Я знала, что Арчибальд любит меня, и готова была ждать годы.
Аманатидис почувствовал, как из полосы света, в которую он вдруг вступил, его вновь втягивают в долину Теней.
Неожиданно в кармане следователя завибрировал телефон. Аманатидис недовольно выхватил его, желая отключить, но замер. Звонил Теодоракис.
- Босс, нужны отпечатки пальцев всей компании. Мы нашли его.
- Что? Шутишь? Орудие убийства?
- Да, он швырнул его с обрыва, но в воду ничего не попало, там отмель, как раз напротив виллы. Йоргос сказал, что отпечатки сохранились!
- Чудеса, - Аманатидис дал отбой и с новым чувством продолжил допрос. - Так, значит, вы удивились, когда увидели миссис Тэйтон мёртвой? - следователь специально употребил то же самое слово, что то ли по ошибке, то ли нарочито произнёс Карвахаль.
Долорес долго молчала, потом кивнула.
- Да, я… очень удивилась.
- Чему? Смерти миссис Тэйтон? Почему?
После долгого молчания Долорес наконец проронила:
- Я не… ожидала, что её могут убить.
Аманатидис беспомощно огляделся. Истина ускользала от него. Но тут его взгляд упал на Стивена Хэмилтона, нервного, напряжённого и натянутого, как струна. Этот человек был глупцом, но его истерика могла быть тем толчком, который был нужен ему. И Аманатидис сыграл ва-банк.
- Мистер Хэмилтон, а как, по-вашему, можно ли было в эти дни ожидать смерти миссис Тэйтон?
Химик вздрогнул и вскочил.
- Да, я видел и знаю это.
- Расскажите, что именно.
- Эти двое - он указал на Тэйтона и Хейфеца, - задумали убить Галатею. Тэйтон забрал у неё сотовый телефон, не давал ей никому звонить и не разрешал ни с кем общаться, а Хейфец выполнял его указания и постоянно медленно травил её. Я знаю это от самой Галатеи Тэйтон. - Собственно, от Галатеи Хэмилтон слышал только, что муж забрал у неё телефон, но Стивен считал, что знает правду.
К удивлению Аманатидиса, это свидетельство сильно шокировало археологов, но не произвело никакого впечатления ни на Тэйтона, ни на Хейфеца. Оба они окинули Хэмилтона одинаковыми брезгливо-утомлёнными взглядами и отвернулись. Точнее, отвернулся Хейфец, а Тэйтон недоумённо пробормотал:
- И где это и когда вы, мистер Хэмилтон, успели обменяться с моей женой мнениями, чёрт вас возьми?
- А вы думали, вам удастся запереть её? Мы встречались, пока вы были на раскопе, и неоднократно.
Эти пустые слова произвели на Тэйтона неожиданное и весьма странное впечатление. Он облизнул губы, резко поднялся и, миновав Аманатидиса и Долорес Карвахаль, подошёл вплотную к Хэмилтону. Крупный, широкоплечий, с суровым лицом и расширенными глазами, он был страшен.
Он склонился к Хэмилтону и сипло прохрипел:
- Что вы сказали, молодой человек? Повторите.
- Я любил Галатею, и она любила меня! И она сказала, как вы обращались с ней. Она всё мне рассказала!
Тэйтон метнул горящий взгляд на Хейфеца. Медик торопливо подошёл к ним и стал рядом. Тэйтон же снова остановил взгляд на Хэмилтоне. Несколько минут дышал через рот, потом тяжело сглотнул и чуть пошатнулся.
- Я, может быть, неправильно вас понимаю? - он схватился за стол и перестал качаться. - Вам просто нравилась моя жена, да?
- Нет, я был её любовником, - Хэмилтон с ненавистью бросил эти слова в потемневшее лицо Тэйтона. - Я наставлял вам рога и ничуть не жалею об этом.
На лице Тэйтона пропали губы. Потом стало исчезать лицо, казалось, разваливаясь на части, как треснувшая амфора. Колени его медленно подогнулись.
Аманатидис растерялся. Муж убитой жены, жаждавший жениться на другой, реагировал на известие, что был рогоносцем, так, словно искренне верил в любовь супруги к нему. Это была пьеска из театра абсурда. Но тут мысли полицейского были прерваны. Хейфец, на ходу доставая что-то из висящей на плече аптечки, резко метнулся к Тэйтону, оттолкнув Аманатидиса и Хэмилтона. Быстрый укол в плечо - и Тэйтон стал приходить в себя.
Но первые же слова, вырвавшиеся из горла пришедшего в себя Арчибальда Тэйтона, были словами яростного проклятия.
- Мудак! Придурок! Слепой баран! Пень с глазами! Лопух! Бездельник! Недоумок! Остолоп! Дятел! Лох! Бестолочь! Кретин!!! - весь этот поток брани, в котором, к тому же встречались порой и вещи совсем уж не для женских ушей, выливался, к изумлению Аманатидиса, вовсе не на голову Стивена Хэмилтона, а на Дэвида Хейфеца, торопливо упаковывавшего в аптечку какую-то ампулу и ищущего там что-то ещё.
Медик, всё ещё под градом площадной ругани, присел к столу, деловито наполнил аптечную пластиковую стопку чем-то жёлтым, и воздухе остро запахло кошачьей травой. Хейфец залихватски опрокинул в себя стопку, скривился, потом, пробормотав: "Господи! Помоги мне встать на ноги - упасть я могу и сам", поднялся и подошёл к Хэмилтону, походя вежливо попросив Тэйтона заткнуться, что тот почему-то моментально и сделал, обессиленно плюхнувшись в кресло, предательски под ним заскрипевшее.
Хейфец впился глазами в Хэмилтона.
- Воистину, есть три способа говорить с дураком. Жаль, что ни один не работает, - дыша валерианой, прошипел он. - Юноша, я ли не говорил вам, что список того, что в жизни можно попробовать, гораздо короче того, что пробовать не следует? - Лицо медика исказилось в злобное рыльце средневековой горгульи, - я ли не говорил вам, чтобы вы не лезли в чужую семью? Я ли не твердил вам, чтобы вы не смели подниматься на третий этаж и не пытались встретиться с миссис Тэйтон? Я ли не уверял вас, что тот, кто пытается наставить рога другому, рискует неоправданно и страшно? - Хейфец взвизгнул, но заставил себя успокоиться. Помолчав минуту, он вздохнул и вяло договорил, вложив в голос толику надежды. - Но, может, я всё же не прав? Может, вы всё же просто солгали? Нет? Вы действительно стали её любовником?
Хэмилтону претил этот дурацкий спектакль, и он просто высокомерно кивнул, ничего не ответив медику.
Тэйтон что-то прорычал, и это явно была новая порция ругани, адресованная Хейфецу.
Тот, игнорируя поношения, склонился к Хэмилтону.
- Ну, пусть так. Но, надеюсь, вы были умны и осторожны? Вы действительно переспали с Галатеей, и… простите, тут дамы… без всякой защиты?
Хэмилтон растерялся. Нелепое представление Тэйтона и Хейфеца сбило его с толку. Медик с досадой продолжал:
- Ой, вэй, чует сердце. Чует беду. И когда успел, а? Парадокс, но самыми изобретательными в любви оказываются именно те, у кого меньше всего ума. Почему так?
Аманатидис осторожно приблизился и склонился к доктору.
- Правильно ли я догадался?
Хейфец обернулся к полицейскому.
- Конечно, у вас понимание на физиономии написано, - грубо кивнул медик и нервно утёр манжетой рубашки потный лоб. - Но каков дурак-то, боже мой…
- Это, конечно, делает надежду синьорины Карвахаль более здравой и осмысленной, - распрямился Аманатидис. - Итак, хрупкое здоровье миссис Тэйтон… Как я понял, страдала она вовсе не от простуд и ангин?
Хейфец какой-то странной, шарнирной походкой поплёлся по гостиной и с размаху плюхнулся на диван. Несмотря на явное раздражение и нескрываемый гнев, вид у него был расстроенный и совсем больной.
- Возможности медицины безграничны, господин Аманатидис. Ограничены только возможности пациентов, - пробормотал он наконец. - Долг врача - продлевать пациенту жизнь, но я продлевал умирание. Миссис Тэйтон была ВИЧ-инфицирована. По моим прикидкам, уже семь лет.
Глава девятнадцатая
Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего.
И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек.
1 Ин. 2
Аманатидис снова с силой сжал челюсти. Что же, кое-что прояснилось. Теперь ему стал понятен намёк Карвахаля. Тот пытался заставить его думать в правильном направлении. Почему удивилась, увидев труп, Долорес Карвахаль? Да потому, что знала, что дни миссис Тэйтон и без того сочтены, и Арчибальду нет никакого смысла убивать её. Проще было подождать. Почему Карвахаль оставил сестру в покое и даже позволил ей встретиться здесь с влюблённым в неё Тэйтоном? Потому что знал, что рано или поздно Тэйтон овдовеет. Почему заорал, встретив на лестнице Галатею Тэйтон, Франческо Бельграно? Не потому ли, что знал о болезни Галатеи? Не потому ли до дрожи перепугался Рене Лану?
Однако так ли? Ситуация порождала новые вопросы, тем более что, услышав Хейфеца, Бельграно побледнел, почесал шевелюру и отрешённо пробормотал:
- Вот тебе и на… Так она… Вот ужас-то. Я еще и смотрю, глаза-то у неё как у дьявола, вроде улыбается, а смотрит так, словно удушить хочет, - он смотрел на край стола, тараща глаза, но явно ничего не видя. - И ведь точно накануне смерти, как чёрную метку, эпитафию ей вырыли. Вот странно-то…
- Чего именно странно? - уточнил полицейский.
- Я только… - итальянец растерялся, бросил жалкий взгляд на Арчибальда Тейтона и умолк.
- Что странного вы тут увидели? - не отставал следователь.
Бельграно всё ещё мялся, не решаясь сказать. Ему помог Рене Лану.
- Франческо говорит об эпитафии, я же вам рассказал, что расшифровал надпись…
Тэйтон поднял голову, нахмурился и растерянно пробормотал.
- Расшифровал? А мне Лори сказал, что ни ты, ни Спирос не могут прочесть.
- Вам не могли прочесть, - вежливо поправил его Франческо Бельграно, - а так, разумеется, прочитали. "Из ничего жизнь снова возвращается в ничто, и злой жребий вдруг уничтожает в июне цветущую жизнь и от неё, лежащей здесь, остаётся лишь одно пустое имя - Галатея". Лану, как прочёл это, так сразу, натурально, решил дураком прикинуться.
- Как-как? - Арчибальд Тэйтон резко поднялся. - Прочтите ещё раз! - потребовал он.
Бельграно повторил, демонстрируя отменную память.
- Ты теперь можешь не тратиться на эпитафию, Арчи, - буркнул Хейфец.
- А ты заткнись, слепой крот, у тебя под носом, - снова взвился Тэйтон, - под самым носом… Куда ты смотрел?
- Да причём тут я? - злобно возмутился в ответ Хейфец. - Чего ты от меня хочешь? Не мог же я посадить её на цепь и привязать к кровати, как собаку к будке! А это был единственный способ остановить её.
Аманатидис напрягся.
- Так о её болезни знали все, не так ли? - спросил он у Хейфеца. Он понимал, что близок к тому, чтобы нащупать убийцу, близок, как никогда. Значит, с миссис Тэйтон свели счёты, и это мог сделать тот, кто узнал о её болезни и кого она могла заразить. Но Хэмилтон не знал о диагнозе миссис Тэйтон, значит, был еще один любовник. Итак…
Но Хейфец не подтвердил его версию.