Владимир Викторович, шагая рядом со мной, продолжал рассказывать: восьмой класс в интернате - выпускной, семиклассники держат весной экзамены, а потом отправятся в дальний туристский поход. Ни те, Ни другие в полотняный городок не поедут и поэтому совершенно им не интересуются. Четвероклассники еще малы. Взрослые заняты своими делами. Вот почему всю подготовку и все строительство городка взвалили на свои не очень "могучие" плечиребята пятого и шестого классов - пионеры двенадцати-тринадцати лет.
"Поразительно интересно!" - сосредоточенно думал я про себя, ускоряя шаги.
Может быть, действительно поехать с ними в их городок? Ближе к ребятам, ближе к жизни. Начну собирать материалы для будущей повести. Довольно бездельничать за письменным столом! Довольно грызть карандаши!
НАЧИНАЮ ЗНАКОМИТЬСЯ
Мы очутились перед высоким, ослепительно белым пятиэтажным зданием, стоявшим в глубине двора.
У крыльца бегали и копошились ребятишки. Мальчики были одеты в коричневые вельветовые куртки, а девочки - в разноцветные пестрые фланелевые платьица. Кто-то закричал:
- Пришел! Пришел!
И тотчас же из интерната выскочило несколько так же одетых мальчиков и девочек, только постарше.
Шумная толпа окружила нас.
- Владимир Викторович, а я! Владимир Викторович, а мне! А когда к нам? - повторяло множество голосов.
Девочки прицепились к обоим рукавам пальто пионервожатого, мальчики, толкая один другого, встали перед ним, что-то увлеченно доказывая, размахивая кулаками…
- Ти-и-и-ше! - старался перекричать всех Владимир Викторович, приставив ладони ко рту. - Валя Гаврилова-а-а, иди сюда-а-а!
Чересчур длинная, с громадной копной волос, курносая девочка решительно растолкала всех, пробралась вперед и, глядя на Владимира Викторовича своими немного раскосыми, широко расставленными, восторженными глазами, воскликнула:
- Вот и я! - Она была, видимо, сверх меры довольна, что именно ее изо всей толпы выбрал и позвал любимый пионервожатый.
- А где остальные члены совета дружины? - спросил Владимир Викторович.
Валя ответила:
- Валерка с Володькой дом ломают, а остальные куда-то подевались.
- Найди их всех и созывай совет дружины, - сказал Владимир Викторович и обратился ко мне: - Пойдемте, я вас представлю Евгению Ивановичу.
Мы сняли пальто и по широкой лестнице поднялись на второй этаж. На площадке нас встретил директор.
Он повернул в сторону Владимира Викторовича свое бледное, гладко выбритое усталое лицо и укоризненно взглянул на него. Так смотрят директора на учителей, когда ими недовольны, но не могут выразить свое недовольство, потому что вокруг вертятся школьники.
- Евгений Иванович, вот детский писатель, он же - детский врач, - представил меня Владимир Викторович.
Евгений Иванович подчеркнуто вежливо пожал мне руку и холодно сказал:
- Очень приятно! Пройдемте в мой кабинет. Вы меня извините, я сейчас вынужден кое-что срочно выяснить.
Гул голосов разом стих. Ребята ведь все подмечают, и притом куда более чутко, чем взрослые. Они отлично поняли - их любимому пионервожатому сейчас наверняка за что-то влетит. Встревоженные и растерянные, они проводили нас до самой двери с надписью "Директор".
- Садитесь, пожалуйста.
Евгений Иванович коротким жестом показал на стулья, выстроившиеся вдоль стен, сам сел в кресло за письменный стол и повернулся к Владимиру Викторовичу.
- Где мальчики пятого класса? - сухо спросил он.
- Они там. Они скоро придут, - Владимир Викторович неопределенно указал в окно.
- Вы чересчур доверяете двенадцатилетним. Разве можно их пускать одних? А если с ними что случится на улице? Должен вас предупредить, я не очень доволен вами, - строго сказал директор.
- Я всегда вместе с ними хожу, но сегодня меня позвали, - словно школьник, оправдывался Владимир Викторович, указывая на меня.
- Я прошу, чтобы это было в последний раз, - тихо, но твердо произнес Евгений Иванович и добавил совсем другим тоном: - Я звонил еще в два учреждения, и опять безрезультатно. - Он вздохнул и впервые обратился ко мне. - Никак не можем достать необходимого количества палаток.
- Палатки, палатки, - вспоминал я. - Где это я про них читал? А! Объявление в Доме литераторов: "Желающие получить во временное пользование палатки для туристских походов должны заблаговременно подать заявку…"
Несколько дней тому назад я мельком прочел эти слова и равнодушно прошел мимо; но теперь мое отношение к палаткам круто изменилось. Я рассказал Владимиру Викторовичу об этом объявлении.
Он выслушал меня, по-детски радостно закивал головой и выпалил одним духом:
- Просите трехместные - двадцать семь штук, и четыре большие, шатровые.
Я позвонил. Какой-то администратор поперхнулся в трубку, когда я назвал ему цифру.
- Что вы, батенька, из космоса спрыгнули, что ли? Каждому писателю полагается по одной палатке. И подавайте заявку скорее, а то разберут.
- Попробую связаться еще с одним учреждением, - сказал Евгений Иванович и завертел телефонный диск.
Он позвонил раз, потом вторично, в третий раз… Никто ему не отказывал. Один советовал обратиться туда-то, другой говорил: такого-то нет на месте, вот если он разрешит, тогда пожалуйста.
Словом, чувствовалось, что нужно звонить еще много раз, писать заявления, ездить, ждать в приемных…
Владимир Викторович упавшим голосом сказал, что, видно, придется ему бросить заочный институт, а все свободное время бегать и искать палатки.
Я понял - надо его выручать, и предложил свои услуги.
- Я буду хлопотать насчет палаток.
- Вы? - Владимир Викторович даже вскочил со своего стула. Он, видимо, не находил слов, как благодарить меня… - Значит, вы решили ехать с нами? - задыхающимся шепотом спросил он.
- Поеду, - тихо ответил я.
- Буду вам чрезвычайно признателен, - сдержанно кивнул головой Евгений Иванович.
В дверь тихонько постучали. Вошла курносая Валя Гаврилова.
- Совет дружины собрался, - робко улыбаясь, сказала она и опять восторженно взглянула на своего пионервожатого.
- Да, да, сейчас, - ответил тот.
Я сердечно пожал руку Евгению Ивановичу и вышел вслед за Владимиром Викторовичем.
Когда мы оба появились в пионерской комнате, мальчики и девочки, сидевшие вокруг стола, тотчас же встали. Все были в школьной форме, с красными галстуками. Я заметил тоненького серьезного Валеру с мокрым, видимо, только что прилизанным белесым хохолком. Рядом стояла, глядя исподлобья, Валя Гаврилова. Остальных я увидел впервые.
Владимир Викторович и я сели. Тут же с шумом расселись ребята.
В конце стола на председательском месте сидела черноглазая, очень подвижная девочка с толстой черной косой, перевязанной белым капроновым бантом. На правом рукаве ее коричневого платья я заметил три красные нашивки. На рукавах остальных ребят было по две или по одной нашивке.
Значит, эта девочка была председателем совета дружины, иначе говоря - "самой главной" пионеркой в интернате.
Справа от нее небрежно развалился на стуле старательно причесанный мальчик. Правильные и нежные черты его несколько удлиненного лица были женственно красивы; изогнутые брови надменно приподнимались, острый подбородок выдавался вперед.
Слева от девочки сидел толстый и румяный мальчик. Его взъерошенные волосы торчали ежиком, крошечные глазки быстро бегали. Он беспрерывно вертелся на стуле и вертел головой.
Глядя на обоих мальчиков, я подумал: не похожи ли они на Дон-Кихота и на его друга Санчо Пансу? Скорее всего, один из них и был тот "гениальный математик", "главный путешественник", о котором рассказывал Владимир Викторович.
Девочка с тремя красными нашивками встала и звонким, строгим голосом сказала:
- Объявляю совет дружины открытым! Первый вопрос - о палатках.
Тотчас же вскочил толстый "Санчо Панса", сделал круглые глаза, надул щеки-пончики.
- Можно мне, можно мне первому? - нетерпеливо попросил он.
- Слово предоставляется Саше Вараввинскому, - важно сказала девочка с тремя нашивками.
- Я - о шалашах. Шалаши не годятся, - бойко заговорил Саша, - я все подсчитал: на каждый пойдет сорок четыре жерди. Значит, на двадцать семь шалашей будет погублено тысяча сто восемьдесят восемь молодых деревьев, а так как мы объявили себя друзьями леса… Выходит, нужно доставать палатки.
Я понял, что именно он, Саша, и есть тот гениальный мальчик-математик.
Все замолчали и вопросительно посмотрели на Владимира Викторовича.
- Товарищи, во-первых, разрешите вам представить детского писателя… - Владимир Викторович назвал меня. - Если вы читали его повесть, вы должны знать, что он по специальности детский врач. Я пригласил его в наш городок на должность… - Владимир Викторович на секунду замялся, подбирая слова, - на должность, начальника нашего медпункта.
Все взглянули на меня довольно-таки безучастно, просто из вежливости. Очевидно, я ни капельки их не интересовал.
- А во-вторых, - продолжал Владимир Викторович, - доктор предлагает достать, знаете что? Двадцать семь настоящих палаток. - Он многозначительно поднял указательный палец, хитрые морщинки отпечатались на его висках.
И тотчас же словно солнышко осветило комнату. Все радостно обернулись в мою сторону с приветливыми улыбками, с просиявшими лицами. А у меня похолодели ноги: никогда я не обещал достать столько палаток!
- Владимир Викторович, Владимир Викторович, я подсчитал, - гениальный Саша заерзал на стуле, - двадцать семь палаток нам будет мало.
Да, нужны еще две палатки для гостей, одна - для собранных экспонатов будущего музея, одна для игрушек и библиотеки, еще для чего-то…
Не думая о последствиях, я сказал, что для мне пункта потребуется, не менее четырех палаток, при том больших, шатровых, - лазарет для мальчиков, лазарет для девочек, амбулатория, баня…
После недолгих споров совет дружины постановил:
"Поручается детскому писателю такому-то раздобыть тридцать семь палаток".
- Расшибусь, а достану, - сказал я самому себе, вспоминая, как давал обещание Валера.
"Самая главная девочка" вскочила, тряхнув косой.
- Переходим к обсуждению законов будущего городка, - объявила она, явно волнуясь.
Ее смуглые щеки покрылись нервным румянцем, быстро моргали длинные ресницы, верхняя губа подергивалась.
- Мы решили добавить еще один закон! - воскликнула она. - Только не будем говорить о нем Евгению Ивановичу, а то он непременно запретит. Владимир Викторович, знаете, что мы тут надумали? Если все пионеры нашего интерната будут очень дружить между собой, если все они очень, очень захотят" чтобы наш городок был ужасно хороший, чтобы он удался, и всем нам было бы ужасно весело, надо, чтобы… - превозмогая волнение, она вдохнула в себя воздух и докончила фразу: - Одним словом, пусть в нашем городке будет всем все можно. Это наш самый важный закон. Мы его назовем - закон номер первый. - Она быстро отодвинула стул и подбежала к своему пионервожатому. Блеснули ее выразительные глаза, очень подвижные, черные, словно два жучка. - Всем все можно - ну, вы подумайте, какой это будет хороший закон! - и она с азартом оглянула всех.
Я ничего не понял.
- Позволь, позволь, это ты сама придумала? - недоумевал Владимир Викторович.
А девочка покраснела еще гуще и взволнованно продолжала:
- Это не я придумала, а все члены совета дружины. "Всем все можно" - значит, никто в нашем городке ничего не будет запрещать. Вот моя бабушка. Когда в субботу я прихожу домой, я знаю - бабушке очень хочется, чтобы я с ней два часа посидела и ей рассказала, какие у меня за неделю отметки, что в интернате случилось. И я сажусь возле ее кресла на маленькой скамеечке. А потом бабушка мне скажет: "Ну, иди куда хочешь". А если бы бабушка мне запрещала: "Не ходи в кино", "Не ходи гулять", я бы непременно от нее удирала. Когда не запрещают, ну, честное слово, совсем не хочется этого делать.
- Дай я доскажу, - нетерпеливо передернув бровями, перебил "Дон-Кихот" (я потом узнал, что его зовут Эдик Шестаков). - При чем тут бабушка? - Он презрительно поморщился, вышел из-за стола и встал сбоку. - В нашем городке все будет можно. Это мы вот как понимаем: вы, Владимир Викторович, только вдалеке ходите да поглядывайте и нам ничего не запрещайте. А если кто из ребят вздумает хулиганить, вы на него пожалуйтесь в штаб, и мы его там… - Он красноречиво потряс кулаком.
- Не будем так делать. Только я или ты подойдем к такому нарушителю и потихоньку скажем: "Нехорошо", - возразила "главная девочка". - А во второй раз на штаб вызовем, а в третий раз - на линейку.
Вскочил толстый Саша. Волосы у него еще больше взъерошились.
- Нет, не так. "Все можно" - это вроде автобуса без кондуктора. Я расспросил пятнадцать мальчиков шестого класса, а Шейкин, - он кивнул в сторону Валеры, - по моему поручению расспросил четырнадцать мальчиков пятого класса. И что же выяснилось: когда в автобусах были кондукторы, двенадцать ребят за спины других пассажиров прятались, в окна глядели, старались зайцами проехать. А теперь, когда хочешь, опусти монетку, хочешь - на мороженое прибереги, - только один Витька Панкин билеты в автобусе не берет. А. почему одиннадцать такими сознательными стали? Совестно обманывать, когда тебе доверяют, - закончил Саша свой монолог.
Владимир Викторович взял слово:
- Да, когда-нибудь настанет время, и у всех ребят мира будут такие палаточные городки, где всем все будет можно… Но неужели вы сейчас будете сознательными и не станете нарушать порядка? А мы сумеем ли построить городок с такими законами, где вас не будут держать на веревочке и бранить? Вон, семиклассники даже курят в уборной. В шестом классе пять пионеров двоечников, а Витя Панкин, вместо того чтобы гвозди дергать, побежал бабочек ловить.
- Витька просто дурак - и все, - заметил Валера Шейкин.
- Пусть в нашем городке будут порядки, как в автобусе без кондуктора, - мечтательно протянула "главная девочка".
В конце концов Владимир Викторович сказал, что он обо всем подумает, обещал ни о чем не говорить ни Евгению Ивановичу, ни воспитателям, но выговорил два маленьких примечания.
Примечание первое: если в городке разразится из ряда вон выходящий скандал, он прикажет горнисту дать четырехкратный сигнал боевой тревоги, объявит ЧП, то есть чрезвычайное положение, и сам будет командовать, сам бранить и наказывать.
Примечание второе: во время купанья закон "все можно" не действует. На реке командует он сам - начальник городка.
Члены совета дружины единогласно подняли руки за оба "примечания" Владимира Викторовича.
На совете дружины рассматривался еще вопрос: как назвать городок?
Пока еще никто не сумел придумать такое название, которое было бы и романтичным и боевым. Название городка - очень важный момент. Решили объявить по всему интернату конкурс на лучшее название.
…Прозвенел звонок. Четыре часа. Ребятам пора было садиться за подготовку уроков. Заседание оборвалось. Мы тотчас же встали и вышли из пионерской комнаты. Владимир Викторович пошел меня провожать.
Мне что-то не очень понравилось это самое "все можно", слишком многое хотят доверить ребятам, распустятся они до последней степени.
Спускаясь вниз по лестнице с Владимиром Викторовичем, я спросил его:
- Неужели ваши дети такие примерные?
- Да что вы, они самые отъявленные сорванцы! - засмеялся он. - Но посмотрим, что из этих законов получится. Впрочем, я ничего не боюсь, буду держать в запасе свои два примечания.
- А какие такие законы были выработаны вами раньше? - спросил я его.
- О! - воскликнул он. - У нас целых четыре мудрых закона, на которых будет держаться вся жизнь в городке… Ну, да долго рассказывать, потом сами узнаете.
На этом мы расстались.
ИНТЕРНАТ ОХВАЧЕН БУРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ
Раньше я просыпался в десять или в одиннадцать. Теперь мне приходилось ежедневно вскакивать в семь. Наскоро проглотив чай, я выбегал из дому.
Жена было испугалась столь разительной перемены в моей жизни, но я ей объяснил, что собираю материалы для будущей приключенческой повести, и она успокоилась.
Вот как проходил мой рабочий день.
Утром, когда все ребята уже сидели за партами, я появлялся в интернате. Евгений Иванович вежливо здоровался со мной и тут же начинал куда-то звонить. Потом Надя, интернатская секретарша, печатала красноречивую бумажку, нарочно оставляя широкие поля со всех сторон для резолюций, потом я ездил по всей Москве. После длительных переговоров, после беготни по, учреждениям, конторам, базам, складам моя бумажка постепенно украшалась разноцветными надписями. С каждой следующей резолюцией росла надежда: "прошу помочь", "на ваше усмотрение", "не возражаю" и, наконец, последняя, самая прекрасная и самая короткая - "выдать!".
Я звонил в интернат: "Пришлите четырех мальчиков туда-то!" Это означало - нам дают во временное пользование четыре палатки.
А однажды мне посчастливилось, и я вызвал сразу шесть мальчиков.