Тима догадался, что яма предназначена для осмотра и ремонта локомотивов. Он смело подошел к ней и спросил у веселого паренька, где найти паровоз, который возит минский поезд.
- "Сотый"? - железнодорожник обратился к товарищу. - Тарасыч, кто у нас "сотый" до Казани водит? Семериков? Шагай, пионер, вон туда. Видишь, красивый тепловоз стоит?
У тепловоза Тима остановился: не шли ноги мимо такого красавца. Обтекаемой формы, блестевший лаковой краской, он выделялся на фоне грузных великанов-паровозов. "Тепловоз. Как он ходит? - размышлял Тима, осматривая машину. - Ни трубы нет, ни котла!" Он, признаться, ничего не знал о тепловозе.
На "сотом" никого не было. Поджидая машиниста, с которым надо было договориться о поездке до Минска, Тима достал записную книжку и стал готовиться к серьезному разговору. Надо же рассказать машинисту, зачем Тиме срочно понадобилось в Минск. О Лапине рассказать надо, надпись, что на камне-игле сделана, тоже прочитать придется.
И вдруг Тима беспокойно заерзал на месте. Он начал с лихорадочной быстротой перелистывать страницы. Строчки черными полосками мелькали перед глазами. Ага! Вот она, запись: "Пионер Григорий Лапин - Гришук. Село возле Минска. Учится". А тут? Эх, как же так! Как же он не вспомнил об этом раньше! Тысяча девятьсот восемнадцатый год. Ошибка! Ошибка ведь. Что теперь? Ведь в восемнадцатом году пионеров еще не было. Пионерская организация была оформлена в октябре 1922 года, на Пятом съезде комсомола.
Вечером Тима был на пути к дому. Из головы не выходила мысль о депеше, которая, быть может, уже заставила ребят выехать в Белоруссию. Ночь он не спал. Утром, побледневший от бессонницы и хмурый от сознания большой неудачи, Тима присел на откидной стул у окна в узеньком коридорчике вагона.
Поезд остановился. Пассажиры с чайниками всех расцветок и размеров мчались к желтой будке с вывеской "Кипяток". Они толпились и у ларьков с булками, пирожками и прочей едой, и у лотков с мороженым, и просто гуляли вдоль состава, поглядывая на часы, что висели над входом в вокзал.
"Вот уже и Горная, - с горечью думал Тима. - Через пять остановок - Новострой". Репродуктор, висевший на столбе напротив Тиминого вагона, неожиданно кашлянул и хрипловатым басом сообщил, что поезд номер двадцать, следующий от станции Новострой до станции Урминск, принимается на второй путь. Известив о своем прибытии долгим гудком, подошел поезд. Стало еще многолюднее. На перроне у ларька внимание Тимы привлек пассажир в синих спортивных брюках и майке-сеточке. Сделав несколько покупок, он безуспешно старался захватить их с прилавка сразу все одно рукой. Это развеселило Тиму. Он даже начал загадывать: "Заберет пассажир все сразу, не кладя на прилавок пакеты из левой руки, или нет. Булка выпадет!" И действительно булка шлепнулась на прилавок. "Теперь должны рассыпаться пирожки; они…"
Тима вдруг вскочил, высунулся из окошка и замахал руками так отчаянно, будто схватился ими за раскаленную плиту и теперь охлаждает.
- Семен! Семен! Семе-о-он!..
Тима вылетел в тамбур, скользнул по никелированным поручням и побежал к ларьку.
- Тима! - покупки дождем посыпались из рук Семена.
Семен обнял звеньевого и закружился по перрону.
- Тимка! Тимоша! Тимоха! Ух ты-ы! Я же тебя искать еду.
- Братишки встретились, - кивнула продавщица.
У Тимы глаза сияли от счастья. Он раскраснелся. Воротник куртки расстегнулся. Тима так и сыпал вопросами:
- Как ребята? Лагерь? Фабрика действует? Юлька что делает?
Семен не успел ответить: главный кондуктор, старичок с прокуренными усами и крупным мясистым носом, вытащил из нагрудного кармана свисток на тонкой серебряной цепочке, и звонкая трель раскатилась по перрону. Отправление!
- Забирай покупки и едем домой. Ты в котором вагоне? В четвертом? Шагаем в четвертый! - скомандовал Семен.
Семен осуждал безрассудный поступок голубятников. По твердому взгляду и нахмуренным бровям было видно, что начальник лагеря сердится. Перед Новостроем Семен замолчал и насупился. Молчал он на станции, когда в потоке пассажиров шагали они к троллейбусной остановке, молчал и в троллейбусе, покачиваясь на мягком сиденье, а подъезжая к городу, еще суровее сдвинул густые черные брови. С трепетом вошел Тима во двор. Там было пусто. Торопливо подбежал к дверям фабрики и, отворив двери, предстал перед ребятами. Лицо его, до этого встревоженное, прояснилось, как у именинника, получившего хороший подарок. За Тимой, заслоняя широкими плечами проход, улыбался радостно и взволнованно начальник лагеря.
- Тимка! Семен! Ур-а-а! Нашелся.
Коля Хлебников бросился навстречу. Вася крикнул: "Смирно!", но в гаме команда затерялась…
Тима отыскивал глазами скуластую физиономию друга, но его в штабе не было.
- А Юлька где? Он дома?
- Только что здесь был, - ответил Вася и огляделся. - Сейчас только рядом со мной стоял. Опять исчез. Опять элемент внезапности! Юлька! Люся, посмотри, где он скрывается.
Ребята засыпали Тиму вопросами. Звеньевой едва поспевал отвечать на них. В штаб возвратилась Люся. Юлю она не нашла ни дома, ни в голубятне.
- Убежал куда-то, - заявила она уверенно.
И тут перед ребятами неожиданно появилась нескладная фигура. Веснушчатая физиономия сияла:
- Что, нашли? Эх-х, вы… Тимка, а Мраморный-то погиб. Записку твою на Крутой нашли, у Иглы… А я ждал, ждал… Передумал разное… Волновался сильно… Ведь могло все случиться. Ну, рассказывай про Лапина. Как он?
- Я, ребята, ошибся. Это не тот Лапин.
- Как не тот? - испуганно спросил Коля Хлебников.
Тима рассказал ребятам печальную историю с ошибкой.
- Ты не огорчайся, - грустным голосом успокоил его Вася. - Мы без тебя три письма получили. Тоже нет.
- Пионер Лапин? Награжден орденом Ленина!
- Все равно не найдем, я же говорил, - сказал Коля.
- Найдем! Пионер Лапин, как мы. Храбрый, как тот, наш, что на скале писал!
- Этот тоже наш, - поправила Люся.
- Опять ты против. Я говорю, который воевал у нас против колчаковцев. А этот пионер в Белоруссии - с фашистами.
Вбежал Ванюшка.
- Ребята, Сеня с Павликовым папой разговаривает, - сообщил он.
Володя достал с полки чертеж ракеты и развернул его перед Тимой.
- Как члена конструкторского бюро, - начал он торжественно, - я тебя, Тима, извещаю, что это, это и это, - он показал пальцем, - делаешь ты. Новая конструкция! Полетит обязательно!
- Хвостатая?
- Крылатая! Папа теперь помогает, уже лекция была.
- Все это очень хорошо, - протянул Коля, - только вот с Лапиным…
- А Павлик? - спросила Люся. - Он ведь в Малахите! А Малахит - второй город по списку из музея.
- Да, Павка! Ведь Павка еще!
А в это время Павлик подъезжал к Новострою. Только, подъезжал он не с запада, как Семен с Тимой, а с востока. Поезд покатился по предместьям города. Павка стоял в тамбуре и смотрел на белые корпуса гидростанции, на плотину, загородившую бетонной грудью путь бурному Варгану, на Крутую. Часто колотилось сердце. Вот ведь всегда волнуешься, когда приближаешься к родному городу. И знаешь, что не встретят тебя на вокзале без телеграммы, которую забыл отправить, а волнуешься все равно.
Поезд подошел к перрону. Остановился. Шумной толпой хлынули к вагонам встречающие. В многоголосом гуле захлебнулся чей-то радостный крик. Поцелуи, взволнованные взгляды, рукопожатия. А Павка стоял одиноко в тамбуре, и хотелось ему, ой как хотелось, чтобы и его кто-нибудь встречал.
Родные места!..
Хорошая остановка "Рабочий городок". Скамеечки у газона с цветами. Если ждешь трамвай - садись, отдохни. Приехал - иди в любую сторону вдоль газона, вдыхай аромат резеды, левкоев, душистого табака. Эти цветы посадили ребята из звена Лени Дерябина, пионеры лагеря, во дворе рабочего поселка.
Павлик шагал по асфальту к воротам и смотрел на цветы, скамеечки, на прохожих. Подобрал с тротуара бумажку, бросил в урну и вошел в родной двор. Заметил на площадке ребят: Васю, Тиму, Юлю, Люсю, Володю, Нюшу… и подбежал к ним, легко переставляя чуть косолапые ноги.
- Павка! - крикнул Юля. - Павка! Эх ты, толстяк!
Ребята толпой устремились к Павлику. Окружили его и всего затискали в радостных объятиях. А возле мачты стоял радостный Семен.
И хорошая счастливая улыбка расплывалась все шире и шире по его загорелому довольному лицу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ПЕРЕД ЛИЦОМ ДРУЖИНЫ
На другой день о возвращении путешественников говорил весь лагерь. Тима и Павлик были героями дня. Даже Коля Хлебников открыто восхвалял бесстрашие и решительность двух бывших заготовителей. Кто-то присочинил к Тиминому рассказу о пионере-партизане Лапине яркие эпизоды из боевой жизни и снабдил их такими правдивыми деталями, что Тима пришел в восторг. Из уст в уста передавалась еще одна версия. Ее от звеньевого скрывали. Кажется, Ванюшка, который теперь ни на минуту не отставал от Тимы, шепнул кому-то, что Тима нашел настоящего Лапина, недавно встречался с ним, разговаривал и жал герою руку, но все это скрывает. Тима, узнав об этом от Юли, слухов не подтвердил, но и не опроверг. Что ни говорите, а приятно быть в центре общего внимания. Тебя все расспрашивают, упрашивают поделиться дорожными впечатлениями, ходят за тобой по пятам, хвалят, ахают и охают… Правда, вот только Люся Волкова… Да что в конце концов, пусть думает что угодно!
Звеньевого наперебой приглашали то спортсмены, то кружковцы "Умелые руки", то еще кто-нибудь. Коля Хлебников даже специально гонца прислал, чтобы пригласить Тиму для беседы с садоводами. Тима долго отказывался, но в конце концов согласился.
Садоводы сидели в своей "классной комнате", на широкой солнечной полянке среди густых зарослей малины, усыпанной крупными, пахучими, алыми ягодами. Василий Тимофеевич Катаев только что проводил у ребят занятие, разъяснял правила прививки растений глазком. Несмотря на то что времени до начала основных работ по окулировке было много (июль только вступил в свои права, а прививка обычно делается в период второго сокодвижения, то есть в конце июля или начале августа), Василий Тимофеевич уже готовил к ней садоводов и показал, как следует определять зрелость побега. Он согнул между пальцами черенок яблони, и все уловили легкий треск. Это означало, что черенок вызрел, клетки растения одеревенели и почки хорошо развились. Василий Тимофеевич растолковал, что "спящий глазок" - это почка, из которой на следующий год после прививки разовьется побег.
Тима явился к садоводам в конце беседы, немного подождал, пока Василий Тимофеевич давал указания Коле Хлебникову перед уходом домой, и, как только сталевар скрылся за калиткой, занял его место на перевернутом ведре, заменяющем стул. Важно выпятив грудь, звеньевой откашлялся и начал выкладывать историю поездки от начала до конца. К удивлению Тимы, никто из ребят не огорчился, узнав об его ошибке с Лапиным. Наоборот, сообщение о пионере-партизане было встречено бурными аплодисментами:
- Пионер! Наш товарищ! Такой же, как мы!
- Молодец, Тимка, - похвалил кто-то. - Молодец!
В зарослях малины, рядом с собравшимися ребятами, послышался веселый смех. Тима замолчал и сразу поугрюмел. На поляну выбежала Люся. Заметив Тиму, она вскинула брови, потом презрительно поджала нижнюю губу, отвернулась и, словно Тима не существовал вовсе, обратилась к садоводам:
- Ребята! Мы восемь гербариев подготовили к отправке. Замечательные получились. Идемте покажу! - Тут она решила заметить Тиму и повернулась к нему. Выражение, которое увидел Тима на Люсином лице, не предвещало ничего хорошего. Глаза девочки были прищурены, нос-пуговка воинственно вздернут, а яркий бант на голове трепетал. Ох, этот бант!
- Рассказываешь? - спросила Люся. - О похождениях своих рассказываешь? Ты нам лучше расскажи, как вы с Павкой родителей обманули.
- Но, но, - напыжился Тима, - полегче. Не оскорбляй.
- Сам нас оскорбил! Обманул всех! "На рыба-а-ал-ку…"
- Вот как! Интересно, чем же это я вас оскорбил?
- Не знаешь?
- Не догадываюсь.
- А решение Большого совета не выполнил, не подчинился большинству и уехал! Но это еще не все. Смотри, что получается? - Люся поднесла к Тиминому носу загорелую, смуглую руку и принялась отсчитывать, загибая тонкие пальцы. - Родителей ты обманул. Нас обманул. Свой пост в лагере бросил: нарушил дисциплину! Я, как звеньевая, буду требовать, чтобы вас разобрали на совете. Подумаешь, героизм! Обманули всех и гордятся еще. Пойдемте, ребята, гербарий смотреть…
Девочка демонстративно повернулась к Тиме спиной и направилась к калитке. Несколько человек пошло вслед за ней. Тима молча проводил взглядом стройную фигурку в легком платьице, которое долго голубело среди зелени ветвей.
- Ну вот, - тяжело вздохнул он, - получил благодарность.
- Люся верно говорила, - сказал кто-то.
Тима сидел, опустив голову. Ребята понемногу разбрелись. У каждого сразу нашлось неотложное дело. Тима даже не заметил, что поляна опустела и он остался совсем один. Он думал о том, что Люся, конечно, была права. Это же самое говорил ему начальник лагеря. Хотел Тима сделать лучше, а получилось у него плохо, очень плохо! И Лапина не нашел, и уважение товарищей потерял.
Теперь Тима почувствовал безрассудность своего поступка. Правильно решил Большой совет. Разве объедешь все города, в которых побывал полк "Стальной солдат революции"? Разве обойдешь все местечки, где был Григорий Лапин? А письма? Письма доберутся куда угодно.
Правду говорят, что одна ложь тянет за собой другую. Тима сейчас это испытывал на себе.
Не успел порога перешагнуть, а отец уже уловом интересуется. Что ответишь? Пришлось сказать, что из рыбы варили уху. Мама расспрашивает о дедушке. Лгать? Говорить про здоровье дедушки, про его работу. Мама будет слушать, радоваться… Нет!
И Тима решил, что, если сразу не оборвать эту нитку, будет еще хуже. Он встал и пошел разыскивать Павку.
У баскетбольной площадки Тима столкнулся с Васей.
- Куда? - спросил тот, придерживая шаг и стараясь ступать в ногу с Тимой. - От садоводов?
- Про Урминск и Лапина им рассказывал.
- А-а-а… Делился впечатлениями? - улыбнулся председатель лагерного совета.
- Вася! - Тима остановился и открыто взглянул на товарища. - Скажи, Вася, почему ты улыбаешься, почему Семен тоже улыбается и ничего не говорит нам с Павкой?
- А что вам говорить?
- Ну, отругать нас за то, что мы обманули всех и уехали. Ведь надо же? А то улыбаетесь, и все. Вчера я рассказывал ребятам про партизана. Семен подошел, чуть-чуть послушал и улыбнулся. Так же, как ты, он улыбнулся. Мне сразу почему-то неудобно-неудобно стало. Так, Вася, неудобно, будто я виноват перед Семеном.
- Ты, Тимка, перед всеми виноват, - сказал Вася, - сам подумай.
На этом разговор оборвался. Вася направился к штабу, а Тима - искать друга.
Павлик одиноко сидел в голубятне. Вид у него был убитый. Соскабливая ногтем ржавчину с жестянки, лежащей на коленях, Павлик даже не смотрел на плоды своего труда, глаза блуждали по сторонам. Тиму он встретил вздохом и грустным взглядом.
- Ты что? - тревожно спросил Тима. - Заболел?
- Наврал я дома, - глухо ответил Павлик, - про рыбу, про озеро и про все. Зря мы так. Надо было дома правду сказать и с ребятами посоветоваться. Они даже и не вспоминают про то…
- Про что не вспоминают?
- Ну, про Можайского. Про то, как ругались мы.
- Да, Павка, плохо у нас получилось. Правильно ребята решили, что разыскивать Лапина надо через переписку. Я вот в Урминске только побывал, а и то нашел сразу двоих Лапиных. Двоих сам видел, а про пионера Григория Лапина, который живет под Минском, мне партизан рассказал. В других городах наверняка тоже Лапины есть.
- В Малахите есть, - подтвердил Павка. - Один - заслуженный учитель РСФСР Степан Антонович Лапин, и еще знатный машинист электровоза. Мне про них Славка - мой новый дружок - говорил. И еще Иван Ефремович Коршунов - Славкин дедушка - рассказывал про Лапина. Комбригом он был. Когда Малахит от колчаковцев освобождали, этого Лапина из пулемета ранили тяжело… Лапиных много, запутаться можно… Конечно, Вася правильно решил с письмами. А мы все расстроили. Постановил Большой совет - надо выполнять. Ведь мы против не выступали?
- А почему мне ничего не говорили перед отъездом? - вспыхнул Тима. - Я теперь виноват! Один?!
- Мы все виноваты, - сказал Павка. - Никто на тебя и не перекладывает всю вину. Даже при поездке надо было правду сказать, куда мы едем и зачем… Отпустили бы!
- Это правильно.
- Слушай, Тимка, - сказал Павлик после непродолжительного молчания. - Давай сегодня на вечерней линейке выйдем из строя и все расскажем ребятам. Пусть они не считают нас за обманщиков и плохое не думают.
- Давай!
Вечер был замечательный, теплый и тихий.
Высоко в безоблачном небе мелькали стремительные ласточки. Стоят, не шелохнутся кудрявые клены и тополя. Цветы на клумбах разливают нежный аромат.
Лучи заходящего солнца румянят белые стены корпусов, серебрят крыши. Стекла окон отливают закатным багрянцем, и поэтому кажется, что в комнатах горит свет.
Во дворе чувствовалось оживление. Давно пришли с работы родители. Скамеечки в их уголке были заполнены целиком.
Сорок пионеров выстроились у лагерной мачты. Чуть колыхалось алое полотнище флага. К линейке подошел сталевар Катаев. Белая рубашка с расстегнутым вышитым воротом от заката казалась розовой. Разгладив пышные усы, Василий Тимофеевич кивнул ребятам и незаметно обменялся взглядом с Семеном.
Лица ребят были обращены к мачте, где Вася Зимин, вскинув руку над головой, сдавал рапорт начальнику лагеря:
- На вечерней линейке дружина присутствует в полном составе! За этот день фабрика "Пионер" выпустила восемь гербариев. Садоводы утром сходили на экскурсию в плодово-ягодный питомник. Для малышей поставлены две новые песочницы. Кружок "Умелые руки" приступил к изготовлению основных частей хвостатой ракеты…
Василий Тимофеевич подошел поближе к мачте.
- Наша сборная команда волейболистов в игре с городским лагерем номер три потерпела поражение. Наши проиграли. Из поездки в город Урминск возвратился вожатый первого звена Болдырев. Из поездки в город Малахит вернулся пионер Катаев! Рапорт сдан.
- Рапорт принят!
- Дружина, вольно!
Ребята шумно вздохнули. Вася опустил руку и вслед за Семеном пошел по песчаной дорожке вдоль шеренги. Павка прикоснулся к Тиминому локтю. "Пора!" Среди наступившей тишины, такой, что Тима и Павлик слышали биение своих собственных сердец, друзья четким шагом вышли из строя, повернулись на месте кругом и замерли. Семен остановился.
- Ребята! - Тима запнулся. - Ребята, я… Мы нарушили пионерскую дисциплину…
От шеренги отделился еще один пионер. За его спиной послышался сдержанный шепоток: "Вернись, Юлька, Юлька, назад!" Но Юля примкнул к товарищам и твердо сказал:
- Я виноват тоже. Мы вместе.
В это время Павлик увидел отца. Но лицо его было добрым, глаза смотрели ободряюще: "Так-так, правильно действуешь, сынок".
Честный поступок Юли воодушевил друзей. Голос у Тимы сразу окреп и зазвучал убедительнее: