- Швернули! - кричал издали тонкий восторженный голосок. - Швернули они…
- Домочка, ты что?
- Да едут же!
- Кто? Ой, бабушка… Наташка, Катя, за мной!
Проваливаясь в снег, Варя побежала к дороге, вдоль разостлавшихся белыми платками огородов.
Отсюда уже было видно: высоко вскидывая ноги, от моста к Сайгатке бежала Боярыня. За ней из розвальней выглядывали смеющиеся лица. Борис Матвеевич, стоя, размахивал кнутом.
- Наташка, скорей!
- Подожди, у меня ботик расстегнулся…
- Давай застегну-у!
Борис Матвеевич, увидев бегущих девочек, остановил лошадь. Варя подбежала первой, повисла у него на шее. Рядом с Ольгой Васильевной, закутанный по уши в овчину, сидел Вадим. Сбоку, свесив ноги, ухмылялся в лихо заломленной ушанке Мамай.
- Ну, покажись… какая стала?.. - Ольга Васильевна поднялась навстречу Наташе, протянула руки.
Та остановилась, задыхаясь от бега. Тёмные волосы выбились из-под старой вязаной шапочки, бледные щёки зарумянились.
- Бабушка… Вадимка… - только и могла выговорить Наташа.
- Молодцом, в общем… Худовата, правда. Досталось вам там, в Москве?
- Досталось.
- Бедная моя, милая… Вадим, здоровайся! Рад, надеюсь? Вот и увиделись…
- Бабушка, давай с горы кататься? - придумала Варя. - Айда, бабушка! Пожалуйста!
- С горы? Ну что ж, попробую.
Разминая ноги, Ольга Васильевна прошлась у розвальней. Мамай спрыгнул, помог Вадиму выпутаться из овчины.
- А я налегке теперь до клуба. Только вы, смотрите, недолго, - и Борис Матвеевич стегнул Боярыню.
Вечернее солнце косыми полосами разлиновало накатанный склон оврага. Чернели на снегу брошенные сани, ледяная скамейка, корыто.
- Садись, бабушка, не бойся! Это же не ледянка, сани!
- Ох, нет, знаешь - высоко. Боюсь, право, боюсь.
- Да не страшно же ни капельки!
- Глядите - во!
Мамай уже гремел корытом. Влез в него и, стоя, с гиканьем, понёсся с горы. Спиридон с Ганей на ледянке - вдогонку. Варя подтащила сани, нагнулась, придерживая их.
- Вадимку в середину, бабушку сюда. Катька вперёд… Теперь Наташка. Я сзади… Раз-два, взяли.
Она разбежалась, подтолкнула их, вскарабкалась тоже. Сани, наклоняясь, поползли с горы. Быстрей, ещё быстрее… Снежная пыль защекотала лицо.
Ольга Васильевна пригнула голову, зажмурилась…
- Да, бабушка, здорово? Ещё раз, скорее! Вы с Вадимкой сидите, мы в гору свезём! Раз-два…
Наташа, Варя и Катя впряглись и дружно потащили сани кверху.
И вот они собрались все вместе в сайгатском клубе. Не все, конечно…
Далеко в Москве, среди тех, кто не оставлял её в трудные дни войны, встречала Новый год Марья Николаевна. Интернатские в Тайжинке, наверное, тоже сидят сейчас около привезённой из леса ёлки. С ними Валентина Ивановна. Это она уговорила Ольгу Васильевну поехать до следующего утра к своим, в Сайгатку. Нет среди близких и старого, проверенного годами друга - Сергея Никаноровича.
Окна в клубе не занавешены. Жарко горят и потрескивают в железной печурке сосновые чурбаки. Рояль сдвинут к стене, холщовая занавеска отделяет сцену от тёмного пустого зала. Новый год почти все в Сайгатке встречают по домам. А у Бориса Матвеевича дом как раз здесь, в клубе, где столько дней и ночей провёл он за чертежами и картами, отрываясь от работы только для того, чтобы немного поиграть на рояле.
Посредине накрыт стол; розовеет в туесах мороженая брусника, желтеют румяные шаньги, переливается янтарями огромный копчёный сом. В глиняных мисках - горячий творог, пареная душистая свёкла. Колхоз прислал Борису Матвеевичу к празднику жбанчик первосортной медовой браги.
За столом, в единственном кресле, сидит Толя. На нём парадная гимнастёрка, орден горит на груди. У ног блестит клавишами баян. Толя иногда одной рукой поглаживает его и кивает Спиридону: "Сыграешь потом?" Рядом с Толей - нарядная и немного суровая от этого Маша. На председательском месте - Ольга Васильевна и Борис Матвеевич.
У Бориса Матвеевича сегодня двойная радость. Утром в сельсовет пришла на его имя телеграмма из Москвы: "Запасы бокситов сайгатского месторождения утвердить. Месторождение сдать в эксплуатацию".
Это значит - работа геологоразведочной партии не пропала даром!
Не пройдёт, может, и года, как Сайгатка станет неузнаваемой. Из западных районов, с Урала потянутся к ней вагоны с оборудованием, строительными материалами.
Загрохочут в карьерах глухие взрывы, заработают экскаваторы. Это значит - заводы получат новое сырьё. Хорошо!
А сегодня можно отдохнуть.
Борис Матвеевич, улыбнувшись, встаёт и вскидывает волосы. Девчонки - Варя, Наташа, Катя и Ганька - перешёптываются и хихикают за столом. Домка, отмытая до того, что блестят, как напомаженные, толстые её щёки, конечно, тоже здесь. Вадим около Ольги Васильевны. С радостным любопытством сквозь очки посматривает на всех.
На одной скамейке с ним - Мамай. У того, несмотря на заглаженные вихры, такой вид, точно он вот-вот выкинет коленце. Руки Мамая так и чешутся дёрнуть за косицу Ганьку или хлопнуть по концу скамейки, чтобы девчонки с визгом посыпались друг на дружку.
Не хватает только Веры Аркадьевны и Андрея Козлова. Варя со Спирькой то и дело поглядывают на дверь - уже двенадцатый час! Борис Матвеевич (наверное, неспроста) говорит:
- Спокойно, в своё время приедут…
- Спирь, слышишь? - дёргает его Варя за рукав.
- Ага.
У клуба громко заржал Пегий. Варя, задев тарелку с ватрушками, выскочила из-за стола и прыгнула прямо со сцены в зал.
- Варвара, куда?
- Я сейчас!
Схватив со скамейки платок, она перебежала тёмный зал и тут же, в дверях, налетела на входившего с улицы Андрея.
- Ой, Козлик, наконец-то! Ой, шишку набил…
- Чего ж ты, давай снегом потру!
Он засмеялся, потащил её обратно на улицу. А от саней за Верой Аркадьевной шагал к клубу высокий старик в тулупе.
- Где же вы пропадали? Кто это там?
Андрей набрал в горсть снега, приложил Варе ко лбу.
- Слышь, не признала?
- Дедушка… Неужели он?
Да, это был старый лесник и охотник. Он шёл медленно, из-под нависших бровей оглядывая заметённую снегом сайгатскую улицу, освещённые дома, новое здание клуба.
- Дедушка! Вы… к нам? - Варя бежала к нему.
- А-а, вот она… Я самый. Что, не гадала? Молодка вот подговорила, и не чаял. - Он показал на Веру Аркадьевну.
- Бабушка! - Варя бросилась обратно к клубу. - Знаешь, кто к нам сейчас…
- Подожди, молчи! - Вера Аркадьевна нагнала её, зажала со смехом рот.
Старый охотник ступил на крыльцо клуба, неторопливо сбил шапкой снег с высоких сапог.
Вдруг повернулся к Варе. Расстегнув тулуп, достал из-под него маленький, завёрнутый в чистую тряпицу свёрток и, поклонившись, протянул его девочке.
- Внучке гостинец обещанный, - сказал внятно. - Расти большой да умной. Для тебя и делано! Теперь к хозяевам веди, молодка…
Ахнув, Варя приняла свёрток. Положила на край саней. Осторожно развернула тряпицу и вынула совершенно новый маленький складной, с резной рукояткой, блестящий ножик. Сбоку на рукоятке по гладкой костяной поверхности было чётко написано:
"Внучке от Сокола. 1941".
- Ой, Козлик, смотри, мне дедушка чего подарил!
Варя, размахивая ножиком, как дикарь, плясала вокруг саней. Платок свалился ей на плечи, скользнул на снег. Андрей поднял его, набросил на девочку.
- Стой, не вертись… Ух, мировой! Дай раскрою.
Варя вдруг задумалась.
Потом, точно решившись, тряхнула головой и полезла в карман.
- Знаешь, что я хочу тебе сказать? - начала радостно, глядя на своего товарища. - Я уже давно хотела. А теперь - вот!
Она вытащила из кармана свой старый, в потёртом кожаном чехле любимый ножик, который семь месяцев назад вернулся вместе с ней из Москвы в Сайгатку. Он был аккуратно застёгнут на плетёную пряжку.
- Вот. Я знаю, бабушка не рассердится! Пускай этот теперь будет у тебя. Насовсем. Я его тебе дарю, понимаешь?
- Понимаю. Беречь буду. - Андрей благодарно смотрел на девочку, принимая подарок.
- А сейчас давай с тобой один только разочек на ледянке с горы съедем. Мы сегодня, пока вас не было, ох и здорово катались! Один разочек, ещё успеем!
- А ну, быстро…
Они взялись за руки и побежали к огородам.
- Андрей! Варва-ара! Ждём вас!
- Мы идё-ом!..
Они тихо поднимались по укатанному снежному склону.
Над головой по-прежнему блестели и перемигивались звёзды. Луна светила вовсю.
- Да, Козлик, хорошо?
- Хорошо.
Скамейка вдруг вырвалась из его рук и тёмной птицей метнулась вниз.
- Эй, кто там есть, с дороги-и!
Но дорога была пуста, они стояли одни под раскинувшимся небом.
- Слышь-ка, опять зовут.
- Погоди…
Варя прислушалась. Как тогда, на крыше, в чёрном небе нарастал ровный спокойный гул.
- Опять самолёт… Может, на Москву?
- На Москву…
Варя подняла голову. Высоко вверху мигнула и погасла яркая точка.
- Звезда покатилась. Или показалось мне?
- Померещилось, они осенью больше падают. - Андрей поправил на ней съехавший платок. - А чего бы загадала, если правда - звезда?
- Чего?
Варя сдвинула брови, подумала:
- Первое: чтобы война скорей кончилась. Ну, чтобы победили мы! А потом… а потом - весело чтобы всем было.
- Мы всё одно и так победим. Поют, слышь-ка!
- Да… Спирька на баяне играет.
В ярко освещенных окнах клуба мелькали чьи-то тени.
Три голоса вырвались навстречу: прозрачный и звонкий - Наташин, глуховатый - Катин, звучный, уверенный - Бориса Матвеевича. И, перекрывая их, сильно и свободно запела Маша:
В синей Каме звёзды тают;
Плещет о берег волна.
Нету краше того краю,
Чем родная сторона…
Это была та самая песня, которую она пела летом в поле, на дальних шурфах.
- Да, Козлик, хорошо?
- Хорошо, Варя.
- Бежим?
- Бежим.
- Вперёд?
- Вперёд.
- А ты знаешь, что впереди?
- Я - знаю.
- А я…
Варя протянула ему руку. Она знала тоже. Впереди было много трудного, больше - светлого и радостного.
Впереди была новая, большая жизнь.
