Тут они простояли минут десять, пока служанка, занятая распаковкой корзин, удосужилась доложить о них мистеру Гарри. Гарри одевался и велел проводить гостей в гардеробную, пока он кончит свой туалет. В гардеробной мальчики провели время очень весело в ожидании хозяина: они примерили все шляпы и высокие сапоги отца Броуна и связали тесемочки всех женских ботинок, какие там были. Наконец явился Гарри - чистенький, приглаженный.
- Как вы рано! - приветствовал он гостей.
Те объяснили, почему они так рано.
- Теперь только шесть часов. Раньше семи никто не приедет, - сказал Гарри и прибавил: - Пойдемте, я вас познакомлю с мамой.
Они застали миссис Броун в гостиной перед большим зеркалом, где она прикалывала банты к пышным платьицам своих трех дочек, сестер Гарри. У нее был полный рот булавок, поэтому она могла только улыбнуться и кивнуть головой на почтительные поклоны мальчиков.
- Садитесь, пожалуйста, - обратился к ним Гарри.
Тельсон и Парсон присели на кончик оттоманки, стоявшей в углу и заставленной высокими кадками с цветами. С четверть часа просидели они неподвижно, теребя в руках шапки и не прерывая воцарившегося молчания.
Наконец банты были приколоты. Хозяйка вынула изо рта булавки и собиралась обратиться к мальчикам с каким-то вопросом, как вдруг в передней раздался звонок, и в ту же минуту в боковую дверь из внутренних комнат вбежал джентльмен, как оказалось потом - отец Гарри. У него был какой-то растерянный вид. Он застегивал на ходу свои туго накрахмаленные нарукавники и одергивал фрак. Кончив свой туалет, он стал к камину и поспешил принять непринужденную позу хозяина, который не ждет к себе никого. Между тем за первым звонком последовал второй и третий. Служанка распахнула дверь гостиной, и из передней вошло человек десять гостей, в числе которых был и директор Патрик с женой и свояченицей. Сидя в уголку за кадками, Тельсон и Парсон могли свободно рассматривать всех входящих, большинство которых было им незнакомо. Так как все гости были приблизительно таких лет, как директор Патрик, то вечер обещал быть скучным для мальчиков. Впрочем, довольные уже тем, что их не замечают, они тихонько перешептывались между собой, стараясь не выдать своего присутствия неосторожным движением.
Посидев с полчаса в гостиной, гости и хозяева перешли в другую комнату.
- Тельсон, ведь это они пошли чай пить? А мы-то как же? - заметил Парсон с вытянувшимся лицом.
И действительно, из соседней комнаты доносилось веселое звяканье ложек о стаканы. Вытянув шею, Тельсон увидел в полуотворенную дверь, что все общество сидит за столом и пьет чай. О них, очевидно, забыли.
- Чего нам церемониться? Пойдем туда, вот и все, - сказал Тельсон и направился к двери.
В дверях он наткнулся на высокую пожилую даму очень строгого вида. Дама переходила из столовой в гостиную, очевидно спасаясь от жары: в одной руке она держала чашку с чаем, а в другой - веер, которым усердно обмахивалась.
- Куда вы спешите, дружок? - обратилась она к Тельсону, садясь на оттоманку и с улыбкой протягивая ему руку.
У дамы был густой, почти мужской голос, и улыбка ее не понравилась Тельсону, но ему оставалось только пожать ей руку и сесть рядом с ней. Видя, что его друг попался, Парсон поспешно проскользнул в столовую, и бедный Тельсон окончательно почувствовал себя беспомощным. Между тем дама, в которой читатель, наверное, узнал уже миссис Стринджер, свояченицу директора, продолжала, не выпуская его руки:
- Кто вы такой, мой милый? Как ваша фамилия?
К счастью или к несчастью для Тельсона, он не подозревал, кто его собеседница, так же как и ей не приходило в голову, что она говорит с одним из питомцев своего зятя. Проводив Парсона грустным взглядом, мальчик ответил:
- Тельсон, сударыня.
- А как ваше имя?
- Август.
Миссис Стринджер смотрела очень благосклонно на съежившуюся подле нее маленькую фигурку. У Тельсона было миловидное личико, и хоть миссис Стринджер не любила детей, но в этот день она была в благодушном настроении, и ей пришла фантазия сказать:
- Поцелуйте меня, мой дружок.
Что было делать бедному мальчику? С каким наслаждением улизнул бы он в столовую! Но об этом надо было думать раньше: теперь его крепко держали за руку; к тому же смешно было ему ломаться, точно двухлетнему ребенку. Он бросил свирепый взгляд на свою мучительницу, однако подставил ей щеку. "Хоть бы Парсон с Броуном не видали!" подумал он с отчаянием. Не подозревая о гневных чувствах, бушевавших в груди ее маленького знакомца, миссис Стринджер поцеловала его и продолжала допрашивать:
- Учитесь вы, мой дружок?
- Учусь, - процедил сквозь зубы Тельсон и, вдруг вспомнив, что он находится в благовоспитанном, хоть и неприятном обществе, прибавил: - сударыня.
- Где же вы учитесь?
Тельсон мысленно отказался от всякой надежды на чай и покорился своей участи.
- В Вильбайской школе, - ответил он слабым голосом.
При этом известии миссис Стринджер слегка выпрямилась. Она чуть было не сказала, кто она, но подумала, что, узнав, с кем он говорит, мальчик станет, пожалуй, стесняться, и промолчала.
- Что же, нравится вам ваша школа? - спросила она его немного погодя.
Убедясь, что его собеседница не выказывает больше намерения поцеловать его, Тельсон стал словоохотливее и отвечал довольно любезно:
- Да, там очень весело. Товарищи - хороший народ, да и Падди нас не обижает.
- Кто такой Падди? - спросила дама с удивлением.
- Падди - наш директор. Вон он сидит на том конце стола, а вон та барыня с букольками - его жена.
Тут миссис Стринджер выпрямилась очень заметно и как-то странно поджала губы, но Тельсон, польщенный видимым интересом, с каким она слушала его болтовню, не обратил на это внимания.
- Так вы любите вашего директора? - продолжала она.
- Он-то добряк, зато жена его - сущая ведьма, - выпалил Тельсон. - Сам-то я ее не знаю, но наши ее ненавидят. Только… может быть, вы с ней знакомы, так, пожалуйста, не говорите ей, что я вам это сказал…
Миссис Стринджер ничего не ответила, но посмотрела на мальчика с какой-то особенной усмешкой, которую тот принял за поощрение и продолжал в припадке откровенности:
- Еще у директора есть свояченица, так та, говорят, хуже их всех: как пристанет со своими несносными разговорами, так ни за что не отвяжется, пока не измучит человека вконец. Наши считают за наказание бывать в гостях у директора.
- В котором вы отделении, мой милый? В отделении директора? - спросила вдруг миссис Стринджер.
- Разве вы знаете нашу школу? - ответил ей вопросом удивленный Тельсон.
Миссис Стринджер сконфузилась, однако ответила довольно спокойно:
- Ведь отделение директора бывает во всех больших школах.
- Это правда, я и забыл. Да, я директорский. Я - фаг старшины.
- Мистера Ридделя?
- Как! Вы знаете Ридделя?
Миссис Стринджер почувствовала, что попалась. Конечно, ей лучше было сказать сразу этому мальчику, кто она, но теперь было поздно. Она постаралась ответить как можно проще:
- Я встречала его раз или два.
- Где? У его родных? - приставал Тельсон, интересовавшийся всем, что касалось его патрона.
- Нет, я видела его, кажется, у мистера Патрика, - пролепетала, окончательно смутившись, миссис Стринджер.
- Очень может быть. Недавно его приглашали туда на чай. Только он говорил, что там не было никого, кроме Падди и его фурий.
- Где живут ваши родные? - спросила миссис Стринджер, круто меняя разговор.
- В Лондоне… Бывали вы в Лондоне? - спросил разболтавшийся мальчик и продолжал, не дожидаясь ответа: - То есть в Лондоне живет мой дед, а отец мой - в Индии. Дедушка у меня славный. Он также учился в Вильбайской школе. Знали вы его?
- Не думаю, чтобы мы с вашим дедушкой могли встречаться в то время, - заметила миссис Стринджер с несколько натянутой улыбкой.
- А если встречались, то он, наверное, вас помнит: у него замечательная память. Однако Парсон кивает мне из столовой. Парсон - мой первый друг. Зачем бы это я ему понадобился?
И с этими словами Тельсон убежал.
Все заметили, как необыкновенно молчалива и сосредоточенна была в этот вечер миссис Стринджер. Одни приписали это духоте, другие - нездоровью; хозяева подумали, что ей скучно у них, но никто, не исключая самого Тельсона, не догадался о настоящей причине этой странной молчаливости.
Когда, окончив чаепитие, общество перешло в гостиную, то и наши два друга, которым показалось скучно с девочками, сестрами Гарри, поспешили уйти из столовой.
Они намеревались пробраться в свой старый уголок за кадкой, но это им не удалось: директор, не заметивший их раньше, теперь узнал их и подозвал к себе.
- А, Тельсон и Парсон! Я и не знал, что вы здесь. Хорошо ли вы веселитесь, друзья мои?
- Благодарим вас, сударь. Мы здесь с разрешения старшины, - отвечали мальчики разом, точно по команде.
- Это наши воспитанники, моя милая: Тельсон и Парсон, - сказал директор, обращаясь к жене.
Миссис Патрик окинула мальчиков внимательным взглядом и проговорила, отчеканивая слова, по своему обыкновению:
- В таком множестве детей, которое нас окружает, невозможно запомнить каждое лицо. Который из вас Тельсон?
- Вот Тельсон, - отвечал за своего друга Парсон. - Вы знаете, он в отделении директора и…
- Нет, я этого не знала. Теперь я буду знать.
Тон, каким миссис Патрик произнесла эти слова, смутил бы всякого, но Парсон не смутился и продолжал как ни в чем не бывало:
- Он фаг старшины, впрочем недавно: только с майских бегов, с того дня, как уехал Виндгам.
Видя, что миссис Патрик не спускает с него пристального взгляда, мальчик подумал, что нужно сказать еще что-нибудь, и прибавил:
- Придете вы смотреть наши гонки, сударыня? Миссис Патрик начинала находить, что этот мальчик чересчур развязен для своих лет, и потому ответила сухо:
- Я думаю, вас не может интересовать, приду я смотреть гонки или нет.
Но, заговорив о своем любимом предмете, Парсон уже не мог остановиться.
- Нет, отчего же? Чем больше народу, тем лучше, - отвечал он. - Приходите, стоит посмотреть. Я буду править нашей шлюпкой - шлюпкой Паррета. Все говорят, что мы возьмем приз и…
Тут не вытерпел и Тельсон.
- Ну, это еще неизвестно, - перебил он своего друга. - Теперь, когда Джилькса прогнали с лодки, мы постоим за себя. Ферберн гребет не хуже Блумфильда.
- Зато я легче Ридделя.
Для миссис Патрик все это было тарабарской грамотой: она переводила недоумевающий взгляд с одного мальчика на другого, спрашивая себя, кончат ли они когда-нибудь, но мальчики ничего этого не замечали и болтали между собой, забыв о присутствии третьего лица. Неизвестно, на сколько времени затянулся бы их оживленный диалог и какой степени достигло бы раздражение миссис Патрик, если бы муж не выручил ее, заговорив с мальчиками. Если мистер Патрик и не интересовался, то умел сделать вид, что интересуется маленькими делами школьников. Как только он обратился к ним, мальчики защебетали еще веселее, может быть еще благодаря тому, что миссис Патрик встала и перешла на другое место. Но всякая тема когда-нибудь истощается. Через полчаса Тельсон и Парсон остались опять одни. Броун оказался не особенно любезным хозяином: он или молчал, или говорил с большими; сестры его были совсем маленькие, так что Парсон заметил о них Тельсону с некоторым презрением:
- Удивляюсь, зачем привели из детской этих кукол?
- А что, не удрать ли нам? - сказал Тельсон зевая. - Право, в школе веселее.
- А как же ужин?
Этот довод решил вопрос: мальчики остались. Послонявшись по гостиной, они вышли в коридор "освежиться", как объяснил Парсон шедшему им навстречу Броуну, но в действительности умысел тут был другой: в коридор выходила дверь из столовой, а в столовой шли приготовления к ужину, которыми наши друзья очень интересовались.
Наконец служанка возвестила, что ужин подан, и тут Тельсон и Парсон были вполне вознаграждены за всю скуку этого вечера. Сидя на детском конце стола, куда составлялись все блюда после того, как их обносили вокруг стола, они провели очень деятельные полчаса. Но надо отдать им справедливость, они вели себя очень чинно - ни тот, ни другой не накладывали себе кушаний сами; зато они усердно накладывали друг другу. Как только Тельсон замечал, что у Парсона кончается жаркое, он подавал ему чистую тарелку и подвигал блюдо с клубникой; со своей стороны, и Парсон, видя, что Тельсон кладет в рот последнюю ложку желе, услужливо спрашивал его, не хочет ли он торта. К концу ужина оба пришли к тому заключению, что было бы очень хорошо, если бы Броуны давали свои вечеринки почаще.
После ужина гости стали разъезжаться. Первыми поднялись директор и его дамы. Тельсон чуть не упал в обморок, когда увидел, кто была говорившая с ним незнакомка. Выходя, директор обратился к мальчикам:
- Хотите ехать с нами? У нас найдется место для вас обоих…
- Пойдем пешком, - шепнул Тельсон своему другу, дергая его за рукав.
- Садитесь, господа! - крикнул им директор уже из кареты. - Для одного есть место внутри, а другой может сесть на козлы.
Парсон вскочил на козлы первым. В ужасе от предстоящего ему соседства Тельсон также вскарабкался на козлы и, кое-как умостившись там, ответил директору:
- Мы уже оба сидим на козлах, сударь. Парсон, голубчик, если б ты знал, что я наделал! - воскликнул Тельсон, как только карета тронулась.
- Что такое?
- Эта противная старуха, свояченица Падди, пристала ко мне с расспросами, и я наговорил ей бог знает чего: разбранил в глаза и ее и ее сестру…
- Ха-ха-ха! - расхохотался Парсон, которому это показалось очень забавным. Но вдруг он перестал смеяться. - Что это? Видишь? - шепнул он, схватив Тельсона за руку.
Они проезжали мимо "Аквариума", откуда в эту минуту выходила толпа посетителей.
В этой толпе были три мальчика, которых Тельсон и Парсон сейчас же узнали. Это были Сильк, Джилькс и Виндгам. Увидев карету директора, все трое отвернулись, стараясь скрыть лица. Обернувшись, Тельсон и Парсон видели, как они побежали короткой дорогой к школе.
- А ведь третий-то Виндгам, - заметил Тельсон.
- Знаю. Как ты думаешь, видел их Падди?
- Навряд ли. Хотел бы я знать, успеют ли они прибежать раньше нас.
- Беда, если они попадутся!
По странному стечению обстоятельств, вслед за этим кратким разговором шапка Тельсона упала на дорогу. Ночь была темная, и шапку искали долго. Когда наконец она была найдена и лошади тронулись, беглецы далеко опередили карету и к приезду директора лежали в постелях каждый в своем дортуаре.
XIII
ГОНКИ
Три дня, оставшиеся до среды, на которую были назначены гонки, были тревожными днями для Вильбая. В памяти новейшего поколения вильбайцев не было ни одного года, в который волнение в ожидании наступавшего состязания достигало бы такой напряженности и дух соперничества принимал бы такие резкие формы. Казалось, участь всей школы зависит от результата гонок: он должен был разрешить все вопросы и помирить все партии. Гребцы обеих шлюпок работали, не жалея сил.
Результаты каждой практической гребли аккуратно записывались; мельчайшие различия в способах гребли и управления шлюпочных команд обсуждались до тонкости; вес каждого гребца, так же как и рулевых, стал с точностью известен всей школе. С каждым днем все более и более выяснялось, что силы борцов равные. Не то чтобы парретиты стали слабее, нет, они оставались теми же, чем и были, - самой бравой и дружной командой, какую когда-либо выпускала на реку Вильбайская школа, - но дело в том, что команда директорской шлюпки сделала неимоверные успехи.
Давно прошло то время, когда она была предметом насмешек для всех "мартышек" двух враждебных отделений; теперь ее ловкие, уверенные приемы начинали внушать серьезные опасения парретитам. Ферберн, который, конечно, не мог соперничать с Блумфильдом в физической силе, так настойчиво работал сам и так ловко умел заставить работать свою команду, что не только его отделение, но и вся школа готова была уверовать в него. Будь гонки назначены двумя-тремя неделями позднее, трудно было бы сказать с уверенностью, каков будет их результат; пока мнение большинства было все-таки, что приз достанется парретитам, хотя все понимали, что он достанется им не легко.
Таково было настроение умов в Вильбае во вторник вечером, накануне гонок, когда по окончании практической гребли шлюпки были убраны в сарай и воспитанники вернулись в школу.
Виндгам сидел над своими учебниками, по обыкновению, в комнате Ридделя, но, судя по его лицу, он столько же думал об уроках, сколько мы с вами о китайском императоре. Убедившись, что дальнейшие попытки работать были бы бесполезной тратой сил, он отодвинул от себя книги и повернулся к Ридделю. Риддель по-своему также интересовался гонками, но ему это не мешало работать. Почувствовав, что Виндгам смотрит на него, он поднял глаза от книги.
- Риддель, как вы думаете, есть ли хоть какая-нибудь надежда, что наша шлюпка выиграет?
В голосе мальчика, когда он задал этот вопрос, было столько тревоги, точно счастье всей его жизни зависело от ответа Ридделя.
- Право, не знаю. Во всяком случае, я считаю возможным, что шлюпки придут к цели вместе, - отвечал Риддель.
- Но вчера вы опередили парретитов на целых пять секунд.
- Да, но это случилось в первый раз и могло быть простой случайностью.
Лицо Виндгама омрачилось.
- Риддель, как хотите, вы должны взять приз, - проговорил он почти сердито.
- Я сделаю все, что от меня будет зависеть, чтобы доставить тебе это удовольствие, - отвечал, улыбаясь, Риддель.
- Если только они выиграют, это будет…
От избытка чувств у мальчика не хватило слов досказать, что будет, если парретиты возьмут приз.
- Чем волноваться понапрасну, не лучше ли будет, если ты будешь готовить свои уроки? - заметил Риддель, принимаясь за книгу.
- Я не могу сегодня учиться! - воскликнул Виндгам. - Разве можно учиться перед самыми гонками?
С этими словами он собрал свои книги и тетради и встал. Ридделя это огорчило. Несмотря на свои новые обязанности и развлечения, старшина не забывал следить за маленьким братом своего друга и последние дни начинал тревожиться за него. Виндгам опять подружился с Сильком и Джильксом, отчего страдали его занятия. Он запустил библиотеку и стал реже ходить к Ридделю. Ридделю было жаль мальчика. Он попробовал удержать его.
- Разве ты уже уходишь? - спросил он ласково.
- Да. Сегодня от моего зубрения не будет никакого толку, я это чувствую.
- Так посиди со мной.
- Вы заняты. Лучше я приду завтра. Покойной ночи, - и мальчик вышел.