- Мало. Ноль. Или около того.
- А я много. Вы бы поразились, насколько внешне они выглядят безобидными.
Теодор Башенька задумался.
- Хм… Так вы думаете…
- Я не думаю. Я знаю.
- И что вы намерены предпринять?
Сыщик пожал плечами.
- Может, вызовем полицию? - предложил Теодор Башенька.
- На полицию надежды мало, - усмехнулся Проспер. - Это, кстати, я вас же цитирую.
- А что тогда? Штурм?
Сыщик снова пожал плечами.
- Знаете, Проспер… - сказал Теодор Башенька. - Если вы собираетесь задержать его сами, то я вам помогу. - Он многозначительно покачал ружьем. - Потому что если Муравейчек действительно Похититель, то нечего ему разгуливать на свободе!
- Спасибо. В таком случае, я действительно попытаюсь.
Проспер двинулся к дому, молодой тигр последовал за ним. Около забора был припаркован автомобиль. Сыщик посветил фонариком на колеса, потрогал капот и сказал:
- Теплый. Он недавно ездил.
Они подошли к дому. Проспер позвонил в дверь. Ждать пришлось долго, но наконец послышались шаги и недовольный голос спросил:
- Кто там?
- Это Теодор Башенька! - ответил молодой тигр.
- Теодор, вы с ума сошли? На часы смотрели?
- Муравейчек, откройте! Есть важное дело!
За дверью что-то проворчали, но послушались. Скрипнули засовы, и на пороге появился тучный тигр в домашнем халате.
"Вот тебе и на!" - поразился сыщик. Он узнал хозяина дома. Это был владелец магазина географических товаров, где Проспер с Антуанеттой пытались купить карту Сабельных гор. Последний элемент мозаики стал на свое место. Теперь не оставалось ни малейших сомнений, что Альфред Муравейчек и есть Похититель.
Хозяин дома тоже узнал сыщика, поскольку читал о нем статью.
- Вы?! - он выпучил глаза и сделал движение, будто собирается захлопнуть дверь. Но его взгляд упал на ружье в лапах Теодора Башеньки и он не решился. - Что все это значит?
- Мне надо задать вам пару вопросов. Позвольте войти.
- Входите. Но учтите, это форменное безобразие! Я уже спал! - Он посторонился, впуская Проспера и Теодора Башеньку в большую гостиную.
- Скажите, господин Муравейчек, где вы были три часа назад? - поинтересовался сыщик, прохаживаясь вдоль стены со встроенными застекленными шкафами, в которых хранились различные географические изделия - карты, атласы, глобусы…
- Что значит где? Дома, разумеется! А почему вы спрашиваете?
Вместо ответа сыщик сказал:
- У вас столько красивых географических изделий. Интересно…
- Если хотите полюбоваться моей коллекцией, то приходите днем, - раздраженно повысил голос Муравейчек. - И, желательно, в магазин, а не домой!
- На какой лапе вы носите часы? - неожиданно спросил Проспер, чем вызвал удивление и у Муравейчека, и у Теодора Башеньки.
- На левой, - недоуменно ответил хозяин дома.
- А… Значит, компас носите на правой, - тихо произнес сыщик, якобы для самого себя.
- Компас? - занервничал Муравейчек. Теодор Башенька переводил взгляды с хозяина дома на сыщика и обратно, все больше напрягаясь.
- Да, компас, - спокойно ответил Проспер, не прекращая рассматривать экспонаты. - Здесь их у вас полно… Ой! Один разбит! И стрелка у него сломана! Только красная половинка осталась.
Муравейчек мелко задрожал. Сыщик повернулся к нему.
- У меня для вас хорошая новость. Я нашел вторую половинку стрелки. Белую. Вот она, - Проспер вытащил из кармана и продемонстрировал крохотный предмет, сделанный из пластика. - Я нашел ее в том месте, где около трех часов назад была похищена моя помощница Антуанетта. А сломали ваш компас вот этой дамской сумочкой.
Муравейчек безвольно опустился на стул. Морда Теодора Башеньки приняла решительное выражение. Он направил ружье на хозяина дома и твердо произнес:
- Альфред Муравейчек, он же Похититель! Вы арестованы!
- Теодор… - сказал Проспер.
- Вы можете хранить молчание!
- Теодор…
- Вы также можете хранить оружие!
- Теодор.
- Но оно может быть использовано против вас!
- Теодор!
Молодой тигр наконец повернул голову к Просперу.
- Аресты - это не ваше дело, - заметил сыщик. - Вызывайте полицию. Уже можно.
- Хорошо, - кивнул Теодор.
- Последите за этим типом… Я сейчас.
- Послежу, уж не сомневайтесь, - усмехнулся Теодор Башенька. - Мерзавец, весь город в страхе держал.
Сыщик поднялся на второй этаж и оказался в комнате с множеством зарешеченных дверей. Из окошек на него с беспокойством глядели девичьи мордочки.
- Дорогие дамы! Вы свободны! - возгласил лис.
Радостные вопли сотрясли дом. Заложницы торжествовали победу. Только одна похищенная не кричала. С блеском в глазах она смотрела на Проспера.
- Это гениально, мэтр, - восторженно произнесла Антуанетта. - Я пока не знаю, как именно вы это сделали, но уверена - это гениально…
Глава семнадцатая
Хмурое утро
Глава семнадцатая
Битва за Градбург
Наконец, после стольких приключений я добрался до цели. Окна Центральной библиотеки были наглухо закрыты ставнями. Могло показаться, что в здании никого нет. Но я знал наверняка, что генерал Борис скорее умер бы, чем оставил вверенные ему книги на произвол судьбы.
Я постучал в дверь.
- Генерал Борис! Откройте!
Дверь чуть приоткрылась. В образовавшейся щели, над цепочкой показался мудрый глаз генерала Бориса.
- Кто ты такой?
- Меня зовут Евгений. Я курсант из Гимназии. Доброволец.
- Откуда я знаю, что ты не самозванец, не шпион и не диверсант? - Мудрый глаз подозрительно прищурился.
Я прижал крыло к груди и жарко произнес:
- Клянусь наследием Юка ван Грина, я не самозванец, не шпион и не диверсант!
Клятва ван Грином - это самая святая клятва, какую только может произнести книголюб. Книгофоб произнести ее не может. Он даже и не слышал о Юке ван Грине.
Дверь закрылась, но лишь для того, чтобы, сбросив цепочку, распахнуться передо мной.
- Входи, доблестный воин! - воскликнул генерал Борис. Этот барсук, ветеран четырех войн за свободу литературы и трех революций за свободу от литературы, сразу поразил меня своей героической внешностью. В нем было метров десять росту, морду его украшали боевые шрамы, они же украшали видавший виды и слыхавший слухи мундир.
Генерал захлопнул дверь, взял меня за плечи и проникновенно сказал:
- Именно так я и представлял себе юное подкрепление!
- Долг превыше всего! - ответил я.
- Ты очень вовремя, о благороднейший из пингвинов! Теперь Барбаре есть с кем отправиться в патруль.
- Барбаре? - удивился я.
- Это храбрейшая из волчиц. Доброволица. Партизанка ветеранских отрядов. То есть наоборот. Идем, я вас познакомлю.
Он провел меня через главный зал библиотеки в свой кабинет. Я не мог не обратить внимания на запущенный вид помещения. Война проникла и сюда. Казалось, что по библиотеке пронеслись орды кочевников, читающих все на своем пути.
В кабинете генерала я впервые и увидел ту, которой предстояло сыграть роковую роль в своей судьбе - волчицу Барбару. Она была так красива и привлекательна, что сразу мне не понравилась. Но мы сражались за общее дело, поэтому я немедленно подавил в себе ростки неприязни и даже взрастил ростки горячей любви.
Барбара чистила пулемет. Одета она была в пулеметные ленты и бескозырку с надписью "Адмирал Адмиралсен".
- Это еще кто? - спросила она.
Вопрос меня несказанно удивил.
- Это генерал Борис! - объяснил я.
- Я не к вам обращалась, - заметила волчица.
- О… - Так "еще кто" - это она про меня. Какой конфуз.
- Это Евгений, - сказал генерал Борис. - Доброволец. Герой Библиотекарского корпуса.
- Ну, не такой уж я герой, - смутился я. - Скорее дважды герой.
- Не скромничай, - по-отечески улыбнулся генерал.
Барбара умело собрала пулемет.
- Раз прибыло подкрепление, не будем тянуть, - сказала она. - Генерал, вы не распишите новобранцу нашу с ним задачу?
- Ваша с Барбарой задача - патрулировать улицы, - объяснил мне Борис. - Сейчас очень многие граждане задерживают возврат книг в библиотеку. Вы должны вызволять несчастных заложников. Старайтесь при этом, чтобы заложники не пострадали. А те, что задерживают их - пускай страдают! Все ясно, солдат?
- Все ясно, мой генерал! - воскликнул я.
И мы с Барбарой отправились в дозор.
- Главное, не дать им уйти, - промолвила волчица, поглаживая пулемет красивой лапой.
А я и не собирался давать им уходить.
Оставалось только их обнаружить.
И мы их обнаружили.
Двое. Пес и кролик. Наиподозрительнейшего вида. Увидев нас, они было дернулись за угол, но - поздно.
- Стоять! - приказала Барбара. - Ваши книги!
Пряча глаза, эти странные типы протянули нам свои книги.
- Так, - сказала Барбара. - Просрочены. Так я и думала. Да еще и на целых два месяца! Ого!
- Мы болели, - пролепетали пес и кролик в надежде оправдаться. Бесполезно - Барбара не знала пощады.
- По законам литературного времени эти книги подлежат конфискации! И вы тоже!
- Только не это, - взмолились нарушители. - Все, что угодно, только не конфискация!
Но Барбара была неумолима.
- Идите в Центральную библиотеку! - велела она. - Вы арестованы!
Пес и кролик, мысленно попрощавшись со свободой, безрадостно поплелись в Центральную библиотеку. Ну и понятно - чему уж тут радоваться? Теперь им грозит срок. Дня два. Строгого режима. Это значит читать самые скучные книжки на свете. Без права переписки.
Мы с Барбарой свернули за угол и увидели быстро удаляющегося от нас субъекта. С удивлением я отметил про себя, что это пингвин.
- Стойте! - выкрикнула Барбара. Субъект перешел на бег.
Но мы, разумеется, быстро его догнали. Барбара схватила беглеца за плечо и развернула. Я ахнул. Перед нами стоял мой дядя!
- Евгений! - обрадовался он. - А я уже испугался, думал, это патруль.
Ах, дядя, дядя, кто же тебя за язык-то дергал…
- Мы и есть патруль, - с гнусной, но очень красивой улыбкой сообщила Барбара. - Ваши книги!
- Книги? - дядя с робкой надеждой посмотрел на меня. Он ждал, что я его выручу. Но что я мог сделать, что?! С одной стороны - родственные узы, с другой - долг. Я решил не вмешиваться. Хорошо, что Барбара взяла инициативу в свои лапы.
Но коварная волчица почувствовала мою неуверенность.
- Евгений, сейчас ваша очередь разбираться с нарушителем, - сказала она с красивой, но очень гнусной улыбкой.
В этот момент я ее возненавидел. Но, поскольку мы с ней боролись за общее дело, я подавил в себе ненависть и развил любовь. А отказать любимой я не мог. Раз моя очередь, значит моя.
- Ваши книги! - потребовал я.
- Евгений… - охнул дядя. - Ты что? Это же я.
- Вы, - согласился я. - Ваши книги!
Не веря своим ушам, он протянул мне книги. Я взял их, мысленно прося об одном: только бы они не оказались просрочены!
Увы… Они были просрочены. Да еще как - на десять лет!
- Дядя… - грустно сказал я. - Как это возможно? Мы же вместе приехали в Градбург, и было это всего полгода назад!
- Это книги еще с прошлого моего приезда в Градбург… - тихо признался дядя.
Ах, дядя, как же ты мог так меня подставить! Продавал бы свой лед и горя бы не знал. Нет, понадобилось тебе книги просрочить! И что мне теперь делать?
Я поймал на себе насмешливый взгляд Барбары. Она наслаждалась ситуацией. Моя беда ее занимала. Волчица ждала моего падения. Причем, как бы я не поступил, падение было неизбежно - либо я предам дело, либо родственные узы.
Я разозлился. Ну уж нет, красавица, я не доставлю тебе такого удовольствия! Думаешь, если умеешь чистить пулемет, то все, да? А вот и я, знаешь ли, не так-то прост!
И спасительное решение пришло само собой.
- Срок давности! - воскликнул я. - Десять лет превышают срок давности! Закон не имеет к тебе претензий, дядя! Ты свободен, и эти книги теперь твои!
- Евгений! - возликовал дядя. - Какой же ты умный! Я знал, что ты что-нибудь придумаешь. - Он порылся в сумке. - Возьми, это лучший из имеющегося у меня целебного льда. И вы тоже берите. - Это уже он говорил Барбаре. - Берите-берите, не стесняйтесь. Приложите его к больному месту, и тепло как лапой снимет!
Дядя схватил книги и поспешил прочь. Наверно, боялся, что пока он тут разлагольствует, закон может измениться. С законами такое случается.
- А знаете, Евгений, - ехидно сказала Барбара. - На книги срок давности не распространяется.
- Не может быть! - поразился я. - Неужели я напутал?
- Напутали, Евгений. Случайно, конечно?
- Конечно! Должен вам признаться, что в Гимназии у меня по сроку давности была тройка.
- Да? Ну, это многое объясняет. А у меня была пятерка. У меня, - Барбара усмехнулась, - по всем предметам были пятерки.
Мне не понравилось, как она со мной говорила. И не зря. Как я узнал намного позднее, уже в эти минуты Барбара обдумывала подробности доноса на меня…
* * *
Евгений остановился. Писать о Барбаре оказалось тяжелее, чем он ожидал. Каждое выведенное на бумаге слово отзывалось тупой сердечной болью. Где же ему отыскать лекарство от этого недуга? Говорят, работа помогает…
Евгений вновь склонился над тетрадью, взгляд его упал на начало главы, и пингвин внезапно понял, чего не хватает его книге. Странно, как он раньше не додумался? Конечно же, ему следует снабдить каждую главу эпиграфом! Это придаст его труду значимость, поставит его в один ряд с великими зверями, которых он будет цитировать. Эпиграфы - они же как рама для картины.
Вот, например, для этой главы, которую он сейчас пишет… Каким замечательным высказыванием его украсить?
В порыве вдохновения Евгений написал первую цитату, пришедшую ему в голову:
Доброе слово и кошке приятно
группа "Злые кошки"
Красота! Правда, непонятно, какое отношение эта фраза имеет к тому, о чем он пишет в главе. Точнее, понятно. Никакого. Но все равно смотрится замечательно. Жаль, что неуместно.
Евгений подумал о Константине и решил, что прибережет этот эпиграф для обещанной другу тридцать пятой главы. А сюда придумает что-нибудь другое. Ну, например, из Юка ван Грина. Любимый поэт уж точно не подведет!
А вот и цитата.
Я мыслю, следовательно, я существую. А мог бы думать - и жить.
Юк ван Грин
Супер! Только, кажется, опять невпопад… А! Ну, конечно! Это будет эпиграф ко всему роману!
Евгений перенес цитату в начало книги и какое-то время любовался результатом. Затем вернулся к семнадцатой главе и после тяжких размышлений подобрал эпиграф и к ней:
Опасайтесь подлинников!
Табличка у входа в Музей восковых фигур
Ну вот, теперь все замечательно. Евгений зажмурился и представил будущую обложку романа. На ней должен быть изображен он сам на фоне вечных льдов. Хотя нет, это ожидаемо и банально. Пускай лучше льды будут не вечные. Это придаст обложке дух неотвратимости. А вместо самого Евгения на фоне льдов должны быть все остальные персонажи книги. Это будет скромно и концептуально. А вверху - его имя. Или псевдоним. Чтобы никто сразу не догадался, что это тот самый Евгений, которому предстоит стать величайшим из пингвинов. Что-нибудь вроде Евген Пингвиний. Хотя нет, "Пингвиний" звучит не как имя, а как название химического элемента. Ни к чему это. Уж если Евгений что-то в жизни ненавидел по-настоящему, так это химию. И он имел на то все основания.
Химия была кошмаром его детства. Единственный из школьных предметов, который он, преуспевающий во всех остальных дисциплинах и имеющий освобождение от физкультуры, вообще не в состоянии был понять.
Но судьба уже тогда решила поиграть с бедным пингвином в свои жестокие игры. На контрольных Евгений списывал у отличников и поэтому тоже получал высокие оценки. К экзаменам он зубрил какую-нибудь одну тему и неким мистическим образом ему всегда попадался билет именно по ней. Но проказница Фортуна на этом не остановилась. Когда стали отбирать учеников для районной Олимпиады по химии, руководство школы, конечно, вспомнило о способном пингвине. Ошарашенный Евгений, на найдя в себе сил удрать за границу, отправился на конкурс, где ему задали три вопроса по теории, и все три оказались именно теми, которые он в разное время вызубрил к трем различным контрольным! Евгений отбарабанил текст, казавшийся ему полной белибердой, от балды вписал ответы на задачки (они случайно оказались верными), получил максимальный балл и был отправлен на городскую Олимпиаду. Где произошло ровно то же самое!
О нем заговорили как о вундеркинде, будущем светиле химической науки. Евгений испугался, что дело зашло чересчур далеко. Он честно признался, что ничего не смыслит в химии и что все его успехи были случайными. Ему никто не поверил, решили, что шутит. Мол, причуды гения. Тогда он демонстративно завалил экзамен. Ему влепили максимальный балл и попросили не валять дурака. Тогда он объявил через школьную газету, что решил навсегда оставить химию ради занятий литературой. Выходка была воспринята как каприз, но Евгений стоял на своем. Когда же он закончил школу, учителя и директор выразили уверенность, что когда-нибудь он одумается и вернется к своему истинному призванию. "От себя не сбежишь", - заявили они, после чего несостоявшееся химическое светило быстренько от них сбежалo.
Евгений вздохнул и отогнал неприятные воспоминания. Настроение испортилось и, чтобы как-то прийти в себя, он снова полюбовался эпиграфами. Эпиграфы были изумительны. Пингвину захотелось с кем-нибудь поделиться их совершенством. Кандидатуру Константина он отверг сразу, памятуя о печальном опыте. Вот так, сеешь разумное, доброе, вечное, а пожинаешь безумное, злое, сиюминутное. Чего доброго, наглый друг еще примется настаивать на включении в книгу цитат из себя самого.
Оставалась Берта. Но показывать роман лисичке было страшно. А вдруг ей не понравится? Это вам не Константин. Это… Берта. Умная, начитанная, смелая, верная, красивая. Настоящая.
Евгений вздрогнул. Что это с ним? Как-то он неправильно о подруге думает. То есть думает он верно, Берта такая и есть, но уж очень интонации у мыслей странные. Непривычные какие-то.