Холлоран с сосредоточенным видом шуршал бумагами, а найдя наконец пустой бланк для факса, стал заполнять его с видом хирурга, проводящего сложнейшую операцию. Он не обращал на Бонара ровно никакого внимания, пока тот не встал и не навис над столом Холлорана, как глумливый рекламный дирижабль фирмы "Гудиир".
– Позвони ей, Майк. Строго по делу.
Холлоран тихо-тихо положил ручку на стол.
– Даже не подбирайся ко мне с этим, Бонар, – ни в лоб, ни в обход. Мы с Шарон больше не разговариваем, и ты об этом знаешь.
– Да, я об этом знаю. И если уж мы об этом заговорили, то я считаю, что это чертовски глупо.
– А я нет.
– Но тебе же придется с ней когда-нибудь поговорить. Официально она все еще помощник шерифа округа Кингсфорд.
– Только до понедельника.
– Что?!
– В понедельник кончается ее отпуск. Если она утром не появится на перекличке, то будет уволена.
От такой новости Бонар отступил на шаг, медленно опустился в кресло и поглядел на старого друга через стол.
– А она об этом знает?
Холлоран коротко кивнул:
– Официальное уведомление было отослано месяц назад. С печатью. Она его получила.
– Ты послал ей письмо с сообщением о возможном увольнении? Письмо?
– Письменное уведомление. За тридцать дней до конца оговоренного отпуска. Это закон.
– Телефонный звонок был бы уместнее.
Холлоран отложил ручку и посмотрел Бонару в глаза:
– Я поступил так, как счел нужным. У меня под началом полицейский участок, и дыра в расписании, которую я заделывал месяцами, с тех самых пор, как Шарон ушла в так называемый "временный отпуск". У меня в кабинете есть телефон, который обязательно звонит, если мой помощник вдруг соблаговолит набрать номер. Шарон перестала звонить мне давным-давно, и я устал беседовать с ее автоответчиком. Будешь продолжать утюжить меня насчет Шарон или послушаешь, какие еще у меня есть соображения по поводу того, как опознать наших трех утопленников?
Бонар откинулся на спинку кресла и сложил руки на той впадине, которую он по-прежнему считал грудью.
– Я бы еще поутюжил тебя насчет Шарон, но, если тебе от этого и правда будет лучше, давай послушаем твои соображения.
7
Уже третий год подряд полицейское управление Миннеаполиса организовывало ярмарку для программы "Проблемы молодежи", и по всему было видно, что в нынешнем году все пройдет лучше, чем в предыдущие два. Было уже четыре часа, но в парке по-прежнему ступить было негде из-за толпы родителей с детьми. Свободные от дежурства полицейские либо заведовали аттракционами и лотками с сувенирами и сластями, либо, если у них были свои дети, просто гуляли с ними и наслаждались праздником.
Детектив Лео Магоцци только что освободился после добровольной смены в палатке с хот-догами и теперь собирался хорошенько повеселиться. Он купил три билета на "Сливной чан" у новичка из отдела по борьбе с мошенничеством, из вежливости посмеялся, когда тот не слишком остроумно назвал аттракцион "Пивным чаном", и встал в очередь, где под ярким августовским солнцем уже жарилось человек двадцать, и среди них – шеф Малкерсон. Высокий, светловолосый, с льдистыми синими глазами, шеф был похож на скандинава, и легкая летняя одежда смотрелась на нем как-то не к месту. Магоцци первый раз в жизни видел этого болезненно щепетильного в отношении внешнего вида человека не в дорогом костюме, и это его даже немного нервировало. Даже сам шеф, казалось, еще толком не освоился с легкой рубашкой и широкими брюками и то и дело теребил не защищенный галстуком ворот – будто искал и не мог найти отсутствующую часть тела.
– Добрый день, сэр. Хорошо, что вы сегодня смогли прийти, – поздоровался Магоцци.
На лице Малкерсона промелькнул легкий намек на улыбку.
– Я и сам рад здесь оказаться, детектив. Хотя должен признать, что, стоя в этой очереди и собираясь причинить физическое неудобство одному из сотрудников нашего управления, я испытываю некоторое чувство вины.
– Ну, вы не один такой.
– Да, я это вижу. И я помню, что нас оправдывает достойная цель.
– Совершенно верно, сэр. Больше того, если это вас успокоит, могу сказать, что я точно знаю, что детектив Ролсет только рад возможности внести такой значительный вклад в наше общее дело.
Это, конечно, была полная чушь, и все, включая шефа Малкерсона, об этом знали. Джино Ролсет, напарник и лучший друг Магоцци, рвал и метал, узнав, что будет сегодня основным развлечением. Но крыть ему было нечем. Чуть раньше на этой неделе кто-то, не назвавший себя, позвонил в управление и изъявил желание пожертвовать в фонд программы "Проблемы молодежи" сумму, равную всему предполагаемому доходу от ярмарки, но с единственным условием: Джино должен был занять насест над чаном.
Джино отказался наотрез, закатив форменную истерику, но, как только слухи о предложении дошли до отдела по расследованию убийств, каждый детектив не преминул напомнить ему, что своим отказом он отнимает еду у голодных детей, что из-за него они завтра могут оказаться на улице, и так далее и тому подобное.
Никто не знал, кто за этим стоит, – у каждого, естественно, были свои соображения, – но одно уже было ясно: в это дело Джино будет вгрызаться зубами до тех пор, пока не докопается до истины.
Магоцци и Малкерсон инстинктивно съежились, когда начало очереди взорвалось радостными воплями и хохотом. Минутой позже к ним, приплясывая, подошел маленький, худой и рыжий детектив Джонни Макларен с голубыми разводами от мороженого на обгоревшем лице.
– Черт, это было здорово! Вы бы видели его лицо, когда мяч попал в цель и он ухнул вниз! Я страшно рад, что взял отпуск на неделю и не скоро появлюсь на работе. – Он обратился к Малкерсону: – Шеф, ну вы же должны знать, кто стоит за всем этим. А? Ведь вы же говорили с ним по телефону. А?
Лицо Малкерсона приобрело выражение истукана с острова Пасхи.
– Не имею ни малейшего представления, детектив. Принимая во внимание обстоятельства, я не мог настаивать на том, чтобы звонивший назвал себя. Этот очень щедрый человек особо оговорил, что желает сохранить свое инкогнито.
Макларен скосоротился и покачался взад-вперед на каблуках, словно решая, верить шефу или нет.
– Ну ладно, шеф. Я понимаю, дареному коню в зубы не смотрят. Удачи вам обоим. Пойду куплю себе еще билетик.
– Поверить не могу, что ты – не кто-нибудь, а мой, черт тебя побери, Богом данный напарник – тоже участвовал в этом извращении. – Джино сидел за залитым солнцем пластиковым столом вместе с Магоцци и угрюмо вычерпывал из поплывшего бумажного стаканчика липкие остатки растаявшего мороженого. Он уже сменил мокрые плавки и футболку на джинсы и старомодную рубашку для боулинга, видевшую лучшие дни – хотя были эти дни, скорее всего, еще до начала корейской войны.
Магоцци прилагал все усилия к тому, чтобы сохранять на лице сокрушенное выражение.
– Ну, мы с шефом поначалу сомневались и думали, стоит ли, но когда увидели, что тебя отправила в чан собственная дочь, то вроде как успокоились.
– Да уж. Но на этой маленькой предательнице я еще отыграюсь – она у меня получит разрешение на вождение аккурат лет в пятьдесят. Черт, как чувствовал, что не надо было отдавать ее в секцию софтбола.
– В общем, если это будет для тебя утешением, мне сейчас очень неловко перед тобой. Черт, я и понятия не имел, что до сих пор неплохо бросаю.
Джино посмотрел на него яростным взглядом:
– Да, и шеф тоже понятия не имел, а я тут только что совершенно случайно узнал, что этот сукин сын был лучшим питчером всех времен, когда учился в Миннеаполисском университете. Вот что я тебе скажу: ты найдешь главного комедиографа – того, кто все это устроил, – а я тогда подумаю, простить мне тебя или нет.
– Даже шеф не знает, кто это.
Джино скривился и поскреб мокрый ежик светлых волос.
– Да уж конечно, не знает. А знаешь, что я на самом деле думаю? Я думаю, что вся эта порнография – заговор управления против меня, и ставлю десять баксов, что придумал все Макларен, этот ирландский крысеныш. Зуб даю, что никакого анонимного жертвователя вообще не было, а вы все сейчас со смеху помираете над наивным Джино.
– Ничего подобного. На днях я сам видел на столе у Малкерсона номер электронного счета для перевода денег. Выглядел как настоящий.
– Не врешь? Ты его проверил?
– Слушай, дружище, я ради тебя выйду на линию огня, но я не хочу из-за этой истории терять работу. – Магоцци выдержал многозначительную паузу и улыбнулся. – Я отдал его Грейс.
Кислая гримаса Джино растаяла быстрее, чем до этого – его мороженое.
– Ты официально вычеркнут из моего черного списка, дружище.
– Рад слышать.
– Ну ладно, тогда колись – правосудие в нетерпении.
– Я пока ничего не знаю. У Грейс не было времени проверить его до того, как она отправилась в Грин-Бэй.
– Черт, совсем об этом забыл. Когда она вернется?
– Через пару дней.
– Не пойдет. Я так долго ждать не могу. – Джино на несколько секунд задумался, затем торжествующе посмотрел на Магоцци. – Эй, а если попросить Харлея с Родраннером? Они обработают номер не хуже Грейс, и им сейчас, наверное, скучно до чертиков – без их двух барышень, с которыми они носятся как курица с яйцом. Можем за услугу вытащить их на пиво с бургерами.
– Сегодня суббота. У тебя что, не назначено свидание с женой и детьми?
– Жена и дети бросили меня ради пиццы с софтобольной командой, в которой играет Элен.
– Ты пропустишь пиццу?
– Да они идут в один из этих кошмарных ресторанов, ориентированных на родителей с детьми. Там ребятишкам можно хоть на уши вставать, на стенах – обои с пеперони. Я до такого не опускаюсь. И к тому же это исключительно женское мероприятие.
– А как же твой Сюрприз? Его мужские качества не потерпят ущерба от стопроцентно девичьей компании?
– Ученые доказали, что половая самоидентификация начинается не раньше чем в пять лет.
Магоцци пожал плечами:
– Я позвоню Харлею.
Джино просиял:
– Ты настоящий друг. Слушай, купи мне хот-дог. Я дохну с голоду.
Магоцци полез в карман за кошельком, и тут зазвонил его сотовый.
– Иди один, – сказал он, протягивая напарнику двадцатку. – Я пока отвечу. – Он вдруг понял, что надеется, как дурак, что Грейс Макбрайд вдруг одолела непреодолимая потребность услышать его голос. По правде говоря, такого еще ни разу не случалось, но иногда ничего другого не остается, кроме как цепляться за мечту.
Он уже закончил разговор, когда вернулся Джино. Он был нагружен тремя длиннющими хот-догами, двумя пакетами мини-пончиков и неопознаваемой на вид закопченной штукой на палочке и брел медленно-медленно, опасаясь все это растерять.
Сдачи у Джино оставалось всего два доллара, которые он и вручил Магоцци.
– И все?
– Меня оправдывает достойная цель, как ты сам не устаешь мне твердить. Это Грейс была?
– Если бы. Наш старый приятель Майк Холлоран.
Джино понадобилась пара секунд на то, чтобы вспомнить, кому принадлежит это имя.
– Да ну?! И какие там дела в сырном географическом поясе?
– Любопытные, если судить по тому, что произошло там сегодня утром.
– Да? И что?
– Они выловили три трупа в затопленном карьере. Сначала думали, что это утопленники, но потом, разложив их на берегу, увидели, что в них полно дыр, не предусмотренных природой. Кто-то полоснул по ним из автомата – коронер полагает, из М-16.
– Не каждый день такое случается.
– Да, по крайней мере в цивилизованных странах. Одна очередь на всех троих, как при расстреле.
Джино отхватил от хот-дога, который сочился горчичной кровью и щерился луковой щетиной, чудовищный кусок.
– Господь-Спаситель. Не лучший способ провести субботний день. А почему он тебе позвонил? Думает, здесь есть связь с Миннеаполисом, или что?
Магоцци пожал плечами:
– Они просто не знают, с чего начать, потому что не могут опознать тела – все трое голые, никаких особых примет, и отпечатки никак не помогли. Холлоран подумал, что Грейс может прогнать фотографии через ее программу распознавания лиц. Он надеется, что хоть так что-нибудь всплывет.
– А почему он не позвонил Шарон? Это было бы проще. Они же сейчас едут практически мимо его ворот. – Джино смолотил один хот-дог и принялся за второй.
– Потому что он и знать не знает, что Шарон едет в Грин-Бэй с Грейс и Энни.
Брови Джино поползли вверх.
– Я думал, эти двое – парочка.
– Трудно ходить на свидания, когда между вами две сотни миль.
– А что плохого в сексе по телефону?
– Я не спрашивал.
– Черт, надеюсь, она не променяла его на фэбээровскую форму.
– Мы до таких подробностей не добрались.
– Ты позвонил Грейс?
– Ее сотовый не отвечает. Я оставил сообщение. – Магоцци озадаченно разглядывал закопченное нечто на палочке. – Что это за ужас?
– Мясо цыпленка с овощами.
– Отвратительно.
– А ты будто знаешь!
8
Закончив проверять телефонные линии, Грейс вернулась на улицу, ко входу в кафе, и остановилась там, прислушиваясь. Она не услышала ничего, кроме доносящихся из здания приглушенных голосов Энни и Шарон. Она повернулась к кафе, и ее ослепило солнце, отразившееся в больших витринных окнах.
Когда Грейс открыла затянутую сеткой дверь, Шарон и Энни одновременно и похожим движением вскинули голову и посмотрели на нее. Они сидели за барной стойкой и пили газированную воду из банок, взятых в стоящем неподалеку холодильнике со стеклянной дверцей. Энни размахивала сотовым телефоном, стараясь поймать сигнал.
– Этот кусок пластика безнадежен. Снаружи не работает, внутри тоже не работает… Грейс, милая, нашла кого-нибудь? – Она протянула Грейс бутылку воды и сунула бесполезный телефон обратно в сумочку.
Грейс покачала головой, открыла бутылку и сделала глоток. Затем сказала:
– Кто-то перерезал все телефонные линии.
– Что?
– Прямо под распределительными коробками. На стене кафе, бензоколонки и деревянного дома.
Долгую секунду в воздухе висело молчание.
Наконец Шарон сказала:
– Может быть, дети.
– Может быть.
Энни смотрела только на Грейс.
– И что ты думаешь, Грейс?
– Что нам надо выбираться отсюда.
Энни вздохнула, глотнула в последний раз из банки и встала с табурета. Она подошла к холодильнику, взяла оттуда три бутылки воды и поставила одну из них на стойку перед Шарон.
– Зачем это?
– Запихай в сумочку, солнышко. Снаружи настоящее пекло, а нам, кажется, снова предстоит прогулка.
– Ты что, шутишь? Если судить по карте на автозаправочной станции, до ближайшего города не меньше десяти миль, и то с того места, где мы оставили джип. А что, парочка таких техногуру, как вы, не сможет починить телефонные линии?
– Там двадцатипятипарный кабель, – объяснила Грейс. – Придется много сращивать. Часа два провозимся.
– А к тому времени местные вернутся – куда бы они ни исчезли – и отвезут нас куда нам надо. А пока у нас есть еда, вода и место, где спрятаться от солнца…
Энни посмотрела на Шарон так, будто та, по ее мнению, сошла с ума. Она на секунду забыла, что не все в мире знают, что, когда Грейс говорит: "Нам надо выбираться отсюда", ей надо верить, как собаке-поводырю, которая тянет слепца прочь от колес несущегося на него автобуса.
– Давайте выдвигаться.
– Ладно. – Шарон не оставила надежды их урезонить. – Давайте тогда так. Вы с Грейс останетесь здесь, начнете налаживать телефоны, а я пойду – ну просто для очистки совести. Может, мне повезет, и я кого-нибудь встречу на дороге. Без обид, Энни, но на улице девяносто, а аэробика на свежем воздухе, как я понимаю, не твой…
– Тихо. – Грейс мгновенно и почти бесшумно переместилась к двери и замерла, закрыв глаза и послав отточенную иглу внимания налево, вдоль дороги, мимо бензоколонки и за поворот, после которого дорога исчезала в лесу. Она не могла определить, что именно она услышала, – ничего такого, просто едва слышный рычащий звук, посторонний в этой всеобъемлющей тишине.
– Что-то приближается, – только и успела вымолвить она.
Гарольд Уиттиг передвинул рычаг переключения скоростей в нейтральное положение и устало оперся о руль запястьями. Он беспокоился, и от этого его рот был сжат в жесткую линию. Оторвав одну руку от руля, он стер рукавом пот со лба и в сотый раз пообещал себе, что отправит этот чертов пикап на свалку и возьмет себе большой новый "форд" с кондиционером – они там такие мощные, что могут охладить даже двухдолларовую шлюху. Черт, как жарко. День был ни к черту, одно несчастье за другим.
Уже утром, когда они ехали в Роквилл, у пикапа спустила шина. Потом оказалось, что на "Флит-Фарм" еще не собрали велосипед Томми, и им пришлось два часа сидеть и ждать, а в это время парочка кретинов металась взад-вперед с торцовыми ключами и сорокастраничной инструкцией по сборке. Потом у Джины начались месячные, и ему пришлось рысцой бежать в магазин и покупать ей тампакс. Он думал, он умрет прямо возле кассы, когда симпатичная молоденькая кассирша улыбнулась и сказала: "Только тампакс? Больше ничего?" А теперь еще и это. Господи, что за день.
Он посмотрел через пыльное ветровое стекло на пустой джип на обочине и на полосатые, оранжево-белые козлы, на которых мерцали желтые огоньки. Они стояли поперек дороги и блокировали движение. Перед козлами стояли двое в камуфляже и ботинках военного образца. Лица у них были серьезные, как у играющих в войнушку мальчишек, а на груди висели М-16. Гарольд очень надеялся, что они не были заряжены боевыми патронами. В такой удачный день, как сегодня, один из этих вояк, по идее, должен подойти к пикапу и прострелить ему голову.
Джина на пассажирском сиденье вся подалась вперед, будто была уверена, что если ее лицо будет на дюйм ближе к ветровому стеклу, то она поймет, зачем заблокировали дорогу. От жары у нее на лбу тоже высыпали капельки пота. Она поджала нижнюю губу, как всегда, когда сталкивалась с чем-нибудь, что казалось ей бессмысленным, и ее лицо приобрело обеспокоенное выражение.
– Кто это такие? Солдаты?
– Похоже на то. Может, Национальная гвардия.
– А зачем они тут? Зачем они перегородили дорогу? – Ее понемногу охватывала паника – это было видно по ее голосу, который с каждым словом забирался все выше. Гарольд знал, что она уже начала воображать себе черт-те что и в голове у нее, отталкивая друг друга, проносятся мысли о торнадо, наводнениях, мятежах и других катастрофах, при которых обычно Национальная гвардия появляется в обычном мире.
– Джина, успокойся. – Он положил ей руку на колено. – Это солдатики выходного дня. Им же нужно где-то играть в свои игры.
Но когда один из молодчиков направился к пикапу, у него самого по спине побежали мурашки. Молодчик был светловолосым, веснушчатым и обгоревшим на солнце, но с выправкой у него было все в порядке: прямая спина, четкие движения и вздернутый подбородок, характерный только для военных в стойке "смирно".
– Добрый день. Что здесь происходит?