Заготовку воробьев взял на себя Великий Охотник - Мишаня.
Атаман Гусь заранее распорядился, чтоб первого воробья для пробы ел сам Братец Кролик как главный затейщик всего этого дела. Не посмев сразу отказаться, Братец: Кролик ходил теперь несчастный, смотрел на всех жалкими заячьими глазами, поминутно оплевывал, жалуясь на болезнь живота, по научному - колит, но атаман Гусь был человек упрямый, на расправу скорый…
…Улицы Гусиновки были пусты, прохладны и тенисты, когда Мишаня вышел с Глебом на промысел и окинул окрестность своим охотничьим глазом.
Воробьи не ожидали никаких бед и предавались беспечному веселью, набившись в листву деревьев и вереща так, что звенело в ушах.
А между тем Мишанины карманы оттопыривались от смертоносных камушков, заготовленных еще с вечера.
- Сейчас мы наколотим чиликов, что объестся Братец Кролик! - сказал Мишаня Глебу. - Они у нас посыплются с деревьев как град, поспевай подбирать!..
Воробьиная шайка на первом дереве, заметив Мишаню, не дала ему приблизиться на расстояние точного выстрела и с криками сыпанула через плетень в сады.
- Знают меня, жулики! - с удовлетворением заметил Мишаня. - Понял, как испугались? Сейчас я вот этого толстого срежу!
Толстый старый воробей с черным галстуком сидел на веточке, распушив перья, преспокойно посматривал на Мишаню своими плутовскими глазками и пронзительно чирикал.
Мишаня прицелился так, чтобы воробьиный галстук точно пришелся между рогатульками, и, несильно натянув резинку, выстрелил.
Камушек ударился в самую веточку, на которой сидел воробей, отчего тот подпрыгнул, потерял равновесие, чуть не свалился, но все-таки, отчаянно замахав крылышками, выправился и упорхнул.
- Большой был испуг! - захохотал Мишаия. - Полетел помирать от разрыва сердца.
Глеб улыбнулся:
- Нет, он полетел другим воробьям рассказывать!.. Скажет: "Братцы, что сейчас со мной было, чуть меня из рогатки не убили!.."
- Ничего… Это у меня рука ослабла. А теперь никакой не спасется! Вот он - молодой! Этот наш!..
Молодой воробышек с желтой каймой у клюва крепко вцепился лапками в веточку: и лететь страшно, и сидеть нельзя, потому что отец с матерью подбадривали его криками:
- Лети! Лети! Не бойся! Мы тут!
Посторонние воробьи тоже суетились вокруг него, успокаивая и подавая различные советы звонкими голосами.
Мишаня нацелил рогатку, но Глеб потянул его за рукав:
- Этого не надо!.. Жалко… Он вон и полетать еще не успел, а ты его из рогатки… Он подрастал, подрастал, а теперь вдруг ему помирать… Какой хороший, глупый…
- Как хочешь, - согласился Мишаня. - Тогда я сейчас воробьиху свалю. Ишь, суетится…
- Воробьиху и подавно не нужно. Как же он будет без матери учиться!
- Ну, отца ихнего сшибу! Без отца они проживут!
Но Глеб и тут не согласился:
- Пускай уж вся семья у них будет живая… Например, мельничка одного убьют - жалко ведь?
- То - мельнички… - резонно возразил Мишаня. - Воробей, он птица домашняя считается, как все равно скворцы или куры… А мельничек - птица редкая, дикая… Большая разница!..
Пошли к другому дереву.
Там сидел всего один воробей, и тот какой-то облезлый.
- Этого не надо! - пожалел его Глеб.
- Почему такое?
- Да… Какой-то жалкий… Старый уж…
На следующем дереве опять оказались молодые: три штуки. Один хотел перелезть с ветки на забор, но у него не хватило силенок, и он упал в траву. Большие воробьи, не обращая внимания на Мишаню с Глебом, обсели это место и начали кричать. Что они кричали, все до капли было понятно, даже тому, кто не знал воробьиного языка:
- Спасайся! Лети! Нет, спрячься, притаись! Что делать? Что делать? Лети скорей, опасайся! Нет, сиди, не двигайся! Они сейчас уйдут!
Мишаня, приметив место в зарослях лебеды, куда упал воробьенок, раздвинул траву и сцапал воробьенка ловчее всякой кошки. Тот первым делом клюнул Мишаню в руку, а потом и вырываться перестал, только сердечко колотилось: тук! тук! тук! тук!..
- На, пощупай, как у него сердце бьется…
Мишаня дал воробьенка Глебу, и Глеб запричитал:
- Ой, бедный… Испугался, маленький…
Дураку было видно, что никудышный он охотник, жалостливый, как девчонка, и толку никакого не будет, если его слушать: этот - малолеток, этот - старый уже, это - мать, это - бабушка… Если так копаться…
- Мишань, давай отпустим… - попросил Глеб, поглаживая воробьенка пальцем по спине, хотя не известно, приятно бывает воробьям от этого или нет. - Ну, Мишань… Ну, что тебе стоит… Он и так испугался…
- Да отпускай! - махнул рукой Мишаня, который по слабости характера не мог отказать, когда его просят.
Глеб подкинул воробьенка вверх, тот быстро-быстро заработал крылышками, долетел до ветки, зацепился за нее, покачался и уравновесился. Большие воробьи кинулись всей шайкой осматривать его и успокаивать. Они кричали:
- Не бойся! Ты улетел! Молодец! Держись крепче! Набирайся сил! Потом опять полетим! То хорошие ребята!
Глеб начал заглаживать свое позорное поведение:
- Я вообще, конечно, их не жалею… Я знаешь как охотился! В тайге соболей всяких, глухарей колошматил! Мой старший брат Руслан, тот бьет белку прямо в глаз!.. Из мелкокалиберки…
- Из мелкокалиберки-то? - усмехнулся Мишаня. - Пускай бы мне кто-нибудь дал мелкокалиберку, я не только огромадному глухарю - мышу в глаз попаду из нее! Ладно уж, эти пускай остаются, и так страху набрались, пошли дальше…
И они отправились искать таких воробьев, чтоб не были ни молодыми, ни старыми, ни родителями, ни детьми…
А вон две какие-то идут им навстречу с того конца улицы… Мишаня вмиг разглядел: одна - Николашка, которую он приучился издали угадывать по вихрастым волосам и прыгающей походке. А кто же поспешает рядом с ней - седенькая такая, в черном платье с белым воротником, портфелем размахивает?.. Учительница Галин Петровна? Хоть до Мишани она, можно сказать, не касалась, преподавая в других классах, но имелись у него причины побаиваться Галину Петровну и уважать…
Раз пришлось Мишане иметь с ней дело, и она показала себя справедливой учительницей, не как некоторые другие.
Дело было так. Дежурил Мишаня в классе, где на перемене, всем известно, кроме самого дежурного, находиться никто не имеет права. Чтобы проучить любителей то и дело открывать дверь, заглядывать и стараться войти, Мишаня решил применить особые меры: обтерев тряпкой классную доску, он с этой меловой тряпкой притаился у двери, чтобы хорошенько напудрить каждого, кто посмеет всунуть голову в класс. На беду эта самая Галин Петровна возьми да и загляни! И меловая Мишанина тряпка пришлась ей прямо в щеку… Мишаня так и оцепенел, ожидая, что она сейчас поволокет его в учительскую на расправу к другим учителям. Но она, вытираясь платком перед маленьким зеркальцем, спросила только, почему Мишаня таился в засаде с меловой тряпкой. Мишаня все честно сказал, и она его простила, только не велела никого других пудрить. Вообще-то Мишаня собирался попудрить одного, самого злостного, неважно, просунет он голову или нет, но теперь решил оставить его ненапудренным, а то Галин Петровна подумает, будто у него характер такой - всех мелом пудрить… Особенно понравилось Мишане, что она даже фамилию не спросила, - очень толковая учительница, хоть и чужая.
Однако, какая бы она ни была, Мишаня прекрасно знал, что все до одной учительницы, и толковые, и бестолковые, не одобряют стрельбу из рогаток по живым воробьям.
Поэтому он свою рогатку моментально припрятал, да не просто в карман, а заткнул под пояс под рубашку.
- Твоя идет… - подтолкнул он Глеба. - Гляди, но виду не показывай…
Глеб покраснел, выпятил грудь вместе с животом, одернул курточку, поплевав на ладонь, пытался пригладить свой вихор, торчащий как перо у дикаря, но тот не пригладился и топорщился еще нахальнее, набрал в грудь воздуха… и сказал:
- Давай перейдем на ту сторону… Оттуда мне лучше ее смотреть…
Мишаня согласился с полным удовольствием, считая, что даже со спрятанной рогаткой от учительниц надо держаться подальше.
Но оказалось, что учительский глаз будет, пожалуй, позорче, охотничьего.
- Мальчики! Пойдите-ка сюда! - услышали они четкий повелительный голос.
Ничего не поделаешь, пришлось подходить, здороваться.
- Здравствуйте, мальчики! Вы, кажется, рогаткой тут балуетесь, или я ошибаюсь? - сказала Галин Петровна, не особенно пока сердито. Мишаня прикинулся, что ничего не понимает:
- Какой рогаткой? Вы о какой-то рогатке говорите?.. Никакой у нас нет рогатки…
Николашка, задорно вертя своим коротким прямым носом и встряхивая волосами так, что они разлетались, с любопытством оглядела Глеба, который топтался, отводя глаза и безостановочно приглаживая свой вихор, предательски сказала:
- Вы им не верьте, Галин Петровна, это Мишаня, его все знают, у него рогатка самая меткая! Вон она в кармане оттопыривается…
- Где оттопыривается? Чего врешь, дура! - заорал Мишаня. - Не веришь - обыщи! "Оттопыривается"…
- А что у тебя там?
- Просто камушки…
Мишаня вынул из кармана один камушек и показал.
- Зачем? - спросила Галин Петровна.
- Так… играем мы ими…
- Неправда! - тараторила Николашка. - Он всех птиц перестрелял, ужас до чего меткий! А рогатку где-нибудь спрятали!.. Они знаете какие хитрые!
А вот и сам Братец Кролик пробирается. Увидев учительницу, он не решился подойти, а поздоровался издали и стал прогуливаться в сторонке, насторожив свои кроличьи уши.
- А ты, мальчик, здесь живешь? - опросила Галин Петровна Глеба.
- Это Глеб, он недавно приехал из Сибири погостить! - ответила за него Николашка, так что Глебу оставалось только кивать. - Он мальчик хороший, но уже начал портиться! Мишаня его всему научает, и еще есть один тут такой - Гусь, это ужас что такое, какой-то прямо балда! На других улицах мальчишки как мальчишки, а эти совсем пораспустились, одичали, прямо не знаем, что с ними делать…
У Мишани так и чесались руки влепить ей хорошего леща: все-то она знает, до всего ей дело…
Зато Глеб приободрился: еще больше выпятил толстую грудь и вздернул бровь, рассчитывая тем самым придать себе дополнительную красоту и загадочность. Но Николашка отвернулась и прыснула в кулак.
- Нехорошо, Мишаня, птиц убивать, - сказала Галин Петровна.
- А кто их убивает…
- Вы! - выпалила Николашка.
- А ты видала? Ты сперва увидь, а потом говори! Я в кого стрелял? Я в воробьев стрелял! А в воробьев можно: приносят вред!
Ни с того ни с сего Николашка пожаловалась:
- А у меня гусеницы всю розу объели! Ничего не помогает, прямо не знаю, что и делать!..
Глеб открыл рот, хотел что-то сказать, но не сказал - не решился.
- Ты ошибаешься, - заметила Мишане Галин Петровна. - Скажи, какой, по-твоему, воробьи вред приносят?..
- Клюют вишни… раз! - начал загибать пальцы Мишаня.
- Раз! Еще что?
- Ну… Например… У кур воруют корм - два!
- Так. Еще?
Третье преступление воробьев Мишаня вспоминал долго:
- В скворчиные дома залезают!
- Насчет скворцов - неверно! - вмешался издали Братец Кролик. - Слабо воробью со скворцом сладить! Скворец, он, как из Африки к себе домой явится, первым делом воробья оттудова - по шеям! Уцепит своим носищем за шиворот - и на выброс! Тот так и полетит кверху тормашками!..
Он разгорячился, подошел и начал рассуждать:
- Я сначала об воробьях сам так заблуждался, но мне один друг, аспирант, на профессора учится, все досконально про них рассказал, теперь вижу: не только они ничуть не вредные, но даже полезные ужасно!..
- Вот что, ребята, - сказала Галин Петровна. - Сейчас нам некогда, а вы лучше приходите на пост коммунистического воспитания, там обо всем поговорим подробно. Знаете, где он?
- Знаем…
- Придете?
Мишаня обеспокоился:
- А почему нам приходить? Это нам только? Мы ничего такого не делали…
- Не только вам, там ребят много: с Садовой, с Крестьянской, с Полевой…
- К нам это ничего не относится… - упирался Мишаня. - Это город, их касается, а мы сами по себе…
- Ты знаешь Гену Козлова, Юрика Марчукова, Колю Никульшина?
- И Козла знаю, и Чука, и Куропатку… - пренебрежительно махнул рукой Мишаня. - Это что за ребята… так… Мы их не признаем!.. Мы вообще ни Садовую, ни Полевую не признаем!.. Крестьянскую тоже не признаем!..
- И хорошенько им отвешиваем, если на нашу Гусиновку забредут! - весело добавил Братец. Кролик.
- Ох, Галин Петровна! - ужаснулась Николашка. - Какие же они дикие, ну до чего одичалые эти мальчишки!..
- Вы придете ко мне, - сказала Галин Петровна. - Это я вас приглашаю. Договорились?
- Договорились… - нехотя согласился Мишаня, не желая обидеть хорошую учительницу.
- Вот с Ниной договоритесь, когда приходить, вы же ее знаете?..
- А то не знаем…
- Галин Петровна, велите Мишане камушки высыпать! - вспомнила Николашка.
- Высыпем камушки, Мишаня?
- Могу…
Мишаня вывернул карманы, и замечательные камушки посыпались на траву.
- Я их лучше с собой возьму, - Николашка присела и начала складывать камушки в носовой платок. - А то они потом опять их соберут, они знаете какие хитрые!..
Братец Кролик с целью навредить заготовке воробьев кинулся ей помогать с таким усердием, что ни одного завалящего камушка не проглядел:
- Вон еще! Видишь, под листом спрятался? Во-он куда один закатился!..
Потом он притворился, будто вспомнил про какое-то срочное дело, и убежал.
- Ну как? - спросил Мишаня Глеба, когда учительница с Николашкой ушли. - Разглядел?
- Хорошая… - одобрил Николашку Глеб. - С тунгуской, конечно, не сравнить, и Роза красивее… Все-таки ты меня обмошенничал…
- Что ты об одном и том же! - вспылил Мишаня. - Обменялись, и дело с концом! Не будем же мы обратно размениваться, раз письма уже послали? Не все равно тебе?
- Да я ничего… Пускай… - смутился Глеб. - Она девочка хорошая, сразу видно - умная: слыхал, что она про меня сказала? Это, говорит, мальчик хороший… Значит, я ей здорово понравился! Она где живет?
- А тебе зачем? Зайти, что ли, хочешь? Он тебе, Тараканыч, зайдет! Она ему внучка…
- Нет, заходить я не люблю… Что в этом хорошего? Зайти и дурак сумеет… Надо что-нибудь другое придумать. С тунгусками, например, рассказать, как все получилось?..
- Давай!
- Идем мы однажды с братом Русланом по тайге… Ружья с нами, конечно, ножи такие громадные… В ножнах, а ручка из оленьего рога… Как дашь, так насквозь! Вот Руслан и говорит: моя думай, где-то волки кричи. Я отвечаю: надо ходи посмотри… А в кустах: у-у-у… Я говорю: скорей надо ходи! Побежали туда, смо-отрим… - глаза Глеба широко раскрылись, он даже содрогнулся, - шесть волков! Да что я, больше: множество! Обсели вокруг чума, это такой шалаш из березовой коры, и воют… Мы - бах! бах! бах! Один - кувырь! Другой - тоже кувырь! Остальные - в кусты. И еще одного брат Руслан ножом заколол, тот на него кинулся… И выходят из шалаша две тунгуски, в одеждах, расшитых бисером, косы до пяток, и говорят по-тунгусски: мы вас мало-мало видели, только подойти стеснялись… Заходим к ним, там все увешано ружьями, рогатинами разными… Угостили нас медвежатиной…
- А чего ж они сами в волков не стреляли? - спросил Мишаня.
Глеб подумал и сказал:
- Да у них боеприпасов не было…
- А убитых волков куда дели?
- А куда их? Сняли шкурки, им отдали… Зачем они нам?..
Мишаня не знал, что и думать: похоже, врет, а может, и не врет… Почему бы и не случиться такому? В тайге всякие случаи происходить могут, на то она и тайга зовется!.. Да доведись самому Мишане попасть в тайгу с настоящим-то ружьем, разве он растеряется: бах - кувырь! бах- кувырь!.. И не три, а все шесть волков валялись бы у него кверху лапами!..
Только уж шкурки он никаким тунгускам не отдаст, будь они хоть раскрасавицы! Пускай сами себе убивают, если нужно. Шкурки он сдаст в "Союзпушнину", а еще лучше - себе возьмет. Из одной сошьет себе волчье пальто, как у аспиранта, чтоб всем показывать; из другой набьет чучело, чтоб, как живое, стояло дома и все просились посмотреть; из третьей… тоже можно набить чучело, чтоб стояло в школе с надписью, где и кем убит этот волк, и все завидовали…
- Вы б хоть одного себе оставили… - недовольно заметил он Глебу.
- Не догадались, - согласился Глеб. - В следующий раз обязательно оставим… Одну я тебе привезу. Привозить?
- Ладно, - сказал Мишаня.
- А у меня есть мешок спальный, медвежий, и хватит с меня… Давай будем в этом мешке у тебя под крыльцом спать? Меня отпустят, а тебе разрешат?
- Не знаю, надо у отца спросить… Боюсь, скажет: спите дома… А кому охота спать дома, если можно под крыльцом? А как же с воробьями быть? - спохватился Мншаня.
- Пусть… - сказал Глеб. - Пусть летают… Я их все равно есть не стану - избаловался в Сибири. Мы там все глухарей ели да рябчиков… С воробьями не сравнить…
- Какие же они по вкусу?
Глеб подумал.
- Смолой пахнут… Откусишь кусок, так во рту и запахнет смолой, будто ты сосновую ветку жуешь!..
- Да-а… - с завистью вздохнул Мишаня. - Глухари, конечно, вкусные… Но воробьи, они чем хороши? Интересно поглядеть, как Братец Кролик первого воробья примется есть… согласно книге! Вот я об чем толкую!..
Но тут солнце закрылось тучей, потемнело, подуло прохладой, и по крышам, по траве, по листве деревьев, по дорожной пыли захлопали, застучали крупные дождевые капли. Сначала редкие, потом все чаще и чаще… Опрометью побежали куры в подворотни, с испуганным видом промчался Колюнька, воробьи попрятались, и Мишаня с Глебом тоже побежали прятаться под крыльцо.
Там, увертываясь от грязных струек, протекавших сквозь щели, они шепотом обсудили много всяких вещей…
А как дождь кончился, побежали по мокрой траве проведать маленьких мельничков в их открытом гнезде. Оказалось, что от дождя они ничуть не пострадали и чувствовали себя прекрасно. Наверное, большие мельнички загораживали своих детей от дождевых капель. Да они и сами начали обрастать перьями, пока еще не пушистыми, а похожими на щепочки. У них поблескивали черненькие глазки, и они уже умели вертеть головами на окрепших шейках. Самое удивительное, что за каких-то три дня они успели вырасти не меньше чем в три раза. Это сколько же пришлось им съесть крошечных мошек и комариков?
Вечером, когда отец после обеда залег с книгой на диван, Мишаня приступил к переговорам:
- Пап, можно мы с Глебом будем спать под крыльцом?..
- Это зачем такое? - глянул поверх книжки отец.
- А так. Жарко, даже душно в комнате… А там мы будем в спальном мешке! У Глеба есть… А то зачем же эти мешки делают, чтоб напрасно им быть? Он ведь медвежий!
- Медвежий? Ну раз медвежий - спите… А поместитесь вы вдвоем-то? Значит, хочете наподобие туземцев?..
Мишаня кивнул.
- А мешок всамделе медвежий?
- А как же!
- Ну, валяйте… - и отец перелистнул страничку.
Зато мать была другого мнения:
- Чево-о? Эт с какой же такой стати вы под порогом будете валяться? Аль вы собаки бездомные, крыши у вас нету?
- Папа разрешил! Говорит: валяйте…