- Двое детишков по дворам повещали, усем жалающим давали. Я взяла нашему сатаненку, а он, угорелый, дрыхнеть тоже без задних ног! Гляжу я на вас, рябяты, до чаго вы спать здоровы! На что другое их нету, а уж спать завалятся - уняси ты мое горе!.. Вот они, молодыя-то лята!.. Наспротив Пятровны и афишка вывешена, тама усе подробно указуется… Надоть сходить! Это я последнюю время заплошала, забеднела, а бывалоча, страсть эти постановки любила: ну, ни одной-разъединой не пропущу! Чудесные пьески разыгрывали: "Месть девы" - ну, до чего антиресно! А то "Нявеста у дверь, а жених у Тверь" - это комедия, прокатывали!.. Пойдете, что ли?
- Поглядим… - солидно сказал Мишаня. - Как дела…
- Ах, антихристы! Ах поросяты! - захохотала тетка Федотьевна. - Дяла у них завелись, у анжинеров-то у наших!
И тетка Федотьевна, веселая, ушла, захватив афишку. Мишаня с Глебом уселись на ступеньках, чтобы солнышком прогнало сон, потому что дальше спать было опасно могут заподозрить: почему так долго спят?..
Сестра Верка и так уже три раза прошла мимо них с видом строгим и торжественным, каждый раз пристально на них взглядывая и все чему-то усмехаясь…
- Чего всходилась? - не вытерпел Мишаня. - Ходит, ходит… И чего все ходит?
- Да так… Смотрю, не выспались вы…
- А твое какое дело!
- А такое, что уж очень вы глубокую яму выкопали… Устали, наверное…
- Какую яму? - заорал было Мишаня, но сразу спохватился и перешел на угрожающий шепот: - Какая еще такая яма, когда мы ни про какую яму не знаем даже…
- Но только эти труды ваши напрасные, - не слушала Верка. - Глупость просто… Уж ты - ладно, что с тебя спросить, а вот для Глеба непростительно…
- Чего мне непростительно? - поинтересовался Глеб.
- Да ворожить, как старушка какая…
Глеб возмутился и ляпнул:
- Ничего подобного! Мы ее вовсе не для ворожения копали, а…
Верка, торжествуя, запрыгала и запела:
- Вот и попались! Вот и сознались!
Глеб и сам понял, что допустил оплошку, растерялся и смолк, моргая.
- А тебе что за дело? - спросил Мишаня. - Продать нас хочешь? Иди продавай!..
- Ничего не продавать!.. Даже наоборот: могу вам помочь, чтобы вы напрасно не мучились… Но только еще подумаю, стоит вам помогать или нет, смотря как вы себя поведете… Писанину вашу получили, читали все…
- Ну и что говорят? - осведомился Глеб. Верка ехидно усмехнулась:
- Говорят: писал писака, не разберет и собака…
- А ты в наши дела не суйся! - обиделся Мишаня. - Иди вон к своему Лаптяне! В колодец!
Мишаня намекал на то, что Верке Лаптяня прислал в день Восьмого марта поздравительную открытку, начинавшуюся словами: "Привет из колодца!"
Тут уж Верка обиделась:
- А если вы на меня кричите и дразнитесь, то я вообще с вами не разговариваю!.. Посидите пока, погрейтесь… А потом попросите получше, очень для вас интересное знаю. Но это для Глеба только, Глеба мне жалко, а с тобой, дурак, я вообще не вожусь! Только сначала вы мне все подробно должны рассказать, зачем вы яму копали…
- Сейчас расскажем, жди!..
Верка ушла, по привычке изо всех сил топая ногами по ступенькам, чтобы внутрь Мишаниной квартиры насыпалось побольше сору.
Потом пришел гонец Колюнька и секретным шепотом, со страхом кося по сторонам глазами, сообщил:
- Гусь велел… Приходить к четырем… На нашем месте…
Через Глебову доброту от Колюньки никакого покоя не стало - после грибов так и таскался за Глебом и Мишаней как хвостик. Даже хотел подарить им лучшее свое сокровище - красненькую стекляночку.
- Глеб, а Глеб… Хочешь, я тебе свою стекляночку насовсем отдам?
- Она мне не нужна, у меня в Свердловске всяких цветов стекляночки имеются… - ответил Глеб.
- Мишань, а тебе не нужно моей стекляночки?..
Но и тот не стал стекляночку брать.
Мишаня и Глеб решили пока разойтись и подкрепиться завтраками, чтобы иметь свежую голову, а потом сразу опять встретиться и тогда уж все обсудить.
Но тяжелая разбойничья жизнь с ее недосыпаниями настолько подорвала силы Мишани, что после завтрака он заснул в мешке, чуть не проспав время сбора.
Глеб тоже не приходил, потому что случайно уснул в саду под кустом, куда прилег, чтобы обдумать разные дела.
Но все-таки к четырем часам они поспели на сборный пункт у Чертовой ямы, где уже собрались Гусь, Братец Кролик, Лаптяня и Колюнька.
Они одновременно загорали и слушали Гуся. Атаман был разгневан тем, что всякая мелкота осмелилась соваться со своими афишками через границы независимой территории Гусиновки.
Махая своими длинными ручищами, он разглагольствовал о славном историческом прошлом этой страны:
- Весь город был ей подчинен! Гусиновцев все дрожали!.. Затронешь - лучше тебе тогда на свет не родиться… Отец рассказывал: как ночь, так выходят гусиновские, в гармошку рванут, рванут! - уж все знают: гусиновские вышли!.. На дороге им не попадайся, кто с других местов (своих не трогали), - извалтузят, будь здрав!.. А то дадут спичку и заставят улицу мерять - сколько раз в улице спичка уложится! Га-га-га-га!..
Остальные разбойники тоже захохотали над выдумкой старинных гусиновцев.
- Или скажут: залезай на ворота, кукарекай по-петушиному! Вообще, много устраивалось всяких потех!.. Дрались: Гусиновка на Новые места!.. Гусиновские всегда побеждали!.. У дяди моего и сейчас на голове ямку видно, где кирпичом было прошиблено!.. Деревенские разини боялись на базар через Гусиновку ездить: дорога через нас проходит, а они давали кругаля по лугу, по кочкам!.. Сам Меркушка-разбойник с Гусиновки происходил! Не абы кто! Тетка Федотьевна и место обещалась показать, где ихняя хата стояла. А теперь думают, если Меркушка вымер, то ходи-расхаживай, не бойся, будто тут и ребят никаких не живет… Жалко, занят я был, сарай этот проклятый домазывал, не видал их: я б им дал! Да ладно, еще успеется! Мы свое время тоже знаем! Надо сейчас нагрянуть всей оравой, спектакль ихний разогнать, а шурум-бурум весь переломать. Тогда увидят, что за люди на Гусиновке водятся!.. Сейчас вот Огурец придет - и двинем! Я его послал большую эту афишу содрать и принести сюда…
Увидев Огурца, идущего с пустыми руками, окончательно рассвирепел:
- Почему пустой?
- Никак нельзя было, - сказал Огурец. - Все время народ толпится, читает… Я ждал, ждал…
- Ладно, после сдерем!.. А теперь - айда, а то опоздаем!..
И грозная орда гусиновских двинулась по мирным зеленым-улицам на разгон спектакля.
- Всех как мышей разгоню! - хвалился Гусь, грозя городу кулачищем.
За ним шел Лаптяня со своим метким бумерангом, а дальше тесной толпой Мишаня, Глеб, Братец Кролик, Огурец и Колюнька.
Глеб тоже шел, но сам все по сторонам оглядывался и на ребят озирался - хотелось, видно, ему тягу дать, да перед ребятами стыдно: раз все идут, то и ты иди, а как же иначе?
Похоже, и кое-кто другие побаивались, но старались виду не подавать, чтоб не подумали, будто струсил, будто дрожь у него в коленках…
Один только Колюнька внимательно выслушал все, что говорили большие, не сводя с них зорких глаз, все понял и присоединился к набегу без всякого страха и сомнения.
Он хорошо понял, что от него требуется: подобрал где-то длинную палку и, немного подумав, положил в карман камень.
Оказывается, спектакль должен был идти прямо в воротах дома, где помещается пост № 9.
Откуда-то было притащено много длинных скамеек и поставлено в ряд перед воротами, как в театре.
Жители из ближних домов вынесли свои стулья и табуретки.
На скамейках сидели малыши и взрослые, а кому места не хватало, тоже не горевали - расселись прямо на земле.
На передней скамейке виднелась наряженная по-праздничному тетка Федотьевна в окружении толпы слушателей.
Недалеко от нее сидели Роза и Лариска, а когда увидели, что пришел Гусь, пересели еще ближе.
Занавес заменяли ворота: откроют ворота - значит, занавес открыт, закроют - закрыт занавес. Очень ловко кто-то придумал. Двое незнакомых мальчишек пробовали его, то открывая, то закрывая створки. А во дворе суетились и бегали другие мальчишки и девчонки в смешных костюмах.
Страшно плечистый и лобастый подросток с красной повязкой на руке указывал, кому где сесть, и унимал самых оголтелых зрителей, которые лезли прямо во двор и обсыпали друг друга пылью.
Заметив его, Огурец сообщил испуганным голосом:
- Мне тут нельзя… Меня вон тот ловит!..
- Это Васька Грузчик! - сказал Гусь. - За что он тебя ловит?
- Я у него стамеску украл…
И Огурец шмыгнул за угол.
- Плохое Огурцово дело… - задумчиво покачал головой Гусь. - Тут соображать нужно чугунком своим, у кого стамески воруешь!.. Этот Васька кого хочешь может извалтузить: он еще маленький был, как Колюнька, а уже с большим лилипутом дрался, когда цирк сюда приезжал!.. Ну, тут ошибка произошла! Он, этот лилипут, сзади был точь-в-точь, как один там, Казак. А этот Казак был самый Васькин враг. Раз видит Васька: идет Казак в шляпе! Конечно, Ваське противно стало: еще и в шляпе! Догоняет, хватает шляпу и закидывает через забор! Тот оглянулся, а он не Казак, а лилипут! Давай драться! Покуда разобрались, как да что, здоровых друг дружке шишек понавешали!..
- А кто кого? - спросил Братец Кролик.
- Неизвестно. Додраться им не дали… Да уж небось Васька! Глянь, какой он здоровый! Куда до него лилипутам разным!
Гусь вломился в самую гущу публики, раздавая кругом толчки, оплеухи, затрещины и ухарски плюя во все стороны шелухой от семечек, которые выбирал из зеленого подсолнуха, в одном месте имевшего неосторожность свесить голову за плетень.
Колюнька от него не отставал и тоже горячо взялся за дело: столкнул двух малышей со скамеек, развязал у одной маленькой девчонки бант, у другой вырвал сливу и съел сам, а косточкой плюнул в третью.
Остальная шайка держалась потише, так как некоторые обнаружили среди зрителей своих матерей и бабушек.
Учительницы Галин Петровны было что-то не видать, зато Мишанин отец, откуда ни возьмись, очутился рядом с теткой Федотьевной и весело помахал Мишане.
А Васька Грузчик подошел к Гусю и сказал:
- Здорово, Гусь! Вижу, чего ты сюда заявился со своей ватагой! Хочешь тут какого-нибудь шороху наделать, правильно я догадался? Но только напрасно ты трудился, шел: придется тебе это дело отставить до другого разу…
- Эт-то почему? - по-петушиному вскинул голову Гусь.
- Да потому вот… - И, склонившись к Гусю, Васька грозно спросил: - Ты меня знаешь?
- А как же, Вась, кто же тебя не знает…
- Ну вот… - оскалился Васька. - Хочешь смотреть - смотри… Сядь вот, на травке, и смотри… Вон хорошее, место - вы, хлопцы, рассаживайтесь, не стесняйтесь… А будешь не давать спектакль показывать…
Он опять склонился к Гусю и грозно прошептал:
- Удушу! Понял? Понял, говорю?
- Понял, - ответил Гусь и скромно сел на землю.
Притихшие разбойники расположились вокруг него.
Колюнька съежился, втянул голову в плечи и тоже присел, испуганно моргая. Он незаметно выкинул из кармана камень, а палку положил рядом и все тихонько отсовывал ее подальше, а потом и вовсе пересел от нее в другое место.
- Ладно, поглядим малость, чего они тут будут ломаться… - пробурчал Гусь для успокоения своих подчиненных.
Скоро Васька Грузчик опять подошел и миролюбиво попросил:
- Эй, Гусь, ты лучше присматривай-ка тут за порядком, а то мне некогда!
- Это я могу! - обрадовался Гусь и, взяв Колюнькину палку, приступил к наведению порядка, расхаживая среди зрителей и тыча палкой тех, до кого не мог дотянуться рукой: - А ну, давай у меня сидеть смирна-а!.. А ну, попробуй у меня кто баловаться! Не болтай ты, косой, ногами своими грязными, пока я тебе другой глаз не поправил! А ты, голова клином, куда огрызок кидаешь? Подними, пока я его тебе за шиворот не запихнул! На базар пришел - огрызки тут кидать? Мишань, тресни вон того, сопатого, в картузе, чего он все копошится, покоя ему нету?..
В это время откуда-то с хохотом и гиком явилась еще одна неизвестная малочисленная шайка и сразу начала высматривать, что бы ей такого натворить.
Гусь подошел к их вожаку и, ни слова не говоря, дал ему по голове.
- Ты что, саб-ба-ака! - взвыл тот, схватившись за ушибленное место, а Васька Грузчик крикнул от ворот:
- Эй, Гусь, так нельзя!
Гусь с недоумением уставился на него, и Васька пояснил:
- Надо добром…
Гусь кивнул и обратился к побитому:
- Садитесь, располагайтесь, вот местечко!.. А если пришел мешать, то… ты меня знаешь?
- Знаю я тебя, гусиная морда, папомню!..
- Тихо! - показал кулачище Гусь. - Присаживайтесь, располагайтесь, не стесняйтесь! Кто пошевелится - удушу!
Однако на таких условиях чужая шайка не пожелала смотреть спектакль и с угрозами удалилась, а Васька сказал Гусю:
- Нет, так не выйдет… Прекрати, сядь. А то самого прогоню!
- А что? Гляди, какой порядок: никто не пикнет!..
- От такого порядка все остальные зрители разбегутся. Сиди, смотри, ничего не делай…
- Как хочешь… - скромно пожал плечами Гусь. - Я думал, как лучше…
Вместе со своими подчиненными он уселся впереди самого первого ряда и принялся смирно смотреть на ворота, за которыми слышались возгласы и суета.
Но вот ворота открылись, и спектакль про Волка-разбойника начался.
На сцене-дворе изображалась какая-то полянка или лужайка, посреди которой торчал пень, а сбоку росло дерево.
Трава была настоящая, и дерево настоящее - антоновская яблоня, многим зрителям очень даже знакомая, а пень был откуда-то принесен и поставлен так, что можно подумать, будто он все время тут находился.
На дереве сидела девчонка, одетая в птицу, и представляла кукушку, потому что все время кричала "ку-ку" - очень похоже, а под деревом стоял, задумавшись, журавль с голыми, тонкими и длинными ногами, длинным бумажным носом, босой, но в большущих картонных очках.
- Глянь, журавль! - громко заржал Гусь при виде журавля, но из ворот выглянул Васька, и он смолк, сделав вид, что сильно заинтересован зрелищем.
- Я журавля знаю! - радостно сообщил Лаптяня. - Это Жорка! Я с ним в пионерлагере вместе был! Длиньше и тоньшей его никого нету! Хорошего они журавля нашли. А кукушка не такая: у ней полосы поперек!..
Затем раздалось страшное рычанье, от которого Колюнька вздрогнул и начал, не мигая, смотреть на сцену.
Выскочил Волк в страшной волчьей маске, с костью, торчащей из пасти, в лохматой вывороченной шубе. Рыча, он принялся носиться по сцене, потом прилег, свернувшись, на пеньке.
У Волка были широкие, как у Васьки Грузчика, плечи, и Гусь изо всей мочи зааплодировал и заорал:
- Вася! Ура! Давай, давай!
Волк привстал, повернулся к Гусю и укоризненно покачал головой, ничего не оказав, возможно, оттого, что рот был занят костью, но Гусь понял и притих.
Потом появились Заяц и Зайчиха с ушами и даже хвостиками.
Колюнька счастливо рассмеялся - так понравились ему зайцы!
Сначала зайцы робко выглядывали из-за куста сирени, Кукушка манила их к себе под дерево, но они не шли, пока Волк совсем не скорчился и не замолк: не то помер, не то заснул. Тогда зайцы осмелели и перебежали под дерево.
- Ниночка наша зайчиху-то представляеть, - сказала Мишаниному отцу тетка Федотьевна. - Деловая девка, бядовая, чисто прахтикантка! Намедни мне встрелась: я, грит, бабушка, играю зайчиху! Вот табе и Николашка!
Встав над Волком, Зайчиха звонким голосом принялась, декламировать:
Что волки жадны, всякий знает!
Волк, евши, никогда костей не разбирает!
Зато на одного из них пришла беда:
Он костью чуть не подавился!..
Тетка Федотьевна обернулась к зрителям и, показывая; большим пальцем на Николашку, одобрительно сказала:
- Ишь!
Мишаня подтолкнул Глеба:
- Твоя! А ты говоришь, обдурил!..
Глеб молча и важно кивнул, со вниманием следя за игрой Николашки.
Зато Роза и Лариска начали всячески показывать свое презрение к Николашке, считая, что она никуда не годная артистка: пожимали плечами, кривили губы, фыркали и пересмеивались.
Дальше Волк опять вскочил, зарычал, испугав зайцев и Колюньку, но заметил Журавля и начал показывать на кость, знаками предлагая вытащить ее. Все объяснила с дерева Кукушка:
По счастью, близко тут журавль случился,
Вот кой-как знаками стал
Волк его манить
И просит горю подсобить!..
Дальше Журавль вытащил кость, а Волк, как известно, вместо благодарности хотел его съесть, но раздумал и не съел.
Журавль благополучно скрылся и больше не показывался, только раз промелькнул в глубине двора, уже в брюках, без клюва и без очков.
Лаптяня не удержался, чтоб не помахать ему с криком:
- Жорка! И я тут!
Но Журавль сделал вид, что не заметил.
На его место вышел Ягненок, и дальше все пошло по басне "Волк и Ягненок".
Зайцы в ней почти не участвовали, только сидели за кустом и дрожали от злодейства Волка.
Ягненок оказался хорошим знакомым Колюньки, каким-то Фрицем, и Колюнька сильно за него переживал, но, к его удовольствию, Волк Ягненка не съел, как ожидалось, а сам попался охотникам и после разных уловок, к которым прибегал для спасения своей жизни, был в конце концов застрелен из настоящего ружья.
Ворота закрылись, и зрители стали расходиться.
Многие остались, чтобы повидать артистов в обычной обстановке и побеседовать с ними.
Колюнька остался дожидаться Ягненка и всем рассказывал:
- Мы с ним ходили на Полевую - дразнить индюка! Индюк там живет. Скажешь ему: "Индий, индий, красный нос, поросеночка унес!" Он про поросеночка не любит, чтоб ему говорили, сразу красную, соплю выпускает: гурлы, гурлы! А как скажешь: "Индю в городе поймали, красны сопли оторвали!" - так и побежит за тобой, чтоб клюнуть! Мы сколько раз с Фрицем ходили… и ни разу нас индюк не догнал!..
Мишане и Глебу пришлось возвращаться вместе с Мишаниным отцом, теткой Федотьевной и Аккуратистовой матерью. Гусь и Братец Кролик плелись следом.
- Ну до чего чудесную пьеску разыграли! - восторгалась тетка Федотьевна. - Я этих пьесков в нардоме переглядела прямо массу и скажу откровенно: актрискам приезжим наша Николашка ни на вот толечкя ни уступить!..
- Чепуха! - вмешался в разговор Гусь. - Подумаешь, важность! А Николашке - слабо!
- Заяц не похож, - поддержал его Братец Кролик. - Он прыгает боком, и уши у него не такие длинные. Я зайца в несколько раз лучше могу сыграть!..
Братец Кролик еще больше округлил свои круглые глаза, задвигал длинной верхней губой, поджал руки и вытянул шею, будто это заяц привстал на задние лапки.
- Ах, беси! - восхитилась тетка Федотьевна и посоветовала: - Вы, рябяты, туды и проситеся!.. Аи вы хужея? Да вы будете поудалей!
- На кой нам нужно… - буркнул Гусь. - Будем мы связываться…
Мишанин отец, все время молчавший, вдруг отчего-то рассерчал: