Несмотря на опьянение, Лена не забыла посмотреть направо и налево, переходя дорогу. Ноги секунд на десять не поспевали за телом; она вытянула в стороны руки, чтобы удержать равновесие, и зашагала по покрытой гравием автостоянке. Из пятидесяти машин около сорока были грузовичками. На новом Юге вместо подставок для ружей кузова щеголяли хромированными бамперами и золотыми полосками. Остальные машины – джипы и внедорожники. На заднем стекле выведены номера NASCAR. Кремовый "мерседес" Хэнка 1983 года был единственным седаном.
Из "Хибары" валил сигаретный дым, и Лене пришлось перейти на неглубокое дыхание, чтобы не закашляться. За последние двадцать лет мало что изменилось. Ботинки липли к полу от пролитого пива, под подошвами хрустела арахисовая шелуха. Слева были кабинки, в которых скопилось больше материала для анализа ДНК, чем во всех лабораториях ФБР в Квонтико. Справа тянулась деревянная стойка. У дальней стены располагалась сцена, по бокам туалеты. Посередине было то, что Хэнк называл танцполом. Там всегда терлись мужчины и женщины в разных стадиях алкогольного возбуждения. "Хибара" – заведение типа "два тридцать", поскольку в полтретьего ночи все выглядят привлекательно.
Хэнка нигде не было видно, но Лена знала, что в "вечер самодеятельности" он должен находиться поблизости. Каждый второй понедельник постоянные клиенты "Хибары" приглашались на сцену, чтобы позориться на глазах у всего города. Благодаря Рису Хартсдейл походил на оживленный мегаполис. Если бы не рабочие шинного завода, все уже разошлись бы. Но эти продолжали пьянствовать и притворяться счастливыми людьми.
Лена села на первый попавшийся свободный стул. Из музыкального автомата гремела песня в стиле кантри, и Лека закрыла уши ладонями, чтобы музыка не мешала думать.
Почувствовав хлопок по руке, она подняла глаза и увидела, что к ней подсел деревенского вида парень. Лицо загорело от шеи до того места, где, видимо, заканчивалась бейсболка, которую он носил, работая в поле. Манжеты латаной рубашки плотно стягивали толстые запястья.
Музыка внезапно стихла, и у Лены чуть не заложило уши.
Парень опять толкнул ее и улыбнулся:
– Привет, леди.
Лена поймала взгляд бармена.
– "Джек Дэниелс" со льдом, – заказала она.
– За мой с-счет, – выговорил мужчина и хлопнул на стол десятидолларовую бумажку.
Похоже, он уже пьянее, чем она надеялась стать к утру. Мужчина расплылся в кривой улыбке.
– Знаешь, сладенькая, я не прочь повеселиться с тобой.
Лена наклонилась к его уху:
– За такие желания я вырежу тебе яйца ключом от машины.
Парень открыл было рот, но его вдруг сбили со стула. Хэнк. Он схватил бедолагу за шиворот и выпихнул в толпу.
Лена никогда не любила дядю. В отличие от Сибилл она не относилась к категории всепрощающих людей. Даже привозя сестру погостить в Рис, она оставалась сидеть в машине или на крыльце, не вынимая ключ из замка зажигания, готовая тронуться в путь, как только Сибилл выйдет из дома.
Да, Хэнк Нортон много лет был наркоманом, но он не стал идиотом. Если Лена оказалась посреди ночи в его грязном заведении, можно было сделать только один вывод.
Они не отвели друг от друга глаз, даже когда вновь загремела музыка, сотрясая стены так, что завибрировали пол и стулья. Лена прочла по губам Хэнка вопрос:
– Где Сибилл?
За баром стоял деревянный домик с жестяной крышей – офис Хэнка, похожий, скорее, на уличный сортир. С оголенного электропровода свисала лампочка, установленная, вероятно, рабочими из УОР. Вместо обоев на стенах плакаты с рекламой пива и других алкогольных напитков. Поодаль громоздились белые коробки с бутылками, оставляя не больше метра для стола с двумя стульями. Вокруг все забито стопками квитанций, которые Хэнк накопил за долгие годы. Сзади лачуги тек ручей, распространяя сырость. Лена полагала, что Хэнку нравится работать в таком мрачном влажном месте.
– Вижу, ты тут сделал ремонт, – отметила Лена, поставив стакан на одну из коробок.
Чтобы заметить такое, нужно было либо протрезветь, либо перебрать.
Хэнк бросил взгляд на стакан, потом снова на Лену:
– Ты же не пьешь.
– За позднеспелый плод, – произнесла она тост. Хэнк опустился на стул, сложив руки на животе. Он был высоким и тощим, с тем типом кожи, который шелушится зимой. Несмотря на испанские корни, внешне Хэнк походил больше на мать, бледную женщину с вечно угрюмым лицом. Лене казалось правильным, что Хэнк напоминает змею-альбиноса.
– Что тебя сюда привело? – спросил он.
– Так, просто заскочила.
Она сделала глоток и почувствовала во рту горечь от виски. Не отводя взгляда от дяди, допила до дна и со стуком поставила стакан на коробку. Лена не понимала, что ее удерживает. Годами она боролась с Хэнком Нортоном за главенство, а теперь настал момент причинить ему ту же боль, что он причинил Сибилл.
– Ты теперь и кокаин нюхаешь, или ты плакала?
Лена вытерла рот тыльной стороной ладони.
– А ты к какому варианту больше склоняешься?
Хэнк уставился на нее, разминая руки. Лена знала, что это не просто нервная привычка. Из-за огромного количества вколотого спида преждевременно развился артрит. Вены отвердели, кровь плохо циркулировала. Холодные как лед руки постоянно ныли.
– Давай к делу, Лена. Мне сегодня еще устраивать шоу.
Лена открыла рот, но оттуда не раздалось ни звука. Она злилась на небрежное отношение, с каким Хэнк всегда встречал ее. В то же время она не знала, как сообщить ему о несчастье. Как бы она ни презирала своего дядю тоже человек. Хэнк обожал Сибилл. Учась в старших классах, Лена не могла постоянно водить сестру за собой, поэтому Сибилл много времени проводила дома с Хэнком. Между ними возникла вполне естественная привязанность, и Лена сдерживала свой порыв причинить ему боль. Лена любила Сибилл, а Сибилл любила Хэнка. Он взял шариковую ручку, повертел ее в руках.
– В чем дело? Нужны деньги?
Если бы все было так просто, подумала она.
– Сломалась машина?
Она медленно покачала головой.
– Что-то с Сибилл, – заключил он и почувствовал в горле ком.
Лена молчала. Хэнк кивнул, уйдя в свои мысли, и сложил руки, словно для молитвы.
– Она заболела? – спросил он, судя по голосу, ожидая самого худшего.
Одной этой фразой Хэнк выразил больше чувств, чем за всю свою жизнь. Лена внимательно посмотрела на него, словно увидела впервые. На бледной коже красные пятна, появляющиеся с возрастом у некоторых мужчин. Волосы, которые она помнила только седыми, обрели под шестидесятиваттной лампочкой желтоватый оттенок. Гавайская рубашка, не в его стиле, помялась. Пальцы слегка дрожали.
Лена избрала ту же тактику, что и Джеффри Толливер.
– Она пошла в закусочную в центре города. Знаешь, напротив магазина одежды?
Хэнк едва кивнул.
– Она шла сама от самого дома. Она каждую неделю проделывает этот путь самостоятельно.
Хэнк сцепил руки.
– Ну и… – Лена взяла стакан, выцедила те капли, что остались ото льда, и закончила: – Она пошла в туалет, и там ее убили.
В домике было совсем тихо. Только снаружи стрекотали сверчки. Журчал ручей. Из бара доносилась приглушенная музыка.
Ни с того ни с сего Хэнк повернулся и стал шарить в коробках.
– Что ты сегодня пила?
Несмотря на курс промывки мозгов в организации "Анонимные алкоголики", Хэнк Нортон мастерски умел избегать разговоров о неприятном.
– Пиво в машине, – ответила она, подыгрывая ему, – и здесь виски.
Хэнк выпрямился, держа в руке бутылку "Джека Дэниелса".
– Пиво перед крепким напитком – что может быть хуже? – Лена протянула стакан, взболтнув лед. Хэнк налил.
– Как работа? – спросил он металлическим голосом. Нижняя губа слегка дрожала. Выражение лица не соответствовало произносимым словам. – Справляешься?
Лена ощущала себя жертвой автомобильной аварии. Она наконец поняла, что значит слово "сюрреализм". В этом крошечном помещении все казалось расплывчатым. Стакан в руке потускнел. Хэнк находился на расстоянии полумили. Все было как во сне.
Лена попыталась выйти из этого состояния, осушив стакан до дна. Спиртное огнем ударило по горлу, будто раскаленный асфальт.
Хэнк в этот момент наблюдал за стаканом, не за ней.
Ей это и надо было.
– Сибилл умерла, Хэнк.
Его глаза вдруг наполнились слезами, а Лена думала только о том, как сильно он постарел. Словно цветок, завял и усох.
Он достал платок и вытер нос.
Лена повторила слова, как Джеффри Толливер этим же вечером:
– Она мертва.
– Ты уверена? – спросил он дрожащим голосом.
Лена резко кивнула:
– Я видела. Ее зверски порезали.
Хэнк по-рыбьи открыл и закрыл рот. Он смотрел Лене прямо в глаза, словно пытался уличить ее во лжи. Вскоре он отвел взгляд.
– Сущая бессмыслица.
Она могла бы протянуть руку и дотронуться до него, попытаться утешить, но не стала. Замерла на стуле, как будто вросла в него. И не отводила взгляда от Хэнка, от его мокрых губ, от глаз, от волосков в носу.
– Ах, Сибби, – вздохнул он, вытирая глаза.
Лена заметила, как дернулся его кадык. Он потянулся за бутылкой, взялся за горлышко. Без лишних вопросов вынул пробку и налил Лене виски. На сей раз темная жидкость заполнила стакан почти до самого края.
Через некоторое время Хэнк громко высморкался и промокнул глаза платком.
– Зачем кому-то убивать ее? – Трясущимися руками он складывал платок снова и снова. – Ерунда какая-то. Понимаю, если бы убили тебя…
– Спасибо.
– Я имел в виду твою работу. Давно пора сорвать с рукавов чертовы нашивки.
Лена молчала. Она слышала это не впервые. Он уперся ладонями в стол и пристально посмотрел на племянницу.
– А где ты была в это время?
Лена поставила стакан, спиртное уже не так обжигало горло. Хэнк не отводил от нее взгляда.
– В Мэйконе, – пробурчала она.
– Ее убили из ненависти?
Лена потянулась за бутылкой.
– Не знаю. Может быть. – Виски забулькало. – Может, он выбрал ее потому, что она была лесбиянкой. Может, потому, что была слепой. – Лена краем глаза уловила, как Хэнк поморщился при последнем предположении, и решила развить эту тему. – Насильники выбирают таких женщин, с которыми легко справиться. Она была идеальной жертвой.
– Так, значит, во всем опять виноват я?
– Я этого не говорила.
Хэнк схватил бутылку.
– Так и есть! – гаркнул он и бросил полупустую бутылку обратно в коробку.
Как и Лена, Хэнк предпочитал отстраняться от эмоциональной стороны вещей. Сибилл считала, что они друг с другом не ладят, потому что слишком похожи. Сидя тут, рядом с Хэнком, переполняемая горем и злостью, Лена поняла, что Сибилл была права. Она видела в дяде будущую себя и ничего не могла с этим поделать.
– Ты встречалась с Нэн? – спросил Хэнк.
– Да.
– Надо организовать панихиду. – Он взял ручку и нарисовал на настольном календаре нечто напоминающее гроб. Вверху надписал слово "ПОХОРОНЫ" заглавными буквами. – Кто в Гранте хорошо справится с этой работой? – Он подождал ответа, затем добавил: – Я хотел сказать, что почти все ее друзья остались здесь.
– Что? – Стакан замер у рта. – О чем ты говоришь?
– Лена, надо делать приготовления. Надо позаботиться о Сибби.
Лена допила виски. Затем посмотрела на Хэнка: черты лица расплывались. По сути дела, плыла вся комната. Она чувствовала себя словно на "русских горках", и желудок реагировал соответственно. Лена приложила к горлу ладонь, стараясь подавить приступ рвоты.
Хэнку было знакомо это состояние. Он подал мусорное ведро в тот момент, когда она потерпела поражение.
Вторник
7
В родительском доме Сара согнулась над кухонной раковиной с отцовским гаечным ключом в руках, чтобы ослабить кран. Она провела почти весь вечер в морге, делая вскрытие Сибилл Адамс. Меньше всего хотелось возвращаться в темный дом и ночевать там одной. Угроза Джеффри приехать совсем лишила ее выбора. Она прошмыгнула внутрь, забрала собак и даже не стала переодеваться.
Сара вытерла пот со лба и посмотрела на часы на кофеварке. Шесть тридцать утра. Она спала два часа. Закрывая глаза, она каждый раз видела Сибилл Адамс, которая сидит на унитазе, не видит, но чувствует все, что делает преступник.
Один плюс: ничего страшнее вчерашнего уже не может случиться.
На кухню вошла Кэти Линтон, открыла шкаф, достала кофейную чашку и только тогда заметила старшую дочь.
– Что ты тут делаешь?
– Кран течет.
Сара накрутила новую гайку на болт с резьбой.
– Два водопроводчика в семье, – пожаловалась Кэти, наливаая себе кофе, – а моя дочь, врач, чинит кран.
Сара улыбнулась, приложив к плечу гаечный ключ. Линтоны – династия водопроводчиков, и школьницей Сара каждое лето часто лазала по канализации и сваривала трубы. Иногда ей казалось, что она только ради того окончила школу на год раньше и усиленно занималась в колледже, чтобы не спускаться с отцом в эти жуткие места, кишащие пауками. Сара любила отца, но в отличие от Тесс не смогла преодолеть свой страх перед членистоногими.
Кэти опустилась на табурет.
– Ты у нас ночевала?
– Да, – ответила Сара, споласкивая руки.
Она закрыла кран, довольная, что он больше не течет. Чувство удовлетворения немного облегчило тяжесть. Кэти одобрительно улыбнулась.
– Если надоест врачебная деятельность, по крайней мере ты всегда можешь стать водопроводчиком.
– Знаешь, именно это сказал мне отец, когда первый раз отвозил в колледж.
– Помню, – ответила Кэти, – Я его чуть не убила тогда. – Она глотнула кофе, наблюдая за Сарой поверх чашки. – Почему ты не поехала к себе?
– Работала допоздна, и захотелось переночевать здесь. Ничего?
– Конечно. – Кэти бросила Саре полотенце. Сара вытерла руки.
– Надеюсь, я вас не разбудила, когда приехала?
– Меня уж точно не разбудила, – сказала Кэти. – Почему ты не спала с Тесс?
Сара тщательно расправила полотенце на вешалке. Тесс жила в небольшой комнате над гаражом. Последние годы бывало так, что Саре не спалось одной в своем доме. Тогда она поднималась к сестре, чтобы ненароком не разбудить отца, который неизменно рвался обсудить, что ее тревожит.
– Не хотела беспокоить.
– Что за вздор! – рассмеялась Кэти. – Боже, Сара, почти четверть миллиона долларов потрачено на колледж, а тебя там даже не научили прилично врать.
Сара взяла свою любимую кружку и налила кофе.
– Наверное, следовало отправить меня на юридический.
Кэти положила ногу на ногу и нахмурилась. Она была миниатюрной женщиной и держала себя в форме с помощью йоги. Ее светлые волосы и голубые глаза не достались Саре, а ушли в наследство Тесс. Если бы не схожий характер, сложно было бы угадать, что это мать и дочь.
– Так что? – вернулась к тому же вопросу Кэти.
Сара невольно улыбнулась:
– Тесс, так сказать, была занята, когда я пришла. Закроем эту тему.
– Занята делами?
– Нет, – усмехнулась Сара, почувствовав неловкость, и залилась краской. – Боже, мам.
После небольшой паузы Кэти произнесла тихим голосом:
– С ней был Дэвон Локвуд?
– Дэвон? – удивилась Сара.
Она не рассмотрела, с кем именно кувыркалась Тесс, но меньше всего она ожидала увидеть там Дэвона Локвуда, нового помощника водопроводчика, которого Эдди Линтон нанял две недели назад.
– Тише, отец услышит, – предупредила Кэти.
– Услышу что? – спросил Эдди Линтон, заходя на кухню шаркающей походкой. Его глаза загорелись при виде Сары. – Моя малышка! – сказал он, смачно поцеловав ее в щеку. – Это ты приехала сегодня под утро?
– Да, я, – призналась Сара.
– У меня в гараже есть пробники с краской, – поделился он. – Давай после завтрака выберем подходящий цвет для твоей комнаты.
Сара потягивала кофе.
– Я не собираюсь переезжать обратно, пап.
Он ткнул пальцем в кружку:
– А вот это задержит твой рост.
– Не помешало бы, – проворчала Сара.
С девятого класса она была самой высокой в своей семье, на один сантиметр обогнав даже отца.
Сара села на табурет, который освободила мать, и наблюдала, как родители проводят утро. Отец бродит по кухне, путаясь у матери под ногами, пока она не оттолкнет его к стулу; зачесывает сальные волосы назад и открывает свежую газету. Волосы торчат в разные стороны, как и брови. Старая футболка протерлась, на ключицах появились дырки. Рисунок на пижамных штанах выцвел пять лет назад, тапочки разваливались. Сара не могла простить родителям, что унаследовала цинизм матери и отцовскую манеру одеваться.
– Похоже, в "Обсервер" только эту тему и обсасывают.
Сара взглянула на заголовок местной газеты. Там значилось: "Гнусное нападение на профессора колледжа".
– Что там пишут?
Сара тут же пожалела, что спросила. Эдди медленно прочел:
– "Сибилл Адамс, профессор технического колледжа, забита до смерти на заправочной "Грант". В полиции разводят руками. Начальник Джеффри Толливер… – Эдди пробурчал под нос: "Недоносок", – заявил, что они проверяют все возможные версии, которые могли бы привести к поимке убийцы молодого профессора".
– Ее вовсе не забили! – возмутилась Сара.
Она невольно содрогнулась, вспомнив результаты вскрытия.
Эдди заметил ее реакцию.
– А что с ней сделали!? – поинтересовался он.
Сара удивилась такому любопытству. Обычно в семье избегали вопросов об этой стороне ее жизни. Она с самого начала чувствовала, насколько им не нравится ее подработка.
– В смысле?
Кэти прекратила взбивать тесто для блинов и тоже смотрела на дочь.
На кухню заскочила Тесс, распахнув дверь так, что задрожали петли.
– Всем доброе утро!
– Доброе утро, солнышко, – поздоровалась Кэти с дочерью.
Тесс метнулась за кофе, не поднимая головы.
– Хорошо спала? – спросил Эдди.
– Как младенец, – ответила она, поцеловав его в лоб.
Кэти махнула ложкой в сторону Сары:
– Могла бы поучиться у сестры.
У Тесс хватило здравого смысла пропустить замечание мимо ушей. Она открыла стеклянную дверь, выходящую во двор, и поманила Сару за собой.
Сара повиновалась и вышла, плотно закрыв дверь.
– Дэвон Локвуд? – прошептала она.
– Я, кстати, до сих пор не рассказала родителям о твоем свидании с Джеффом, – парировала Тесс.
Сара сжала губы в знак согласия хранить тайну. Тесс села на скамью-качели.
– Почему ты вернулась так поздно?
– Была в морге, – ответила Сара, опускаясь рядом. Она до сих пор не переоделась. – Надо было кое-что проверить. Лена…