- Прошу вас, господин почтальон, - взмолился Эриксон. - Я нахожусь в ужасном положении, вы должны зайти ко мне.
Наверное, лицо его выражало испуг и подспудную муку, потому что почтальон, задумчиво поглядев на него, пожал плечами и ступил в прихожую.
- Пройдёмте на кухню, - засуетился Эриксон. - Выпьем кофейку, и я вам быстренько всё обскажу.
- Некогда мне, - ещё сомневался почтальон, но Эриксон уже тянул его за рукав кителя.
Усадив служителя на табурет, он поставил на плиту чайник, опорожнил в кружки по пакетику растворимого кофе и уселся напротив гостя. Несколько минут они молчали; тишину нарушал только чайник, который сначала тихонько засопел, потом запыхтел чуть погромче, и наконец решительно засипел.
- Ну и атмосфэра у вас, господин Скуле, - брезгливо повёл носом почтальон. - Вы что, сроду не проветривали тут?
- А что такое? - Эриксон принюхался. - Ничего не чувствую.
- Ну, это вы уже притерпелись, видать. Или нос у вас заложен, - и почтальон поморщился. - Проветрите обязательно, господин Скуле.
- Хорошо, - кивнул Эриксон. - Я проветрю, конечно, несомненно. С утра надо было сделать это, но я забегался по делам и совсем... Послушайте, господин почтальон...
- Эвард Хельш меня зовут, - вставил почтальон. - Хельш, пишется через эс-ка, обратите внимание.
- Замечательно. Послушайте, господин Хельш... Какие хорошие у вас имя и фамилия!..
- Да самые обычные, - снова перебил письмоносец.
- Не скажите, - улыбнулся Эриксон. - Не скажите. Вот возьмите фамилию Скуле... Она не кажется вам отвратительной?
- Фамилия как фамилия, - дёрнул бровью Хельш. - Уж ничуть не хуже моей.
- Нет, - покачал головой Эриксон, - ужасно звучит - Скуле.
- Да нормально звучит, - почтальон потрепал Эриксона по плечу. Потом крякнул и достал из кармана маленькую плоскую фляжку. - Разбавим кофеёк? - весело подмигнул он.
Эриксон снял с огня закипевший чайник, разлил по кружкам кипяток. Почтальон плеснул по капле жидкости из своей фляжки. Запахло низкопробным коньяком или бренди.
- Ну вот, - улыбнулся Хельш, - так-то будет получше, небось, а?
- Да, - кивнул Эриксон, - конечно. Послушайте, господин Хельш, вы... вы меня знаете?
Почтальон, уже подносивший кружку к губам, вернул её на стол и удивлённо уставился на Эриксона.
- О чём это вы? - произнёс он настороженно.
- Ну, я хотел спросить, вы давно меня знаете?
- Да сколько живёте здесь, столько и знаю, - отвечал Хельш.
- То есть, вы точно знаете, что меня зовут Якоб Скуле?
- Ну-у... - смешался почтальон, - как вам сказать... Паспорта вашего я, признаться, не видел, но... Нет, наверное, не точно знаю. А почему вы спрашиваете?
- Это я к тому, - пояснил Эриксон, - что - а вдруг я никакой не Якоб Скуле? А?
- Но вы же Якоб Скуле? - растерялся Хельш.
- В том-то и дело, что нет, - прошептал Эриксон.
- Вот что, - произнёс почтальон после повисшего на несколько минут удушливого молчания, - я, пожалуй, пойду, господин Скуле. У меня ещё целая улица. Вы распишитесь вот тут, - он открыл тетрадь, ткнул ручкой в нужное место.
- Подождите, подождите, господин Хельш, - засуетился Эриксон. - Вы же кофе ещё даже не пригубили... Подождите... Я, может быть, не так спросил... может быть, слишком прямолинейно, в лоб...
- Мне идти надо, - почтальон нетерпеливо постучал ручкой по тетради. - Распишитесь, будьте любезны.
- Не могу! - почти закричал Эриксон. - Я не Якоб Скуле. Понимаете вы? Я-не-Ску-ле, - произнёс он по слогам.
- А кто же? - перешёл почтальон на шёпот.
- Я... я Витлав Эриксон, инженер в компании "Норвиг Бильдверке".
- Это не моё дело, - покачал головой Хельш. - Будьте вы хоть королём Густавом, а я обязан доставить вам почту и получить с вас роспись. Распишитесь.
- Послушайте, - Эриксон отодвинул тетрадь, взял почтальона за руки, - послушайте, господин Хельш... одолжите мне ваш костюм. Буквально на час-два. Мне нужно выйти из дома, а там сидит эта Бегемотиха...
- Та-ак, - сурово протянул почтальон вырываясь. - Вот что, господин, как вы там себя назвали, давайте-ка исполним формальности, и я пойду. Ставьте подпись.
Он бросил на стол письма, ткнул пальцем в тетрадь и строго посмотрел на Эриксона.
- Да, - поник инженер. - Да, господин почтальон, как скажете. Видимо, вы тоже...
"Видимо, вы тоже состоите в этой шайке", - хотел сказать Эриксон, но вовремя остановился. Он торопливо поставил в нужном месте свою подпись и сел на табурет, закрыв лицо рукой.
- Вот и ладно, - кивнул Хельш, укладывая тетрадь в сумку. - И проветрите тут, господин Скуле, а то дышать у вас нечем. На том и спасибо-до-свидания.
И он протопал своими сапогами в прихожую. Хлопнула дверь.
Эриксон подскочил, метнулся следом. Тихонько приоткрыл дверь, на сантиметр, не более, и припал к образовавшейся щели ухом.
Разумеется, Эвард Хельш остановился возле Йохана, с которым, наверное, был в приятельских отношениях. Впрочем, Йохан, похоже, со всеми в этом доме состоял в приятельских отношениях. Между ними состоялся недолгий разговор с пересмешками. Эриксон, как ни напрягал слух, не слышал, о чём они говорили. И лишь последние фразы, сказанные громче, донеслись до него.
- Да он же чокнутый, этот Скуле, вы что не знали? - сказал Йохан.
- Да, да, - кивнул почтальон, - всегда замечал, что в голове у него мухи дохнут, но не думал, что...
Он не договорил, хлопнул Йохана по плечу и стал подниматься на третий этаж.
Так же осторожно прикрыв дверь, Эриксон вернулся на кухню и принялся пить кофе. Он опустошил свою кружку и взялся за почтальонову. Сначала осёкся, но вспомнив, что Хельш так и не успел пригубить из неё, отхлебнул.
Это было странно и невозможно, но в кружке почтальона совсем не чувствовался коньяк.
Эриксон сделал ещё глоток, погонял кофе во рту. Отхлебнул ещё. Да, совершенно определённо в кофе Хельша коньяку не было!
- Проклятье... - прошептал он, ощущая зябкую дрожь, пробежавшую по телу. - Так вот оно как, значит, да?.. Ах вы мерзавцы!.. Так вот оно что!
"Они не просто хотят свести меня с ума, - думал Эриксон, направляясь в туалет. - Они ещё и пичкают меня наркотиками. Может быть, я вовсе и не пьян был вчера. Да конечно, я в жизни не напивался до такого состояния. И голова с похмелья, я думаю, болит совсем по-другому... Ах, мерзавцы!"
В туалете он опустился перед унитазом на колени и торопливо сунул в рот два пальца. Целую минуту, наверное, елозил ими в горле, пытаясь вызвать рвотный рефлекс, но теперь, как назло, тошнота не приходила. А отравленный кофе между тем всасывался в организм из его пустого голодного желудка.
Наконец он почувствовал спасительные спазмы и изверг из себя чёрную, пахнущую плохим алкоголем, жижу. Долго сидел возле унитаза, отдуваясь и размышляя, как быть дальше, как спастись из расставленной западни, как сбежать из этого дома.
Потом тяжело поднялся, прошёл на кухню и влил в себя три стакана вонючей воды, в которую он добавил из чайника горячей, чтобы вода стала в итоге омерзительно тёплой. С отвращением заполнив этой жидкостью желудок, он снова проследовал в туалет и повторил упражнение с пальцами.
"Бороться, - думал он, отдуваясь, - я должен бороться. Если надо будет, я убью их всех".
Поднявшись, долго стоял перед зеркалом, вглядываясь в собственное лицо и пытаясь увидеть в нём хоть что-то незнакомое.
- Витлав Эриксон, - сказал он, приближая свои глаза к глазам отражения в зеркале. - Ты - Витлав Эриксон. И как смел ты хоть на мгновение усомниться в этом?!
Вернувшись на кухню, увидел брошенные на столе письма. Взял одно. Это была повестка из полиции - формуляр зеленовато-казённого цвета, вложенный в узкий конверт с большой и грозной штатсмаркой. Господину Якобу Скуле предлагалось явиться в полицейский участок, улица Схевендер, семнадцать, кабинет триста два, комиссар Йереми Вальхоф, для дачи свидетельских показаний по делу... (графа не заполнена), не позднее, чем до полудня завтрашнего дня.
Поморщившись, Эриксон смял повестку, бросил под стол, распечатал следующий конверт. В нём лежало извещение, отпечатанное на официальном бланке с гербом и многочисленными атрибутами. Строительная компания "Норвиг Бильдверке" извещала господина Я. Скуле, что господин Витлав Эриксон осуществляет свои функциональные обязанности в должности старшего инженера филиала номер четыре, расположенного в Биркебю, на Эриксгаде, один. Записаться на приём к господину Эриксону по вопросу трудоустройства или любому другому господин Скуле может позвонив в указанный филиал по приведённому ниже телефону или явившись туда лично...
6
Несколько минут он сидел в полной прострации, и только глаза его снова и снова пробегали строки извещения.
Что это? - пробилась наконец в его сознание более-менее связная мысль. Что, чёрт возьми, происходит? Кто такой этот Якоб Скуле, учитель музыки? Что связывает его, Витлава Эриксона, с этим человеком? Какие тайные силы заставили их пути пересечься и зачем? Почему он, Витлав Эриксон, оказался в квартире этого человека? И зачем нужно было неведомому учителю справляться о нём в компании?
Он чувствовал, что от всех этих вопросов, от многочисленных и самых невозможных вариантов ответов ни них его голова вот-вот взорвётся и мозг рассыплется по плечам, как перхоть. Он действительно был готов сойти с ума, и ощущал себя сейчас как в иные моменты детства, когда, лёжа в постели перед сном, пытался представить себе бесконечность вселенной, о которой толковал учебник астрономии. Он пытался уяснить для себя возможность бесконечности как таковой, тщился и не мог представить бесконечную чёрную пустоту, не вложенную ни во что, ни на чём не держащуюся, и чувствовал, что при попытке представить подобное, волосы его встают дыбом, в голове бегают мурашки, а мозг наполняется звенящей пустотой, грозящей немедленным сумасшествием.
Вот так же и тут: бесконечная пустота, мириады вопросов, носящиеся во мраке его головы, и невозможность представить хоть какую-то нить, могущую связывать его с учителем музыки Якобом Скуле.
"Тише, - сказал он себе, испугавшись, - остановись, не надо погружаться в эту бездну - ведь они только этого и добиваются: чтобы твой разум утонул в пучине твоего собственного вскипевшего мозга. Тише, тише, нет никакой связи. Нет абсолютно никакой связи между тобой и этим учителем. Быть может даже, что это и не злой умысел этих, а всего лишь некая невообразимая цепь случайных событий, связавшая судьбы Витлава Эриксона и Якоба Скуле.
Нет! - возразил он себе в следующий момент. - Нет никакой цепи случайностей. Это именно злой умысел преступников-психопатов, проживающих в доме номер один по улице Сёренсгаде. Вспомни о том, что все они делают вид, будто знают тебя, будто ты, Витлав Эриксон, и есть тот самый учитель музыки. Да, конечно, это злой умысел, это - преступление, направленное против тебя. Чего они хотят - смерти ли твоей, безумия ли, принятия ли на себя чужой вины или иного - это уже не важно, это вопрос, ответ на который можно будет искать в последнюю очередь, после того как ты избавишься от опасности. А путь к избавлению один - прочь отсюда. Домой, к Хельге, в полицию, в сыскное бюро, в ''Норвиг Бильдверке'' - тебе везде окажут помощь, ты не один против этой своры чудовищ.
А значит - бороться. Жизнь - борьба, а борьба - это жизнь; и для тебя это сейчас актуально как никогда. И помни главное: ты никакой не Якоб с идиотской фамилией Скуле, ты - Витлав Эриксон".
Поднявшись, он решительно открыл обшарпанную дверь и вышел на площадку.
- А-а, господин Скуле, - улыбнулась ему навстречу бегемотиха Винардсон, которая поднималась с первого этажа. - А вами тут интересовались.
- Кто? - спросил он, обмерев.
- Полиция, - подмигнула Бегемотиха. - Я уж не стала говорить им, что вы никуда не выходили, хотя и знала, что вы дома. Вчера-то, стучали к вам - это полиция и была. Но я вас не выдала, знаю я этих ищеек: им только дай заподозрить человека в чём-нибудь, так уж они вцепятся в него так, что и железным ломиком челюсти не разожмёшь. И попробуй-ка, докажи им, что ты ни в чём не виноват, что ты просто больной человек.
- О чём это вы? - помрачнел Эриксон ещё больше, если только это было возможно.
- Да о чём-о чём, о полиции, - недоумённо усмехнулась фру Винардсон.
- Нет, вы сказали "больной человек".
- Ну, сказала. А что же вы, господин Скуле, здоровый что-ли? Вы себя в зеркало-то когда видели последний раз? На вас же лица нет, и было ли оно на вас когда, трудно сказать. Я когда этих полицейских...
- Вот что, мадам Винардсон, - перебил Эриксон, не желая слушать её разглагольствования, - моё лицо никак вас не касается...
- Не касается, - с готовностью кивнула Бегемотиха. - И пусть бы оно только попробовало коснуться... Меня касались только настоящие самцы, а не такие... с рогами на лбу.
- Вас не касается моё лицо, - повысил голос Эриксон, стараясь пресечь её словопрения. - А ваши попытки выставить меня больным, сумасшедшим...
- Да с чего бы это, хоть вы и правда не того...
- ... как раз очень были бы интересны полиции...
- Ну, пока им только вы интересны оказались...
- ... как и все жильцы этого дома, о которых я могу сказать только одно...
Эриксон не договорил, задумчиво уставился на Бегемотиху.
- Ну? - хмыкнула та. - Что же одно вы можете сказать?
- Послушайте, фру Винардсон, - уже примирительно, почти заискивающе заговорил Эриксон, - в тот день, когда вы тащили меня на спине, пьяного... кстати, хочу сердечно поблагодарить вас за помощь и извиниться за причинённые неудобства, - фру Винардсон махнула рукой, - в тот день вы, как сами сказали, переодевали меня в домашнее...
- Ага, чистая правда, - кивнула консьержка и многозначительно ухмыльнулась.
- Да, так вот. У меня в кармане была бумажка и...
- Сигарета, - снова кивнула фру Винардсон. - Поломатая.
- Да, сигарета. Сигарету вы, вероятно, не сохранили, но может быть, вам удастся вспомнить её марку? И очень хотелось бы верить, что та бумажка не потерялась.
- Ну, если хотелось бы, так верьте, - вставила Бегемотиха и разразилась своим басовитым хохотом. Вволю насмеявшись, она сказала: - Я в марках этих ваших сигарет не разбираюсь, оно мне никчему, так что даже и не смотрела.
- "Люмпен", - бросил сверху Йохан, который неизменно присутствовал на своём посту и конечно прислушивался сейчас к их разговору. - Дрянь сигареты - вонючие и без фильтра. Но вы только их всегда и курили, господин учитель.
"Люмпен"? Чтобы Эриксон курил эту гадость за семь с половиной крон пачка?.. Да бросьте вы!
- Ну вот, - улыбнулась консьержка, - всё и выяснилось. Йохан у нас малец сообразительный, - и она погрозила мальчишке пальцем.
- Да, - кивнул Эриксон, - но... насчёт бумажки.
- А, бумажка... - фру Винардсон принялась рыться в карманах халата, вытаскивая кусок бечёвки, монету в пятдесят эре, зеркальце, губную помаду, коробок спичек, гребень и ещё какую-то мелочь, которую неторопливо перекладывала из одного кармана в другой, пока Эриксон сгорал от нетерпения, пожирая каждую находку глазами.
Наконец она извлекла листок бумаги, сложенный пополам и хотела развернуть, но Эриксон сделав стремительный шаг, буквально вырвал бумажку из руки консьержки. Это был листок из записной книжки, сложенный пополам. Эриксон развернул его. Чужим, незнакомым ему почерком, несоразмерными буквами на нём было написано:
Фоллебю,
ул. Кёнигштеле, 12/1-9
Глаза Эриксона полезли на лоб, а в животе опять противно задрожала требуха.
Это был его домашний адрес.
- Что? - встревоженно спросила консьержка, увидев, наверное, отразившиеся на лице Эриксона чувства.
- Ничего, - выдавил он, пряча листок в карман.
- А это точно ваша бумажка? - с подозрением вопросила Бегемотиха. - Может, вы мою какую схватили? Прям вырвали из руки, будто я вам тут... Вы что же, думаете, если я женщина, консьержка, так можно...
- Простите, - пробормотал Эриксон, - простите, фру Винардсон. Просто я неважно себя чувствую. Что-то у меня нервы разыгрались. А бумажка это - моя, уверяю вас.
- Ну, про нервы - это старая история, - кивнула консьержка и двинулась дальше по лестнице.
- Что? - уставился на неё Эриксон, но та уже не повернулась. Мимоходом потрепала Йохана по волосам, дёрнула за ухо.
Эриксон даже поднялся на лестницу, к Йохану, чтобы видеть, в какую квартиру она направляется. Заметив это, консьержка неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала и принялась звонить в шестую, к прачке Мередит Рё.
- А ты, Йохан, в каком номере живёшь? - обратился Эриксон к мальчишке, когда фру Винардсон скрылась в квартире мадам Рё. - В четвёртой, наверное?
- Не-а, - равнодушно отозвался тот.
- А-а... Значит, во второй. Так мы с тобой соседи?
- Да не, - усмехнулся Йохан, - не гадайте. Я вообще здесь не живу.
- В смысле? - не понял Эриксон.
- Да очень просто, - пожал плечами Йохан. - Я дальше по Сёренсгаде живу, в пятом доме.
- Вот как...
Эриксон опешил. Уж чего-чего, а этого он ожидал меньше всего. Этот мальчишка отирался на лестнице с самого раннего, кажется, утра, и до позднего вечера. Он, похоже, знает всё обо всех в этом доме, и его в свою очередь знают все жильцы...
Если не весь мир, то как минимум этот дом сошёл с ума. Возможно, вся Сёренсгаде давно спятила, ну по крайней мере - до дома номер пять.
- Понятно, - обронил Эриксон, хотя он, кажется, давно уже перестал что-нибудь понимать.
Спустившись до своей площадки, он увидел воспалённый взгляд старика Пратке, который пялился на него из-за приоткрытой на дюйм двери.
- Здравствуйте, - поздоровался Эриксон.
- Что? - гневно вопросил Пратке.
- Эй, Макс, я здесь, - окликнул со своего места Йохан и его голова показалась над перилами лестницы. Старик вздрогнул, перевёл взгляд на мальчишку, гнев в его взгляде моментально сменился покорностью. Глаза его отследили очередной плевок Йохана, шлёпнувшийся на пол перед дверью. Кажется, этот обнаглевший мальчишка считал себя дрессировщиком, повелителем этого несчастного сумасшедшего старика.