- Нет, врать надо. Представляешь, что получится, если говорить все так, как есть на самом деле? Что делал, думал сделать и хотел бы! Как ты считаешь, что бы мне сказали дома? А в школе? Если бы кто-нибудь узнал, например, чем мы здесь занимались?
Она смотрела в сторону.
- Нет, врать надо. Врать приходится почти всегда. О том, что тебе на самом деле хочется. Ведь все равно ничего не поймут. А если бы поняли, у нас с тобой была бы не жизнь, а черт знает что!
- Так нельзя!
Туне прислушалась к шуму листвы. Ей казалось, что она сидит внутри зеленого водопада. Она медленно вздохнула.
- Так нельзя! - повторила Туне. .
- Но так оно есть! •
- Чего тебе по-честному хочется?
- Того же самого, - смущаясь, сказал Эрик и подвинулся ближе.
Но Туне покачала головой. Он тоже прислушался к шороху листьев. Дул ветер с моря, летний бриз, и лето с шумом неслось сквозь зеленую листву. Мелькали клочки голубого неба. А ему нужно в школу!
- Э, многого хочется. Иногда, например, хочется заорать.
- Глупости!
- Нет, правда. Если у человека на душе чертовски хорошо, то ему хочется кричать. Как тогда, во вторник, у ручья. Было до того здорово, я не думал, что так может быть. В первое время было не так, но во вторник... Когда я ночью шел домой...
- Тебе хотелось кричать? - В волнении она рвала остатки нитки. - Почему же ты этого не сделал?
- Здесь? Посреди поселка? Нельзя. Подумают - сумасшедший. Вот всегда так: иной раз хочется выкинуть какой-нибудь номер просто так. Но всегда на тебя кто-нибудь глазеет и ухмыляется.
Туне смотрела на него не отрываясь.
- Ты не представляешь, как громко я могу крикнуть, - быстро сказал Эрик.
- А ты пробовал?
Он смущенно кивнул, и Туне снова с любопытством уставилась на него.
- Когда это?
- На каникулах в прошлом году. В пансионате. Когда открытку от тебя получил.
- Ну подумаешь - открытка! И всего-то я написала, что живу хорошо.
- Да.
- Я писала ее в кафе. Мы с мамой были в городе и зашли в "Пернилле" выпить кока-колы. Я там и написала. Тогда был четверг.
- А получил я ее в пятницу. Когда увидел, что она лежит на полочке у администратора и она от тебя, я...
- Заорал? - спросила она в восторге.
- Нет, что ты! Там же люди кругом. Я взял лодку, отгреб подальше, так что берега почти не видно стало, и уж тогда...
Он набрал в грудь воздуха, и Туне быстро сказала:
- Давай сейчас крикни! Здесь мы можем орать сколько влезет!
Но он медленно выдохнул. На соседней ветке висели качели, и Эрик встал на них, держась руками за веревки. Туне перелезла и встала рядом. Они стояли, прижавшись друг к другу, качели начали раскачиваться - сначала медленно, потом все быстрей и быстрей. Вокруг все свистело, листья задевали по лицу, и вдруг Эрик открыл рот и закричал. Это был высококачественный крик, начинавшийся где-то в области живота и кончавшийся высоко в небе; безудержный хохот и безоглядное счастье, сливаясь воедино, летели над крышами домов. Казалось, легкие готовы лопнуть от распиравшего их воздуха; Туне и Эрик неслись, тесно-тесно прижавшись, и чувствовали, как их неодолимо тянет вверх, потом на секунду замирали в воздухе и, падая вниз, опять издавали громкий ликующий вопль.
- Боже мой! - простонала женщина, шедшая в магазин, испуганно схватилась за сердце и хотела еще что-то добавить, но в тот же миг раздался новый вопль, еще громче прежнего. Она обернулась к фру Сальвесен, которая убирала с балкона постельное белье.
- С этим нужно кончать!
- Это варварство, - сердито ответила фру Сальвесен, сворачивая простыни и перины вместе. Ей тоже хотелось кричать. Она стояла, зарывшись лицом в белье, белое, чистое, только что выстиранное и ничем не пахнущее, и вдруг вцепилась в перину зубами. Но тут же взяла себя в руки. Пошла в спальню. Ее кровать и кровать мужа стояли вплотную, и это почему-то ее разозлило. "Варварство", - пробормотала она и пнула одну из кроватей с такой силой, что та стала наискосок. Крик доносился даже сюда, и фру Сальвесен резко захлопнула балконную дверь.
Монтер из энергетического управления нерешительно топтался у забора Андерсенов. Из засаленной папки он вытащил какую-то бумагу, сверил запись с фамилией на почтовом ящике и, убедившись, что попал по нужному адресу, двинулся вперед. Потом остановился и недоверчиво взглянул на почтовый ящик еще раз. Осторожно сунул туда палец и, увидев на нем красное пятно, понюхал. "Кровь!" - пробормотал он и зашагал по дорожке. Из дома доносилась тихая песня. Было слышно кудахтанье кур и похрюкивание свиньи, и поскольку сам он родился в деревне, это его немного успокоило. И ослов тут держат, что ли? Короткие скрипящие звуки, слышавшиеся из-за дома, очень напоминали ослиный крик. Монтер ездил туристом на Майорку и слышал там, как кричат ослы. Но, свернув за угол, он, к своему разочарованию, обнаружил, что такие звуки издает старый насос. Какая-то девчонка качала воду. У стены стояла наполовину налитая ванна, и там плескалась маленькая девочка. Она была в одежде и пыталась поймать рыбок, сновавших по ванне, но это ей никак не удавалось.
- Что, малышка, рыбачим? - льстиво сказал монтер, но она не удостоила его вниманием. Быстро подняв руки, девочка шлепнула по воде так, что брызги полетели прямо ему в лицо.
Он поднялся на крыльцо и дернул за шнурок, прицепленный к связке старых бубенчиков, какие подвязывают коровам. Женский голос из-за двери пригласил войти.
В комнате он остановился, удивленно оглядываясь по сторонам. Несомненно, это старая лавка, с полками, прилавком и множеством другого магазинного оборудования вперемешку с обычной мебелью. Старый кассовый аппарат приспособлен для хранения ножей и вилок. Фру Андерсен как раз перетирала ножи и, увидев монтера, бросила их в ящик.
- Я из энергетического управления, - строго сказал монтер. - Пришел отключать свет.
- Очень приятно. Мы вас ждали, - улыбнулась фру Андерсен.
- Ждали? - он был сбит с толку и от растерянности даже забыл снять форменную фуражку. - Что значит - ждали?
- Ну, мы ведь получали от вас эти бумажки.
- Вам было послано три предупреждения!
- Четыре. Четвертое мы получили неделю назад.
- Три! - упрямо сказал монтер. - Мы всегда отключаем после третьего предупреждения. Так что теперь и не думайте просить об отсрочке.
Он положил свою папку на прилавок и вынул бумаги, плоскогубцы и свинцовую пломбу.
- Да не нужно нам никакой отсрочки, миленький! Идемте, я покажу, где щиток. - Она вытерла руки о фартук, собираясь идти в другую комнату.
- Разве вам электричество не нужно? - Ситуация была совершенно непривычная.
- Летом оно ни к чему. Вечера светлые, да и со свечками посидеть тоже приятно.
- А еду детишкам вы на чем будете готовить? Я в саду их видел, - он потрогал форменную куртку - еще не высохла...
- Разведем костер. Мой муж просто обожает костры. Старый любитель природы, понимаете. Он работает по сносу домов, так что дров у нас всегда хватит.
Монтер поморгал. Работало радио, передавали сводку погоды и биржевые новости, и фру Андерсен, решив, что шум раздражает гостя, повернулась, чтобы убавить громкость. Но в этот момент в комнату влетела Малышка, держа в кулаке золотую рыбку.
- Мам, мам, я ее поймала, поймала! - торжествующе кричала она.
- Что ж ты делаешь, она ведь у тебя задохнется, умрет, - фру Андерсен быстро опустила рыбку в алюминиевый кофейник и налила туда воды.
- Ну а теперь беги играй. И скажи Сильви и Рогеру, чтобы разводили костер. Электричество отключают.
В саду раздался радостный вопль. Фру Андерсен снова обернулась к монтеру, но вдруг что-то вспомнила.
- Боже мой, я же ее в кофейник сунула! А вдруг гуща в жабры попадет? Да, кстати, может, вы выпьете чашку кофе перед тем как отключать? Пока плита не остыла?
- Где у вас предохранительный щиток? - сдерживая себя, спросил монтер.
Фру Андерсен открыла дверь в комнату Туне.
- Извините за беспорядок. Когда вы придете в следующий раз...
Он остановил ее:
- Включать будет другой. Я только отключаю, - монтер взялся за коробку с предохранителями.
Собственно говоря, он чувствовал себя обманутым, сбитым с толку. Пятнадцать лет он ходит и отключает свет. Знает наизусть все доводы и мольбы об отсрочке. Одни злятся, это самый легкий случай - тут уж дело идет быстро. Другие ударяются в слезы. А здесь все было не так. Вообще-то монтер собирался дать отсрочку, ибо, в сущности, был добрым человеком. Кроме того, как старый работник он сам установил себе норму - одна отсрочка в день, но фру Андерсен не давала ему проявить доброту.
- Собственно, я не имею на это права, но если вы обещаете заплатить в течение дня, то... - он обернулся, ожидая услышать вздох облегчения, который знал так хорошо и который приводил в хорошее настроение его самого.
- К сожалению, у меня нет ни эре.
- Ну завтра!
- У мужа получка только в пятницу.
Монтер с треском захлопнул крышку щитка.
- Ладно, пусть будет пятница, но только ни днем позже!
Он не мог понять, почему у нее стало такое огорченное лицо.
- Может быть, все-таки можно отключить сегодня?
- Отключить? Вы хотите, чтобы я отключил?
- Ребят не хочется огорчать, - фру Андерсен смотрела виновато, и монтер почувствовал себя совсем нехорошо. - Я обещала им развести костер, а если есть электричество, какой тогда в нем смысл?
- Ну, как хотите! - выдавил он наконец и вывернул пробки.
Радио сразу онемело, и фру Андерсен услышала крик Малышки в саду. Та стояла возле ванны, отчаянно размахивая кофейником.
- Мам, мам, она в горлышке застряла!
Фру Андерсен взяла носик кофейника в рот и дунула. Хлюпнуло, и рыбка снова оказалась в воде, по-прежнему в полном здравии.
Ребятишки уже таскали дрова для костра. Найти дрова было нетрудно: повсюду валялись ветки и доски. Монтер зашагал к калитке. Дойдя до почтового ящика, он внезапно остановился, открыл крышку, заглянул внутрь и заспешил дальше. Было похоже, что он побежал за полицией.
- Туне! - крикнула фру Андерсен, подойдя к дереву и подняв голову. Ответа пе было, только ветки слегка шевельнулись. Она пошла к калитке, открыла почтовый ящик и вынула мертвую курицу. - Ох, бедняжка! - осмотрев курицу, она установила, что раздавлена только голова. Тут же подбежали дети.
- Это Хермансен на нее наехал. Я видел, как он крутил рулем, чтобы попасть, - деловито объяснил Рогер.
- Ну и хорошо, что попал, отцу не придется рубить ей голову. И обед у нас сегодня тоже есть. Туне!
На этот раз фру Андерсен крикнула чуть громче и подняла бюстгальтер, валявшийся под деревом.
Туне и Эрик слезали слегка запыхавшись, одежда их была в беспорядке. Балансируя на ветке, Туне натягивала материну вязаную кофту.
- Ты думаешь, она нас понимает? - Эрик начинал выходить из себя.
- Узнаешь, когда слезешь.
- Ты оставайся здесь. Я поговорю с ней один. Обожди!
Эрик стоял перед фру Андерсен. Та критически разглядывала его.
- Привет! - храбро сказал он.
- Привет.
Он упорно смотрел на мертвую курицу.
- Хорошая погода сегодня. Фру Андерсен кивнула.
- А как там наверху погода? Жарко?
- Да, чертовски жарко. Я побегу, пожалуй. Школа.
- Может, ты сначала умоешься?
- Да, пожалуй, рожу сполоснуть надо...
Она кивнула на бензонасос, и Эрик пошел к нему. Он мыл руки, а фру Андерсен качала воду, причем рассматривала его внимательно, изучающе, но без неприязни.
- Лицо тоже вымой!
Эрик послушно вымыл лицо, но, когда полез в карман за носовым платком, она протянула бюстгальтер. Красный как рак, он принялся им вытираться.
- Ты ее любишь?
- Да, - со всхлипом выдавил он и повернулся было бежать, но фру Андерсен знаком велела ему взяться за насос. Эрик с бешеной энергией качал воду, пока она стирала бюстгальтер.
- А она тебя?
- Да! - он сказал это твердо и решительно, но потом уже не так уверенно добавил: - Мне кажется.
- Ну а теперь беги. Приходи к обеду, если хочешь. Мы зажарим курицу!
- Спасибо большое!
Фру Андерсен усмехнулась, глядя ему вслед, но помрачнела, когда с дерева слезла дочь.
Туне стояла возле курицы, ковыряя носком туфли землю, пока мать вешала сушиться бюстгальтер.
- Сколько раз я тебя просила не трогать мои вещи!
Туне кинулась к матери; они стояли обнявшись, и мать покачивала ее в своих объятиях. Эх, молодость, молодость!
Потом фру Андерсен уселась и принялась ощипывать курицу.
- Кстати, мне не нравится, что вы там наверху возитесь. Свалитесь и шею себе свернете.
- А где же нам еще? - Туне села рядом с ней. - Ведь детвора кругом, не повернешься.
- Постыдились бы так говорить, - фру Андерсен смотрела на детей, таскавших дрова. - У нас такой чудесный сад! Подумай только, у других ведь этого нет, вместо сада - газончик. Бедняги!
Она бросила взгляд на ясень, в ветвях которого еле виднелся гамак, качавшийся на ветру.
- Во всяком случае, в наше время мы жили на земле.
- Ты и отец?
- Да, мы с отцом.
- Расскажи, как ты его встретила. В первый раз. Фру Андерсен кивнула головой на автомобиль.
- В машине... - разочарованно протянула Туне.
- Да нет, просто возле дороги. Я ехала на велосипеде и проколола шину.
Фру Андерсен задумалась, погрузившись в воспоминания.
- Ну вот, сидела я у дороги, рвала цветы и ждала, когда кто-нибудь поедет мимо.
- И приехал отец?
- Да. В машине. Она тогда была красивая. Блестела вовсю.
- Папа тебе и починил велосипед?
- Нет, - задумчиво улыбнулась она. - Мы там пробыли ночь, а утром, когда встало солнце, закинул велосипед на заднее сиденье. И мы поехали домой.
- Сюда?
- Да. Он купил эту лавку у какого-то разорившегося торговца, почти даром, потому что в то время никто не хотел жить за городом. Ты не представляешь, чего в этой лавке только не было! Ткани какие-то, фарфор, печенье и консервы. И пиво. Масса пива. Мы целый год жили припеваючи.
- Почему же вы не поженились?
- Супружество - серьезное дело, Туне. И почти всегда кончается разводом и всякими пакостями.
- Но ведь не все же разводятся?
- Нет, - фру Андерсен посмотрела на двух женщин, проходивших мимо. - Нет, не все. И часто это самое скверное. Тянут лямку, грызут друг друга и считают, что делают добро своим детям. Просто больно смотреть. А не поженись они...
- Нет, те, кто любит друг друга, должны жениться, - упрямо заявила Туне.
- Кто это тебе сказал?
- Эрик.
- А ты не слушай мальчишек. Кстати, что он имел в виду? Он посватался?
- Что ты!
- Этого еще не хватало, - фру Андерсен явно стало легче на душе. Она принялась за костер. Над садом потянулся дым. Тут же с улицы набежали дети, одетые по-праздничному, будто на демонстрацию 17 мая, и расхватали куриные перья.
- Боже мой, до чего вы все нарядные! - сказала фру Андерсен.
- Мы идем на открытие детской площадки, - закричали наперебой ребята. - У нас будет оркестр! Самый настоящий, духовой!
- А моя сестренка будет разрезать ленту! - гордо сказал один из мальчишек.
- Врешь, просто ножницы держать будет!
- Давайте-ка идите отсюда. Что вам родители скажут, если вы все тут перемажетесь!
Ребята еще немножко повозились, поскольку разделить куриные перья без драки было трудно, потом ринулись за ворота.
Хотя Хермансен и считался председателем комиссии по детской площадке, движущей силой тут была фру Сальвесен. Мысль о том, что сад Андерсенов стал постоянным пристанищем всех детей поселка, не давала ей покоя.
Сначала Хермансен и другие члены правления относились к строительству площадки весьма скептически. И без того хватало забот: гаражи, ограда вдоль газонов, коллективные антенны... Но фру Сальвесен упорно стояла на своем. Она любила детей. Собственно говоря, именно любовью к детям и объяснялось то, что у нее самой детей не было.
- Нам нужно сначала расплатиться с долгами, - говорила она всякий раз, когда Сальвесен заводил речь о ребенке. - Я желаю своим детям добра и не хочу, чтобы они росли в условиях недостаточно прочной экономической базы. Они должны чувствовать себя желанными.
Она работала в банке, в отделе учета векселей, пока ей не стукнуло тридцать четыре. Тогда и встретился Сальвесен. Она любила ходить в театр и на концерты. Любила ездить за город, одна или с подругой, хотя предпочитала ездить одна. Именно это и подействовало на Сальвесена, человека мягкого и добродушного, большого любителя природы, втайне мечтавшего о белом домике на берегу фьорда, загорелых детишках, резвящихся на пляже, и о жене, ожидающей его на мостках, чтобы приветливо махнуть рукой, когда он подплывет на лодке с хорошим уловом макрели. Из всего этого у него не было ничего. Зато был красивый стандартный дом, участок в 400 квадратных метров с декоративными многолетниками и живой изгородью. Мебель, телевизор, холодильник и жаровня, за которые каждый месяц надо платить рассрочку. И жена. А детей, с которыми он ходил бы в походы, не было. И не потому, что он не был способен иметь детей, кажется, такие способности были, хотя и не до конца проверенные.
- Боюсь мы и не сумеем никого завести, даже когда надумаем, - говорил он в минуты уныния. - Скоро будет поздно! - Все время нужно было доставать все новые и новые вещи, все время платить рассрочку.
- Зачем ты меня обижаешь? К чему все время напоминать мне о моем возрасте? - отвечала жена.
Сначала фру Сальвесен тосковала по работе, ибо была очень деятельной и энергичной. Но когда ее выбрали секретарем правления кооператива, свободного времени не стало. Она нашла применение своей энергии.
А детская площадка была ее гордостью. Работа шла целых два месяца. Фру Сальвесен добилась того, чтобы под площадку дали участок, отведенный для постройки клуба. "Для детей ничего не жаль!" - говорила она. Практически дело было решено с того момента, когда удалось заручиться поддержкой Хермансена.
И вот теперь детская площадка готова. Кусты и деревья выкорчевали, оставили только две сосны, чтобы детям было где полазать. Все очень красиво спланировано, кругом асфальт, гравий, по углам - четыре песочницы. Довольно дорого обошлось оборудование, кроме того, большие деньги вложены в саму изгородь - с прочной металлической сеткой, красивыми воротами и деревянной доской, на которой было вырезано "Волшебный двор" - название площадки. Фру Сальвесен очень хотелось, чтобы над воротами висел еще и лозунг: "Игра дает здоровье и чувство единства", - но эту идею комиссия, к сожалению, не поддержала. Хермансен вполне справедливо указал в этой связи, что площадка рассчитана на малолетних, не умеющих читать.